Если спросить, почему Хван Хёнджин любит музыку так сильно, он не ответит. Потому что причин чересчур много. Потому что она спасает, когда на душе даже не просто плохо, на неё будто разлили дёготь, и кажется, что Хёнджина ещё глубже толкают в него так, что эта густая субстанция проникает в лёгкие через нос и рот, забивает дыхательные пути и не даёт выбраться наружу. Потому что она заставляет даже самый ясный день стать в сотни раз ярче, будто подзаряжает солнце своей нескончаемой и живительной энергией. Потому что она делает всё вокруг пусть и чуточку, но проще.
Музыка наполняет каждый его день эмоциями так, что чувства проливаются наружу через края, выражаясь в улыбке, ласково прищуренных глазах и какой-то быстро брошенной фразой, которая может дать семя чего-то хорошего в сердцах других людей. Поэтому, наверное, его любят все, кто с ним знаком хоть мельком, потому что он пробуждает в глубинах душ семя чего-то необъяснимого, но приятного и тёплого. Того, что называется счастьем. Пусть и мимолётным, но счастьем.
У него есть музыка. А ещё у него есть Бан Чан. Он её создаёт.
Не верится, что под пальцами одного человека может рождаться что-то красивое и идеальное. Не верится, что человек может сделать что-то, что имеет невероятное и необъяснимое влияние на душу другого. Но верится, если этот человек — Бан Чан.
Бан Чан сам по себе будто сошедший со страниц истории о каком-то идеальном человеке. Он волшебник, чей голос может пробираться в глубины сознания и мифически всё чинить, возвращать всё на своё место, чьи пальцы, бегая по гитарным струнам и меняя аккорды, могут рождать целый новый мир, в котором всё хорошо.
Каждый раз, когда Хёнджин слушал песни Чана, внутри него частички чего-то развалившегося из-за реальности собирались воедино. Он, когда-то разбитый, собирался по кусочкам, заново возрождая в себе любовь.
Бан Чан, кажется, до ужаса идеален, и это даже иногда пугает, пока он не уронит случайно что-нибудь, внезапно задумываясь о чём-то посреди процесса. У него мягкие кудрявые волосы, осветлённые совсем недавно Феликсом, которые он иногда пытается собрать в забавный хвостик на макушке (и выглядит он при этом как самый милый на свете ребёнок). У него пухлые идеальные губы, выглядящие как восьмое чудо света когда он улыбается, большой нос, чьи крылья забавно расширяются, когда он злиться пытается (он этого не умеет совершенно), длинные жилистые руки, до безумия тёплые и мягкие. И восхитительные пальцы с мозолями, натёртыми из-за постоянной игры на гитаре. Всё на свете имеет свои пределы, кроме его невероятной красоты.
Хёнджину постоянно говорят, что он красив как ангел, спустившийся с небес чтобы показать, что такое красота. Однако он-то знает, кто на самом деле красив как сотни, — нет, тысячи, — таких ангелов.
За окном улица постепенно погружается в темноту, небо синеет и становится цвета насыщенного индиго. Через открытую форточку в комнату проникают звуки, напоминающие о том, что есть жизнь где-то за пределами этих стен. Это крики детей, играющих на детской площадке почти прямо под окном, голоса проходящих по тротуару у дома людей, проезжающие машины и, порой, мирный ход поездов, потому что живут они недалеко от железной дороги.
Хёнджин валяется на кровати, рядом лежит учебник, в который вложены бумаги с различными пометками, а карандаш, которым эти пометки и создавались, укатился куда-то за кровать, значит, придётся скоро доставать. Одеяло сбито куда-то в ноги, край его спускается на пол. Хёнджин листает ленту соцсети, иногда останавливаясь, чтобы прочитать красивую цитату на какой-то картинке или поставить лайк под новой фотографией друга. Он бессмысленно бороздит просторы интернета, потому что учёба уже засела в печёнках и хочется от неё отвлечься хоть на некоторое время.
Бан Чан сидит в метре, на его коленях гитара, прижатая к животу, в руках его карандаш, а перед лицом — экран ноутбука со строчками песни и подписанными над ними английскими буквами, а также странными схемами, которые вроде как должны показывать положение пальцев на струнах и в которых Хёнджин совершенно не разбирается. Знает, что такое аккорд С и хватит с него, не хочет он знать что такое «лады», «табулатура», «аппликатура»…
— Чёрт, не тот септаккорд, — бормочет Чан себе под нос, снова проигрывая мелодию.
…и что такое «септаккорд» он тоже не сильно хочет знать. Вернее, что такое «аккорд» он знает, но что за зверь такой таинственный с приставкой, наверное, «септ-» он даже не догадывается.
Чан услышал песню полчаса назад по радио и решил выучить, как её играть, поэтому переписывает себе на отдельный листок текст с аккордами, чтобы лишний раз не лезть в интернет. Такие листы у них лежат где угодно — один раз Хёнджин нашёл такой с Эдом Шираном в ящике с носками, чему был очень удивлён. Вообще есть у Чана тетрадь-песенник, где такие должны, вроде как, храниться, но это не мешает им появляться в разных частях квартиры.
Хёнджин отвлекается от телефона и смотрит на Кристофера. Он сидит немного напряжённо, левая рука лежит на грифе и зажимает нужные аккорды, правая рука перемещается от листа с записями на струны, оттуда на мышь, чтобы промотать веб-страницу, после опять сделать запись. Левая нога закинута на правую и это, вроде как, должно быть не особо удобно с инструментом на коленях, но Чан не жалуется, просто мотает иногда стопой в воздухе, запоминая ритм.
«Lucky to have stayed where we have stayed» — напевает он, и Хёнджин улыбается, потому что песню эту он знает давно и не понимает, почему Чан её не слышал до сегодняшнего дня.
Хёнджин откладывает мобильник туда же, где лежит учебник, и всем телом поворачивается к своему парню, который наполняет воздух красивыми мелодиями, голосом и изредка недовольным бормотанием.
Когда в песне начинается последний момент, Чан быстро привыкает к простеньким аккордам, поэтому быстро заканчивает писать и проигрывает последний куплет, напевая под нос ненавязчивую мелодию. Хёнджин присоединяется к нему, потому что знает песню наизусть.
Крис улыбается, когда заканчивает разучивать песню, после чего подвигает листок с аккордами ближе и начинает заново и уже без остановок на запись, как можно быстрее подстраиваясь под ритм и скорость песни. Он читает текст с листа, пальцами перебирая струны, а Хёнджин на кровати поёт по памяти, однако ни разу не сбиваясь.
Они поют по партиям оригинальных исполнителей, и Хёнджин благородно отдаёт Чану слова, в оригинале поющиеся мужским голосом, а сам поёт строки девушки (он не помнит как её зовут, к сожалению). На лицах у них глупые улыбки, а в душе всё расцветает и верится в самое лучшее. Когда они заканчивают, то начинают смеяться, и Хёнджин думает, что это один из тех моментов, которые должны остаться в памяти навсегда.
Хёнджин встаёт и в полшага преодолевает расстояние между кроватью и рабочим местом Криса. Он наблюдает над тем, как красиво свет фонаря падает на половину лица, пока вторая находится в тени, и вновь потрясается тому, какое же Бан Чан на самом деле сокровище.
— Отложим это на пару минут, — говорит Хван и забирает из рук самого чудесного человека на свете гитару, после чего укладывает её на кровать туда, где только что лежал он сам.
Хёнджин возвращается к Чану и присаживается на его бёдра. Под его ладонями грудь Криса, она по-родному тёплая и вздымается настолько медленно, что Хёнджин даже замирает, чтобы прочувствовать момент. Они смотрят в глаза друг друга.
— Lucky I’m in love with my best friend, — напевает Чан и прижимается к губам Хёнджина, при этом улыбаясь.
Хёнджин отвечает и чувствует, как руки, те руки, которых, вероятно, безумно хотели бы написать Рафаэль и Микеланджело, ползут под домашнюю футболку. Они горячие, особенно жёсткие мозолистые кончики пальцев, что буквально несколько мгновений назад сжимали металлические струны, от чего холодная кожа покрывается мурашками. Хёнджин податливо раскрывает губы перед Чаном и тянется навстречу, чтобы грудь к груди, живот к животу и пах к паху. Скользкий язык Криса проскальзывает в рот Хёнджина и он не сдерживает тихий стон.
Хёнджин думает, что Бан Чан и правда идеальный парень: он красивый, заботливый, нежный и всегда идёт на компромисс. Он даже доставучим бывает настолько редко, что такие моменты можно по пальцам пересчитать. Хёнджин знает, как ему с ним повезло, и не верит своему счастью. Потому что это счастье заключается в том, что он делит жизнь с Чаном, делит постель с Чаном и тот наполняет каждый его день новыми красками, делая её разноцветной и ни на что не похожей.
Если спросить, почему Хван Хёнджин любит музыку так сильно, он не ответит. Потому что причин через чур много. Тоже самое и с Кристофером Баном. Нельзя выделить в нём что-то одно, потому что в нём всё слишком прекрасное, всё через край и за горизонт.