***

 Минхо терпеть себя не может. Он понимает, что то, что он делает — отвратительно, но не может прекратить бояться, что если всё пойдёт по тому сценарию, который предпочёл бы его разум, всё рухнет в бездну, из которой он так долго выбирался.

Как жаль, что Минхо слушает своё сердце. Своё эгоистичное, безнравственное и бесчувственное сердце.

Иногда он плачет, находясь под душем. Сбивает костяшки в кровь, методично избивая стену под аккомпанемент собственных яростных криков, чтобы потом лежать на полу, глядя в потолок заплаканными глазами, но только когда Феликса нет рядом. Потому что для Феликса он — ничего незамечающий, очень глупый и очень влюблённый Ли Минхо, каким он был всегда до того момента, как в прошлом месяце они познакомились с Хван Хёнджином, причиной грустных взглядов Феликса и пластырей на руках Минхо.

С Феликсом они уже полгода, и Минхо готов повторять, что Феликс — самый лучший человек во всей вселенной, которого он любит каждой частичкой своего естества. Минхо хочет всегда находится рядом, чтобы защитить, чтобы дарить тепло и заботу. Но почему же этого недостаточно для того, чтобы Феликс любил его в ответ настолько, чтобы не перевести внимание на другого, как только он появился на пороге дома Джисона?

Минхо всё видит. Он замечает каждый взгляд, направленный в сторону Хёнджина, каждое сказанное невпопад слово, каждое движение Феликса. И всё равно продолжает держать Феликса рядом, смотря на него обожающими щенячьи ми глазками, только чтобы тот оставался с ним из-за стыда, чувства обязанности… да чего угодно.

Минхо отвратителен и понимает это лучше, чем кто-либо другой.

— Ты долго ещё будешь продолжать этот цирк? — спрашивает у него Чанбин, сидящий перед ним за столиком в баре. — Оставь ребёнка в покое, ты нездорово себя ведёшь.

Минхо смотрит тупым взглядом в столешницу, вертит стакан с ромом в руках и мысленно соглашается со всем, что говорит ему Чанбин. Но он всё ещё остаётся безнадёжным эгоистичным куском дерьма, который встречает Феликса после универа вкусным ужином, тёплой улыбкой, полной слепого обожания, и поцелуем в щёку.

— Ты, блять, мой лучший друг, но я не хочу продолжать контакт с таким долбоёбом, — говорит Чанбин, взяв Минхо за воротник рубашки и прижимая его к стене на кухне. — Прекращай уже это, ты вредишь всем, особенно, блять, Феликсу.

Феликс любит Хёнджина, Хёнджин любит Феликса, и Минхо в этом уравнении лишний. Тот самый элемент, от которого следует избавиться, выкинуть в мир одиночества. Он тут только потому, что встретил Ёнбока раньше, и у того была хоть какая-то влюблённость. Лучше бы отпустить уже, навсегда оставить Феликса и Хёнджина вместе, как в правильной истории, в которой мозг у Минхо превалирует над сердцем.

Удар прилетает неожиданно. Просто вдруг левую скулу прожигает такой болью, будто в неё врезалось что-то массой несколько тонн. А на самом деле это с громким треском лопается терпение Чанбина, который был невольным наблюдателем во всей этой истории. Минхо ударяется затылком о стену, Чанбин отпускает его, и он медленно сползает на пол, в миг обессилев.

 — Сегодня ты прекращаешь всё это, — Чанбин говорит громко, вкладывая силу в каждое слово. Его хриплым голосом это звучит ещё более внушительно. Минхо смотрит на него снизу вверх и замечает, как у того губы сжимаются в тонкую линию. — Или это прекращаю я. Помни, что во втором случае тебе будет в сотни раз больнее.

В уголках глаз у Чанбина собираются слёзы, но он их смаргивает, как будто хочет, чтобы Минхо ничего не видел. Но он всегда был наблюдательным, он видит всё.

Чанбин уходит, оставляя после себя боль и физическую, и ментальную.

Минхо поднимается с пола через пятнадцать минут. Он в полной тишине убирает со стола бутылки пива и моет посуду. Вместе с водой, уходящей в канализационные трубы, тело и разум Минхо покидает всё, на чём он держался последний месяц.

Он всегда был один, и Феликс был тем, кто вытащил его. Теперь, по прошествии полугода, у Минхо есть ещё люди, которые всегда будут рядом.

Феликс возвращается домой двумя часами позже. Там его больше ничего не ждёт, кроме сквозняка и листка на кухонном столе, на котором написано только:

«Делай то. что считаешь нужным. Иди к Хёнджину. Забудь меня.


М.»

Когда Чанбин открывает Минхо дверь, у того за спиной чемодан с вещами, бутылка вина и улыбка на лице, на котором ярким цветком распускается синяк. У Чанбина лицо опухшее из-за слёз.

Минхо всё понимает без слов. Он перестаёт улыбаться, вместо этого протягивая Чанбину руку.

— Чанбин-а, — говорит Минхо. — Научи меня вновь любить по-настоящему. Как это делаешь ты.