– Ты зря, – Хайзенберг снова взмахнул свободной рукой, на этот раз в сторону люка. – Лучше не проверять, что там внизу.
Из-под пола, словно по команде, послышался рев бензопилы. Источник шума охотно соглашался, что слова его полоумного создателя – чистая правда. Хайзенберг скривился.
Итан тоже.
Но задумался. Этот стремный мудак, отличавшийся от бродивших по улицам мутантов разве что относительно чистой одеждой и степенью разложения, был первым, кто предложил сделку. Пусть мерзкую и бесчестную, пусть запоздалую – но сделку!
Сделку, которой можно подыграть.
Вместе уничтожить Миранду, а потом, когда дочь окажется в безопасности – избавиться и от этого урода. А пока пусть думает, что они на одной стороне.
Ради Розы на это можно пойти.
Она ведь рядом. Она близко. Она нуждается в нем, и если он может прийти к ней раньше – он придет. Он не станет тратить время на то, что едет по конвейеру за стеной и рычит под полом, и если для этого придется переступить через себя – пусть.
– Да, – выдохнул Итан. Внутри что-то оборвалось.
Это все ради Розы. Только ради нее.
– Я не слышу.
Под полом снова завели бензопилу. Итан пожалел, что не может вцепиться обеими руками в держащую его руку и заорал, перекрывая шум:
– Да! Да! Я согласен!
Хайзенберг расплылся в улыбке:
– А ты не разочаровал меня, Итан Уинтерс. Как замечательно, что люди всегда могут договориться.
Итан закрыл глаза. Роза…
***
Разумеется, позволить этому ублюдку использовать Розу как оружие он не мог. Да и смысла в этом, как оказалось, не было никакого. Он сам справился. Сам, без Розы и уж тем более без бесполезного Хайзенберга – этот горе-повстанец вообще неизвестно где прохлаждался, пока Итан купался в липкой жиже, а сумасшедшая Матерь Миранда ловила пули одну за другой.
Теперь от этой суки действительно остался один порошок. А Роза…
Роза лежала у него на руках и безмятежно гулила. Теплая. Живая. Его маленькая и невероятно сильная девочка, которая пережила ужас и дождалась.
Для нее все только начинается, и теперь она будет жить, как нормальный, счастливый ребенок. Как счастливая девочка, которая…
Итан надеялся, что ей никогда не расскажут, что ее мать убили, а отец рассыпался в прах.
– Похоже, все кончено и для меня…
Крис еще возмущался, пытался увести его, говорил что-то про бомбу… Про Мию – про то, что она жива. По-настоящему жива.
После этого смысла бороться не было. Те дни – часы? – что он провел бы рядом с дочерью до своей смерти больше не имели для нее значения. Если он уйдет, Роза не останется одна в этом страшном мире. У Розы есть мама. Она и Крис вместе позаботятся о ее будущем. Они задержатся на этом свете дольше, чем может Итан.
Все будет хорошо.
Времени оставалось все меньше – ноги подкосились, и Итан едва не рухнул вместе с Розой на обледеневшую землю. Крис успел поймать обоих. Попытался уволочь их к вертолету до того, как разумный грибок преградит дорогу домой.
Не смог.
Итан смотрел на укрытую курткой дочь сквозь щель в черных корнях и сжимал в руке взрывчатку. Он сам выбрал этот путь. Розе не будет больно, если он уйдет прямо сейчас. Она его не запомнит, а он ее не успеет забыть.
Герой, который ищет свою дочь… Он нашел ее, и сразу же потерял. И Мию потерял. И себя тоже.
Эвелина была права. Итан давно умер, а он – всего лишь плесень, слепленная в подобие человека. Там, в болотах Луизианы – там для настоящего Итана все закончилось.
Двигаться становилось тяжелее, но он упрямо брел вглубь деревни. Сгорбленный, с трудом переставляющий ноги, жалкий – ничего, слабое, разваливающееся тело не сможет остановить его. Он справится. В последний раз! Он не оставит ни камня от этой проклятой деревни. Он размажет этот мерзкий пульсирующий комок, похожего то ли на глаз, то ли на сердце, принесший столько страданий тем, кто… Да всем! Всем вокруг – даже тем, кто с этим говном вообще никак связан не был! Разве Роза была хоть в чем-то виновата? Разве Мия заслужила это? Разве он сам недостаточно пережил?
Разве те, по чьим трупам он прошел, хотели становиться монстрами?
Итан рухнул на колени.
Пусть все горит.
А этот чертов революционер Хайзенберг, сделавший все чужими руками… Он, кажется, боялся смерти?
– Хер тебе, мудак сраный…
***
Больно не было. Страшно, кажется, тоже. Итан вообще давно не чувствовал себя настолько умиротворенным.
Ад оказался достаточно уютным местом, без сковородок, вил и чертей. Только где-то раздавалось приглушенное жужжание. Итан, лежа в темноте, прислушивался к этому далекому звуку и старался ни о чем не думать.
Но Роза…
Вдруг совсем близко что-то зазвенело, раздался скрежет. Итан зажмурился.
– Если таракану голову оторвать, то он еще неделю бегать будет. А ты, Итан?
В этом аду не было чертей, а Хайзенберг был. И орал он так же громко и эмоционально, как во времена своего существования на бренной земле. Но там он перекрикивал свою фабрику, а тут? Сам себя?
– Роза…
– Ну что ты заладил – Роза-Роза? Дома твоя Роза, – Итану показалось, или в голосе промелькнула какая-то тоскливая нотка? Откуда? – Ты сам ее отдал.
Да, точно. Сам. Отдал Крису, потому что Мия осталась жива, мегамицелий разрастался, а он, Итан, разваливался на куски прямо у себя на глазах…
Стоп, а взрывчатка? Не сработала? Если он и Хайзенберг все еще живы – живы ли? – то мегамицелий тоже?
Во рту внезапно стало сухо, как в пустыне.
Этого не может быть.
– Что произошло?
Снова заскрежетал металл, а через секунду Итану показалось, что кровать в ногах прогнулась сильнее.
– Я смотрю, память все-таки отшибло, – вкрадчиво начал Хайзенберг. На удивление тихо, но тон Итану все равно не понравился. Какой-то слишком слащавый. Не разговаривает так мужчина с мужчиной. То есть, разговаривает, конечно, но… – Ты отдал ребенка. Потом был взрыв. Рвануло мощно, я давно такой красоты не видел. От этой дыры дыра и осталась. Но от тебя я собрал все, что смог найти.
От этого полного энтузиазма голоса тянуло блевать. Надо же, гордится тем, что собрал все, что смог! Лучше бы не смог. Итан уткнулся в подушку. Ну почему, почему они просто не умерли? Зачем все это? Хайзенберг уже успел наклепать на своей чертовой фабрике херову тучу киборгов – и ему было мало? Зачем он сам выжил и еще что-то из ошметков Итана собрал? Не наигрался?
Мертвое должно оставаться мертвым.
– Теперь во мне тонна железяк, да?
– Видишь ли, я не успел, – чуть обиженно пробормотал Хайзенберг. – Ты сам сползся. Я даже не ожидал, что тебе после такого помощь не понадобится. Посмотри на меня. Что ты такое, Итан?
Итан проклял тот день, когда Хайзенберг узнал его имя. Так противно произносить одно-единственное слово нужно еще умудриться. А Хайзенберг, безусловно, оказался талантлив не только в инженерии, но и в этом. Его-то самого вообще как зовут?
На грудь опустилась тяжела ладонь. Боже…
– Лучше бы ты на мои вопросы отвечал, Итан, – Хайзенберг, словно издеваясь, выделил последнее слово. Его имя. Сука. – Но если тебе так интересно – меня зовут Карл. Еще вопросы?
– Да. Только ручонки свои убери, – Итан поежился, облизнул губы. Такой тесный контакт с выродком, не так давно пытавшимся его убить, приятным назвать было сложно. А вопросов к нему действительно накопилась масса. Но главный был один. – Какого хера ты не сдох – раз. Какого хера ты полез собирать меня – два. Почему разбирался с этой сучарой я один – три, – он понял, что задыхается. Только не сейчас! – Мне продолжать?
– Нет…
Кровать спружинила, что-то звякнуло, раздались и затихли шаги.
Итан остался один.
Глубоко вдохнул.
Трус.