моя муза — существо

волны неспешно омывали оголённые ноги мужчины, который шёл с намерением вступить в морскую глубь. лучи закатного солнца в последний раз дарили свои объятия, оставляя красные следы на лице, оставались цветными бликами на спокойном зеркале воды, которая уже покрыла колени, этом впервые безоблачном небе. это стало привычным ритуалом после встречи с его музой.

вдали послышалось глухое пение китов. мужчина знает, что его муза скоро придёт. его вновь окутает вдохновение, разобьёт его, как эта волна разбилась о скалу, и принесёт за собой шедевр, кой не был достоин быть материальным, шедевр, которому нужно оставаться неосязаемым. быть на духовном уровне, ощущаться лишь душой, проживаться лишь однажды, ежесекундно, но его произведение искусства всегда было против правил. оно писало их само, вставало у него перед глазами, на невысоком куске скалы, что отломился когда-то давно и стал частью водного дна. его почему-то ставшее ощутимым руками, лицом, телом, его тёплое, приятное вдохновение влюблённо произносило эту заученную фразу каждый раз:

— я скучал по тебе, моракс.

***

моракс был странствующим писателем, отшельником, что гулял по берегам озёр и иссушенных рек, ночевал в старых палатках, оставленных прошлыми путешественниками, а то и вовсе тратил своё время отведённое на сон за временно пустым листом бумаги, возбуждённый по-творчески, душой, этим бескрайним звёздным небом. любовался заплутавшими зверьками, похожими на лисят, прикармливал зимородков; последние стали невольными компаньонами и свидетелями рождения очередного рассказа, но в этот раз стоит уточнить, что это было продолжение. моракс, носивший псевдоним для своих рассказов, краткое "чжун ли", никак не мог продолжить свой роман.

он долго вглядывался в название, которое было несколько раз перечёркнуто и написано заново, вглядывался ещё, на сильнее затёртое чернилами словосочетание, но написанное в другой формулировке. наброшенные абзацы содержали в себе сокращённые до согласной буквы слова, видимо, творец не хотел упустить мысль, скорее садясь к ней на хвост. смотрел на оставленные чуть ниже середины три звёздочки. буравил тяжёлым взглядом растрёпанное перо в своей правой руке. зимородок на плече нетерпеливо прыгал из стороны в сторону, не издавая ни звука. моракс аккуратно повернул к нему голову, птица любопытно взглянула в янтарный глаз, немо задавая "ну что, есть идея?" как же жалко было огорчать маленького приятеля отрицательным ответом, поэтому тот лишь устало выдохнул, закрывая обеими руками свой потрёпанный за долгие путешествия черновик. из него торчало куча закладок-гербария. он собирал каждый цветок, что встречался на пути, по значению откладывая на каждую рукопись. например, циньсинь означал что-то своё, яркий бутон шелковицы противоположно другое. а для своего так и нерождённого романа мужчина встретил редкой красоты цветок. от местных жителей деревни цинцэ, где и был найден небесный цвет, он узнал название. глазурная лилия. в тот момент моракс подумал, что оно очень точно описывает это растение. по легенде, такого цвета были глаза у богини пыли - гуй чжун, необычайно доброй и мудрой девушки. он чётко запомнил описанный пожилой женщиной образ той самой гуй чжун, детально воссоздал его у себя в голове, иногда даже спешно прося приостановить свой рассказ, дабы писатель смог запечатлеть свой проблеск вдохновения на последней открытой странице. мягкие волосы, в коих хотелось зарыться рукой, большие небесные глаза от вида которых теряешься в чувствах... да, определённо, такой должна быть его героиня.

моракс встал с камня, не нарочно этим действием согнав зимородка, что сделал оборот вокруг горе-творца и уселся на поржавевший выступ палатки. попрощался кратким чириком, ему в ответ - слегка грустная улыбка. походная сумка с письменными принадлежностями, черновиком с гербарием и той самой глазурной лилией была закинута на плечо, слегка сминая под собой широкую серую рубашку. взгляд очертил гавань ли юэ, родное и любимое место мужчины. он прожил в этом дорогом его сердцу месте порядка двадцати лет, может, чуть больше на годик-два, целиком отдавался работе в похоронном бюро, пока не решил, что для него эта рутина слишком губительна. пройдёт жизнь, - мгновение, - и всё. надо было оставить след, надо было показать, что был такой некий моракс, что однажды умер, но оставил после себя что-то значительное. своего дела ему не удалось открыть, потому что не лежала душа, завести детей, чтобы они что-то смогли сделать вместо него, гордо нося его фамилию, не удалось в том числе. да и подло это, думал в то время ещё юноша, оставлять такую ответственность на собственных чад. ну и впрочем детей у него быть не могло...

вот уже лет десять, может, пятнадцать, моракс скрывается за своим новым именем. путешествия давали свои плоды: люди каждый год окунались в разные истории под авторством некого чжун ли, тут и там заядлые и новоиспечённые читатели интересовались у библиотекарей об одолжении или покупке книги с определённым названием и писателем. моракс ловил хвалебные слова, читал развешанные новости на стенде около гавани о том, что было произведено поступление его книг. тот не был горд за себя, не был разочарован. ему было лишь приятно, что его помнят. он начал постепенно исполнять свою ставшей недавней мечту.

***

мокрый песок прилипал к оголённым ступням. обувь мужчина нёс в руке, почти незаметно размахивая ею в воздухе. отмель яогуан встречала писателя невообразимыми пейзажами водной глади, совсем неподалёку, даже и не близко к горизонту, торчащими каменными копьями-горами, редкими златыми кронами искривлённых деревьев. моракс даже встал на месте, дабы запечатлеть этот момент в памяти. может воспользуется этим пейзажем в своём романе. романе...

— когда же ты соизволишь посетить меня ещё раз, о моя дорогая муза, — он вполголоса взмолился, с закрытыми глазами поднял лицо к небу, вдохнул морской воздух, ещё раз, наконец насытился, выдохнул. — такую желанную гостью я готов принимать в свою душу каждый день, если понадобится, то и ночь.

творец начал свой путь с закрытыми глазами по берегу. вслушивался в шум воды, шелест деревьев, что возвышались над ним, раскидывая крону прямиком с обрыва, причитая себе под нос только громче:

— когда же ты закружишь меня в своём танце, очаруешь, окунёшь в этот омут длинных строк...

пришлось открыть глаза, хотя моракс прекрасно знал, куда он идёт. эта живописная местность неподалёку от его дома знакома, эта местность стала для него родной. он приходил сюда крайне редко, потому что знал, что именно здесь ему приходят заключительные, самые красочные мысли, здесь он оканчивал свои грандиозные шедевры, что собирали тонну оваций, восхищённых возгласов и слёз на внезапной смерти полюбившегося читателю героя. он не хотел, чтобы это место стало обычным.

писатель никогда не приходил сюда на начале своих произведений. сегодня было исключение. возможно, зря, на долю секунды мелькнуло в голове. но кто знает, что может принести этот день? муза чертовка. невероятно прекрасна в своём злодеянии, знает, что желанна многими, но не к каждому приходит, сколько бы ты её ни звал. настигнет внезапно, обнимет обязательно тогда, когда ты не ждёшь, обязательно со спины, чтобы суметь закрыть глаза своими мягкими ладошками, и ты чувствуешь, как у тебя за спиной вырастают метафорические крылья, обращаются твоими руками и начинают писать, писать, писать, пока муза что-то лепечет тебе на ухо. мнишь каждому слову...

взор зацепил неизвестную человеческую фигуру на возвышающимся над водой камнем. у этой фигуры был некий длинный отросток, видимо, хвост с двумя плавниками, что облегали по бокам сверкающее тёмной бирюзой из-за нестёкшей до конца морской воды общее тело. лучи солнца больше разжигали костёр рыжих волос, что слегка вились на кончиках по мере высыхания, причудливо застывали. меж костра, прямо из лба, возвышался длинный кручёный рог, блестящий, красивый, манящий прикоснуться к себе.

моракс окаменел, врос в этот мокрый песок. вот она, муза. как всегда внезапна, как всегда прекрасна, любимая и желанная. мужчина судорожно заморгал, сразу же хватаясь за свой походный рюкзак, чтобы достать оттуда черновик и начать рассказывать листу, что он сейчас ощутил. невероятное чувство, которого не было так давно, окрыляющее, дающее глоток воды в жаркий день. кончик пера опускался в чернильницу, перо опускалось на новый открытый лист, черновик лежал на коленках. мужчина застыл в лице, хмуря свои широкие брови, даже не подавал улыбки, носом водя по воздуху вверх-вниз, всматривался в это чудо, его материализовавшуюся музу, в кою он влюбился, стараясь между случайно оставленных клякс более точно запечатлеть увиденное, но боялся, сильно боялся, что просто слов не хватит. нужно вырвать взбунтовавшееся сердце, положить его на этот самый черновик, подать читателям и сказать: вот! в нём всё, что не прочтёте на бумаге и не сможете даже вообразить!

они находились не так далеко друг от друга, возбуждённый в некоем азарте мужчина и его мифическая муза, которая определённо причудилась писателю.

существо взглянуло на него сначала косо, затем и вовсе повернуло голову, в лёгком удивлении смотря на незнакомца, что что-то выводил пером, сидя на берегу, который ласкали широкие волны-одеяла. он так увлечённо писал, долго, так резко переворачивая на новую страницу, что она грозилась оказаться вырванной, оказаться в руке творца. моракс поднял взгляд ещё раз, и в эту секунду перо его, выпавшее из руки, приподнял игривый ветер, затем унесла с собой цепкая лапа морской волны. эти голубые, эти небесные глаза, совсем как у богини, совсем как цвет лепестков глазурных лилий.

влюбился. странствующий горе-творец всё-таки взаправду влюбился в свою музу, по-настоящему.

названное музой существо кинулось обратно в море вместе с новой мягкой волной.

— ушла, — тихо сказал сам себе моракс, глядя на исписанный на несколько страниц черновик. — снова оставила для меня подарок и скрылась.

мужчина начал было подниматься, но краем глаза зацепил какое-то движение в воде, похожее на слишком внезапно возникшее течение. над ребристым зеркалом воды начал появляться кручёный рог, затем и рыжие волосы... совсем близко. сердце не успело сказать что-то, начало стучаться так сильно, готовое выпрыгнуть наружу, когда собственные глаза вновь увидели музу.

музой оказался юноша с большими, небесными, необычайно глубокими и чарующими очами, обрамлёнными рыжими и почти светящимися из-за попадающего на них солнца ресницами, с лучезарной и открытой улыбкой, причудливыми отростками-ушами, что торчали из-под мокрых прядей. напоминали скорее плавники с голубыми и прозрачными перепонками. мужчина сначала не сразу обратил своего внимания на то, что держит в руках существо. между пальцев у него, оказывается, тоже были перепонки.

— мне кажется это ваше, господин? — звонко, с не спадающей улыбкой заговорил юноша, протягивая ранее унесённое в море перо.

янтарные глаза зацепились за глаза визави. ответа не поступало несколько неловких секунд. лишь шум шелеста морских волн, приятный ветер, легко колеблющий отдельные прядки. и затмивающее всё чувство, кипятком разливающееся в груди.

— вы так на меня смотрите, потому что никогда не видели нарвалов? — он задорно хихикнул, невольно давая команду "пли!" летающему невидимому амуру, что метко попадал в ставшее решетом сердце моракса. — предполагаю, что да... вы не против, если-

— приношу глубочайшие извинения за то, что я тебя перебиваю, не сочти меня невежей, но я могу узнать твоё имя? — тот неспешно начал говорить спустя долгое затишье со своей стороны.

нарвал лишь шире и лучезарнее улыбнулся.

— меня зовут аякс. я много раз видел вас здесь, когда был маленьким. родители запрещали мне близко подплывать к берегу, но мне было интересно наблюдать за тем, что вы делаете. и узнать, почему вы на суше, а не в воде.

пока юноша повествовал свою историю, взгляд писателя заострился на тёмного цвета хвосте, что был наполовину в воде, но иногда выглядывал своими рваными кончиками на свет. россыпь веснушек обрамляла собой угловатые плечи; они пробегали по рукам, шее, щекам, заканчивались на слегла вздёрнутом кончике носа.

— у тебя красивое имя, аякс. — так можно было назвать второго героя его любовной истории, потому красота имени была под стать красоте внешности, кою тот записал в черновик. — моё имя моракс, я писатель-отшельник, который тщетно пытался найти вдохновение.

— вы его нашли?

— да, — с тёплой улыбкой и лёгким прищуром, — нашёл.

нарвал слегка порумянел, опустил голову и взгляд. недолго продержался без чарующего кор ляписа, опять посмотрел, вновь начав протягивать потерянное перо.

— это ваше. ваша вещь, она упала в воду.

— я благодарен тебе. без него я бы не смог продолжить творить.

***

моракс заселился в одной из больших раковин на отмели яогуан, которая отлично располагалась неподалёку от деревянного причала, к которому уже нередко приплывал новый знакомый ради приятной беседы с мужчиной. иногда они встречались чтобы просто обсудить «разные миры», но больше всего аяксу хотелось послушать о том, что же происходит на суше. сладкая речь мужчины заставляла его млеть, слушать истории о его путешествиях было просто сказкой. приятные речевые обороты сцеплялись между собой, очень плавно, неспешно, словно молодой ручеёк перетекает в заключение-озеро. иногда нарвал просто наблюдал за тем, как мужчина, спустив ноги в воду, писал продолжение своей истории. в каких-то моментах был даже советчиком, что безумно смущало и одновременно льстило молодому нарвалу. в такие моменты он строил воистину серьёзные гримасы, и это умиляло.

время беспощадно шло. прошло уже точно больше двух месяцев, если верить собственному небольшому календарику. старый черновик почти закончился, как и роман. нужно было внести лишь пару штрихов. глазурная лилия то и дело перекладывалась с места на место, обсмотренная с каждого ракурса влюблённым писателем. все мысли зацикливались на аяксе, на тех моментах, когда он вновь и вновь целовал веснушки на чужом теле, с большой любовью трепал мягкие волосы с завитками.

теперь закончить книгу было не проблемой, муза всегда теперь кружилась перед ним, одаривала звонким смехом, своим прекрасным ликом с кучей созвездий, небесного цвета глазами.

солнце начало спускаться ближе к горизонту, дарило тёплые-тёплые лучи, такие же тёплые, как поцелуи в лоб мужчины на прощание. моракс и аякс плавали вместе, отплыв от излюбленного причала и того самого камня, где произошла их первая встреча. под водой они крепко сплели пальцы. этого однажды захотел сам нарвал, он хотел подержаться за руки, прогуляться в человеческом понимании по берегу, но из-за хвоста это увы не удавалось. в те моменты он выглядел по-настоящему грустным, это терзало сердце мужчины. и тогда моракс, не снимая одежды, просто зашёл в воду, чуть глубже, чтоб пальцы ног не касались дна и, держась на плыву, взял за руку своего возлюбленного. именно так, как сейчас, именно так, как он хотел. в тот день они впервые «прогулялись» по морю, крепко-крепко держась друг за друга.

— аякс, в такой романтической обстановке я бы хотел сказать, как ты стал мне дорог за последние месяцы. ты стал для меня неотъемлемой частью души, моего творчества... — он начал медленно подплывать к первому месту их встречи, утягивая за собой. — здесь я встретил тебя и понял, что я безвозвратно влюбился в твои рыжие вихры волос, в твои голубые глаза...

нарвал не сводил восторженного взора с говорящего, пока тот в свою очередь усаживал его на небольшой песочный бережок рядом с камнем-осколком. уставшие ноги наконец нашли опору под собой, однако, мужчина всё ещё находится по грудь в воде.

— я влюбился в тебя. и я вижу, как сильно ты жаждал подтверждения моим словам всё это долгое время.

они оба задержали дыхание, почти синхронно. юноша выдохнул первым, раскидывая руки по песку в разные стороны, рогатую голову укладывая неподалёку от звёздной ракушки. примерно такую же аякс принёс в качестве подарка своему возлюбленному. она была самой красивой, с самого дна морского, до куда только смог добраться, выбрал самую большую, больше своей ладони, но идеально подходящую по размеру ладони любовнику. с насыщенными цветами, с самой аккуратной звёздочкой по середине. она почти сверкала в солнечных лучах. не описать словами, сколько же в корляписовых глазах было благодарности и разливающейся любви.

моракс забрался коленями на берег, расставив их по бокам от торчащих гладких плавников, что росли чуть ниже талии, руки, что были согнуты в локтях, послужили опорой, что расставились около головы с разных сторон. он наклонился, коснулся кончиком носа чужого веснушчатого.

это был первый их настоящий поцелуй за всё время. такой невероятно чувственный, глубокий, со всем тем внутри, что терзало и рвало грудную клетку в приятном ощущении. их сердца почти соприкоснулись, они оба чувствовали этот невероятно быстрый клокочущий ритм. мужчина целовал совсем не резко, наоборот, с присущей ему мягкостью, нежностью, бережно соприкасаясь с языком юноши, но главенствующей инициативой. такой невинный, прекрасный. аякс не сдавался, старался отвечать равносильно, но получалось слегка грубо и неумело. щёки очень сильно горели от прилившей краски, от попадающих на них солнечных лучей. дышать вовсе было нечем. юноша разорвал поцелуй, оставляя между лицом возлюбленного и своим тонкую, до последнего не обрывающуюся ниточку слюны, судорожно выдыхая на тихом стоне, вдыхая через долю секунды. грудь вздымалась; руки уже давно замком (насколько позволяли перепонки) были сцеплены позади шеи моракса, который совсем сейчас внешне не похожий на себя, с жадностью и желанием, смотрел в омут затуманенных лаской голубых очей. сейчас они напоминали пасмурное небо. и лишь красно-розовые небеса в этот момент давали им краску, отражаясь.

— дай мне... — аякс глубоко вздохнул, переводя дух, — свою руку.

писатель послушно протянул конечность, которую юноша не с первого раза ухватил за запястье, сразу же давая ей какое-то направление вниз. кончиков пальцев коснулось что-то мокрое и склизкое, из-за чего ладонь машинально закрылась. владелец ладони посмотрел вниз и слегка вздёрнул плечами. из вертикальной складки на гладком теле нарвала торчал длинные отросток, напоминающий собой щупальце без присосок. моракс быстро сообразил, что его ненаглядный аякс возбудился с одного поцелуя.

— я чувствую себя так странно, моракс, — дрожащие ресницы, слегка подрагивающий кончик вздёрнутого носа с веснушками.

— позволь мне прикоснуться к тебе, — он разогнул согнутую в локте руку, вторую вернул обратно как опору и начал уходить назад в воду; нарвал в свою очередь, слегка не входящий в ситуацию, больше выползал на берег.

кончик языка коснулся необычной формы, вызвав этим внезапный короткий вскрик. попутно этому, орган слегка дёрнулся, после чего из маленькой дырочки конусообразного члена начал сочиться предэякулят. зрелище было даже в какой-то степени очаровательным.

моракс омыл руку в воде, чтобы смыть лишние прилипшие песчинки золота с берега, взял за скользкое основание своего возлюбленного, сразу же направляя в рот. удобная форма позволила без особого труда насадить голову почти до самого конца. ещё больший жар и нахлынувшие эмоции аякса выливались краткими, но громкими стонами. крепко сомкнутые губы начали постепенно съезжать вниз по скользкой плоти, с каждым миллиметром принося головокружительную ласку. любовник больше втягивая щёки, создавал дополнительную площадь соприкосновения с мягкими стеночками полости рта. его глаза были закрыты, он полностью сосредоточился на своих ощущениях, движениях и голосе своей любви. надо всё сделать с педантичной точностью, нужно сделать аяксу максимально хорошо. язык сопровождал движение вверх-вниз так же, как и руки с перепончатыми пальцами, что загребали растрепавшиеся каштановые волосы, некоторые пряди вытаскивая из-под резинки аккуратно собранного хвоста.

— я не могу, моракс! я больше не могу! — скулёж.

на этих словах писатель раскрыл рот и максимально аккуратно вытащил член нарвала. тот тяжёлой тушкой и тихим шлепком соприкоснулся с кожей. юноша был так близок к концу...

до подобия ушей с тёмно-синими перепонками дошёл неизвестный ему ранее звук. мужчина расстёгивал ширинку на своих мокрых штанах, приспуская их вместе с нижним бельём ниже колен, в воду, чтобы лишняя одежда не мешала вновь расставить ноги и руки по краям любовника. без лишних слов он вновь прильнул к мягким губам, вновь сминал их. аякс застонал пуще прежнего, когда ощутил со своим членом чужой, не менее возбуждённый. широкая ладонь обхватила обе плоти, сильнее прижимая друг другу, начав быстрое движение.

хвост нарвала забил по воде, руки сначала черпали липкий из-за влаги песок, затем ухватились за плечи, одно из которых приходило в быстрое движение. моракс перестал целовать возлюбленного, уткнувшись лбом в его переносицу, чуть ниже подбородка юноши шепча:

— сейчас будет хорошо... сейчас будет хорошо, просто доверься мне...

и ведь не соврал. аякс словил искры из глаз, самое настоящее пьянящее чувство, то, что он испытал впервые. мужчина, гортанно простонав на пике уже своего удовольствия, резко выпрямил спину, усаживаясь на нарвальем теле, не выпуская из руки члены разных форм. по вздувшимся венам сомкнутой ладони стекала его сперма, что перемешалась с чужой.

***

с того дня прошло чуть больше недели. роман, что так не хотел писаться дальше, наконец-то был окончен и был готов к тому, чтобы быть опубликованным. моракс стоял на берегу, на том самом месте, где впервые увидел свою музу, что вскружила ему голову одним лишь взглядом, свою любовь, что добавил более ярких и новых мазков в его незаконченное произведение. аякс стал чем-то большим за это, казалось бы, короткое проведённое время вместе. но этого хватило, что они оба пришли к тому, что каждый из них это часть ставшей цветущей души друг друга, часть сердца.

аякс задорно махал перепончатой рукой на прощание. они встретятся ещё раз, и ещё... ведь творец закончил своё одноимённое с его возлюбленным произведение. творец закончил свой великий вклад в бесконечный цикл жизни. этот последний роман он посвятит ему, ему, своей музе, своей цветущей, невероятно красивой и любимой до боли в груди душе, с цветом глаз как глазурной лилии.

— встретимся здесь через неделю, на закате! — смеясь, бросил юноша, прежде чем ушёл вместе с ударившейся об камень волной, вынырнул, ещё дальше от берега, опять крикнул, — я буду скучать по тебе!

в спину светило жаркое солнце. вдалеке слышалось глухое пение китов. мужчина знает, что его муза скоро придёт, он знает, что скоро сам придёт к ней.