Волчье сердце - Глава 2: Культ оборотня

Глава 2: Культ оборотня

Как у любого молодого человека его возраста, утро начиналось с учебы. Заключительные классы академии были важным звеном между начальным или средним образованиями и университетом, парень уже отучился три года и предстояло закончить еще один прежде, чем можно будет отправиться в свободное плавание. Заключительные классы могут даже позволить не тратить время на университет, если успешно сдать необходимые для устройства на работу экзамены, так что есть неплохие перспективы.

Но на самом деле лучшему ученику академии не было до этого совершенно никакого дела.

Обычно такие как он живут в лесах, скрываясь от людских глаз. Их существование лишь изредка упоминается в сказках и легендах, люди даже не знают, существуют ли они в действительности. Иногда их называли зверолюдьми, иногда оборотнями, лугару, перевертышами, шифтерами, магами, ведьмами, колдунами, демонами… иногда даже богами, но никто в действительно так и не знает, что правильно, даже они сами. Сами про себя они говорят просто «волки», за то, что, скрываясь от людей, живут в волчьих обличиях, и то потому, что почти все древние знания были давно утеряны и знали они о себе едва ли больше, чем люди.

Он – зверочеловек, оборотень, маг – принимающий облик обычного серого волка, и что было ироничнее всего, вторым именем его было – Серебряный Волк. Возможно, он смог бы сойти за собаку, если бы не необычный для дворняг окрас – все же, даже ребенок знает, как выглядят волки – и крупное телосложение. Нацепи на него седло и возможно он даже смог бы возить на спине не очень крупных людей. А великолепное искусство обращения позволяет ему идеально маскироваться под человека лишь с небольшими изъянами в виде немного выделяющихся клыков и особенно густыми волосами. Даже поведение и речь в нем были идеальны, на зависть старым жрицам.

Его искусство превосходно, его навыки на вес золота, поэтому он не боялся, что однажды провалит какой-нибудь экзамен или не сможет найти достойную работу. Он исправно учился, был одним из лучших учеников, пару раз подрабатывал в юридическом бюро и знал, чем будет заниматься дальше в этом городе, но все это был лишь тщательный план для маскировки и в случае неудачи ему была заказана прямая дорога в бескрайние леса, где он точно не пропадет и где жизнь, возможно, была бы менее трудной.

Но покидать это место в ближайшее время он точно не собирался.

Он был особенно близок с людьми и, видя, как город утопает в преступности, решил, что сможет что-то с этим сделать. Он создал Нечестивого, демона из гетто проклятого города, сумел подчинить себе несколько мафий и направить глаза властей в нужное русло. Нюх позволял ему точно определить убийц, найти вора и многое прочее, и не составляло труда подсказать полиции, кто где находится. Хоть порой и приходится брать все в свои руки и подстраивать несчастные случаи.

Он был надеждой гетто на лучшее будущее – все верили, что однажды он сможет добиться признания даже в власти Орсейла, но о том, кто он такой, не знал никто.

Его родина – часть горного кольца Камизона недалеко от города. Там, скрываясь от людей, проживали сотни таких же зверолюдей, как он.

Имя имя им – Клан Хёки.

Сегодня у них было большое мероприятие – волчата, достигшие достаточно разумного возраста, шли на свой первый урок от Верховной жрицы Фили´н. Она была мудрейшей из всех «женщин», той, к кому всегда обращались за советом. Правда, лишь по особенно сложным проблемам – с житейскими вопросами помогали ее ученицы, одна из которых после смерти Филин займет ее место.

Возраста ее и учениц никто точно не знал – старики рассказывали, что будучи еще совсем маленькими щенками, они видели ее взрослой и гордой женщиной без единой морщины. Секреты, которые передавались от жрицы к жрице, были немыслимы и подумать страшно, какие еще древние тайны им известны, помимо чудесного долголетия.

В конце каждого лета волчата-одногодки собирались у ее скромного убежища в горах, украшенного свежими ветками с редкими ароматными ягодами, устраивались на ковриках из мха и ждали начало их первого дня почти что взрослой жизни. Ни у кого из них еще нет имен, но уже через несколько часов по древней традиции вместе с вожаком стаи они отправятся на свою первую охоту, где проявят себя, и тогда им будут даны имена, а быть может и шансы на высокий статус в будущем.

Однако, в последние годы детей было совсем немного.

В жизни стаи настали тяжелые времена с тех самых пор, как главой клана стал юноша по имени Соколиный глаз.

Прежде главой был его отец, почти во всех аспектах лучший из возможных вариантов волк Адольф. Все годы, что существовала эта стая, всегда были те, кто не любил людей. Волки и даже многие дикие животные не раз пытались прогнать их, но ни до, ни после основания города Орсейла люди не сдались, и даже вскоре построили стену, чтобы оградиться от всего мира. Силы нескольких сотен волков вполне хватило бы, чтобы и сейчас весьма потрепать город, и неясно, чем думали предки, уводя стаю подальше и оставляя людей в покое, но и теперь никто не думал нападать. Адольф верил, что раз предки решили оставить их – значит так правильно, и всеми своими силами сдерживал и юнцов и стариков, рвущихся в бой с возгласами о справедливости и праве на землю.

Но однажды на одной из одиноких гор было найдено его истощенное худое тело. Казалось бы гордый волк в самом расцвете сил, он покинул этот мир за одну ночь, и статус главыотныне должен был быть передан ее наследнику, тогда совсем юному Соколу, только несколько дней назад получившему свои первые уроки от Филин вместе с другими волчатами. Пока юный господин ускоренно продолжал обучение с Филин и ученицами, ситуация в стае кардинально менялась изо дня в день.

Матерые охотники, имеющие исключительное право охотиться и заходить на земли, весьма отдаленные от территории стаи и находящиеся ближе к городу, и видевшие людей вживую, восприняли становление нового вожака как шанс наконец что-то изменить. С самого детства их учили, что у гор Камизона людям нет места и их священная цель – не дать никому туда пройти, а люди, живущие прямо посреди долины меж гор на границе – настоящая угроза. Близок день, когда человеческое любопытство достигнет пика и заставит их пойти дальше, и только богам известно, какие страшные вещи тогда произойдут. Быть может, конец света?

Многие одобрили эти мысли. Подчинение жрицы стало главной целью, но между ними стоял новый вожак, совсем еще ребенок, и пока он жив, даже самая маленькая ученица не станет отрекаться от своих клятв священной службе. А значит, сперва нужно избавиться от юного господина.

Но жрицы были невероятно умны, хитры и сильны. Пока шло ускоренное обучение нового вожака, они стерегли его покой ото всех и долгие месяцы никто даже ни разу не видел волчонка – каждый раз, когда он выходил наружу, жрицы окружали его толпой так сильно, что за лоскутами изящных халатов и длинного меха не удавалось увидеть ровным счетом ничего.

Лишь через год они выпустили свое творение. Совсем ребенок, он ровно стоял на звериных ногах, подобно человеку. Тонкая изогнувшаяся несколько раз спина лишь подчеркивала хрупкость – для них не было свойственно ходить прямо и даже если волки использовали подобие человеческих рук, на ноги они почти не вставали. Искусство обращения было хлопотным даже для мастеров и редко кто решался изменить даже позвоночник, столь важный, что одно небольшое повреждение может привести к смерти.

Но малыш шел ровно, не боясь оступиться и упасть, милое личико было предельно спокойно. В нем не осталось почти ни одной звериной черты, даже клыков и когтей не было видно. От зверя в нем, казалось, осталась лишь мягкая черная шерсть, да и та была короткой до невозможности, оставшись в прежнем виде лишь на тонком хвосте. А ярко-желтые глаза, доставшиеся от покойного отца, дополняли образ нового вождя.

Один лишь его вид заставил многих повиноваться и оставить мысли о жестокости – если такой ребенок сумел достичь почти абсолютного мастерства в обращении, то им нечего бояться о своей безопасности. С такими талантами он, должно быть, вырастет еще лучшим главой, чем был его отец!

Неусмиренные остались и продолжали строить козни, но каждый раз их планы проваливались. Сила ребенка была слишком велика, один только взгляд заставлял повиноваться. Со временем староверцев становилось все меньше, и сейчас, кажется, впервые за долгое время в стае стало спокойней.

Когда церемония была близка к началу, уже почти все были в сборе.

Домом для старой жрицы была пещера, укратывая ковров из мягких веток. Все острые камни вокруг были укрыты мхом и в воздухе витал аромат множество трав, создававший почти что волшебную атмосферу.

Несколько волчат сидели прямо у входа и смиренно ждали начала. Совсем маленькие, они еще совершенно ничего не умели и тела их менялись, казалось, каждую секунду. Кому-то уже удавалось держать постоянную форму – один мальчишка весьма умело управлялся с выступившей в роли кисточки веткой, держа ее одной только лапой с длинными пальцами.

За ними следи молодая волчица с желтоватым, почти что белым мехом – имя ее было Ласка. Она принадлежала важной семье и ей пророчили грандиозное будущее, но тренировкам она предпочитала присматривать за молодняком и, кажется, вовсе хотела в будущем стать жрицей. А недалеко от нее сидел черный волк, крупнее нее почти что в два раза – Черный \Зубр. С рождение крепкий, он всю жизнь посвятил упорным тренировкам. благодаря чему ныне являлся гордой правой лапой главы клана.

— Что-то владыка опаздывает… — тихонько прошептала Ласка, разводя в стороны уши.

Зубр же и бровью не повел:

— Они скоро прибудут.

Когда он сказал это, у склона появились три фигуры. При виде них все волки, собравшиеся вокруг для сопровождения своих щенков, припали к земле.

Спереди две молодых особи. Они были несколько менее крепкими на вид, чем Зубр, но всем было прекрасно известно – пусть в грубой силе они проигрывали, эти двое были искусными хитрецами. Это были близнецы, похожие друг на друга, как две капли воды, и единственным различием которым было лишь то, что один всегда придерживался левой стороны, а другой – правой, отчего и имена им были выданы соответствующие.

Следом же за ними неторопливо шагал глава клана – будущий бог Хёка, их надежда и гордость, молодой Соколиный Глаз. Его густой мех был чернее ночи, лишь на груди, кончике хвоста и под животом проглядывали светлые пряди. На шее и затылке виднелись несколько тонких косичек, а в них – аккуратно вплетенные перья. Серые, коричневые, черные, белые, красные – самых разных цветов, но тем, что привлекало внимание, были не они, а глаза волка.

Многие, даже самые обычные волки имели желтые глаза – это был самый распространенный для них цвет, но Сокол имел глаза цвета самого солнца. Яркие и насыщенные, они словно сами испускали золотистый свет.

С гордо поднятой головой волк прошел вперед, неторопливо встречая взглядом каждого из присутствующих. Дети не смели даже поднять свои головы, пришедшие их поддержать родители поджимали хвосты в знак уважения, но здесь не было одной единственной фигуры.

— Снова не пришел, — тихо пробормотал Сокол.

— Мы несколько раз отправляли сов и воронов с посланием, — произнес Левый. Он осмотрел толпу следом за Хёкой и не заметил, как уши сами собою опустились в печальном жесте. — Быть может, люди стали бдительнее и птицы не сумели доставить все в срок…

— …

Правый вовсе промолчал.

В самом деле, молодого будущего Хёку мало интересовал его пост. Большинство официальных мероприятий он посещал по одной лишь причине – в надежде, что в качестве гостя на них придет его брат.

Юноша, в отличии от всех остальных его знакомых, имеющий сразу два имени – Серебряный Волк и Торак.

Он взялся из ниоткуда. Одной темной ночью отец просто привел неизвестного ребенка и сказал, что отныне он – часть из семьи тоже. Сперва Соколу не понравилась идея делить отцовское внимание еще с кем-то, но совсем скоро он всей душой полюбил названного младшего брата.

Но однажды, вскоре после смерти отца, он ушел. Без объяснения причин, без прощаний. Лишь дикие звери были свидетелями – брат покинул стаю и ушел в Орсейл.

Сокол предполагал, какие на то могли быть причины – огромное множество, на самом деле — но и подумать не мог, что их разлука настанет так скоро. Больше десяти лет прошло с того дня, и за все это время брат возвращался к стае лишь пару раз. Все они по нему скучали.

Казалось, лишь одно существо на свете было радо уходу волчонка. Верховная жрица Филин, что, приподнимая плотное полотно и ветвей, сейчас выходила из своей хижины.

Ей было больше полутора века и девичьей красоты в ней уже не осталось, но даже глубокие морщины и седой мех не портили ее величественный образ. Узкие глаза, почти закрытые от нависших век, смотрели будто в самые глубины души, длинные волосы из ушей вместе с прочими были заплетены в аккуратные тонкие косы. Хрупкая, когда-то ровная спина превратилась в большой горб, из-за чего все тело было несколько раз обмотано поясами для поддержки – даже на старости лет она была слишком горда, чтобы сменить облик и избавиться от болезней.

Она была той, кто с самого начала не был доволен выбором Адольфа, когда тот решил приютить ребенка. Во многом также из-за нее Сокол и воздерживался от посещения многих мероприятий. Все, что угодно, лишь бы не видеть ее старческой морды.

Безо всякой помощи Филин спокойно прошла вперед и села прямо перед детьми, уже усевшимися в полукруге, а помощницы устроились прямо за ней. Будучи намного моложе ее, они все могли ходить прямо и, сложив ноги, аккуратно и изящно сложили руки на коленях и выпрямились, точно гордые птицы, и так и сидели неподвижно, не меняя безмятежного выражения на милых мордашках.

Ласка наблюдала за ними, забывая дышать. Она могла бы стать кем-то куда важнее жрицы, но их красота и мудрость так завораживала, что волчица была готова на все, лишь бы достичь такого же мастерства.

Вдох, выдох. Традиции есть традиции. И раз он здесь, то обязан их соблюдать. Волк сменил обличье и прошел навстречу жрице.

— Нечасто увидишь вас в этом обличии, владыка, — произнесла старуха и слегка поклонилась.

Перед ней стоял смуглокожий юноша. От прежнего робкого ребенка с тонкими запястьями теперь не осталось и следа.

С точки зрения искусства, его тело было идеально. На памяти жриц Сокол был единственным за последние столетия главой, кому удалось достичь такого мастерства в обращении.

Члены клана не часто удостаивались чести видеть столько совершенный облик своего господина: взрослые могут разжечь в себе зависть, а дети – уверовать в свою беспомощность. Сокол не хотел, чтобы окружающие его волки видели в нем недостижимый идеал и утратили веру в себя.

Но это совершенно не касалось жриц. Филин и ее ученицы почти никогда не возвращались к своим истинным, звериным обличиям. Они были слишком горды для этого.

Наконец, церемония была начата.

Вокруг всего Камизона расстилались горы, а в горах были три больших стаи, и здешняя была одной их них. Каждая стая была единым кланом, и вожак, его глава, назывался Богом. Его таланты превосходили всех остальных, его умения безупречны, а силы просто невообразимы. Ходили слухи, что главы всех трех кланов когда-то и создали горы, уходящие в самый горизонт, что своими силами они подчиняли себе саму природу и стихии.

Но тысячи лет назад, когда не было ни гор, ни даже людей, между кланами была, казалось, вечная вражда. Они никак не могли принять отличия друг друга. Одни говорили, что сила разума господина непобедима, другие уверяли, что нет ничего могучее живительных сил их бога, а третьи – что предсказания их вожака никогда не лгут. Многие врали, преувеличивали, уже было неясно, за что идет бойня, и даже сами Боги уже не могли ни на что повлиять.

Все закончилось лишь когда появился тот, кто не принадлежал ни одному роду. Никто не знал, кто он – не то полукровка, не то создание из земли и лунного света, но это существо не было обременено кровными узами с каким-либо кланом, было совершенно чисто и свободно, и даже Боги не могли на него повлиять. Оружия, созданные Богами и подчиняющиеся лишь им, всецело отдавали себя в его владение. Безо всякого обучения оно владело абсолютным мастерством в обращении, Боги не могли возыметь над ним власть. Совершенное существо, над которым даже боги не властны.

Они склонили головы перед ним и дали имя Оками, Верховный белый Бог. Он стал символом мира, благодаря которому кланы наконец смогли примириться.

Но неверные остались даже тогда: были те, кто отвернулись от богов и своей природы, назвали себя людьми и страстно желали стереть это из истории. Веками они ждали, когда в долгой войне кланы вырежут друг друга, но когда появился единый бог, возглавивший их и принесший мир, точно крысы они вышли в свет. Люди создали себе безымянного демона, способного нести лишь разрушения. Ведомые им, они сжигали деревни и уничтожали города, создали оружия, не имеющие никакой силы, но рушащие все вокруг. Медленно они вырезали одни поселениями за другими, набирая мощь, плодились и процветали, когда впервые за долгие века кланы бездействовали – такова была воля верховного бога.

И дабы побороть врага, боги даровали Оками свои лучшие артефакты, что позволили бы ему иметь ту же силу, что у них самих.

Бог клана красных, Биса, преподнес камни, дарующие смерть и бессмертие.

Бог клана желтых, Сота, даровал глаза, видящие праведный свет даже в кромешной тьме.

Бог клана серых, Хёка, дал клинок, карающий неверных, и свои надежды на то, что через тысячи лет будет время, когда он наконец очистится от крови и станет бесполезен.

И наравне с товарищами совершенное существо вступало в бой.

И длилось это несколько веков. Жадность, ярость и гордыня людей не знали границ и поглотили даже демона, но и без него усмирить их не было шансов.

Но вскоре война таки была закончена. Осознавая свою силу и что кровопролитию придет конец, лишь когда люди вымрут, добросердечный Оками распустил империю и дал указ позволить людям забыть об их существовании, а самим спокойно жить в лоне родной природы. Он вернул богам их артефакты, велел разойтись по миру и хранить свои орудия до тех пор, пока он не явится вновь.

Так они и сделали.

Кто-то с течением времени и вовсе забыли о своих корнях и стали обычными зверьми, но кланы продолжали существовать. Мудрые жрицы и жрецы взяли на себя роль тех, кто будет помнить и знать все, что было, и взращивали всех новых богов снова и снова, уча их всему необходимому, чтобы каждый был готов к новому пришествию Оками.

Так, несколько раз он уже возвращался – совсем ненадолго, информации об этом почти нет, но говорили, что всего пару веков назад именно благодаря ему была остановлена война людей и он положил начало Камизону. Тогда кланы распределились в горах, и даже по сей день продолжают хранить артефакты.

Верховная жрица Филин и жрицы до нее хранили клинок, когда-то дарованный Оками богом Хёкой.

Несложно догадаться, что здешняя стая была кланом серых, и нынешним Хёкой был юный Сокол, пусть божественные силы он пока не открыл.

Филин вынесла из своей пещеры сверток из нескольких слоев кожи и, убрав некоторые лоскуты, обнажила небольшую коробочку. Там, в еще нескольких слоях ткани, покоился древнейший артефакт.

Говорили, что клинок Хёки может принять любой вид по желанию владельца, но взять его в руки способны лишь сам Оками и Хёка.

Дети с благоговением смотрели на шкатулку, пытаясь понять, как в такой маленькой коробочке может уместиться целый меч, а Сокол глядел как будто бы сквозь нее, уже видя тот сине-бирюзовый камешек и вспоминая, как уже брал его однажды в руки, но даже взмахнуть возникшим клинком не сумел.

С момента, как в одну ночь в заброшенном парке обрушилось колесо обозрения, прошло несколько недель. Пострадавший в том инциденте Лари несколько дней пробыл в искусственной коме, но на удивление быстро восстанавливался. Одну ногу врачам удалось спасти и та еще долго обещала пребывать в гипсе, от второй же, чего и следовало ожидать, осталось одна только культя.

Однако теперь, когда все было позади, члены клуба беспокоились уже о другом.

Даже несмотря на то, что все как один заявляли, что то был несчастный случай, полиция с необыкновенным рвением изучали место происшествия. Пусть даже не было никаких доказательств, уже весь город был абсолютно уверен, это произошедшее – дело рук (или, быть может, лап) Нечестивого. А истинным свидетелям и возразить было нечего.

Несколько лет назад по городу начали ходить слухи, что из гетто появился монстр, стабильно пару раз в месяц забирающий несколько жизней. Каждый раз характер был один – некое происшествие, будь то пожар, авария или террор, посреди которых обязательно видели зверя. Бывало, что его видели непосредственно перед произошедшим, например, выбегающим из здания; бывало, что он сам появлялся прямо перед главным штабом и приводил преследующую его полицию на улицу, где уже на следующей минуте подрывается здание; случалось, что он сам появлялся из ниоткуда, срывал с человека голову, как с куклы, и также быстро пропадал. Почти в каждом инциденте был хотя бы один человек, утверждавший, что среди посеянного хаоса видел фигуру не то человека, не то волка, и так зародились слухи, что зверь этот – никто иной, как оборотень. Все так верили в это, что даже церковь не забыла вставить свое слово, а полиция тем временем тщетно пыталась понять, в чем дело.

И хоть никогда не подтверждалось, что зверь является оборотнем, в каждом случае, когда он появлялся, всех раненых подвергали особому медосмотру, и тех, у кого обнаруживали близкие к собачьим или волчьим укусы, уже никто не видел.

Были протесты, мятежи, люди желали знать, куда пропадают пострадавшие, и среди всего этого хаоса, также внезапно, как появлялся зверь, названный Нечестивым, начали находить тела тех самых жертв. Из ран на них были в лучшем случае пара случайных царапин, в худшем – укус, на месте которого сломанная кость, но причины смерти были идентичны: пуля во лбу, множество пулевых ранений, или же от определенных веществ. Убийство на месте, расстрел и смертная казнь – таковы были выводы, и стало ясно, что за исчезновением бедняг стояла сама же полиция и непосредственно власть. Ведь, пусть и не было никаких доказательств оборотничества, все боялись, что единожды раненый человек станет таким же монстром. Непонятно только, как эти тела оказались на улице. Неужели это тоже подстроено нечестивым?

Это и стало причиной, по которой все члены клуба обязались молчать о том, что произошло в парке на самом деле. Пусть на Лари не было ни единого укуса, самого факта присутствия Нечестивого будет достаточно, чтобы забрать парня. Другие, возможно, и не подумали бы молчать о таком.

Но разумеется, у ребят насчет нечестивого было другое мнение.

— Мы видели то, что видели, но едва ли нам кто-то поверит.

— Нечестивому известно, что все раненые подлежат казни. Он мог просто разгрызть ему ногу, но использовал зубы по минимуму. Если бы он действовал иначе, чтобы вытащить его из-под завалов, врачи бы точно поняли, какого рода травма.

Все они были убеждены, что тот случай был самой настоящей случайностью, где Нечестивый просто оказался рядом, пусть и верилось с трудом.

Оставалось только донести все это до Лари.

Лишь пару дней назад он начал выздоравливать и смог говорить. Через отца Питера, работающего в полиции, удалось узнать, что уже через пару дней к Лари должны будут прийти для взятия показаний, а потому члены клуба поспешили прийти к больному первыми. Никто не знал, что он вообще помнил о том случае и помнил ли вообще – до сих пор, пор словам врачей, он и словом о произошедшем не обмолвился.

Придя к нему в тихую палату, четверо – Кевин, Питер, Мари и Тара – сели по две стороны от кровати юноши и какое-то время неловко отшучивались о последних событиях в академии. Контрольные, новые темы, пара драк в коридоре, слухи о фестивале, но в конце концов темы для бесед закончились и палата погрязла в тишине, прерываемой лишь гулом работающих аппаратов, отображающих сердцебиение, давление и прочие показатели юноши.

— А слушай, Лари, — первой начала Мари, — Ты помнишь, что произошло тем вечером? Что случилось?

Парень лишь невинно улыбнулся:

— Ах, вы ведь за этим пришли, верно? — те стыдливо опустили глаза, — На самом деле, я подозревал. До меня уже дошли некоторые слухи.

Он вздохнул и отвел взгляд куда-то в сторону:

— Я в самом деле немного помню. Помню, что пытался запустить то колесо, но плюнул и пошел к фонтану, как все вокруг заскрипело. Потом – уже то, как лежу под балкой и даже двинуться не могу, обе ноги впечатаны в землю. Даже боли сначала не чувствовал, только холодно немного.

— А как ты выбрался оттуда? — тут же спросил Кевин. Весь на нервах, злой на саму произошедшую ситуацию, он смотрел прямо на парня, словно молил его сказать что-то конкретное, но что – не понятно.

Тот снова также улыбнулся:

— Вряд ли то, что я запомнил, правда. У меня все так перед глазами плыло, будто меня закружили на одной из тех чертовых каруселей. Помню Кевина, ругался на всех, мол, кто вообще разрешил этому колесу падать, а Питер смеялся и говорил, что из этого выйдет веселая байка.

— Хэ-э?.. — протянул Питер.

— Как-то это… — поддержал Кевин.

— Да, да, — Лари снова тихо рассмеялся, — Я вообще не помню, чтобы боялся чего-то. Врачи сказали, что я потерял много крови, так что совсем не удивительно. Это то, что я знаю и то, что я скажу полиции, но хотя бы скажите вы мне, что произошло тогда на самом деле. Раз ко мне со дня на день придут для допроса, то мне, возможно, стоило бы и не знать правды. Тогда моя правда, являющаяся ложью, будет звучать лучше, но я все же хотел бы знать, что со мной случилось.

Все какое-то время молчали, не зная, стоит ли в действительности все рассказывать, но в конце концов Мари вздохнула и прочистила горло:

— Правда в том, что никого из нас там не было. Вернее, не мы помогли тебе выбраться. Когда мы тебя нашли, из-под балок тебя вытаскивал Нечестивый.

— О? Это в самом деле был он?

— Любовский говорил, якобы Нечестивый владеет гипнозом, или каким-либо инструментом для манипулирования, — сказал Питер. Мужчина с фамилией Любовский был партнером отца Питера, и хоть работал не так давно и был молод, уже знал много деталей из расследования, — Этим объясняют быстрый рост количества людей в содействующих ему бандах.

— И в культах. Но вряд ли это могло помочь ему изменить память Лари.

— Ну, ребят, — протянул сам больной, — Может, я просто был в таком шоке от происходящего, что сам все забыл и придумал новое? Честно говоря, я бы и не хотел помнить, как какой-то зверь грызет мне ногу.

Мари тихонько рассмеялась:

— Никто тебе ничего и не грыз.

— Правда?

— Да. Он почти не трогал тебя, так что ни у кого не будет никаких доказательств.

— Ох, это здорово! Не хотелось бы еще под суд идти, — сказал он, отчего-то посмотрев на Питера. Тот сдержанно кивнул.

— Что будешь делать, когда выздоровеешь? — вдруг спросил Кевин и лицо у парня тут же погрустнело.

Переломы и ушибы – все это уже было не так важно и скоро заживет. Куда важнее теперь была утерянная нога. Пусть медицина и была достаточно хорошей, протезирование все еще не было доступно людям. Даже если он сможет получить искусственную ногу, едва ли она будет лучше полупластиковой конечности для робота с клуба робототехники, с разницей лишь в том, что для робота ее можно собрать из груды металла, но к ноге не прикрепишь, а протез стоит слишком дорого. Во всей их компании из наиболее состоятельной семьи был Кевин, но даже у него не было бы возможности приобрести что-то лучше, не говоря уже о Лари.

Это не говоря уже о том, как тяжело парню будет психически и морально принять все это.

— Ну, есть одна новость, скорее плохая, чем хорошая, — сказал он, отведя взгляд, — По-видимому, наверху решили, что это вина города, что такие как мы вот так пробрались в парк, и в качестве компенсации обещали поставить протез за счет города.

— Почему же она должна быть плохой? — спросила Тара, и посмотрела сначала на Лари, а затем на остальных. У всех них вид был далеко не самый радостный.

— Понимаешь… — протянул Питер, устало приложив ко лбу ладонь, — Пока что установлено, что это был несчастный случай из-за неисправности оборудования, недостаточной отгороженности парка и прочего, тогда да, в целом все лечение будет оплачено властями… Но если в расследовании подтвердят, что за инцидентом стоял Нечестивый, то обо всем этом просто забудут. На помощь можно даже не рассчитывать.

Лари кивнул:

— Поэтому моя семья взяла все расходы на себя, а когда лечение закончится, думаем поставить простенький протез, чтобы хотя б опереться можно было. Уж лучше, чем потом впасть в долги.

Чем привыкнуть к более менее хорошему протезу и не тратить деньги, лучше сразу обзавестись чем-то попроще за свой счет – так все вокруг подумали. Все твердо были уверены в том, что скоро все будет приписано Нечестивому, и, возможно, в этом даже была логика: властям проще сделать так, чем самим разгребать последствия и платить за свои ошибки, хотя виноваты здесь сами же подростки. Быть может, чувство вины также сыграло свою роль.

Вдруг Тара прочистила горло и поднялась со стула:

— В таком случае, — начала она так, как будто произносила тост на каком-нибудь празднике, — У меня есть предложение. Я все еще не до конца понимаю, как в этом городе принято, а как нет, но надеюсь, что это не будет дурным жестом, — она протянула больному небольшое письмо, уже успевшее смяться за то время, пока она его держала в руках, — Я выяснила, что в этом городе не так много хороших больниц, а выехать за город даже для лечения просто так могут не дать. Но с этим ты сможешь приехать в Дегранд!

Покинуть город, даже временно, было сложно, и простейший путь для этого – получить пропуск, схожий с тем, что дают охотникам. Для них это было особым ремеслом и без выхода за стены добывать свежее мясо, что было достаточно дорогим и редким продуктом, возможности не представлялось. Разумеется, существовали заводы и фермы, но многие ценители говорили, что свежее мясо животного, выросшего в лесу, а не на ферме с антибиотиками вместо еды, было намного вкуснее (что Торак мог подтвердить). Но даже с тем пропуском, который был у охотников, было запрещено покидать город более чем на неделю. Если человек задерживался, то отправляли бригаду полиции на его поиски, и если находили – бедняге была прямая дорога за решетку, даже если он попросту заблудился. Чаще всего такие люди были беглецами, что, получив заветный пропуск, попросту уходили навсегда без какого-либо намерения возвращаться. Их можно было понять.

Однако, на этом было все. Пропуск охотника – единственный, который обычный человек смог бы получить, и чтобы его не утратить, нужно ежегодно подтверждать лицензию.

Но среди плюсов пропуска было также то, что вместе с собой можно было брать почти любых людей – не больше пяти.

Однако, что такого придумала ничего не знающая приезжая девушка, что может позволить обычному больному парню покинуть город на неизвестно сколь длительный срок?

Никто не спросил об этом в палате — они вообще больше ни о чем не говорили, и ушли почти сразу после передачи письма — но окружили девушку, едва только оказались за пределами больницы.

Та лишь сказала, что ее отец имеет высокую должность, а она просто девочка из богатенькой семьи.

Одно из убежищ Нечестивого и его близких товарищей мало кто заметит среди сотен похожих. Оно располагалось на одном из верхних этажей старой полуразрушенной пятиэтажки. Волки освоили пустые серые комнаты на свой вкус, но, что удивительно, здесь почти не создавалось впечатление, что это дом диких существ. Почти в каждом помещении на этаже располагались старые, чуть ободранные когтями диваны – где-то, все же, валялись подушки – у стен часто можно было обнаружить какие-нибудь деревянные ящики, а на полу – разбросанные игральные карты, домино и шашки. А повешенный на стене плакат какой-то загорелой красотки с внушительным размером бюста украшал одну из стен около развалившейся двухъярусной кровати, правда, на место головы к ней было приклеено вырезанное из старой черно-белой газеты лицо мэра.

Несколько минут назад по всему гетто был слышен вой — возможно, люди его и не уловили своими ушами, но те, для кого он звучал, точно все услышали.

Через открытое окно в помещение заскочили две волчьи фигуры: девушка и юноша.

Девушка была родной сестрой той мечтающей стать жрицей Ласки из клана волков в горах — ее звали Желтой Змеей. Ее семья была чужой для клана Хёки и девушка была старшим ребенком, поэтому юная волчица должна была унаследовать титул бога Соты. В силу ее слабого здоровья, однако, этого не произошло — ее тело до сих пор мало ее слушалось и даже пару минут бега вызвали отдышку. Но, пусть даже так, ее мех все равно был красив и переливался белыми, желтыми и оранжевыми цветами, словно масло на солнце.

Вторым же был молодой волк постарше нее, Красный Орел. Он был высок, плечист и довольно крепок для своего возраста. Его история была куда менее интересна: простой волк, некогда принятый в клан Хёки как потерянное сиротливое дитя. Его Искусство… для северного клана его вполне можно было назвать неплохим, но для жизни в городе оно никуда не шло – максимум, на что он был способ, так это встать на задние лапы, подобно человеку, и сделать похожее тело. В его крови явно были разные примеси из кланов Бисы, о чем говорил отличный от других особей внешний вид. Если почти все местные были серых, бурых и черных цветов, то этот молодой волк владел мехом настолько глубокого бурого цвета, что на свету отдавал красным. Даже глаза у него были не желтые, как почти у всех, а скорее оранжевые, точно плоды физалиса.

Этих двоих связывало с детства только одно: они оба были не слишком любимы сверстниками в детстве, из-за чего легко нашли общий язык. Когда Торак покинул стаю и ушел в Орсейл, то Змея, приходящаяся ему двоюродной сестрой, последовала за ним. А за ней увязался и Орел.

Когда прибыли на нужный этаж, волки обнаружили посреди одного из залов, в котором больше всего проводили время, светловолосого юношу, что осторожно вытаскивал из кучи карт по одной, стараясь делать это так, чтобы не упали те две, что были поставлены посередине. Это и был Торак.

Приход ребят его сбил с толку и когда карты рухнули, он сначала замер, будто бы не веря в произошедшее, а затем печально вздохнул и обернулся.

— Не думал, что вы придете так быстро, — сказал он, и сел на полу, сложив ноги. Не дождавшись ответа – точнее, даже не дав им сказать и слово – он оглянулся и продолжил, — Сейчас дождемся остальных и начнем.

Змея вышла вперед и, изящно передвигая лапами, точно модель, идущая по подиуму, спросила:

— Что-то случилось? Ха-хах, не так уж и часто тебя можно увидеть здесь днем. Да и звал нас не ты.

— Я собирался звать прямо перед тем, как это сделала она.

Волчица обратилась юной девушкой с почти белыми, словно выгоревшими на солнце волосами. Волки одежды даже в почти идеальных формах нечасто носили – попросту не видят смысла, если большую часть жизни проводят в покрытом густой шерстью теле – но Змея носила легкое белое платье до, кажется, середины бедра. Девушка присела рядом с Тораком, поджав под себя ноги в чисто человеческой женской манере, мягко улыбнулась и дополнила:

— Неужели что-то серьезное? — сказала она, безмятежно улыбаясь. Воспитание у нее было превосходное, так что это наверняка была одна из ее дежурных улыбок.

— Просто хотел узнать, как обстоят дела.

— Явно не очень хорошо, — сказал Орел, устраиваясь рядом на одной из подушек, — Управление всеми группировками лежит на ней и разбирается со всем она сама. Если что-то потребовало нашего участия, то это, должно быть, серьезно.

Торак же усмехнулся:

— А что сейчас не серьезно? Сезон нынче беспокойный выдается, — он как-то грустно улыбнулся.

Едва он договорил, как в окне промелькнула фигура и в помещение прямо с улицы запрыгнула девушка. Красивая коротковолосая брюнетка с миндалевидными глазами рубинового цвета, в белой рубашке с отсутствующими верхними пуговицами, открывающей вид на туго обтянутую бинтами грудь – парнем эта девушка не притворялась, потому причина такого решения была никому не известна – с парой родинок на щеках, в темных брюках и тяжелых армейских сапогах. На поясе всегда висел ремень с несколькими кармашками, в которых часто можно было обнаружить несколько горстей ягод. А на руке покоился туго завязанный черный платок, порой служащий ей шарфом, прикрывающим лицо, которое портил лишь уродливый шрам от щеки до щеки на носу, и чуть задевающий ее правый глаз, из-за чего тот как будто бы всегда прищурен.

Она - Медведица, приближенная к людям почти так же, как Торак. Ее история была известна меньше всего – она присоединилась к Нечестивому последней, будучи просто найденной на одной из темных улиц гетто. Тогда она казалась слабым и ни на что не способным ребенком, но в последствии стала самым важным членом их команды.

Она не притворялась человеком, но очень много времени проводила в местных преступных группировках, помогающим им в их деле, чтобы контролировать все их действия и быть уверенными, что предательства не намечается. Ее работа была ничуть не безопаснее работы Торака, и было ее ничуть не меньше.

Встретив на себе взгляды присутствующих, она прошла ближе и села напротив Торака:

— Хорошо, что все собрались так быстро.

В комнату тут же забежали три молодые собаки – первая точно овчарка, вторая уже больше походила на помесь с хаски, третья и вовсе была похожа на маламута. В самом же деле все трое были такими же перевертышами, но полукровками – кто-то из их родителей был собакой. Ту, что похожа на маламута, звали Рекой, того, что на хаски – Лисом, а на овчарку – Кайотом. Из-за собачьей крови их жизни немного сократились и несмотря на возраст около девяти лет, по человеческим меркам она были как двенадцатилетние ребятишки, но это было единственным, что отличало их от обычных перевертышей. Они были достаточно умны и даже немного владели навыком обращения, поэтому служили своего рода шпионами, притворяясь обычными собаками.

Медведица нашла их однажды и воспитала, и теперь они были ее маленькими помощниками, собирающими информацию с разных частей города. И сегодня они, похоже, что-то нашли.

Торак, Медведица, Орел, Змея – в действительности они и были тем Нечестивым, если думать о нем, как о террористе. Пусть задумка принадлежала Тораку, выполняли они все общими усилиями. Так, с помощью своих надрессированных щенков, Медведица легко узнавала обо всем, что творилось в городе; Змея выступала на публике в гетто, как знатная особа и представительница Нечестивого; Орел был тем, кого люди чаще всего видели на местах преступления в обличии волка; Торак же стоял во главе всего этого, попутно следя за людьми на их же территории.

— Первым делом я бы хотела узнать, что хотел ты, — спросила Медведица, дав волчатам понять, что еще не время зачитывать свои доклады. Она лучше всех понимала, что у Торака не так много времени, чтобы приходить сюда без всяких подозрений со стороны людей.

Он сказал то же, что и остальным пару минут назад. Девушка приняла это и, махнув рукой, дала волчатам добро на зачитывание докладов. От их лица заговорила Река – встав на задние лапы и выпрямив спину, она начала говорить.

Ее речь длилась около трех минут. Если обобщать, что в целом все также, как и обычно. За несколько лет была выявлена закономерность, согласно которой в определенное время года преступность возрастает. Сейчас этот период уже прошел и все должно пойти на спад – в общей картине так и есть. Но во всем есть свои исключения. Во-первых, никогда до этого в город не приезжали иногородние следователи. Всех здешних они уже знали и неустанно следили, а новых предстояло найти как можно скорее. Во-вторых, малышка сказала, что одна из группировок, банда Мадарагуми, предала их.

В зависимости от того, кого можно считать полноценной бандой, а кого – просто компанией авантюристов вне закона, под крылом Нечестивого было от пяти до десяти таких группировок.

Здесь, в гетто, закон был мертв уже давно. Сюда часто уходили люди, лишившиеся дома, погрязшие в долгах или находившиеся в бегах по той или иной причине. Кажется, когда-то в этой части города – занимающей едва не четверть всей его огромной площади – были то ли обычные трущобы, то ли попросту говоря загон для неугодных. Время шло, ограждения убрали, но стереотипы остались, полиция попросту закрывала глаза на все, что там происходило, пока и вовсе не перестала принимать все заявления из этих районов. Кажется, даже было несколько митингов. Если это к чему-то и привело, то результатом стало то, что есть – главными в этих районах теперь были не какие-нибудь политики, а обычная мафия.

Можно было бы сказать, что раз Нечестивый стремится избавиться от преступности, то этот район должен быть его первейшей целью, но на деле хоть в этих районах жизнь не такая простая, закон здесь соблюдается как никогда. Так было до Нечестивого – под властью и надзором мафии – так и есть под покровительством перевертышей. Люди точно знали, что некто подчинил себе все группировки, заправляющие здесь, и исправно следит за порядком.

Мадарагуми были одними из старейших банд и прежде, чем в город пришел Торак, были на первых ступеньках власти. Пожалуй, не удивительно, что они решили пойти против вышестоящего, так просто вломившегося в их устой.

— Все точно так? — спросил Торак Медведицу, — Не кто-то из них, а все сразу?

Девушка отпила из кружки только заваренный чай:

— Можно сказать и так, и так. Генрих положил начало этим мыслям и подбил всех своих подчиненных. Несогласных выгнали, но оставили в живых с условием, если они будут молчать.

Орел издал тихий смешок.

— И как они?

— Перешли в Инугуми и молчат. Я не могу винить их в этом.

Этим она сказала, что узнала о предательстве сама и люди, преданные им, не пострадают понапрасну. Хорошая работа.

— Мадарагуми уже раздобыли себе счастливые билеты за город и собираются бежать на следующей неделе. Я подумала, что тебе захочется разобраться с этим лично.

Будь она личностью более открытой, то, несомненно, коварно улыбнулась бы, но строжайшее воспитание не позволяло фамильярничать, пусть даже в компании близких соратников, так что она лишь поставила кружку на столик и сложила руки на коленях.

— Да, это интересно. Мы можем разобраться с ними публично? — спросил Торак, и девушка кивнула, — Отлично, значит так и сделаем. Так, и что на счет новоприбывших следователей?

Он вновь посмотрел на малышку Реку, до сих пор стоявшую рядом и наблюдающую.

— Последние прибыли неделю назад, ворота города вновь закрыты. Личности последних еще устанавливаются, но большую часть мы уже нашли. Вот.

Она потянулась к сумкам, висящим на спине одного из ее братьев, достала большую папку и положила на стол. Ни читать, ни писать дети не умели, поэтому все, что требовалось записать, для них под диктовку писал босс Инугуми, банды, что была главнейшей из всех в гетто. Они же и помогали Нечестивому во многих делах. Тяжело представлялось, чтобы тот огромный мужчина лично работал с этими малышами вместо того, чтобы подсунуть кого-нибудь из своих подчиненных, но так было уже несколько лет.

Торак взял листы и стал бегло читать, что больше выглядело так, будто он просто пролистывает один лист за другим.

— Похоже, что почти все приезжали в город семьями, хотя большинство из них фальшивые, — озвучил парень для всех по ходу чтения. Семья для тех людей была неплохим алиби, к одиночкам было бы больше вопросов. Парень замялся на мгновение, и обратился к щенку, — Пятый следователь в списке, не совсем понимаю, как читается его фамилия. Можешь назвать?

Похоже, фамилия следователя была настолько непривычной для местных, что даже босс Инугуми на слух не смог ее воспринять. Однако примерное произношение написанного было парню уже знакомо, и стоило проверить.

— Анен, — малышка замялась и опустила мордочку, — Господин Кляйн сказал, что у этого слова много вариантов и лучше найти бумаги, где будет написана правильная версия. Я уже занимаюсь этим!

— Не стоит. Я подозреваю, что уже знаю человека из этой семьи.

С самого появления вестей о том, что в город скоро прибудут новые следователи, Торак был начеку. Но не боялся или остерегался каждого приезжего, а скорее держал в уме, что с этим человеком стоит быть осторожнее, и по возможности следует ограничить общение с ними. С Тарой, приехавшей в город, так не получилось – почти сразу его назначили ее репетитором, а потом она и в их клуб вступила.

А сегодня еще и выяснилось, что она из достаточно обеспеченной семьи, что может позволить себе дать чужому человеку неограниченный по времени пропуск на выезд из города. Чтобы кто-то столь обеспеченный просто так приехал в такой город, как забытый миром Орсейл? Это смешно.

Он рассказал всем о своих подозрениях.

— Я могла бы избавиться от нее, — беззаботно сказала Змея, махая хвостом, — Даже моих навыков будет более чем достаточно.

— Она не представляет опасности, это не имеет смысл. Да и нам же хуже, если человек, приближенный к следователю, погибнет. Будем просто наблюдать. Сейчас сосредоточимся на бегущих членах Мадарагуми.

— И, что пишут?

— Застряли в пробках. Как ты и говорила…

На прошлой неделе Тара от лица своей семьи любезно предложила Лари заманчивейшее предложение – отправиться для дальнейшего лечения в Дегранд, один из городов большого альянса (в который Орсейл, конечно же, не входил). Немного прошло времени, как тот согласился, и уже сегодня парень должен был отправиться.

Все члены клуба собрались на станции за час до отъезда парня.

Всего в городе было четыре главныхз врат, но главными были Южные, с которых было быстрее всего выехать из долины среди гор, где располагался город, и отправиться восвояси. Эти самые ворота и были открыты ранее для посланников; теперь же, чтобы проехать, вновь нужен был пропуск.

Станция была великолепным местом, и то совершенно неудивительно, раз находиться здесь обычно могли лишь люди высших должностей, что могли отсюда выехать за пределы города. Простые студенты смотрелись здесь как белые вороны, то и дело привлекая внимание людей в самых дорогих одеждах, в чьих взглядах читалось, что простые люди для них – точно диковинная животинка.

Из-за того, что станция была на окраине города, добраться сюда было тяжелой задачей. Большинство ребят выехали еще утром, чтобы точно не опоздать, кого-то подвезли, хотя некоторые, включая Кевина, Питера и еще нескольких, опаздывали. Не так критично, в самом деле, но все же.

Хотя Питер мог и приехать вместе с ними – Тару и Мари привез сюда его отец, Джон Вернер. Он был крепкий высокий мужчина в длинном плаще, с длинными волосами, заплетенными в хвост, слегка неаккуратной бородой и, казалось, чрезмерно грустными серыми глазами. Лицо его было таким, словно он все время о чем-то грустил и погряз в вечном трауре, но даже несмотря на это он все еще был в состоянии мягко улыбаться невинным подросткам.

Тара уже знала, что Питер был приемным, но сходство с Джоном было невероятным. Питера от него отличали лишь пепельные, почти белые волосы и отсутствие тяжкого груза на душе.

— Спасибо большое, что подвезли нас, — сказала Тара, — Но вам не обязательно оставаться здесь и сейчас…

— Меня попросили помочь, я и помогаю, — негромко произнес тот, скучающим взглядом оглядывая все вокруг, — Мне не сложно отвезти вас и обратно.

Девушка молча приняла это.

А затем от Питера пришло смс крайне странного содержания: «У вас там все в порядке? Все целы?». На вопрос, о чем он, пришло следующее: «Маршрут остановили, говорят, что станцию окружила какая-то мафия». Но в здании все было спокойно.

Однако, у многих людей вокруг зазвонили телефоны, включая ребят из клуба. Те тут же собрались рядом.

— Ты уверен, что говорят именно об этой станции? — спросил Лари, включив динамик у телефона.

Оттуда раздался голос, кажется, Кевина:

— Конечно я уверен! — едва не прокричал тот вперемешку с ругательствами, которые девушка еще не знала, — Они окружили всю станцию, перекрыли дорогу, как вы вообще можете не знать этого, находясь внутри?!

Похоже, ровно точно то же говорили из мобильников и другим людям, отчего беспокойство только нарастало, но даже персонал едва ли мог кого-то успокоить, а по лицам охранников стало ясно, что они никак не могут связаться со своим начальством.

— Не к добру это… — протянул рядом Джон необычно серьезным голосом, и убрал мобильник.

Лицо его переменилось и, пусть глаза остались теми же, взгляд стал как никогда ранее решительный. Будучи едва не единственным взрослым в компании, он собрал всех рядом.

— Похоже, что это дело рук Инугуми.

Следом за его словами, дверь в комнату ожидания, только-только закрытая охранниками, с треском отворилась, и в помещение вошло несколько персон: пять мужчин с оружием в руках, Некто, одетый в длинный черный плащ до самого пола с бело-красной маской на лице, и звероподобное существо размером с человека, шагающее на двух лапах рядом.