After Dark

Дайске поворачивается к нему и единственное что он видит — это взгляд Хару, обращённый лишь на него. Руки Хару осторожно оборачиваются вокруг Дайске и впервые за долгое время горькая тоска и чувство безысходности сменяются теплом и спокойствием. Дайске скучал. Нет. Тосковал. Постоянно и так, что сердце скручивало едва выносимой болью.

— Прости меня, — в ответ на шёпот его лишь прижали к тёплому уже такому родному телу, из глаз почему-то потекли слёзы, а на душе опять стало так отвратительно горько, но он был уверен, это обязательно сольётся с дождём в тёмной прохладной комнатушке небольшого дома посреди леса.

Дайске отдал так много. Отдал всё, что у него было, но этого оказалось так ничтожно мало, они зашли в тупик.

— Ты не виноват, — прошептал вдруг Хару и его голос был утешением, почвой под ногами и самой сильной опорой, которая была когда-либо у Дайске.

Он знал, что Дайске сделал всё, что он мог, как никто другой знал, какие усилия он приложил. Да, они зашли в тупик, но это не было виной Дайске. Он не мог упрекать его в чём-либо, они уже перешли этот этап. Это перерос Хару и это так же давно перерос Дайске.

Каждый из них понимал цену этой миссии, никто из них не смел оспаривать ни одну потраченную йену.

Вжавшись в плечо он чувствует, как Хару набирает в грудь воздух и собирается что-то спросить. Дайске не позволяет ему, прижимаясь губами к губам, замирая на бесконечные мгновения, пока Хару не берёт инициативу в свои руки, начиная вести вглубь комнаты.

Ему не нужно никаких слов, Дайске осознаёт только то, что поцелуй слишком мокрый и солёный и что он почему-то знает вопрос Хару.

***

На той вечеринке было очень шумно. Возможно, не стоило им столько пить. В воздухе снова нависает тяжелой тучей вопрос. На который никто не мог дать ответ. На который отвечать не хотелось. Он был всего один. Дайске не позволил ему сорваться с губ, накрывая губы Като своими. Плевать на взгляды, плевать, что это далеко не гей-клуб. Он так сильно хотел завалить своего напарника в этот момент, довести до полного безрассудства, они оба абсолютно пьяны и им абсолютно на это плевать.

А потом они как ни в чем не бывало стояли у какой-то барной стойки и Хару рассказывал какие-то истории с детства ли, со школы или со времён академии. Дайске хорошо помнит звонкий искренний и пьяный смех Хару и ком в собственном горле. В тот момент что-то сблизило их. Дайске не знал, были это их разговоры, смех Хару, поцелуй или алкоголь. Он знал и помнил, что на утро ничего не исчезло, а Хару улыбался немного смущенно, гдядя на уже не спящего Дайске. Каждый раз, когда они открывались друг другу больше, становились ближе, ему казалось, что Хару вытаскивал его из океана вечной скорби и холодной тревоги. Снова и снова.

***

Дайске прогибается в спине и глубоко стонет имя, пока руки и пальцы Хару рефлекторно сжимаются от каждого звука, издаваемого им, он касается губами везде, где может достать и медленно толкается глубже, заставляя Дайске сдавленно вскрикнуть от нахлынувших его чувств, и сейчас ему так хорошо в этом сладком безумии. Он царапает спину Хару короткими ногтями и больше никто из них не держит себя в руках.

Дайске чувствует укусы и язык на плечах и ключицах и томно мычит, когда почти что слышит, как Хару скалится и не позволяет вырваться ни на секунду.

Кровать под ними скрипит, но это ничто по сравнению с тяжёлым дыханием Хару над ухом, который так же как и он теряет рассудок в минуту удовольствия.

И фантомные страх, боль и горькая тоска в душе и сердце на время стихают и уже не кажутся такими важными. На время.

***

Их расследование об адоллиуме давно зашло в тупик. Все их ресурсы исчерпаны и никто не знал, как двигаться дальше. Они были аккуратны, свели все технологии к минимуму и просчитали все детали, вычисляли шаги наперёд, но даже это им не помогло. Это было очень опасно и они были предупреждены об этом много раз.

Дайске едва помнит, как вступил в схватку, просчитался и был избит, как особо сильный удар под дых вывел его из строя и его толкнули в реку с моста, как последней мыслью было то, что когда-то он смотрел как с этого моста падает Хару, как Хару вытащил его из воды и выхаживал те три дня, что Дайске не приходил в себя, а потом, когда он очнулся, Хару почти рыдая от облегчения обнимал его почти час и бредил что-то ему в ухо, как все тело ныло от ушибов, ссадин, того самого удара в диафрагму и одного ножевого ранения. Едва ли он знал о том, как Хару не находил себе места и делал все от него зависящее, чтобы спасти его.

***

С губ Хару доносится хриплый стон. Дайске целует, кусает губы, сминает их и толкается языком в рот Хару, прикрывает глаза и ухмыляется, когда чувствует как становится до одури хорошо, как Хару не выдерживает и отстраняется, стонет в ухо, сбивается с ритма и обнимает Дайске чересчур крепко.

Это игра, в которой выиграть можно только сдавшись, но если сдашься — проиграешь. Замкнутый круг. И они оба давно проиграли в этой игре, зайдя так далеко и сдавшись друг другу.

Хару срывается, гладит взмокшее горячее тело Дайске везде, где может, касается губами, влажно целует, пока Дайске под ним дрожит и пытается сдержать голос, расфокусированно ловя взгляд партнёра. Он дышит часто и глубоко, прямо в губы Дайске и он чувствует немой вопрос, который останется без ответа.

"что будет дальше?" Он не знает.

***

— Надо залечь на дно, — Как-то сказал Дайске, мирясь с неизбежным. Его не пугала опасность, возможность умереть, или то, что они оба после упорной работы и беготни были объявлены в розыск.

Он боялся потерять всё, что у него осталось, единственное, что у него было. Единственным, кто у него был — Хару. Хару, которого тоже ничерта не пугало.

Но, наверное, это было впервые когда они пришли к одному и тому же решению.

Хару кивнул.

Дайске повернулся и единственное, что он видел перед собой — взгляд Хару, который видел только его.

Он втянул его во всё это, из-за него ему приходится прятаться, из-за него всё пошло не так и Хару страдает и падает вместе с ним. Это его вина.

— Прости меня, — шепчет Дайске в грудь.

— Ты не виноват, — шепчет в ответ Хару и хочет спросить, что делать дальше. Дайске горько. Он знает, что хочет спросить Хару, но он не знает, как ответить на него. Поэтому Дайске целует его как можно глубже, как если бы прикосновения могли помочь найти ответы на все вопросы. Губы Хару мягкие с легким привкусом крови, он ощущает ответные прикосновения и в этот момент Дайске позволяет себе побыть слабым. Хару чувствует солёные слёзы и обнимает крепче, утягивая в поцелуй и заставляя ноги Дайске подкоситься. Дайске всхлипывает и утыкается лицом в плечо. Он так сильно устал и благодарен Хару за то, что он ничего не говорит, лишь обнимает, позволяя выплакаться в плечо.

Говорить совершенно не хочется, звонкие удары капель дождя об окно говорят лучше всяких слов.

А потом внезапно на душе становится слишком легко, будущее перестает казаться таким мрачным, как минуту назад, словно кто-то пролил на него тусклый, пока что тусклый свет золотистых оттенков, который обязательно начнёт становиться ярче и золотистее, и Дайске почти хитро улыбается Хару в шею, потому что чувство озарения безумно ласкает душу, как руки пока ничего не подозревающего Хару, медленно гладящие его по спине.

Возможно, в скором времени он сможет дать ему ответ.