Смерть сказала: "Жизнь, я тебя люблю.
Я смотрю на тебя и, волнуясь, немного, робею.
Хочешь, я ради тебя всех их убью?
Я бы сделала что-то ещё, но я не умею.
Толпа ликовала, встречая его, блистательного Джейса Таллиса, члена Совета Пилтовера и изобретателя технологии Хекстек, гудела многоголосым рёвом, и руки вздымались к небу, и шляпы летели в воздух. Они тянулись к нему, как к огню тянутся мотыльки, как к спасителю тянутся обездоленные. Но в их искреннем радостном вое Виктор слышал стальной лязг зубов настороженных гончих, готовых броситься на того, кого с благоговением нарекли Защитником Завтрашнего Дня, стоит ему оступиться. Потому что как бы он ни сиял сейчас, отражая лучи своей славы, он больше не будет им нужен, когда перестанет светить, погаснет, как догоревшая свеча, утонувшая в собственном воске. Потому что только Виктор по-настоящему ценил Джейса Таллиса, не Пилтоверского советника, но увлечённого своим делом учёного, человека доброго нрава и мягкого сердца. Только Виктор был рядом, когда все эти же люди, не удосужившись даже разобраться, в чем дело, с упоением втаптывали его в грязь, протянул руку и помог подняться, а после – шел нога в ногу, шаг за шагом, все эти годы, не давая вновь упасть. И тоже бросил его, когда был нужен больше всего.
И вот теперь Виктор стоял среди толпы этих убийц, пока Джейс улыбался им с трибуны и не замечал, как голодно блестят их глаза и влажно сверкают на солнце их зубы, совсем ещё неразумный щенок, не успевший отрастить острые клыки и жёсткую шерсть на загривке вместо мягкого детского пуха. Он простил их. Он хотел их спасти не смотря ни на что.
Не до конца отдавая отчёта своим действиям, поддавшись порыву, Виктор вдруг тоже протянул к нему, этому огню надежды, раскрытую ладонь. Он не слышал из-за шума толпы, но знал, что металл надсадно скрипит, когда конечность разгибается. Это – его новая реальность, к которой он уже успел привыкнуть. Он сделал шаг, и толпа нехотя расступилась перед ним – и к этому привыкнуть ещё только предстояло. С их последней встречи Джейс почти не изменился – только обзавёлся новым пиджаком, белым с золотом, как и все прочие, – а Виктор... С Виктором всё было гораздо сложнее. Более он не был хрупким калекой, нет, ломкие птичьи кости заменил титановый сплав, а выжигающую плоть изнутри кровь – раствор мерцания; трубки и провода соединяли детали между собой вместо сосудов и сухожилий, крепили грубый холодный металл к тому, что осталось ещё от живой человеческой кожи, истерзанной шрамами и вырезанными на ней рунами. Спина его выпрямилась, удерживаемая новым каркасом экзоскелета вместо слабого позвоночника, делая Виктора на порядок выше, чем он привык себя считать, плечи расправились, стали шире, а глаза с чёрными склерами горели страшным, неживым огнём. Люди боялись его. Люди считались с ним. И кто бы знал, что для этого придётся всего лишь умереть и встать заново? Виктор сделал ещё один шаг, и ещё. Шёл из чистого упрямства, не замечая ничего, кроме Джейса Таллиса где-то далеко перед собой.
Толпа расступалась перед ним, механическим чудовищем, машиной, движущейся на энергии гнева и извращённой воле к жизни; разговоры и шум стихали вокруг него, позволяя расслышать треск и скрежет неидеально подходящих друг к другу деталей, шум вентиляционных клапанов, скрип шарниров и, как казалось Виктору, безумный неритмичный стук его сердца. Тишина клубилась вокруг, распространяясь от человека к человеку, как вирус, и снова отдавала свои права привычному шуму, стоило толпе сомкнуться за его спиной. Он слишком отличался от них, прямой и честный, идущий ровным неестественным шагом, не петляющий и не прячущийся. Не живой.
Джейс Таллис заметил его сразу, Виктор был в этом уверен: невозможно не разглядеть более чем двухметровую условно человеческую фигуру, укутанную в красный плащ, да ещё при этом прущую сквозь толпу с уверенностью танка. Заметил, но не придал никакого значения – мало ли кого можно встретить в Пилтовере, Городе Прогресса. Он даже не перестал говорить. Вещал о новых изобретениях, которые вот-вот, дайте только точку опоры, перевёрнут мир. Виктор слушал краем уха, но не слышал: слова советника заглушал стоящий в ушах стук крови, смешанной с мерцанием. Джейс Таллис... Он совсем близко -- только сделай ещё один шаг, протяни руку и тогда, может быть, сможешь ухватиться за полу белого пиджака. Но советник до сих пор будто не видел его. Сейчас или никогда.
– ДЖЕЙС ТАЛЛИС! – воскликнул Виктор, и в голосе его послышалось механическое щелканье. Восклицание прокатилось валом по собравшейся толпе, пожалуй, даже громче, чем хотелось бы.
И тишина обрушилась на площадь. Подобно природному бедствию, она накрыла всех сразу, как куполом, заткнула разом все их хищные рты. И в возникшей тишине собственные мысли казались Виктору слишком громкими. А Джейс... Одно удовольствие было смотреть на Джейса, сбитого с толку, разом потерявшего всю свою величественную уверенность правителя, человека Прогресса. Неосознанно сделав полушаг назад, он прокашлялся и ухватился руками за углы трибуны, до боли в пальцах, до побеления костяшек, будто это могло ему как-то помочь. Бедолага...
– Простите, я могу вам помочь?.. – спросил неуверенно , и прозвучало это настолько глупо, настолько нелепо, что Виктор не сдержал смешок. Он окончательно убедился – да, это всё ещё был его Джейс, Пилтоверкие псы не смогли сломать его. Вот он, настоящий, выглядывает из трещины в скорлупе старательно, кропотливо выстроенного образа, робкий и тихий, им так легко помыкать... И кто защитил малыша Джейса, пока его, Виктора не было рядом? Ничего, теперь всё можно исправить...
Одним прыжком Виктор взлетел к нему на сцену, и шарниры надсадно проскрипели при приземлении, заставив советника в страхе отступить ещё на шаг назад. Одно эффектное движение, присущее пижонам и фокусникам, и грязно-красный плащ упал с широких плеч, демонстрируя свету новое механическое тело и, что более важно...
– Ты?.. – прошептал Джейс на выдохе, наконец узнав в лице пришельца старого друга, и Виктор больше прочитал по губам, чем услышал, и улыбнулся криво, неумело, непривычно.
Шёпот пронёсся среди людей, удивленных и напуганных действием киборга, они переглядывались между собой и косились на бездействующего Защитника, кто-то возмущался, куда же смотрят миротворцы. И все они разом дрогнули, когда трибуна с грохотом рухнула на помост, опрокинутая Виктором. Ничто не должно ограждать его от цели!
– Бедный-бедный Джейс... Всë такой же чистый и невинный... Настоящий луч надежды для этих болванов... – медленно и тихо, скрипуче растягивая слова, заговорил Виктор, переступая через несчастный предмет мебели, в один широкий шаг приближаясь к Джейсу, глядя прямо в эти полные невысказанного немого ужаса глаза. – Они недостойны тебя. Никто не достоин... Даже я. Я оставил тебя, когда был так нужен, но я хочу искупить свою вину... Я исправлюсь...
– ГОВОРИТ ЛЕЙТЕНАНТ ФРИНДМАН, ПОДНИМИТЕ РУКИ И МЕДЛЕННО ПОКИНЬТЕ СЦЕНУ! – небесным громом раскатилось вдруг поверх голов растерянных зрителей, прерывая на полуслове речь Виктора. – ПОВТОРЯЮ: ПОДНИМИТЕ РУКИ И ПОКИНЬТЕ СЦЕНУ, ИНАЧЕ МЫ БУДЕМ ВЫНУЖДЕНЫ ОТКРЫТЬ ОГОНЬ!
Киборг быстро глянул через плечо, заметил краткую вспышку играющего на стволе винтовки солнца на крыше соседнего здания. Ещё одну. И ещё... Проклятье. Если обернуться, наверняка точно такие же обнаружатся в толпе за спиной. Возможно, даже за кулисами. Вряд ли шериф Кирамман позволила бы оставить советника без надзора.
– А не пойти бы вам в Бездну, товарищ лейтенант... – прошептал ядовито и так тихо, что даже Джейс, стоящий в полушаге, с трудом смог бы разобрать слова. – Проклятые псы... Они хотят вновь разлучить нас. Хотят, чтоб ты принадлежал только им, чтоб высосать тебя до последней капли, чтоб использовать тебя... Недостойные! Хочешь, я ради тебя всех их убью? Они поплатятся за то, что сделали с тобой!
В довершение своей речи Виктор протянул когтистую руку к лицу оцепеневшего советника, не способного ни сбежать, ни защититься, хотел провести по чужой щеке настолько ласково, насколько прикосновение холодного мёртвого металла вообще может быть таковым.
– Пойдём со мной, Джейс... Они только погубят тебя...
В этот раз советник не отстранился, поднял на давно потерянного друга взгляд недоверчивых зелёных глаз, приоткрыл было рот, чтобы что-то ответить, но...
Первый выстрел прошил плечо, Виктор дёрнулся и отшатнулся, пусть его новое механическое тело и не чувствовало боли, а вместо крови во все стороны брызнули искры. Протянутая к чужому лицу рука непроизвольно дрогнула, и три алые полосы быстро рассекли чудесное личико пилтоверского советника.
– Нет!! – воскликнул он, зажимая рукой кровоточащую щеку, пригнулся и закрыл руками голову, будто это могло защитить его от шальной пули. – Нет, стойте!! Прекратите!
Крик его потерялся в шуме толпы и грохоте винтовок. Среди всего прочего его собственный голос не имел никакого значения. Как всегда.
Следующий выстрел пришёлся Виктору в бок, ещё два прошли в бедро, заставляя ногу подогнуться под весом киборга. Той брони, которую Виктор успел приладить, катастрофически не хватало, чтобы защитить внутреннее устройство. Врезаясь глубоко в его тело, пули разрывали схемы и провода, портили работу многих бессонных ночей. Выругавшись, сплюнув скопившийся яд сквозь зубы, Виктор вновь взглянул на Джейса – в последний раз. И бросился зверем со сцены, обратно в толпу, торопясь скрыться с людских глаз.
***
– О чем вы думали, Фриндман?! А если бы ваши люди задели советника Таллиса?!
Шериф Кейтлин Кирамман была вне себя от ярости, казалось, земля вот-вот разверзнется и исторгнет из своих недр столбы пламени, поддерживая праведный гнев главы миротворцев. Отчитывая своих непутëвых подчинëнных, Кейтлин костерила их, по чем свет стоит, и головы пристыженно гнулись всё ниже. Судя по всему, одним выговором дело точно не закончится, пойдут разбирательства, и свою должность чрезмерно нетерпеливому лейтенанту удастся сохранить только при одном условии – если небо обрушится на землю, и опавшие звезды сложатся в какую-нибудь соответствующую надпись. Уж Кейтлин позаботится, чтоб нарушитель общественного спокойствия не задержался на своём месте дольше, чем до заката. Джейс не вслушивался – по большей мере ему было наплевать, останется незадачливый Фридман, едва его не убивший, в рядах миротворцев или нет. Голова его была забита совсем другими мыслями.
Он был похож на сломанную куклу, забытую где-то в углу – поникший остекленевший взгляд, растрёпанные волосы, на плечах плотное покрывало, а на разодранной щеке пластырь (позже он будет удивляться, откуда вся эта мишура взялась, но сейчас ему было плевать и на это). И все вокруг суетятся, бегают, разбираются, препираются, а Джейсу только и остаётся, что сидеть не у дел. Как ребёнок, вынужденный слушать, как ругаются взрослые. И Кейтлин, периодически поглядывающей на старого друга через плечо, было чертовски жаль его. Еще бы, сначала тот урод на сцене, потом идиот Фридман, отдавший приказ открыть огонь. Если так подумать, Джейс одновременно был в когтях у двух смертей и остался жив только из-за того, что жадные старухи не поделили лакомый кусочек. Но надолго ли?
Кейтлин устало потëрла переносицу и выдохнула сквозь сжатые зубы. Только таких проблем ей для полного счастья сейчас не хватало! Придурь Фриндмана означала, что придётся искать кого-то ему на замену, чтобы скорее залатать эту нелепую брешь в системе. К тому же простое отстранение не казалось Кейтлин достойным наказанием за такую выходку – создание дополнительной опасности для жизни её друга. То есть, разумеется, советника Таллиса. Защитника Завтрашнего Дня. Не важно. О, как она устала от всего этого! Изнуряющая злость бурей прошлась по её и так настрадавшейся душе, оставляя за собой выжженную надтреснутую пустоту. Отвернувшись от бормочущего какие-то оправдания лейтенанта, Кейтлин махнула рукой, обозначая окончание беседы.
– Ладно, Фриндман, я разберусь с вами позже. А пока вы можете вернуться в участок и забрать свои вещи. – холодно отрезала она. У неё не оставалось ни сил, ни времени, чтобы выслушивать его нытьё. Было ещё одно незаконченное дело, требующее её срочного внимания.
Джейс бы удивился стальным ноткам, звучащим в её голосе. Удивился бы усталой печали, осевшей на дне её металлически-голубых глаз, обведенных траурной рамкой тёмных кругов. Как быстро должность шерифа изменила её. Вот, вроде, не так давно бегала перед Маркусом, пыталась выслужиться – теперь такие же юные дураки выслуживаются перед ней. И всё это ни капли не добавляет ей радости, только всегда ровные плечи слегка сутулятся под весом потяжелевших погон.
Джейс вздрогнул, вырываясь из лап оцепенения, когда Кейтлин села рядом с ним у сцены и положила руку на его плечо, моргнул, и взгляд его начал приобретать некое подобие осмысленности. Она ещё что-то говорила таким тихим грустным голосом, которым говорят с теми, кому нельзя помочь, правда, сказанного Джейс не услышал – пришлось переспрашивать.
– Кейт... Ч-что?..
Да, рот пока лучше было не открывать. Язык еле ворочался, а нижняя челюсть вдруг стала такой неподъемно тяжёлой, и это никак не способствовало разрешению путаницы в его мыслях. Вот и получалась вместо внятного ответа какая-то ерунда. Благо, Кейт хорошая, она понимает. Тонкие ловкие пальцы ласково сжали плечо советника – своего рода заменитель объятий, кажущихся в свете всего происходящего несколько неуместными.
– Тише, Джейс, всё хорошо. – примирительно-ласковым тоном проворковала она и почувствовала, как под её хваткой тело друга начало наконец расслабляться, а сам Джейс, поддавшись порыву, слегка навалился плечом на подругу. Тоже своего рода заменитель объятий, только если у Кейтлин он кошачье-легкий, осторожный, то у Джейса беспардонно-медвежий, неловкий и неуклюжий. Как давно они не сидели так вместе – плечо о плечо, висок о висок, молчаливо единые в своём отчаянии. Как давно у них не было подобного мига краткого спокойствия. Но Кейтлин не могла, не имела права расслабляться, не смотря на то, что Джейса было безумно жаль. Это было ради его же блага, даже если сейчас это причинит боль. И Кейтлин заранее пожалела о своём следующем вопросе:
– Джейс, я понимаю, что сейчас не самое лучшее время расспрашивать, но чем быстрее мы найдём того человека со сцены, тем будет лучше для всех. Учитывая, что он наговорил, он может вернуться, и тогда...
Ну и что тогда? Кейтлин была уверена, что ничего хорошего. Разве можно ждать чего-то хорошего от фанатика, пусть он и явно без ума от советника Таллиса? Он ведь явно умом тронулся, судя по его речам – очевидцы утверждали, что киборг угрожал убить всех присутствующих... Благо, договаривать Кейтлин не пришлось – в ответ на её слова Джейс слегка поджал губы и нахмурился – хорошо знакомый главе миротворцев жест. Он всегда делает так, когда сомневается, стоит ли говорить о чём-то, что навряд ли понравится собеседнику. Скверный знак. Кейтлин напряглась, как гончая перед броском, хватка на чужом плече стала жëстче.
– Джейс... Ты ведь не хочешь сказать, что... – всё ещё тихим, но уже не таким мягким тоном уточнила Кейтлин, заглядывая другу в глаза. Нет, не может быть, чтобы снова...
– Это был Виктор, Кейт... – пробормотал Джейс ещё тише, едва различимо, будто боялся этих слов. Но тут же принялся оправдываться, громче, быстрее, чтобы подруга не успела его прервать. – В этот раз точно он, Кейт! Думаешь, я бы не узнал его?
Кейтлин выдохнула и покачала головой, между тонких бровей легла траурная морщинка. Нет, все-таки снова.
– Джейс... – мягко и вкрадчиво начала она, будто говорила с годовалым ребёнком, не желающим уяснить наконец, что не стоит выбрасывать игрушки из своей кроватки, но друг не дал ей продолжить, сразу же прерывая её:
– Это точно он, Кейт! Золотистые глаза, родинки под глазом и над губой... – воскликнул он. Язык всё ещё не слишком хорошо слушался, но шерифу Кирамман уже не составляло труда разобрать слова. И они ей не понравились. Кейтлин предприняла ещё одну попытку снова завладеть его вниманием, заставить выслушать наконец:
– Джейс.
– Кейт, ты меня не слушаешь! Виктор...
– Джейс!..
Кейтлин не смогла сдержать эмоций и вспылила, облеск недавней бури вновь вспыхнул в глубине её глаз на долю мгновения и вновь погас. Шериф Кирамман прикусила кончик языка, будто и сама испугалась своего крика. Она не хотела повышать голос на Джейса, о боги, действительно не хотела. Он ведь не виноват! Просто запутался. Просто не хотел принять отвратительную истину. Просто ему нужна помощь, которую Кейтлин предоставить не могла...
– Прости, Джейс, но... – пробормотала она, убирая с чужого плеча руку и с горьким вздохом отводя взгляд. – В прошлом месяце мне пришлось ночевать у тебя, потому что тебе привиделся Виктор, сидящий на твоей кровати, а пару недель назад ты сказал, что увидел его в толпе, и сорвался на какого-то прохожего. Но... Виктор умер больше года назад, Джейс. Он никак не мог придти сегодня на твоё выступление! К тому же, очевидцы описывали его как двухметрового киборга. Это... Просто не мог быть Виктор. Мне очень жаль, но это так.
Между ними повисло угрюмое молчание, наполненное лишь отголосками разговором между уборщиками, пытающимися оттереть въедчивую фиолетовую жидкость, пролитую незваным гостем вместо крови. Джейс в свою очередь не отвечал. Подтянув колени к круди, он приобнял их и уткнулся лицом, желая спрятаться от всего мира. От усталости, с каждым днём давящей на его плечи все больше, от людей вокруг, не воспринимающих его всерьёз, от Кейтлин, которая никак не может понять. Как большой ребёнок. Шерифу Кирамман осталось лишь вздохнуть.
– Ладно, здоровяк... Сегодня я снова переночую у тебя, хорошо? Закажем еду, проведём время вместе, а потом я прослежу, чтобы ты нормально поспал сегодня. Подожди немного, мне нужно только закончить с одним делом.
Она похлопала Джейса по плечу, после чего поднялась и вновь оставила его одного.
***
В глубокой всепоглощающей, разрывающей барабанные перепонки тишине громко тикали часы -- каждый удар, каждая секунда как приговор, как маленький конец света, оглушительно громкий и вместе с тем не слышный никому, кроме Джейса. Как приговор, вынесенный ему одному, его личный крест. Напоминание – "В отличие от некоторых ты всё ещё зачем-то жив".
За окном чернел непроглядной темнотой краешек неба, украшенный стеклянной крошкой далёких холодных звёзд. Они мигали и вспыхивали, исчезая за облаками и вновь появляясь, дергаясь в каком-то необъяснимом небесном танце. Джейс даже предпринял несколько попыток сосчитать их, но каждая из них кончалась провалом, пока юный советник не бросил своё неблагодарное дело и не отвернулся. Сон не шёл, непонятно почему: толи страшно было встретить Виктора во сне, толи наоборот – пугала возможность не увидеть совсем ничего. Погрузиться в тяжёлый сон без сновидений, тягучий и давящий, потерять себя. По-настоящему потерять себя.
Джейс приподнялся на локтях, осмотрелся. Солнце давно уже зашло, теперь предметы можно было различить в темноте лишь по отсветам далёких уличных фонарей. Вот коробки от заказанной на дом еды, которые они так и не убрали, вот форма миротворцев, аккуратно сложенная на стуле, вот старая раскладушка, на которой Джейс привык спать, когда они с Виктором задерживались в лаборатории на ночь. Теперь не с кем было задерживаться. Теперь на раскладушке спала шериф Кирамман.
Прости, Кейтлин, дорогая подруга. Прости, но Джейс вынужден сделать то, о чем пожалеет. Советник Таллис тихо-тихо, опасаясь малейшего скрипа, поднялся со своей кровати, осторожно, на цыпочках, прокрался мимо спящей, как вор, как преступник. Сон у Кейтлин чуткий, она что-то мычит и ворочается во сне, но стоит Джейсу замереть – она засыпает снова. И тогда он снова может продолжить путь. Главное – выскочить из комнаты, прикрыть за собой дверь, накинуть на себя первое, что попадется под руку, и просочиться на лестничную площадку, а оттуда – на улицу.
Стоило пересечь порог, в лицо ударил холодный ветер, как игривый щенок, забрался под свитер, слишком тонкий для такой погоды, запутался в складках, а на выходе через горловину навязчиво лизнул в небритое лицо. Джейс поежился и замер на секунду, будто в нерешительности, но наконец отделился от тени дверного проёма, нырнул в рыжее пятно света, исходящее от уличного фонаря. Назад пути уже не было – если рубить, то с плеча, если уходить – то насовсем.
Возвращение за более тёплой одеждой могло, нет – обязательно испортило бы магию ночи, да ещё и был шанс разбудить Кейтлин, и тогда... Джейсу не хотелось думать о том, что будет тогда. Он сделал ещё один шаг, затем ещё, и наконец двинулся по улице, перескакивая из одного цветного пятна в другое, ëжась от холода и наивно озираясь на оконные проёмы домов – пустые глазницы. Будто наивный ягнёнок, что отбился от стада, замёрз и заблудился. И теперь шёл прямо навстречу голодному волку.
Чтобы отвлечься, Джейс поднял глаза на звёздное небо, такое глубокое и необъятно огромное со своими гаснущими и вспыхивающими вновь звёздами, и продолжал идти, прослеживая взглядом полупрозрачную вуаль облаков. Звезды мигали ему, освещая путь, когда фонари городских улиц закончились, перевели через мост между Пилтовером и Зауном – землёй живых и подземельями мёртвых. Джейс шёл так, будто ноги сами несли его куда-то или, может, какая-то сверхчеловеческая сила практически насильно тащила его по своему сюжету до пункта назначения. Он шёл долго, но не чувствовал ни усталости, ни боли в растертых ногах, и только когда звезды наконец начали плавиться в тёплых лучах восходящего солнца, он позволил себе остановиться. Сам того не замечая, Джейс оказался на окраинах Зауна, подле одного из заброшенных заводов. Он с уверенностью мог бы сказать, что никогда не был в этом месте раньше, но оттого не становилось ни холодно, ни жутко. Наоборот – Джейс чувствовал, что впервые за много лет хоть что-то сделал правильно.
Его сил хватило, чтобы отодвинуть в сторону металлическую дверь, преграждающую проход внутрь завода, и раскаленное золото, разливаемое солнцем из-за его спины, хлынуло внутрь, в холодный мёртвый зал, вместе с нагретым воздухом. Вместе с жизнью. Джейс перешагнул через порог и разглядел вдалеке, в каких-то жалких сантиметрах от полоски света, сидящего на полу и зажимающего свою огнестрельную рану Виктора. Сомнений быть не могло. На сей раз это точно он. Джейс улыбнулся и шагнул ему навстречу.
Жизнь сказала: "Смерть, я с тобой дышу.
Я смотрю на тебя и, волнуясь, немного робею.
Я тоже тебя люблю и воскрешу,
Я бы сделала что-то еще, но я не умею."