Мяч с громким шумом ударяется о поверхность тренировочного зала и рикошетит куда-то в стену. Если так пойдёт и дальше, они с Минхо будут собирать мячи не только из двух уже почти пустых корзин, но и добавится третья, а утром Юнги-сенпай будет злиться, что они остались вроде только на полчаса — атаку отработать, но задержались до десяти вечера.
По лицу Минхо катятся крупные градины пота, но тот не хочет останавливаться, продолжая раз за разом взлетать ввысь, только бы отбить мяч на противоположную сторону поля. Даже у Феликса, отдающего пасы, пальцы скоро отсохнут, что уж тут говорить про ладонь Минхо?
Громкие усталые вздохи отражаются от стен спортивного зала, когда Минхо, наконец, останавливается. Только вот неизвестно: он реально прекратил прыгать туда-сюда, пытаясь доказать себе что-то, или просто устроил себе небольшую передышку?
Феликс поднимает мяч, прикатившийся прямо под ноги. Интересно, как он не запнулся об него, постоянно пасуя отверженному доигровщику? Которого, кстати, стоит успокоить.
Мяч прилетает ровно в макушку Минхо, и тот замирает, кажется, прекратив дышать. Он поворачивается медленно, параллельно прищуриваясь и пытаясь казаться разозлённым до глубины души, однако Феликс, слишком уставший для того, чтобы испугаться сквозящего предупреждения об опасности, игнорирует его и опускается на пол, чтобы лечь, раскинув руки.
— Я не знаю, что ты будешь делать, хоть сам себе мяч кидай, сенпай, но я больше не буду двигаться вообще, — произносит Феликс и посмеивается устало, так, что лишь пара измученных смешков-выдохов вырываются из груди.
В ответ он слышит лишь сопение. Тренировка на сегодня точно окончена: Феликс её завершил, а что там скажет на это Минхо уже, если честно, плевать. Надо думать даже не столько про то, смогут ли они завтра встать в школу, а смогут ли они прямо сейчас доползти до клубной комнаты, чтобы переодеться из потной спортивной формы.
До межшкольных всего пара недель, и чем ближе эта дата, тем ещё более вспыльчивым становился Минхо, выпуская пар на тренировках. Даже Джуён не так отвержённо забивал свои коронные диагональные, хотя старался изрядно. Минхо же каждый раз изводил и себя, и Феликса, единственного связующего, кто продолжал ему пасовать. Юнги-сенпай попросту устал и уже сомневался, что плечо выдержит такие нагрузки.
Всё ради того, чтобы, наконец, разбить того парня-первогодку из Карасуно, Усока, чей блок наверняка поможет команде прорваться сквозь отборочные. Да уж, в этот раз битве на мусорной свалке следовало состояться.
— Прости, — говорит Минхо, опускаясь на пол рядом с Феликсом, и тот не упускает возможность извернуться так, чтобы положить голову сенпаю на живот. — В следующий раз долбани меня мячом по голове сильнее, чтобы дошло, и я прекратил до того, как выдохнешься.
— Не буду, — тянет Феликс и дует губы. — Если я прекращу это делать, значит проиграю Чангу-сану.
Потому что если у Минхо есть Усок с его блоком, Юнги-сенпай противоборствует капитану Карасуно, Хветэк-сану, то у Феликса есть свой противник — связующий Карасуно, который ой как хорош.
Минхо хмыкает и взлохмачивает и без того растрёпанные волосы Феликса, устраивая у того на голове окончательный бардак. Если бы тот не валялся мёртвой тушкой, то обязательно пихнул бы в бок, так удачно подставленный. Но Феликс лишь дует губы и поудобнее устраивается на чужом теле.
Устроив некое подобие «лежбища котиков», как называл Тэн их общекомандное валяние без дела посреди тренировки, они расслабляются. Весь зал тут же погружается в уютную тишину, которую тут добиться можно только когда все устали до дрожи в коленках. В основном их тренировки наполнены криками тренера, постоянными воскликами и ударами волейбольных мячей об пол.
Раздаётся громкий пронзительный вздох Минхо, и Феликс приподнимается слегка, чтобы увидеть его лицо.
— Если мы не уберём эти мячи, нас убьют Юнги-сан и Гюн-сан, — объясняет он своё поведение.
— Если ты сейчас хоть на сантиметр сдвинешься, тебя убью я, — вздыхает Феликс, носом утыкаясь куда-то в диафрагму Минхо и вдыхая запах пота. Минхо посмеивается, но покорно не шевелится.
— А что, тебе подойдёт оранжевая тюремная роба, — усмехается он.
— До этой тюремной робы ещё дожить надо: меня ещё до суда остальная команда прибьёт.
Минхо аккуратно поглаживает по макушке и Феликс, если честно, уснул бы прямо здесь, греясь о тёплый бок сенпая, если бы не много маленьких «но», раскиданных по всему пространству спортивного зала. Он издаёт стон великомученика и всё же поднимается с пола, потому что лежбище котиков подождёт, а вот если они завтра утром не появятся на пороге школы с ключами от зала, то Юнги-сан не простит. Никто не простит.
Жалобно матерясь на жестокую жизнь, вслед за ним поднимается Минхо, и они, каждый потащив по корзине для мячей, расходятся по разные стороны зала. А что было бы, если они оба не были бы упёртыми балбесами?
— С меня завтра мороженое, — говорит Минхо, когда они встречаются в кладовке, куда завезли корзины.
— Два.
— Два, — соглашается он, и вытаскивает из залежей спортивного инвентаря две швабры, чтобы быстро стереть капли пота.
Принимая инструмент, Феликс также не уворачивается от шального поцелуя в нос. И, пока Минхо, ехидно похихикивая, выходит в зал, на несколько мгновений задерживается на месте, глядя в спину напарнику. Или возлюбленному, кто что скажет.
— Прокачу тебя сегодня до дома на спине, — заверяет Минхо и тут же древком швабры получает по плечам — чтобы не забывался.
— Нам идти три километра, умник, — недовольно комментирует Феликс. — И без того тащиться будем, как черепашки.
— Черепашек я люблю, — улыбается Минхо, особо тщательно протирая пол. — Вот, есть у меня одна, прямиком с Большого Барьерного Рифа, — за что вновь получает шваброй, но теперь уже от Феликса, который строит обиженное лицо и дует губы.
Но стоит только Минхо в ответ надуться, так Феликс расцветает в улыбке и тянется, чтобы клюнуть его в щёку. Обычно команда не любит таких проявлений нежности между ними, но когда они наедине — то можно. Тем более что в Нэкоме одни коты, и странно было бы, если бы они не ластились бы друг к другу.