Перед глазами — мир в огне. В руках — остатки прошлой жизни. Ты не знаешь, что будет дальше. Не знаешь, чего ждать от игры тех там, далеко наверху. Они не здесь, в аду, где гибнут люди, разрывая друг друга на куски за краюшку хлеба. А все потому…
— Просыпайся! — радостный голос мамы давно щебетал над ухом, а ты все никак не можешь открыть глаза, — Вставай скорее, соня!
Мама, бодрая и веселая, в своем фартуке в цветочек. У нее нет седины в волосах и глубоких морщин, она не плачет по ночам, потому что отца забрал опасный вирус. Ты выползаешь из-под теплого одеяла, из мягкой постели, что был прикован пару дней назад температурой и слабостью. Воздух в комнате наполнен запахом мандаринов и курицы, которую запекают в духовке на кухне. Курицы вкусной и сочной, да ещё и с картошечкой, черной по бокам, как кот Васька. Тот как раз сидит на подоконнике, рассматривает узоры на окне. Ты подходишь, дуешь на холодное стекло, чтобы появилось небольшое отверстие в мир. Мир снежный, где деревья будто из бумаги, а земля точно вата. Кот заглядывает туда тоже, и вы оба наблюдаете, как крупными хлопьями падает декабрьский снег.
В углу твоей комнаты — ель. Небольшая, чуть ниже тебя ростом. Красивая, как в той песне: «И вот она нарядная, на праздник к нам пришла, и много-много радости…». Слова утонули в памяти, но ёлочка действительно приносит много радости.
Все, как было вчера. Все застыло в ожидании чуда. И ель, и узоры на окне, кот и ты.
На кухне играет «Голубой огонек». Киркоров, звезда эстрады, выступает с пародией на собственную песню. Ты заходишь, видишь накрытый на троих стол. Огромный таз оливье, бутылки шампанского и водка, предназначенные только для папы с мамой, и ещё куча вкусностей.
Мама как раз колдует над очередным блюдом. Таймер на духовке тикает, тщетно пытаясь заглушить шум телевизора.
— Садись, скоро начнется! — заявляет она, едва завидев тебя, и усаживает на стул посередине стола. Ты всегда сидишь на этом месте по праздникам, — Где твой папаша?
Пожимаешь плечами, так как отца до сих пор не было видно. Мама закатывает глаза, как всегда, когда еë что-то не устраивало и устремляется в родительскую спальню. Тихая ругань, но, кажется, дружелюбная, и оба возвращаются на кухню.
Папа садится за стол справа от тебя, хлопнув по плечу.
— Ну что? Дерябнем для начала? — спрашивает он, заливисто смеясь. Затем сталкивается со строгим взглядом мамы и замолкает, — Ну что ты, я ж шучу.
Она снова закатывает глаза и возвращается шаманить над едой.
Вы с папой смотрите телевизор, он выдает едкие комментарии происходящему, выпивая потихоньку. Тебе наливает колы, чтобы он "не пил в одиночку".
Но вот на экране Кремль, на переднем плане президент. Отец жестом говорит матери скорее вытащить курицу и усесться наконец, а не порхать от духовки к столу. Она за считанные минуты заканчивает свои дела, скидывает фартук, и превращается в писаную красавицу. Таких же девиц, как в советских мультиках-сказках.
Президент вещает какую-то несуразицу, но скорее она кажется такой тебе, родители-то все понимают. Они больше понимают, судя по их грустным лицам в обычные дни, но ничего не говорят. Видимо, придется узнать это самому, когда вырастешь.
Наконец звенят колокола, куранты бьют законные двенадцать раз. Мать с отцом успевают поспорить, открыть бутылку шампанского и разлить по бокалам. Твоя кока-кола ждет тебя, пуская миллионы пузырьков. Родители чокаются с тобой, как с настоящим взрослым. Часы бьют двенадцать, играет гимн, но мама переключает на другой канал, где играет веселая музыка. Вы радостно кричите и поете. "С Новым годом!" = кричите вы в открытую форточку.. Вам тут же отвечают радостные соседи с балкона выше этажом: "С новым счастьем!".
Снаружи гремят салюты и папа вытаскивает тебя на улицу. Все вокруг тонет в сиящих огнях и шуме. Люди, пускай пьяные, поздравляют с Новым Годом, новым счастьем.
Счастьем.
Никакого вируса, войны и кошмаров. Все живы и здоровы.
Только ночь, крепкий мороз и салюты.
Как будто ничего и не было.