R&D

Эола взмахивает пальцами, и Дилюк выполняет свою работу безукоризненно — хороший, рагвиндровский яблочный сидр оказывается перед ней в тот же момент. Образ расслабленного Дилюка в его белой жилетке как-то очень далёк от того настороженного подростка, старающегося расправить плечи, чтобы чёрный отцовский смокинг сел на него лучше, чем идеально.

Он бросает в её сторону сдержанную улыбку — поднятый краешек сжатых губ едва различим в интимном освещении его бара — и возвращается к другим напиткам. Ей кажется, что эта работа его расслабила.

Конечно, только они с Джинн такие выращенные из-под палки при всём своём богатстве, что безропотно продолжили работать в семейных компаниях мондштадского концерна, а Дилюк — он, вроде, и место главы не потерял, и в офисах не протирает штаны по десять часов в день. Везучий, упёртый и сильный. Эола опрокидывает в себя сидр. Сладко. Дилюк наливает ещё.

Джинн яблочным сидром не балуется — удивительно быстро перешла, может даже переросла его — у Джинн в руках стакан виски, а в ней самой плещется ещё три. И её сотни раз высказанные чувства к Лизе Минчи.

Виски и Лиза Минчи. Типичный вечер пятницы. Эола не уверена, что изматывает больше — как дядя выносит ей мозги с компанией или как это делает Джинн, но уже со своей любовью. С Джинн хотя бы можно выпить и обсудить всё в неформальной обстановке.

Джинн закатывает рукава своей выглаженной рубашки, уже не обращая внимания на то, что мать не одобрит и вообще-то это ненужные новые складки на хлопковой ткани. Она перекатывает свой гранёный стакан в ладонях, и Эола понимает, что вечер только начинается. И, конечно, Джинн собирается с духом и начинает говорить.

— Ты знаешь Минчи… Лизавету, — Джинн немного сбивается, пробуя имя на губах, и Эола уверена, что Джинн просто хочет сказать «Лиза», — Лизавету Минчи из R&D? — спрашивает она, думая, что заходит издалека, только вот Эола слышит эту присказку уже раз пятый, если не шестой.

Дилюк на секунду стреляет в них взглядом — он слышал эту фразу не меньше, чем Эола.

— Да, — Эола взбалтывает свой сидр, отпивая ещё глоток из стакана.

Джинн смотрит на неё, как щенок, обнаруживший на штанах хозяина запах другой собаки. Эола забавляется.

— Мы виделись на встречах по поводу наших отделов, — она мягко направляет пьяные мысли Джинн, выводя её из оцепенения. Джинн послушно кивает, соглашаясь.

— Так вот, — Джинн снова перекатывает стакан, — ты когда-нибудь замечала какая у неё… — она мечтательно вздыхает, — славная улыбка?

Эола закатывает глаза: вот у Эмбер — действительно славная улыбка. А Минчи — дьяволица в платье, слишком ленивая для злодеяний, и это единственное, что спасает главный офис от катастрофы, и удерживает Лизу от повышения. Будет ложью сказать, что это не огромная потеря для всей компании, а с другой стороны Минчи уже отправляют для всех отчётностей во время собраний, разница между тем, что она делает и тем, какую должность занимает, только в зарплате.

— Пожалуй? — Эола отводит взгляд.

— Её руки такие-такие-такие, — взгляд у Джинн потупленный, но улыбается она так, словно видит отражение Лизы на дне своего стакана, — нежные, мягкие, аккуратные руки, пальцы, ладони… её кожа.

— Вполне человеческие руки, — Эола пожимает плечами. Дилюк наливает ещё сидра, но она оставляет стакан на стойке.

Джинн глубоко вздыхает — это её «ты не понимаешь»-вздох. Эола прекрасно представляет, что Джинн скажет дальше. Интересно, сделает ли Джинн это более креативно в этот раз?

— У тебя когда-нибудь так сильно стучало сердце просто при виде другого человека? Как будто ты умрёшь на месте? — Джинн вздыхает.

— Однажды дядя направил на меня заряженное ружьё, считается? — Эола сворачивает губы в улыбку, лиюэйские огненные хлопья забавно раскалываются на языке.

— Что, прости? — Джинн моргает. Потом ещё раз. — Прости, что? — она вскакивает со своего стула и даже не кажется пьяной.

Эола вздыхает — даже пьяной Джинн Гуннхильдр почти не меняется.

— Это было давно, — что-то подбивает добавить «и не правда», но это будет ложью, поэтому Эола молчит. — К тому же, да, я тебя понимаю, — она показывает Джинн заставку своего телефона, на мгновение мир расплывается.

Остаётся только солнечная улыбка Эмбер и абсурдно огромный плюшевый кролик. Эола не может не любоваться, сердце защемляет от нежности. Подумать только.

— О, — Джинн как всегда красноречива. — Вы с Эмбер… Вы. Ой. Ого, — она облизывает губы. — Поздравляю.

Эола даже не напоминает, что Джинн узнала о том, что они с Эмбер встречаются два месяца назад — просто смотрит на неё и не может. У Джинн же глаза такие круглые-круглые, удивлённые и невинные, как будто она открывает новый мир — ребёнок, впервые увидевший море одуванчиков. Джинн Гуннхильдр улыбается своей очаровательной опьянённой улыбкой, полной счастья — за Эолу и Эмбер — как аристократы, такие как они сами, не улыбаются. «Боже» — вздыхает Джинн, и, наверное, радуется больше, чем сама Эола, когда Эмбер впервые её поцеловала.

Эола даже знает почему: Джинн просто влюблена в надежду. Они обе чувствовали себя также, когда Дилюк перестал торчать в офисе и выкупил этот забытый Барбатосом бар. Когда он впервые пригласил их выпить здесь, и они увидели всех его посетителей, Эола почувствовала, как в груди воспылала надежда.

Если Джинн сейчас не чувствует того же, то Эола никогда этого не узнает.

***

Джинн не хочет признаваться, что подъезжает к офису, ждёт в своей машине ещё ровно две с половиной минуты и только после этого выходит, чтобы ещё через минуту четырнадцать секунд столкнуться с Лизой Минчи у лифта.

Джинн будет деланно поправлять манжеты своей рубашки, делая вид, что нажмёт на кнопку уже через несколько мгновений, когда Лиза войдёт в холл в этом потрясающем платье, взмахнёт рукой — очаровательно — и чуть громким голосом попросит попридержать лифт. И Джинн, конечно же, согласится и нажмёт кнопку первого этажа, если кому-то захочется вызвать лифт сверху.

— Привет, Джинн, — её бархатный голос проникает под рубашку Джинн и заставляет мурашки бежать по коже. — Это было очень мило с твоей стороны.

— Здравствуй, Лиза, — Джинн сдержанно кивает, ощущая, как черты лица становятся мягче. — Не стоит благодарности.

От ответной улыбки Лизы перехватывает дыхание, и Джинн, прижимая ладонь к груди, надеется, что Лиза этого не заметит. Лиза и не замечает — небо в глазах Джинн заставляет птиц в её сердце петь. Потом она хихикает. Сердце Джинн уносит ветер.

— Не надо пытаться расправить плечи, Джинн, — она мягко гладит плечо, её ладонь задерживается на лопатке Джинн чуть дольше, чем нужно, — здесь тебя никто не увидит. Кроме меня.

— Никто, кроме тебя, — повторяет Джинн на выдохе и чувствует себя очень глупой. Дышать становится легче.

Лиза, как и обычно, живо интересуется, как прошли выходные, и Джинн весьма сдержанно отвечает — выпивала с Эолой у Дилюка, позанималась, впервые за неделю отоспалась (Лиза смотрит с укоризной), как и обычно — и отпускает Лизу на её этаже, чтобы продолжить путь на лифте до самой верхушки.

Выходя из лифта Лиза оборачивается.

— Я украду тебя на обед, готовься, Джинн Гуннхильдр, — говорит она загадочно, и Джинн не успевает спросить до того, как двери сходятся.

Лиза Минчи — женщина загадок.

Только в её словах нет никакой загадки — она действительно появляется на этаже кабинета Джинн за минуту до начала обеденного перерыва, взгляды преследуют её до самой двери. Секретарь не успевает остановить её до того, как она заходит за порог. Джинн поднимает глаза.

— Простите пожалуйста, мисс Гуннхильдр, я хотел её остановить! — Беннет раздувается от неловкости и смотрит на неё большими, испуганными глазами, неловко прикасаясь к локтю Лизы.

— Лиза, — Джинн вздыхает, это что-то среднее между вздохом облегчения, радости и недовольства, что-то, что умеет только Джинн. — Оставьте нас с мисс Минчи.

Кабинет Джинн, залитый солнцем, можно описать как «роскошь в меру» — наверное то, как можно описать и саму Джинн при желании — Лиза мысленно делает пометку рассмотреть всё тут детально позже. А сейчас есть Джинн, неловко поднявшаяся со своего кресла.

— Прости, работы слишком много, я не могу сходить с тобой пообедать, — тут же выдаёт она скороговоркой, неловко отводя взгляд. Лиза улыбается.

— Я знала, что ты так скажешь. Ты меня недооцениваешь, — Лиза поднимает шоппер с логотипом какого-то иназумского бренда, — можешь просматривать документы, пока мы обедаем, — если Джинн и замечает, что это даже не ультиматум, а заявление, она ничего не говорит по этому поводу.

Они смотрят друг на друга ещё какое-то время. Лиза непреклонно вытаскивает контейнеры, выкладывая их на стол Джинн, удивительно опрятный и полный свободного места.    

— Хорошо, — Джинн садится обратно в своё кресло: в её жизни есть только две безумно упёртые женщины — её мать, Фредерика Гуннхильдр, и Лизавета Минчи — ни с кем из них Джинн не хотела бы спорить.

Она собирает бумаги в аккуратную стопку рядом с собой, потому что отвлекаться во время еды было бы некрасиво и неэффективно. Не потому, что она хочет насладиться обществом Лизы Минчи сполна. Джинн не знает, откуда у неё столько сил, чтобы лгать себе же.

Когда Лиза открывает контейнер, Джинн вежливо замечает, что еда выглядит «как от шеф-повара». Лиза смеётся, и Джинн ловит себя на мысли, что хочет накрыть своими ладонями румянец её щёк и провести пальцами по ямочкам на щеках — каково это?

— Архонты, архонты, Джинн, — Лиза подпирает щеку ладонью, — кто бы мог подумать, что ты так высоко оценишь мою готовку.

Джинн давится. Метафорически конечно, но дыхание из неё выбивает. Домашняя готовка Лизы Минчи в её кабинете, надо же. Она закрывает глаза и вдыхает: «не думай, что на это была бы похожа ваша жизнь в браке, не думай об этом, Джинн Гуннхильдр».

— Надеюсь, вкус ты оценишь также высоко, — глаза Лизы блестят каким-то незнакомым светом, Джинн пропускает намёк на неуверенность в её голосе.

— Бесподобная паста, — вздыхает Джинн, с удовольствием накручивая на вилку ещё. Новорождённая мысль покидает её также легко, — я бы могла есть её каждый день, — она смущённо улыбается.

Лиза смеётся звонко и счастливо.

— Посмотрим.

***

Эола окончательно понимает, что быть личным пакетиком для криков Джинн Гуннхильдр, похоже, теперь её прямая обязанность каждую пятницу вечером. Жаль только, что не платят, только у самой Эолы накопительная книжка от нулей на счёте идёт по швам.

Яблочная наливка развязывает Джинн язык, и пока она сидит в прострации, Эола с Дилюком спорят, кто будет заказывать для неё такси в конце вечера: Джинн и Дилюка связывает многолетняя история дружбы и полгода неудачных отношений. Эола уверена, если бы Дилюк не отвечал за бар, сам бы поехал с Джинн до её дома, но пока это обязанность Эолы. Они играют в крио-гидро-пиро, Эола выигрывает и экономит совершенно символические четыре тысячи моры, и настолько же символические десять минут препираний с Рагвиндром.

— Она приготовила мне обед, — произносит Джинн почти нечленораздельно, потупленно смотря на ровные ряды виски на стойках бара, — Лиза, я имею в виду, — Эола фыркает.

— Я готовлю Эмбер три раза в неделю.

— Мы дружим столько лет, и только сейчас я узнаю, что Эола Лоуренс умеет готовить? — Дилюк прижигает её взглядом. — А что потом? Меня не пригласят на вашу свадьбу?

— Как будто ты не собираешься пролезть в окна в таком случае, — Эола опустошает стакан.

— Это было давно, — Дилюк хмурится, — если бы ваша родня не гнала нас взашей, мы бы входили через дверь.

Эола и Джинн смеются, словно он сказал что-то забавное. И ведь действительно: чтобы их семья да разрешила им гулять, как обычным детям? Абсурд. Так повезло только Дилюку и Кэйе. От стаканов Эолы и Джинн раздаётся звон, когда они соударяются. Жаль, что Дилюк не пьёт — Эола бы и с ним стукнулась, только по другому поводу: за людей, пошедших против общества.

***

Джинн начинает казаться, что Лизавета Минчи из R&D с ней флиртует: бессовестно, но в то же время осторожно и очень искусно, заставляя сердце Джинн переворачиваться и возноситься на небеса.

Беннет улыбается Лизе и без проблем пускает её в кабинет Джинн без вопросов каждый обеденный перерыв, Джинн каждый раз обещает поговорить с ним после обеда по этому поводу, но Лиза только смеётся и касается её ладони, предлагая насладиться обедом в тишине и спокойствии.

У Джинн в груди барабаны — куда тут до тишины и спокойствия.

Иногда Лиза задерживается дольше, чем следует, и отказывается уходить — «неужели ты предлагаешь мне вернуться к разгадыванию судоку? Ты же не сделаешь этого со мной, Джинн?». И от того, как она произносит её имя, у Джинн бегут мурашки по спине.

— Лиза, ты вообще не должна заниматься судоку на рабочем месте, — Джинн разочарованно стучит стопкой своих документов, выравнивая их перед тем, как приступить к их рассмотрению. — Почему ты вообще этим занимаешься? — интересуется она, пытаясь не выдать заинтересованность в голосе.

— Числа забавны, — отвечает Лиза таким тоном, словно это всё объясняет, Джинн подыгрывает.

— Ну конечно, — она улыбается, словно финансовые отчётности — тоже проклятые цифры — не заставляют её голову раскалываться ближе к концу квартала.

Лиза заправляет волосы за ухо, склоняясь над плечом Джинн, тоже заглядывая в лист, и Джинн не может не думать о том, как приятно от Лизы пахнет сесилиями, и как её дыхание на мгновение щекочет шею, лаская секундным теплом.

— Ох, как скучно, — Лиза тут же отодвигается, невзначай огладив плечо Джинн. И Джинн не может не чувствовать, как искры бегут под тканью рубашки по коже.

— Ты права, — она давит улыбку слабо и немного неловко, почему-то чувствуя себя слегка виноватой за то, что не смогла развлечь Лизу. — Извини.

Лиза моргает. И от того, как она смотрит, Джинн не может не краснеть от странного стыда. Лиза проводит своим пальцем по щеке Джинн, и это так странно — впервые чувствовать её прикосновение к собственной коже.

— Не извиняйся, Джинн, не твоя вина, что работа — тоска зелёная, — Лиза улыбается, на душе становится легко, — у тебя тут ресничка, кстати. Загадаешь желание?

Джинн смущённо пожимает плечами: пожалуй, что не стоит. Всё, чего Джинн добилась, она приобрела собственными силами, без желаний — только неиссякаемым упорством.

— Как хочешь.

Лиза сдувает ресничку со своего пальца. Джинн не знает, загадала ли та что-то. На вопросы Лиза Минчи только загадочно улыбается.

***

Лиза прячет порезы на пальцах, пока не научится готовить без них, и это позор: лучшая ученица академии Сумеру не может справиться с ножом и сковородой. Лиза со вздохом вспоминает времена, когда могла сделать свою фирменную пасту без особого труда, с закрытыми глазами даже. Взросление и безработная жизнь слишком сильно меняют людей.

Но ради Джинн Гуннхильдр и её замечательной улыбки можно попробовать снова. И снова. И снова. Пока Лиза не почувствует его — старый вкус её фирменной пасты. От воспоминаний о прошлом кружится голова. Она на мгновение переводит взгляд на старую фотографию четырёх подростков в форме академии, и убирает контейнер в свой шоппер. Готовить на их совместные обеды становится привычкой, которая не даёт Лизе бессовестно опаздывать.

Пора собираться на работу.

Лиза не наряжается для Джинн — и это правда. Лиза одевается так, чтобы чувствовать себя королевой, а то, что искры в глазах Джинн становятся алмазами в тиаре её существования — просто приятный плюс.

Лиза ненавидит трястись на наземном метро из среднего кольца Мондштадта до центрального, но хорошая работа в крупной компании того стоит, а обед с Джинн Гуннхильдр стоит и того больше. Вид Сидрового озера где-то за домами успокаивает своим бирюзовым цветом. Лиза прижимает сумку ближе к груди и почти засыпает, пока едет.

Лиза мгновенно проклинает каблуки, когда понимает, что ей нужно идти быстрее, потому что Джинн — храни Барбатос её добрую душу — снова ждёт её в лифте, теребя свои манжеты. Лиза знает, что Джинн нервничает, когда задерживается — немного неправильно думать, что эта её привычка с рукавами милая.

Джинн Гуннхильдр почти неразличимо сжимает губы в тонкую улыбку, оставляя ткань рубашки в покое, и на выдохе говорит «Здравствуй», кивая головой. Лиза не может не думать, что со стороны Джинн ужасно очаровательно слегка склоняться, чтобы самой Лизе не приходилось задирать голову, когда они разговаривают.

Они обсуждают планы на день — обед включён, Лиза грозится искать Джинн по всему зданию, если та решит сбежать — Джинн совершенно бесхитростно и честно выдаёт, что будет просматривать документы до поздней ночи, и Лиза не может не покачать головой: наверное поэтому новички поголовно думают, что их директор — робот.

Только вот Джинн Гуннхильдр — не робот: она наслаждается этой проклятой пастой Лизы, быстро облизывает губы, когда думает, что Лиза не видит, и жмурится от счастья, как кошка.

Джинн Гуннхильдр — ранняя весна. Впервые за долгое время сердце Лизы бьётся с чьим-то на одной волне.

***

В этот конкретный вечер Эола предпочитает пить что-то безалкогольное — Дилюк сдержанно улыбается ей, сообразив ягодный коктейль — и это день, когда слушать приходится Джинн: у Эолы и Эмбер годовщина через два месяца, и Эоле немного не до пред-букетно-конфетного периода Джинн.

— Что можно подарить девушке? — спрашивает Эола, постукивая карандашом по своему потрёпанному блокноту.

— Какой девушке? — Джинн слегка прижимает плечи к телу, довольствуясь пивом. — Вроде как коллеге? — Эола закатывает глаза.

— Вроде как девушке, которая шлёт мне сердечки с пожеланием доброго утра, Гуннхильдр, — Эола ловит себя на мысли, что было бы лучше, если бы они с Эмбер встречали утро вместе, — девушке, с которой у меня годовщина романтических отношений.

Джинн краснеет, почти давится пивом и от этого краснеет ещё больше, выдавая сдавленное «ой». Она собирается с мыслями, перекатывая холодное стекло в руке, пытаясь свыкнуться с мыслью, что Эола с кем-то встречается. А потом морщит нос от собственной бесполезности.    

— Прости, у меня мало опыта… в подобных вопросах.

— Полгода ваших отношений вышли ужасно бесплодными, — бросает Эола почти невпопад, Джинн неловко вжимает голову в плечи и ёрзает на стуле, Дилюк, подслушивающий их, тоже дёргается с кислым лицом.

— Точно, — раздаётся голос, и Кэйя Альберих опускается на стул рядом с ними, — ума не приложу, чего хотели добиться ваши предки, — он потирает подбородок, словно размышляя. — К слову, Эола Лоуренс, — он качает головой, — хватит хвастаться перед Джинн наличием отношений.

Не то чтобы Эола ненавидела Кэйю, скорее он был чужим: да, он был сводным братом Дилюка, но он не был аристократом по крови, и всё то, чем они — сама Эола, Джинн и Дилюк — занимались под родительским давлением, Кэйя делал из интереса. И потому что там был Дилюк и остальные, с кем он играл.

В нём не было крови и над его головой не висел меч, но он был там и видел всё своими глазами, может быть поэтому Джинн и Дилюк так его любили.

— К слову, Джинн, мне птичка нашептала, — Кэйя шлёт Дилюку маленькую ухмылку, — что ты подружилась с кем-то на работе, — он отпивает из своего фужера, — это же замечательно.

Эола хмыкает: Кэйя может поболтать с Джинн и послушать ту же историю, какую слушала она сама каждую пятницу — а у Эолы есть, над чем подумать.

И Эола давится моктейлем, когда Джинн без задней мысли говорит: «Было бы неплохо, если бы мы с Лизой жили в одном доме: было бы чудесно подвозить её до офиса, и ей бы не приходилось выходить из дома в спешке. О, ещё Лиза сказала, что у неё болит спина от езды на поезде, так что это тоже был бы плюс». Их столик на мгновение молчит, пока Джинн обдумывает свою потрясающую пьяную идею.

Эола, как ни странно, задумывается об этом тоже: не о Джинн и Лизе, а о ней самой и Эмбер. Если бы они жили в одной квартире, улыбка Эмбер была бы первой и последней вещью, которую Эола видела бы каждый день, на диване лежал бы старый плед, на пустых местах — другие вещи Эмбер. Куртка Эмбер, небрежно накинутая на дверь их комнаты была бы абсолютно на своём месте.

Джинн Гуннхильдр всё же что-то смыслила в романтике.

***

Возможно, Джинн не всегда забывала все идеи, которые приходили в её затуманенный алкоголем мозг, а может гениальные идеи всегда имели привычку возвращаться, но в другой форме.

— Я могу возить тебя утром и вечером, — застенчиво говорит она Лизе во время их обеда в понедельник, — если хочешь.

Потягивающаяся Лиза замирает. А потом расслабляется, довольно улыбаясь.

— О Джинн, ты просто определение очарования, — говорит она, подпирая щеку ладонью, — но нет, нет и нет.

Фигура Джинн Гуннхильдр осыпается, и, Архонты во небесах, Лиза была грешной женщиной, раз находила это зрелище трогающим струны её души.

— Если ты будешь заезжать за мной утром, тебе придётся ехать дольше, то есть вставать раньше, а если будешь возить меня по вечерам, то будешь возвращаться домой позже, — Лиза качает головой, — так не пойдёт. Вина сведёт меня в могилу, когда я буду знать, что каждый день отнимаю у тебя часть твоего заслуженного отдыха.

Джинн сцепляет руки в замок, поигрывая большими пальцами. Думает. И, наверное, делает то, чего не сделала бы ни для кого другого: отказывается от своих обязанностей. Косвенно и немного неохотно.

— Если я буду подвозить тебя вечером, мне придётся уходить с работы одновременно с тобой, — произносит она с намёком. Честно говоря, часть её хотела, чтобы Лиза никогда не почувствовала этот намёк.

— О, — в глубине глаз Лизы что-то сверкает, и Джинн понимает, что не зря считала Лизу ужасно проницательной женщиной, — Джинн Гуннхильдр, Вы сделали мне предложение, от которого нельзя отказаться. Не могу не согласиться на это.

Джинн выдыхает — отчего-то её сердце билось, как сумасшедшее. Возможно, потому что она ужасно провинилась перед матерью.

Лиза чувствует себя так, словно Джинн сказала ей самую романтичную вещь в мире. Она разгорелась и больше не могла находиться в одной комнате с этой блондинкой, которая заставляла её неподвижный мир переворачиваться снова и снова.

— Увидимся вечером, — говорит она замирая у двери, — Джинн. Я буду ждать.

— Я не заставлю тебя ждать, — Джинн ощущает прикосновение тепла к собственному сердцу, когда Лиза произносит её имя.

Лиза предпочитает умолчать о том, что она уже ждёт.

***

Это, кажется, первый раз, когда Джинн приходит к Лизе, а не наоборот. Джинн по привычке заносит палец над кнопкой первого этажа и задумывается на мгновение, люди в лифте слегка косятся на неё, вздыхают, когда она опускает лифт на три этажа ниже — всё ещё не первый.

Люди провожают её взглядами, когда она выходит из лифта и на всём пути к лаборатории Лизы, Джинн хочется думать, что это потому, что никто раньше не видел её в лабораторном халате — она и сама едва может вспомнить последний раз, когда его носила. Когда-то в студенческие годы, наверное.

Сердце Джинн пропускает удар — Лиза подносит ладонь к лицу, выглядя очаровательно задумчивой, пока проверяет время на своих наручных часах — их тонкий кожаный ремешок не имеет ничего общего с массивным металлическим браслетом хронографов Джинн.

— Твоя пунктуальность, как и всегда, ужасает Джинн, — Лиза улыбается: ей даже не нужно поднимать взгляд, чтобы знать, кто стоит рядом.

— Разве это плохо? — Джинн поднимает руку, чтобы тоже взглянуть на время: ровное окончание рабочего дня всего офиса.

— Это скучно, — Лиза улыбается, и слова застревают у неё в горле.

Джинн Гуннхильдр с её несправедливо длинными ногами и идеальным даже после напряжённого рабочего дня хвостиком, выглядит абсолютно поражающе в этом скучном белом халате отдела исследований и разработок.

— Тебе идёт, — Лиза аккуратно приглаживает отвороты халата, наслаждаясь ощущением тепла под тканью. Джинн тушуется, краснеет и мягко отводит руки Лизы за запястья от своих плеч.

— Спасибо, но ты уже говорила это утром.

Лиза хихикает, как будто Джинн — самый забавный человек во всей её жизни, прирождённая комедиантка, которая может поднять Лизе настроение, даже не говоря ничего в корне своём смешного.

— Правда? — в её голосе проскальзывает лёгкое заигрывание. — Видимо, моя память подводит меня.

Это одна из тех риторических вставок, на которые Джинн не знает, что ответить. Наверное, ей стоило бы отшутиться, жаль, что её никогда не учили хорошо шутить.

— Полагаю, нам пора? — она немного нервно шевелит левой рукой, ощущая давление часов.

Лиза молча сцепляет их локти, Джинн кажется, что нужно сказать, что такой способ прогулки до парковки совершено неэффективен — они занимают слишком много места, Джинн не привыкла водить кого-то под руку и ещё много-много причин, включающих то, что шаг у Джинн шире.

Джинн молчит, как всегда подстраиваясь под шаги Лизы, и наслаждается теплом.

В машине Джинн мягкий салон и удивительно много всего-всего: Лизу сразу встречает стойкий запах одуванчиков — к решётке воздуховода прикреплен флакон — к зеркалу заднего вида привязан оберег архонта ветров — маленькие стеклянные колокольчики. И бардачок почему-то весь обклеен звёздочками.

— Кто бы мог подумать, что ты такая сладкоежка, — Лиза выхватывает конфетку из углубления под коробкой передач.

— О это, — Джинн заглядывает в зеркало, меняет положение ручки и даёт задний ход, — это для Кли, угощайся.

Лиза понятия не имеет, кто такая Кли, но сама мысль о том, что пространство ужасно дорогой машины чистоплотной Джинн Гуннхильдр заполнено конфетами для какого-то ребёнка кажется ужасно милой и греющей сердце.

В офисе могут говорить всё, что угодно, но Лиза знает, что у Джинн Гуннхильдр сердце из жидкого золота.

— И звёзды на бардачке тоже от Кли? — Лиза перекатывает леденец под языком. — Нам в среднее кольцо.

— О боже, да, — Джинн выдыхает смешок, словно пытается не жаловаться, — она невероятная непоседа, — она расслабленно улыбается, — можешь поверить, что она моя племянница? Двоюродная, — и словно какое-то мягкое сияние истинного удовольствия растекается вокруг её фигуры в этот момент.

Лиза впервые слышит о том, что у Джинн есть какие-то родственники — но эта мягкая улыбка и напряжённые от вождения плечи почему-то оставляют слишком яркое пятно на образе Джинн Гуннхильдр в голове Лизы Минчи.

Они меняют тему разговора ещё несколько раз и отлично проводят время, пока машина Джинн не останавливается перед апартаментами Лизы — ничем не выделяющимися среди других таких же высоток.

Лиза прикусывает губу, не зная, что сказать: на мгновение ей хочется стать сиреной и увлечь простодушную Джинн к себе на высокие этажи, показать прелести сна на хорошей кровати (вероятно, самая дорогая вещь в квартире Лизы), а потом вместе взять неожиданный отпуск до конца недели.

Джинн, конечно, понимает всё по своему и выходит из машины, чтобы открыть для Лизы дверь и подать руку — ужасно ненужно и невероятно галантно. Лиза в очередной раз поражается: романтика не умерла, она просто вся осталась в сердце Джинн.

— Пожалуй, наш совместный день подошёл к концу? — Джинн неловко поправляет манжеты рубашки, в свете вечерних фонарей кажется, что её тело охвачено морем.

— Похоже, что так и есть, — Лиза заправляет прядь волос за ухо, — только не смей возвращаться обратно в офис.

Джинн почти смеётся — она бы и не подумала.

— А это — тебе за хороший день, — Лиза слегка приподнимается на цыпочках, чтобы оставить поцелуй на щеке, — доброй ночи, Джинн.

— Доброй ночи, Лиза, — лепечет Джинн, накрывая рукой тепло, оставшееся от губ Лизы.

Лиза Минчи исчезает за стальными дверями, но смятение и мягкость, которые она оставила в сердце Джинн никуда не уходят.

***

В эту пятницу Джинн Гуннхильдр, кажется, не заткнётся — Эола даже не слушает, а Джинн всё продолжает и продолжает, без остановки: Лиза то, Лиза сё. Уши вянут, пиво становится тёплым и киснет — просто отстой.

Эола, впрочем, думает, что может и потерпеть невкусное пиво: Джинн искрится и сияет, как рождественская ёлка, не обращая внимания, что уже раз в пятый подносит ко рту пустой стакан. Дилюк, кажется, того же мнения — стоит себе, потирает стаканы, развесил уши.

Джинн, видимо, проводит всю последнюю неделю в должности личного шофёра Лизаветы Минчи, о чём несложно узнать: в офисе шепчутся об этом, даже когда мимо проходит Лоуренс, да и помимо всего прочего Эола начала пересекаться с Джинн и Лизой на парковке в конце дня слишком часто.

Джинн, кажется, наконец-то начинает ценить своё личное время, как и положено безумно занятым людям — стоит отдать должное Минчи, заслужила. Всё, чего добились Эола и Дилюк за два десятилетия дружбы — научились выкуривать Джинн в вечер пятницы из офиса (вполне законно одно из самых невероятных достижений в их жизнях).

Наконец, бесконечное эссе Джинн заканчивается лаконичным: «извините, я не смогу выпить с вами на следующей неделе». Эола знает, что ничего важного в офисе не будет в следующую пятницу, но вполне тактично не задаёт вопросов о том, где будет Джинн, Дилюк тоже не из тех людей, кто будет совать нос не в своё дело.

***

Эола жалеет о том, что решила не спрашивать Джинн неделю назад о том, почему та не придёт в бар, потому что вот она — Джинн, к чёрту, Гуннхильдр — стоит под ручку с Лизаветой Минчи, разглядывает киноафишу. Эола не может поверить, что из всех кинотеатров Мондштадта они все решили прийти в один и тот же, в один и тот же день, в одно и то же время.

Эмбер возвращается, неся в руках огромное ведёрко попкорна и не менее огромную бутылку газировки с парой стаканов. Эола прекрасно понимает, что произойдёт дальше.

— Мисс Минчи, директор Гуннхильдр! — Эмбер загорается, как лампа на десятки тысяч солнец силой, и бежит обниматься.

Потому что — конечно, почему бы не обняться со своими боссами, почему бы вообще не быть радостной из-за встречи со своими боссами? Не то чтобы Эоле Лоуренс было что сказать по этому поводу.

Лиза быстро, даже почти не неохотно, освобождает руку Джинн из своего замка, чтобы обнять Эмбер, Джинн крайне неловко пожимает Эмбер руку — вполне достойное проявление дружелюбия от Гуннхильдр.

Эола подходит к ним ровно в тот момент, когда Эмбер счастливо сообщает, что они на свидании.

— Какое совпадение! — Лиза притворно вздыхает.

Эола неохотно кивает, одновременно соглашаясь и приветствуя их — с удовольствием пожала бы Гуннхильдр руку, да только кому-то нужно держать попкорн Эмбер. Когда Джинн ничего не делает, становится понятно, что известие о том, что Эола и Эмбер встречаются снова неожиданно настигает её. Теперь Эоле действительно кажется, что Джинн её разыгрывает.  

Идеальный шанс, чтобы распрощаться и пойти по своим делам. Правда, Эмбер думает, что это идеальный шанс устроить двойное свидание со своими боссами — ну, действительно, на что ещё потратить вечер пятницы? И, конечно, Лизавета Минчи согласится, просто потому что ей нравится превращать жизнь Эолы Лоуренс в маленький филиал ада (унижение дворянского достоинства) каждый раз, когда они пересекаются.

Джинн, кажется, тоже не знает, что и думать об этой идее — Эола подозревает, что она просто чувствует себя неловко, потому что отменила встречу в баре ради свидания.

Когда они заходят в зал, Эола думает, что было бы забавно, если бы ещё и Дилюк Рагвиндр пришёл конкретно в этот кинотеатр, в это время, в этот зал на этот фильм. Слава архонтам, что Дилюк не ходит в кино — ему собственного кинозала дома более, чем хватает.

Что определённо не забавно — так это то, что место Эолы по соседству с Лизой. И проклятая Лизавета Минчи, конечно, не может не хихикать, когда Эола обнимает Эмбер за плечо в особо страшные моменты фильма: Эмбер взбудоражено подпрыгивает в ответ на всё, что происходит в ужастике и быстро отвлекается, Эоле просто нравится касаться своей девушки.

После фильма Эмбер оставляет в урне пустые ведёрко, бутылку колы и их пару стаканчиков (стаканчик Эолы так и остался сухим) — Джинн и Эола принципиально не едят, смотря кино, Лиза, кажется, питается эмоциями — и тянет их на фудкорт.

— Я не понимаю, как ты можешь есть после фильма, Эмбер, — несмотря на свои слова Джинн неспешно разрезает кусок пиццы. Лиза смеётся.

— Было забавно смотреть, как ты вздрагиваешь, Джинн, — Эола, наконец, понимает, что Лиза Минчи весь фильм хихикала не над ней, — просто очаровательно.

Джинн густо краснеет, предпочитая не отвечать.

— Вы так мило смотритесь вместе, — Эмбер вздыхает, — разве нет?

— Действительно, — Эола пожимает плечами, — неплохо, — Эмбер шлёпает её по бедру, — мило то есть, — Эола закатывает глаза. — Воистину нашла жемчуг среди людей.

И, конечно, Джинн и Лиза — настоящий пример сто лет женатой пары — не могут не ответить одновременно.

— Так и есть, — выдаёт Джинн как-то рассеяно, словно обрабатывая происходящее.

— У меня глаз намётан, — Лиза подмигивает.

Эола просто мечтает смыться отсюда поскорее, вернуться в квартиру, потанцевать с Эмбер под звук старых пластинок из граммофона, получить парочку поцелуев и пролежать с ней в одной постели до понедельника. Простые желания работящего человека.

В следующий час она узнаёт, что не только Джинн может выдать диссертацию про Лизавету Минчи: Лиза вполне способна ответить тем же, да и Эмбер не уступает, а то, что она прыгает с темы на тему лишь позволяет Эоле и Джинн дольше вариться в собственном кисло-сладком унижении — добро пожаловать в клуб людей, не привыкших к похвале.

***

Их пары разделяются ровно к тому времени, когда Эола и Дилюк заказывают такси для Джинн. Стоя на парковке торгового комплекса, Джинн задумчиво провожает взглядом мотоцикл Эмбер, поворачивающий за угол.

— А мы состоим в отношениях? — Лиза резко поворачивает голову в сторону Джинн и радуется тому факту, что ещё не успела сесть в машину.

Рассеянная Джинн Гуннхильдр проявляет поистине чудеса невежества — Лиза не знает, как назвать это иначе: разве они не флиртовали друг с другом последний месяц или два? А потом Лиза понимает, что речь заходит о Джинн Гуннхильдр — человеке формальностей.

— Если ты хочешь, — говорит она мягко, смотря Джинн в глаза. Голубой мерцает в искусственном освещении.

Джинн краснеет, опускает беззвучное «ох» и вжимает пальцы в открытую дверцу своей машины. Потом эти пальцы неловко поправляют галстук на шее, и Джинн уже неприлично долго затягивает с ответом.

Лиза думает, что ради Джинн Гуннхильдр и весь мир может подождать.

— Это было бы чудесно, — Джинн сглатывает, не находя слов.

«Это было бы _чудесно_» — у Лизы сердце выпрыгивает из груди. Это такой глупый подростковый порыв — правда, правда, Лиза давно уже не подросток — но она не может удержаться: притягивает эту глупую очаровательную Джинн за её глупый сексуальный жилет, чтобы оставить поцелуй. И ещё. И ещё один. И, кажется, не может оторваться.

Но вот они стоят на этой парковке, целуются с дверцей машины между ними и смеются.

— Ты лучше всех, — говорит Джинн тем самым неописуемым тоном, полным тайны и обожания, собрав у себя на лице всю помаду Лизы.

— Нет, ты, — Лиза притягивает это очаровательное лицо к себе, чтобы поцеловать Джинн по-снежнянски — потереться своим носом о её. — Поедем по домам?

Джинн кивает.

— Боже, Джинн, — Лиза смеётся, когда они садятся в машину. — У тебя лицо всё в помаде.

— Можешь передать мне салфетки из бардачка? — Джинн хихикает.

— У меня есть идея получше, — Лиза достаёт салфетки, чтобы собственноручно стереть с лица Джинн свою помаду.

Кожа Джинн такая красная, мягкая и едва прохладная из-за вечернего воздуха. Её причёска слегка растрепалась, и вот эта вот счастливая тихая Джинн с искрящимися глазами — самая лучшая, занявшая место в сердце Лизы.

Джинн вдыхает — это прыжок веры.

— Может, поедем ко мне?

Лиза останавливается. Щёки Джинн такие тёплые под её ладонями.

— Я хочу остаться с тобой, — выдаёт Джинн через силу, уводя взгляд вниз.

— Украла мысль из моей головы, — Лиза ещё раз притягивает Джинн для ещё одного поцелуя. — Надеюсь, у тебя есть диван для объятий.

***

@kaeyaassexy

Эй где вы все вчера были?

Дилюк чертила без вас постоянно обслуживает меня последним :(

@diluc

ну так пошёл вон из моего бара, дармоед

@jean

Простите, мы с Лизой были на свидании (?).

Теперь мы в отношениях.

@aphros_delos_is_criminal

Наконец-то. Эмбер передаёт поздравления.

@kaeyaassexy

стоооп подружка что???

помогите моему брату найти девушку

он один остался :(

@diluc

не приходи в бар.