В первый раз они встречаются в клубе вечером вторника в перерыве между выступлениями. Чон, едва сойдя со сцены, говорит, что ТэТэ сегодня обещал прийти не один, а с братом, и Гук безразлично пожимает плечами, совершенно не чувствуя подвоха: с братом так с братом. ТэТэ и так вечно ошивается у них в гримерке, какая разница, будет ли с ним кто-то еще.

За кулисами как всегда шумно и суетно. Гук благодарно кивает на восхищенные возгласы коллег, хлопает по плечу готовящегося выступать Субина и, подхватив с пола заранее приготовленную бутылку воды, идет по узкому коридору по направлению к гримерным.

— Вы уже дошли до той стадии, когда он знакомит тебя с родственниками? Когда за детишками? — беззлобно усмехается он, сделав глоток. Вода не успела согреться за семь минут их с Чоном выступления — сухое горло обдает приятной прохладой. Гук почти в раю.

Чон вытирает со лба пот и пихает его в бок локтем; к счастью, Гук всегда был чуть-чуть проворнее. Вероятно, компенсировал то, что родился на целых одиннадцать минут позже.

— Надеюсь, его брат не гей, потому что иначе твой парень бесстрашный на всю голову.

— Почему?

— Ну, потому что он позвал его знакомиться именно сюда? Вне работы еще ладно, но тут ты, такой горячий и сексуальный, танцуешь в блядском красном костюме, в рубашке с вырезом до пупа и ментально трахаешь зал, — Гук уже откровенно ухмыляется. — Кто угодно не устоит, а ТэТэ… ну, не то чтобы он был альфа-самцом. Без обид, бро.

Чон с усталой улыбкой качает головой:

— ТэТэ, конечно, милашка, но он может быть диким. Особенно если дело касается меня.

— Дикий? ТэТэ? — Гук, не сдержавшись, фыркает. — Камон, Чон, даже плюшевый мишка менее мягкий, чем он.

— Просто он тебя любит.

— Он любит весь мир, разве нет?

— Кроме чуваков, которые ко мне клеятся. Поверь, бро, я знаю, о чем говорю.

— Оу, май. Собственничество вошло в чат?

— У нас взаимно, — Гука почти тошнит от нежности в чоновом голосе. — Не думал, что скажу это, но мне нравится. Заводит, знаешь? Всегда любил горячих парней.

— Извращенцы.

Чон играет бровями, как бы говоря «ты даже не представляешь, насколько». Гук не собирается спрашивать: подробности сексуальной жизни Чона — точно не то, что он хочет знать. Особенно пока в ней фигурирует ТэТэ, который за последний год стал верным товарищем и напарником по играм. Представлять его и Чона в постели — все равно что представлять самого себя… Ну, ладно, возможно, это немного горячо — совсем чуть-чуть. И, возможно, Гук тоже немного извращенец. Самую малость.

— Так что хоть я пиздецки горяч, но я уже занят. Сорри, нот сорри, — с ухмылкой продолжает Чон. — А вот ты еще нет.

— Вот только не надо этого дерьма, — Гук возводит очи горе. — Братья, которые встречаются с близнецами — ничего пошлее не придумать. Это же почти мем.

— К слову, об этом. ТэТэ и его брат… забыл тебе сказать.

Они останавливаются возле двери своей гримерки, и в приглушенном свете коридорных ламп лицо Чона, зеркально похожее на его собственное, выглядит поистине дьявольским.

— Что именно?

— Они такие же, как мы.

И прежде, чем Гук успевает спросить, что это, черт возьми, значит, Чон распахивает дверь и прямо с порога попадает в объятия своего парня, закрывая Гуку обзор и не давая нормально войти внутрь.

— Детка, — раздается совсем рядом мягкий баритон ТэТэ, — ты был охуительно горяч сегодня.

— И буду еще горячее. Если у тебя не встанет после второго танца, я отсосу тебе прямо на парковке, — Чон звучит чрезвычайно самодовольно, но Гук знает, насколько тот нервничает каждый раз, когда ТэТэ приходит на их выступления; он готов спорить, что брат сейчас готов взлететь на небеса от незамысловатой похвалы.

— Пусти, мне нужно переодеться.

— Сперва поцелуй.

— Вы такие приторные, я сейчас сблюю, серьезно.

— Завидуй молча, Гук-а, — хмыкает ТэТэ и, целомудренно поцеловав Чона в выбритый висок, отстраняется, пропуская их обоих внутрь. — К слову, кхм, знакомьтесь, это мой брат, Ким Тэхен. Он только недавно вернулся из штатов, так что не дразните его за акцент.

— Я был там не настолько долго, чтобы у меня появился акцент, Тэ.

Несмотря на присутствие в голосе более хриплых нот, не узнать его невозможно — только теперь до Гука со всей ясностью доходит, что означало чоново «они такие же, как мы».

Он поворачивает голову на голос, уже готовый к тому, что увидит, но все равно застывает на месте, как вкопанный.

— Наконец я увидел парня, которому мой брат поет оды уже больше года. Приятно познакомиться с тобой, Чон-а, ты выглядишь куда лучше, чем на фото. И… — он делает паузу.

— Гук, — он непроизвольно сглатывает. — Чон Чонгук.

Ким Тэхен имеет с ТэТэ одно лицо, одно тело, даже один и тот же голос, и при этом совершенно на него не похож. Идеальная осанка, строгий костюм-тройка, начищенные до блеска туфли, уложенные на косой пробор темные волосы, бесстрастное выражение лица — он словно сошел со страниц журнала Forbes, по случайности оказавшись в гримерке не самого престижного гей-клуба. От Ким Тэхена веет холодом, властностью и осознанием собственной охуенности. Гуку не нужно быть с ним знакомым, чтобы понять, что он тот еще мудак.

Он ждет типично-вежливого «приятно познакомиться, Чонгук», которым Тэхен одарил Чона, и уже почти открывает рот, чтобы бросить такое же стандартное «взаимно, но слова застревают в горле, когда он напарывается на чужой взгляд. Острый, оценивающий, пронизывающий насквозь. Подчиняющий.

— Отличная растяжка, Чонгук.

Едва заметная ухмылка самым краем губ — Гук успевает ее уловить.

— Это должен быть комплимент? — он вздергивает бровь.

— Констатация факта.

— Они же танцоры, хен, конечно, у них отличная растяжка, — встревает ТэТэ.

Гук разрывает зрительный контакт и отходит к дивану в углу, чтобы сбросить с себя ботинки и кожаную куртку, и остается лишь в таких же штанах, туго обтягивающих крупные бедра, и в полупрозрачной рубашке. Костюмы для следующего номера висят рядом на рейле — нужно переодеться. Тэхен оказывается за его спиной всего на пару секунд, когда Гук снимает с вешалки блестящий пиджак, но их достаточно, чтобы в нос ударил выдержанный аромат дорогого одеколона, а затылок согрело чужое дыхание:

— Уверен, ты можешь лучше.

— Это намек?

Тэхен в ответ усмехается и проходит мимо Гука к выходу:

— Не переживай, не заинтересован, — он кивает брату: — Вернемся в зал, Тэ, не будем отвлекать.

ТэТэ неохотно соглашается и, шепнув что-то на ухо Чону, выходит первым. У самого порога Тэхен оборачивается: его темный взгляд находит чонгуков, заставляя невольно замереть — взгляд змеи, заприметившей кролика.

Гипнотический, доминирующий, с толикой игривого интереса.

Вот только Гук не кролик, и сожрать себя он не даст. Даже если в тот момент очень хочет встать на колени.

***

Во второй раз они встречаются в квартире Чона и Тэ, когда те решают собрать компанию друзей и немного покутить. Много вредной еды, алкоголя, разговоров за жизнь и стремных танцев Хосок-хена, который работает хореографом, но по какой-то причине отвратно выплясывает каждый раз, когда выпьет — спасибо, что не на столе, хотя бывало и такое.

Тэхен одет в изумрудный пуловер с v-образным вырезом и простые бежевые чиносы, но от него по-прежнему исходит властная аура гендиректора какой-нибудь компании, которым он в общем-то и является. Таким, как он, место в дорогом ресторане с бокалом вина урожая тысяча хренсот хуйдцатого года, а не на диване с банкой пива. Впрочем, кажется самого Тэхена это не особенно напрягает, а вот Гука почему-то да.

Его в принципе Тэхен напрягает. И не столько даже он сам, сколько взгляды, которыми их обоих одаривают друзья. Постоянные перемигивания, пошлые поигрывания бровями, непрозрачные намеки — все как будто ждут, что Чонгук и Тэхен вот-вот сорвутся с места и засосут друг друга в десны. Бесит.

Гук согласен: близнецы — штука редкая, и факт, что у парня его брата оказался свой собственный брат-близнец, кажется забавным даже ему. Но если Чон однажды влюбился в Кима-младшего, это не значит, что Гук должен заинтересоваться Кимом-старшим.

Тэхен, если начистоту, вообще не в его вкусе. Будь у него выбор, Гук бы с большей вероятностью запал на более простодушного и милого ТэТэ, чем на закрытого, самодовольного Тэхена, взирающего на людей, как на говно.

— Давай расставим все точки над i, — произносит Гук, заходя на балкон и плотно закрывая за собой дверь. — Ты не в моем вкусе.

Тэхен, расслабленно облокотившийся о перила, вынимает сигарету изо рта и приподнимает брови.

— А ты прямолинейный, да? — хмыкает он, выпустив в воздух струю сизого дыма. — К чему ты это?

— К тому, что, кажется, каждый в этом доме считает, что мы потрахаемся, и меня это бесит, — Гук кладет на перила сигаретную пачку и хлопает себя по карманам в поисках зажигалки.

— Почему? — Тэхен протягивает ему свою.

— Что «почему»?

— Почему тебя это бесит? Пусть думают, что хотят, по-моему, это даже забавно.

Чонгук прикуривает и, глубоко затянувшись, медленно выдыхает.

— Может быть, тебе и забавно, но мне нет. Я не хочу, чтобы меня скрещивали с тем, кто мне не нравится. А ты мне не нравишься.

— Расслабься, — Тэхен безразлично пожимает плечами, — им просто в новинку. Скоро они поймут, что мы не заинтересованы друг в друге, и отстанут.

— В нашу прошлую встречу ты не был не заинтересован, — самоуверенно усмехается Гук, вставая рядом. — Я видел, как ты смотрел на меня тогда. Особенно после нашего второго номера.

Тэхен не отрицает, лишь улыбается тонко и по-змеиному:

— Ты хотел, чтобы я на тебя смотрел, не так ли?

— С чего бы?

— Мне сказать это вслух? Хорошо, — Тэхен делает затяжку. — Во время танца ты раз десять бросал взгляд в нашу сторону.

Гук поводит плечами:

— Я всегда осматриваю зал, когда танцую, это ничего не доказывает.

— Тэ сказал мне, что всегда сидит за одним и тем же столиком, и он часто приходит на ваши выступления. Ты точно знал, куда смотреть, Гук-а.

— Может быть, я хотел, чтобы он на меня смотрел? — Гук бессовестно стряхивает пепел прямо с балкона.

— Тэ? Вряд ли, — Тэхен качает головой и, развернувшись вполоборота, изучает взглядом хмурое чонгуково лицо. — Не твой типаж.

— Мы видимся второй раз в жизни. Ты не знаешь, кто мой типаж.

— Но я точно знаю, что Тэ не он. Чона — да, стопроцентно, но не твой.

— Аргументируй, мистер знаток.

— Если просишь, — Тэхен чуть склоняет голову к плечу. — Чон более прямой, открытый, простодушный, он делает то, что хочет делать. Тэ такой же, они подходят друг другу, как два пазла. Ты ведь в курсе, как они сошлись? — Гук кивает; конечно же, он в курсе. — Знаешь, когда Тэ сказал мне, что у них серьезно, я не поверил, слишком уж быстро все развивалось. Но теперь, когда я познакомился с Чоном лично, я понимаю, почему он так в него вцепился. Тэ, наконец, нашел своего человека, и я искренне надеюсь, что ему хватит ума его удержать.

— Это, конечно, круто, что ты одобряешь их отношения, но ты не ответил на вопрос. Почему же я не могу быть заинтересован в ТэТэ? Он милый, добрый, красивый, талантливый — идеал, а не парень.

— Но не для тебя. Ты не такой, как Чон, — Тэхен тушит сигарету о стоящую неподалеку пепельницу и выпрямляется, вновь глядя на Гука.

— Оу? — тот растягивает губы в насмешливой полуулыбке. — И какой же я?

— Ты более сложный, в тебе больше слоев, — неожиданно серьезно произносит Тэхен. — Ты дерзкий, но в то же время закрытый и себе на уме. Ты похож на норовистого жеребца — дикого, свободного, непокорного. Необъезженного. Слабый партнер тебе быстро наскучит, с более сильным ты будешь чувствовать себя угнетенным, а равного… — он делает небольшую паузу, — равного ты к себе не подпустишь. Тэ не из тех, кто станет стучаться в запертую дверь, если может найти открытую, поэтому я и сказал, что он не твой типаж. И поэтому я уверен, — он усмехается, — что ты смотрел именно на меня.

Гук отводит взгляд, не соглашаясь и не опровергая.

— Ты чуть не трахнул меня взглядом, — говорит он. — Не очень вяжется с твоим «не заинтересован», знаешь ли.

Тэхен улыбается лукаво, чуть прищурив глаза.

— Я сказал, что не заинтересован, но не говорил, что не считаю тебя сексуальным.

— То есть ты считаешь.

— Одним из самых горячих парней, что я видел? Определенно.

— И в чем логика? Как можно считать кого-то сексуальным и быть не заинтересованным в нем?

— Все просто: тебя нужно объезжать, — Тэхен засовывает руки в карманы. — Ты не будешь даваться, и я потрачу дохрена сил и времени. Потрахаемся ли мы в итоге? Да. Будет ли это круто? — он окидывает Гука неожиданно жарким взглядом. — Скорее всего. Стоит ли стольких усилий? Честно говоря, вряд ли. Отношений я сейчас не ищу, а если захочу перепихнуться, гораздо проще найти кого-нибудь посговорчивей. Даже если этот кто-то будет не так хорош, как ты.

Вид Тэхена настолько самодовольный, что хочется разбить ему нос; Гук сдерживает ползущие по спине мурашки, на секунду представив залитые кровью полные губы.

— То есть ты боишься трудностей, — заключает он вслух. — Ты точно бизнесом занимаешься, а не платочки вышиваешь?

— Мне нравятся трудности, если результат того стоит, — парирует Тэхен, делая шаг вперед и почти соприкасаясь грудью с чонгуковой. — Бегать за тобой, терпеть твой норов… Можешь ли ты сказать, что секс с тобой будет настолько хорош, чтобы я попробовал, м? Скажи мне, — он подается вперед. — Ты того стоишь, Чонгук? — горячим выдохом на ухо.

Гук грубо отталкивает его прочь.

— Резиновые елдаки оценивай, — зло цедит он сквозь зубы. — Я тебе, блядь, не товар.

— Ты спросил, я ответил, — Тэхен откровенно смеется. — Что тебя не устраивает, жеребец? Что я не горю желанием залезть к тебе в штаны? Обещаю, если придешь ко мне сам, прогонять не стану.

— Пошел ты, — выплевывает Гук и, выбросив окурок с балкона, уходит, хлопнув напоследок дверью.

Низкий смех Тэхена, звучащий в его голове, перемежается с томным <i>«ты того стоишь, Чонгук?»</i>, и Гук готов разнести в хлам весь дом, потому что в тот момент едва не ответил—

 «Да».

***

В третий, четвертый, хуй-знает-какой-дцатый раз они сталкиваются в клубе, и это случается настолько часто, что входит в привычку. Ким Тэхен приходит на каждое его выступление, неважно, танцует ли Гук один или в паре с Чоном — когда бы он ни смотрел в зал, каждый гребаный раз взгляд безошибочно находит Тэхена сидящим за одним и тем же столом.

Тэхен наблюдает — Гук игнорирует.

Во всяком случае, именно это он повторяет как мантру: «мне плевать», «я его не замечаю», «пусть смотрит». А после работы неизменно спускается в бар, покупает коктейль очередному смазливому мальчику и трахает его в сортире или в одной из вип-комнат на втором этаже, убеждая себя в том, что совершенно не чувствует царапающей изнутри неудовлетворенности.

Как, например, сейчас, когда ему отсасывают в одной из тесных туалетных кабинок. У парня перед ним жесткие ярко-розовые волосы и сетчатая футболка, которая показывает больше, чем скрывает. Кажется, он красивый, Гук не запомнил его лицо, а имя и подавно — только большие чувственные губы, которые хотелось натянуть на член да поскорее, чтобы выпустить скопившееся в паху напряжение. Нет, оно совершенно не связано с Ким Тэхеном, который сегодня в обход традиций занял место прямо у сцены и весь вечер смотрел так, словно мысленно уже раздел и трахнул неисчислимое количество раз. Конечно же, нет.

— Бери глубже, малыш, ты как будто вообще не стараешься, — раздается вдруг совсем рядом. Парень от неожиданности давится и, закашлявшись, выпускает член изо рта — Чонгук мысленно благодарит богов за то, что не укусил с испугу. Осознание приходит к нему парой секунд позже: блядь, дверь. Он вскидывает злой взгляд на стоящего в открытом проходе Тэхена, который сверкает довольством, как нашкодивший кот.

— Свали, — выплевывает он.

— Ну что ты, я посмотрю, — мудак улыбается. — Продолжайте.

Гук тянется вперед, чтобы закрыть дверцу на щеколду, но Тэхен не дает, распахивая ее шире.

— Кхм… я, пожалуй, пойду. Прости, чувак, но я при других не трахаюсь, — парень поднимается с колен и, отерев рот, поспешно выходит из сортира. Дверь открывается, на пару секунд впуская внутрь шум танцпола, и захлопывается с гулким звуком, оставляя его с Тэхеном наедине.

— Ты обломал мне отсос.

— Он все равно хуево сосал, — невозмутимо хмыкает Тэхен.

— Может, тогда заменишь его? — Гук нахально ухмыляется. — Покажешь класс.

Тэхен шагает в кабинку, заставляя прислониться к стене; холодный кафель приятно холодит кожу сквозь тонкую ткань рубашки.

 — А ты хочешь, чтобы я отсосал тебе? — он оценивающе смотрит на по-прежнему твердый член, медленно облизывая губы. — Неплохо,— а после резко вскидывает взгляд, чуть приоткрывая рот. Приглашая.

Гук не знает, кто начинает движение первым — они врезаются друг в друга с неистовой силой, губы безошибочно находят губы, позволяя языкам сплестись в мокром и грязном танце. Гук зарывается пальцами в чужие волосы, второй рукой притягивая Тэхена ближе. Член плотно зажат между телами, заставляя сходить с ума от трения и от того, насколько же его преступно мало. Из груди вырывается стон; Гук чувствует себя сейчас так правильно, так охуенно, как будто ждал только этого — тэхеновых губ на своих, его рук на своих плечах, жара вжатого в него тела — ждал весь чертов вечер, всю неделю, каждый гребаный день с самой первой встречи.

— Хочешь, чтобы я отсосал тебе? — шепчет Тэхен ему в рот. — Скажи мне. Хочешь?

— Да.

Он неожиданно отстраняется и выходит из кабинки, вырывая возмущенное «какого хуя». Останавливается возле раковины и манит пальцем, подзывая к себе.

К счастью, в туалете никого, кроме них. Гук неохотно подтягивает джинсы, морщась, когда грубая ткань случайно задевает чувствительный ствол, и подходит ближе, обещая себе, что если Тэхен сейчас его обломает, он натянет этого мудака силой.

Тот тем временем открывает кран и тщательно намыливает руки.

— Ты прикалываешься?

— Тебе только что сосал какой-то хмырь. Думаешь, я возьму у тебя в рот просто так? — невозмутимо откликается тот. — Иди сюда. Ближе, не бойся.

— Не говори мне, что собираешься… блядь! — слетает с губ, когда член накрывают мокрой ледяной ладонью. Тэхен проводит кулаком по всей длине, распределяя тонкую мыльную пену, спускается ниже, к яичкам, снова ведет наверх. Контраст прижимающегося к боку горячего тела и холодной руки заставляет прикусить губу; абсурдность ситуации вызывает желание истерически заржать, но почему-то даже заводит.

— Ты вообще осознаешь, что стоишь в сортире и моешь мне член?

— Вполне, — невозмутимо отзывается Тэхен, смывая пену.

— И ты делаешь это с каждым парнем?

Тэхен отстраняется, чтобы закрыть кран и отряхнуть руки, и неожиданно нежно целует в щеку.

— Не у каждого парня я беру в рот, — просто говорит он, и отчего-то от этих слов Гука бросает в жар. — Я законч… — он не дает ему договорить, впиваясь в рот неаккуратным жадным поцелуем, и подталкивает спиной к ближайшей стене.

— Что, уже без кабинки? — хмыкает Тэхен, оторвавшись.

— Плевать, — выдыхает Гук и давит ему на плечи. Тэхен плавно опускается вниз, и, черт возьми, этот вид заслуживает быть в списке топ-пять самых охуенных вещей, которые Гук когда-либо видел.

— У тебя красивый член, — Тэхен берет в руку ствол, неспешно прослеживает губами одну из вен, второй рукой перебирает яички. — Трахаешь им так же хорошо, м?

— Хватит уже болтать.

— Как скажешь, жеребец.

Глядя на чужую ухмылку, Гук ждет, что его будут дразнить. Возможно, целовать, изводить легкими, щекочущими касаниями, неспешными движениями губ и языка. Чего он точно не ждет, так это того, что Тэхен просто опустится ртом вниз, принимая сразу на всю длину и касаясь носом лобка. Его глотка сжимается; Гук стонет громко, совершенно не стесняясь, сгребает пятерней волосы на чужом затылке — скорее, чтобы удержаться самому, чем управлять процессом. Тэхен подается назад, чтобы вдохнуть, и снова насаживается до упора, а после принимается наращивать темп. Он крепко держит за бедра, не давая двигаться самому, и сосет быстро, с полной самоотдачей и явно кайфуя от процесса — глаза закрыты, на щеках играет румянец, а рука сжимает вздыбленную ширинку брюк. Мокро, грязно, невероятно охуенно — Гук заведен до невозможности, жар удовольствия растекается по всему телу, но окончательно его крыша течет, когда Тэхен отстраняется и, неспешно надрачивая, поднимает влажный и абсолютно блядский взгляд.

— Заставь меня задыхаться, — и, сильнее сжав ладонь Гука в своих волосах, широко распахивает рот.

Эту картину определенно нужно запечатлеть и показывать в музеях как образчик порно-искусства. Гук не отказался бы видеть ее постоянно. Он облизывает пересохшие губы и, сглотнув густую вязкую слюну, упирается ладонью в стену:

— Не смею отказать, — и толкается вперед, в жаркую глубину.

Позже Тэхен сплевывает сперму в раковину и, прополоскав рот проточной водой, ошеломительно сладко целует в губы, прежде чем привычно ухмыльнуться и не прощаясь выйти вон. Гук ошалело смотрит на закрывшуюся за ним дверь с ощущением, что развели только что его, а не он. Вопрос, кто кого трахнул на самом деле, он мысленно заталкивает как можно дальше.

Хотя ответ, в общем-то, очевиден.

***

— Что я хочу тебе сказать, Гук, — как бы между прочим замечает Чон, размешивая сахар в стаканчике с кофе. Солнечные лучи сквозь огромные окна кофейни ложатся на лицо и вьющиеся каштановые волосы, а круглые очки и огромная толстовка, в которой Чон практически тонет, делают его похожим на студента-первокурсника. Чон выглядит расслабленным, умиротворенным и словно тихо сияет — верный признак того, что ночью у него был отличный секс.

Гук отпивает из своего стакана, смакуя во рту терпкий вкус американо. Забавно, что, несмотря на внешнее сходство, их с братом повадки так сильно различаются — он никогда бы не смог после секса <i>сиять,</i> словно ему подарили весь мир. Впрочем, возможно, дело не в самом соитии, а в том с кем оно происходит.

— Я о Тэхени-хене, — продолжает Чон. — Знаешь, восемнадцать сантиметров на дороге не валяются. Особенно в комплекте с тринадцатью в обхвате.

Гук давится кофе и с силой стучит себя по груди. Образ мальчика-зайчика рассыпается за секунду: у его брата слишком грязный рот.

— Блядь, Чон, какого хуя?! Тэ мой кореш, я не хочу знать, какой у него член!

Чон невинно хлопает ресницами:

— У нас с тобой все одинаковое, так что он все равно в курсе, как выглядит твой. Можно сказать, что вы квиты, это во-первых. А, во-вторых, не заливай. Я ни за что не поверю, что ты ни разу не представлял, как берешь у хена в рот.

— Конечно же, нет! — да. — Он не в моем вкусе.

— Он полностью в твоем вкусе, Гук. Мы оба это знаем. И оба знаем, почему. И, просто к слову, чтоб ты имел в виду, — Чон делает глоток приторной гадости и улыбается широкой солнечной улыбкой: — В глотке помещается идеально.

Он бесстыдно и нагло ржет, когда Гук от всей души шлет его на хуй.

***

— Скажи мне, друг, — начинает ТэТэ, сидя на ковре возле дивана и безотрывочно глядя на экран плазмы, попутно нажимая кнопки геймпада; они оба ждут возвращения Чона с его основной работы в танцевальной студии, чтобы после всем вместе сходить поужинать в новый ресторан в соседнем квартале, — что происходит между тобой и моим братом?

Гук ерзает спиной на диване и закидывает в рот горсть сырных чипсов, продолжая следить, как Тэ играет в пятый Devil May Cry. Что между ними происходит? В голове тут же всплывает образ стоящего на коленях Тэхена; Гук усердно гонит его прочь.

— Ничего. Почему ты спрашиваешь?

ТэТэ бросает на него беглый взгляд.

— Вы уже трахались?

— Что значит «уже»? — Гук вскидывает бровь.

— Значит, еще нет.

— Ты так говоришь, будто это вопрос времени.

ТэТэ пожимает плечами, как бы говоря, что это очевидно. Гук недовольно поджимает губы.

— Никаких, блядь, «еще» или «уже», вы задрали! — он достает из-под спины подушку и бросает ее в голову ТэТэ. Тот ойкает, не успев увернуться, но Гуку совершенно не жаль. — Если ты трахаешься с моим братом, это не значит, что я буду трахаться с твоим. То, что мы четверо близнецы — не сигнал к блядскому спариванию!

ТэТэ ставит игру на сохранение и, отложив геймпад, поворачивается к нему лицом.

— Гук, — медленно произносит он, — ты ведь понимаешь, что дело не в том, что мы близнецы?

— Да ладно, а в чем же тогда? Потому что все наши друзья, кажется, уверены, что если ты и Чон — приторно-сладкая парочка, то мы с Тэхеном должны стать такими же.

— Если тебя это успокоит, вы точно не станете такими, как мы, — ТэТэ улыбается, — потому что любви, как у нас, больше нет.

— Фу, ты что, Бибера цитируешь? Иди отсюда, я тебя не знаю, — Гук пихает его ногой в плечо.

— Это моя квартира, мелкий засранец. Но если серьезно, Гук, никто не думает, что вы с хеном должны встречаться только потому, что мы все близнецы. Это даже звучит тупо.

— Хоть одна здравая мысль из этого рта.

— Между вами искрит, Гук, в этом все дело. Каждый раз, когда мы с парнями собираемся, между вами такая атмосфера, что хоть стреляйся. «Секшуал теншн», кажется, так это называется? Все это видят. И я искренне не понимаю, почему вы до сих пор не переспали. Глядишь, и отпустило бы.

Отпустило бы? От Тэхена? Гук мысленно хмыкает. Это вряд ли.

— Все у тебя просто, ТэТэ.

— Это вы с хеном слишком сложные. Он, блин, такой же, как ты, хитровыебанный. Все ему какие-то загадки подавай, игры, просто подойти и сказать «ты мне нравишься» для слабаков, — ТэТэ трет лоб. — Между прочим, я когда Чони увидел, сразу подумал: хочу, чтобы он был моим. Подошел, познакомился, пригласил на свидание. Безо всяких выебонов и игр в догонялки. Все нормальные люди так делают.

— Ску-у-ка, — растягивая слоги, произносит Гук. — «Подошел, познакомился» — совершенно никакой фанта… погоди-ка. Ты сказал, что твой брат слишком сложный?

— Ага, прям как ты.

— И любит игры? — он щурит глаза.

— Угу.

— И сложности?

— Обожает.

— Он что-нибудь говорил насчет, не знаю, того, что со слабыми ему скучно, а более сильный стал бы его угнетать?

— М-м-м, — ТэТэ задумывается, — не припомню такого, но это похоже на него. Думаю, ему нужен кто-то интересный, многогранный, кого бы он смог разгадывать. Не более сильный и не более слабый, кто-то равный ему по духу. К слову, я поэтому никогда не ревновал к нему Чона — для хена он слишком простой и понятный, абсолютно не его типаж.

— Вот сука, — Чонгук подрывается с дивана, рассыпая на ковер чипсы. — Мне нужен его номер, срочно.

***

кому: ким мудак

нам нужно поговорить

от кого: ким мудак

Приезжай.

Ни вопросов, ни уточнений, ни даже флирта, простое «приезжай». Словно Тэхен знал, что Гук напишет ему. Словно он этого и ждал.

кому: ким мудак

смазка, резинки?

от кого: ким мудак

Есть. Будь готов остаться до утра.

кому: ким мудак

буду через два часа

Тэхен открывает после первого же звонка. Чонгук набрасывается на него с порога, целуя сразу мокро и глубоко, захлопывает дверь ногой. Тэхен с готовностью отвечает, сдергивая с плеч кожаную косуху и отбрасывая в сторону тумбы.

— Оригинальный способ приветствия, — говорит он, наконец, оторвавшись от чонгуковых губ. — Мне определенно нравится.

— Что еще тебе нравится? Объезжать необузданных жеребцов? — хмыкает Гук, скидывая ботинки.

— Не представляешь, насколько, — Тэхен тянет его вглубь квартиры. — Я рад, что ты, наконец, пришел.

— Ждал меня?

— Ждал.

Они вваливаются в спальню, простую, без изысков, но наверняка обставленную со вкусом — Гук дает себе слово рассмотреть интерьер позже, сейчас все его внимание приковывает большая кровать, застеленная белым постельным бельем, на матраце которой уже ждут своего часа лента презервативов и тюбик лубриканта.

У Чонгука к Тэхену еще много вопросов, которые он обязательно задаст после. Не сейчас. Сейчас он хочет только одного — Ким Тэхена. И он его, черт возьми, получит — в каждом из смыслов.

Они раздевают друг друга спешно и голодно, ласкают всюду, куда могут дотянуться, выпутываются из брюк и джинсов и тесным сплетением тел валятся на кровать.

Гук седлает тэхеновы бедра, с интересом оглядывая распластанное тело под собой. Тэхен хоть и явно уступает ему в массе, хрупким не выглядит, рельеф его мышц деликатный — Гуку очень нравится. Он опускается на локоть, склоняясь ниже к красивому лицу, и притирается пахом к чужому. Вторая рука скользит по подкаченной груди вниз, мимо едва обозначенного пресса, обводит ямку пупка и останавливается у кромки серых боксеров.

— У тебя правда восемнадцать? — спрашивает он, прокладывая дорожку поцелуев по челюсти к уху.

— Что? — Тэхен понимает не сразу, а после издает негромкий смешок. — Я не измерял. Тебе сказал Чон?

Гук согласно мычит, массируя пока еще мягкий член через ткань белья.

— Тогда, возможно, так и есть. Что еще он сказал?

Он избавляет Тэхена от боксеров и отстраняется, чтобы выдавить на руку немного смазки, а после обернуть ладонь вокруг ствола.

— Что у тебя тринадцать в обхвате.

— Боже, — негромкий смех; Гук удивленно вскидывает взгляд: Тэхен сейчас выглядит таким открытым и близким, каким он не видел его еще никогда. Дыхание на миг перехватывает. — Даже знать не хочу, как они это измеряли, а главное, зачем. Впрочем, это похоже на Тэ — в разгар процесса бежать за линейкой.

— Возможно, это был чисто научный интерес.

— Черт возьми, не хочу ничего слышать о члене моего брата во время секса. Иди сюда, — он притягивает Гука для поцелуя. Тот невольно улыбается в ответ, не переставая плавно надрачивать:

— Ты бы побежал? — бормочет он ему в губы. — В разгар процесса за линейкой.

— И бросить тебя одного? Ни за что.

Их поцелуи отличаются от того первого, в туалетной кабинке: более неторопливые, более глубокие, более чувственные. Гука ведет от одного лишь слияния губ, движущихся навстречу друг другу, тесных объятий — хочется провести целую вечность, купаясь в этом неспешном удовольствии. Но на эту ночь у него большие планы.

Он неохотно отрывается и, чмокнув ласково в щеку, соскальзывает вниз. Тэхен уже возбужден, и черт его знает, восемнадцать там или нет, выглядит его член потрясающе; Гук сглатывает густую слюну — он чертовски хочет ощутить эту тяжесть на языке, проверить, насколько твердым тот может стать у него во рту.

Он себе не отказывает.

Тэхен непроизвольно подается бедрами вверх, входя еще глубже; Чонгук позволяет. В конце концов, не только Тэхен здесь — мастер горловых, ему есть чем похвастать.

— Знаешь, — произносит он, выпуская член изо рта и позволяя тому упруго удариться о губы, — в одном Чон точно был прав.

— М-м-м? — Тэхен смотрит на него не отрываясь. Это все еще взгляд голодной змеи, но разнеженный удовольствием, помутневший — предвкушающий. Чонгука тащит неимоверно.

— В глотке помещается идеально, — и снова насаживается до конца.

Тэхен низко стонет — стон за сегодня первый, но точно не последний — и настойчиво тянет Гука вверх.

— Что? — тот смаргивает выступившие в уголках глаз слезы.

— Иди сюда и развернись.

— Ты хочешь…? — Гук колеблется.

— Очень. Ты же готовился?

— Да, но… уверен?

— Боже, да, — в голосе Тэхена очень много жажды и совсем мало терпения. — Я хочу эту задницу с тех самых пор, как увидел тебя на сцене.

Чонгук облизывает испачканные в слюне и смазке губы.

— Неужели, мистер «я не заинтересован»? — он быстро стягивает с себя белье и седлает Тэхена вновь, развернувшись к нему спиной. Его собственный член почти полностью затвердел, ему нужно совсем чуть-чуть, чтобы начать изнывать.

— Вы танцевали, как дьяволы. Чон был хорош в красном, но ты… я мог смотреть только на тебя, — маленькое признание звучит как настоящее откровение. — Двигайся ближе, еще. Вот так, — теплые тэхеновы пальцы разводят в стороны ягодицы; от предвкушения сводит пальцы ног.

— Значит, мечтал вылизать мою задницу?

— Планировал, — поправляет Тэхен и размашисто лижет вход, а после присасывается к нему губами.

— О, — Гук хочет, чтобы звучало насмешливо, но срывается на стон; выходит протяжно и с мольбой.

Он вновь склоняется к тэхенову члену и обхватывает губами крупную головку, без долгих прелюдий пропуская за щеку и помогая себе рукой. Проникновение спереди и сзади — настоящий дабл килл. Тэхен вылизывает его тщательно, со всем прилежанием, он то посасывает сжатые мышцы, то толкается внутрь языком — Гук ощущает себя невероятно мокрым и грязным, и кто бы знал, насколько ему охуенно. Тэхен добавляет к языку пальцы, и когда те начинают настойчиво массировать простату, Гук всерьез переживает, что спустит, как мальчишка, не дождавшись главного блюда.

Он не помнит, когда в последний раз чувствовал себя настолько хорошо. Трах в клубе — это всегда просто трах; либо вставлял он, либо вставляли ему — без долгих прелюдий, быстро, неряшливо, бездушно. Никто не станет заботиться о случайном партнере, которого больше никогда не увидит.

Тэхен заботится о нем.

Гук не хочет терять это чувство.

Он отстраняется, отирает залитый смесью слюны и смазки подбородок и бросает на Тэхена влажный взгляд из-под ресниц.

— Тэхен, остано… ох, остановись, — теперь, когда рот не занят, сдерживать стоны становится куда труднее; Гук не сдерживает. — Тэ-э-э.

Тот издает недовольное мычание, отрываясь от его задницы с явной неохотой.

— Настолько нравится? — Гук приподнимает бровь.

У Тэхена припухшие алые губы, влажные пряди волос, прилипшие ко лбу и вискам, и шальной взгляд змеи, которая дорвалась до десерта.

— Ты не представляешь, насколько ты вкусный, — он сыто улыбается, словно только что отлично пообедал. — В следующий раз хочу заставить тебя кончить только от моего языка. Сможешь?

«У нас будет следующий раз?» — хочет спросить Гук, но ответ уже написан в чужих глазах: будет.

— Проверим, — он выскальзывает из тэхеновой хватки и разворачивается к нему лицом.

— Как ты хочешь? — Тэхен поглаживает его бедро и неожиданно пошло поигрывает бровями: — Могу объездить тебя, м?

Во взгляде Гука загорается интерес, стоит ему только представить, как тот двигается на его члене — сильно, быстро и одновременно вальяжно, со вкусом и искренним наслаждением от своей позиции. Черт, да, Тэхен будет выглядеть охуенно на нем. Но не сейчас, потом. У них еще будет время, чтобы опробовать все, что они захотят. Сейчас Тэхен нужен ему по-другому.

— Хочу твой член, — безапелляционно заявляет он вслух, — в себе.

Гук меняет их местами, используя свое превосходство в силе, и, черт возьми, нависающий над ним Тэхен — то самое, что ему так необходимо.

— Невероятный, — тот мягко улыбается и, подавшись вперед, касается губами шеи, скул, подбородка.

— В губы, поцелуй меня в губы.

Тэхен смотрит с сомнением:

— Я же только что…

— А я сосал твой член. Плевать, боже, — Гук притягивает его к себе за шею и врезается в губы. Тщательно вылизывает рот, словно заявляя права, и, отстранившись, откидывается на подушки. — Давай, — шепчет он, кривя губы в дерзкой ухмылке, — покажи, что способен со мной справиться.

— Хочешь, чтобы я сделал тебя послушным, Гук-а?

— Попытайся.

Тэхен тянется за резинками и лубрикантом, льет так щедро, что в дырке начинает хлюпать. Он, не церемонясь, вставляет три пальца и почти сразу добавляет четвертый; тугие мышцы начинает печь, но Гук лишь кусает губы от предвкушения. Его член, покрасневший, пульсирующий, обильно течет, пачкая смазкой живот; Гук тянется к нему потереть головку, но Тэхен грубо шлепает его по руке.

— Я запрещаю.

Гук недовольно вскидывается, но Тэхен вытаскивает пальцы и тут же заполняет его собой — слова застревают в горле, превращаясь в громкий стон. Тэхен подается бедрами назад, снова толкается внутрь и почти сразу начинает наращивать темп.

Его не щадят ни капли: Тэхен трахает жестко, неистово, почти до боли — именно так, как хочет Гук. Дает ему то, в чем он так сильно нуждается и что так редко получает — заботу, контроль и абсолютно бесстыдное, порочное удовольствие, смывающее рамки и внутренние запреты.

Гук совершенно теряется в ощущениях, бормочет что-то бессвязное о том, как ему хорошо, но он уверен: Тэхен и так это знает. Тот крепко сжимает его бедра в ладонях, мажет губами по коже — везде, куда может дотянуться, шепчет что-то в ответ и выглядит чертовски прекрасным. Гук сходит с ума от желания быть в его объятиях вечность.

— Я… близко.

Тэхен прикусывает мочку его уха, играется с серьгой и втягивает ее в рот, окольцовывает член Гука длинными пальцами:

— Кончай.

Гук подается вперед, с силой прикусывая соленое от пота плечо, и бурно изливается в тэхенов кулак. Тэхен выходит из него и, быстро додрочив себе, кончает в презерватив и, выбросив тот куда-то за пределы видимости, устало валится рядом.

Гук смотрит в белый потолок, раскинув в стороны ноги. Он чувствует себя как никогда открытым и уязвимым, разбитым на кусочки и собранным заново, и, боже, как ему это нравится. Собравшись с силами, он поворачивает голову, чтобы тут же наткнуться на внимательный взгляд.

Кажется, Тэхен хочет что-то спросить, но так и не спрашивает — мягко касается спутанных взмокших волос, массирует затылок, а после придвигается ближе и неторопливо целует, безмолвно благодаря.

— Ты бы себя видел, Гук-а, — произносит он, отстранившись.

— Дай угадаю: выгляжу так, будто меня жестко поимели?

— Да, и это очень красиво, — Гук недоверчиво распахивает глаза, не ожидав услышать комплимент. — Ты красивый.

Он не находится с ответом, и какое-то время они просто лежат рядом. Придя в себя, Гук поднимается с постели, морщась от липкого ощущения между ягодиц и тянущей боли в пояснице, и нашаривает на полу свое белье. Он слышит шорох со стороны кровати — Тэхен тоже встает, чтобы одеться.

— Хочу покурить, ты со мной?

Гук кивает и, натянув джинсы, следом за Тэхеном выходит на балкон.

— ТэТэ сказал, что мы слишком сложные, — невпопад произносит он, прикурив. — И что поэтому мы подходим друг другу.

— Он прав, — Тэхен тоже щелкает зажигалкой.

— Тогда, на балконе, ты сказал, что не знаешь, стою ли я усилий, — продолжает Гук и осекается, не зная, как задать интересующий его вопрос.

Изменил ли ты свое мнение? Достаточно ли я хорош? Ты не жалеешь о том, что произошло?

Сплошное дерьмо.

— Я соврал.

Он замирает:

— Ты что?

— Я соврал, — повторяет Тэхен, выдохнув терпкий дым, и смотрит прямо в глаза Чонгука.

— Когда ты сказал, что не ищешь отношений, тоже врал?

— Нет. Но ради тебя я готов пересмотреть свое мнение.

Гук недоверчиво распахивает глаза, думая, что ослышался, но лицо Тэхена остается серьезным, и, ох, это…

Вау.

— Любовь до гроба не обещаю, — говорит он, возвращая голосу привычную дерзость.

Тэхен смотрит на него из-под полуопущенных ресниц; на полных губах играет улыбка.

— Может быть, начнем со свидания?

У Тэхена по-прежнему змеиный взгляд; Чонгук по-прежнему не кролик, но он все-таки дал себя сожрать.

И ни капли об этом не жалеет.