Они не просто из разных миров — у Джины давно не бывает «просто». Лицо у него резкое, острое. Борода не скрывает впалые щёки и бескровные губы, а наоборот, подчёркивает. И пустой взгляд, и выбивающиеся из-под платка жёсткие локоны — Джина видит его в толпе. Улавливает очертания, притворяясь слепой, — и выжидает. Получудища научили Далию охоте на человеческий род, жизнь Елены Спартанской — биться с тварями, что страшнее людей, биться до крови, до мяса, до смерти. Что ей какой-то маг, амбициозный, но ослеплённый — Джина сражалась с богами, вела за собой армии, теряла себя в бездне вероятностей и судеб. Что ей какой-то маг — с пустым взглядом, жёсткими локонами и впалыми щеками. Скольких таких она видела, когда миры рушились, когда из-под ног уходила земля, когда небо падало ей на голову — и почему же сейчас не может отвести от него взгляд.
«Я хоть и намного старше тебя», — пишет Шапур в письме, и Джина смеётся так громко, что не может вздохнуть. Старше неё боги вечности, и то — не все. Джина встречала богов, сущностей, королей и королев, ходила по садам бессмертных, как по лужайке у собственного дома. Джина предавалась безделью, воевала за свою страну, воздвигала стены, разрушала монастыри. Джина шла войной, попадала в засады, предавала доверившийся ей народ и выручала своих врагов. У Джины жизнь — война и кровь, предательства и кровь, законы и кровь. Неподчинение, суд — и кровь.
— Да тебе ли знать, сколько лет я скитался?
Джина научилась ценить интересные загадки — как научилась ценить хорошее вино, острые мечи и молчаливые партии в бридж. Сила Джины — алебарда в руках терпеливого упорного мастера, чьё совершенствование декадами проходило на вершине горного пика.
— Сотни? Может, тысячи? — Джина улыбается, и лицо её кажется неестественно хищным. — Не так уж и много, на мой скромный взгляд.
— Наглая девчонка, — закипает Шапур, — да как ты…
— Наглый мальчишка, — парирует она, улыбаясь совсем уж жутко. — Не имеющий представления, куда он лезет. Принц без королевства, без семьи и поддержки. Как ты забрался так далеко?
Шапур вздрагивает всем телом. Под маской дворцового алхимика — гордого и всезнающего, уверенного в своих силах, желающего так много и имеющего столь непозволительно мало — всё ещё скрывается Гият.
«Я знаю, какую еду ты ешь, знаю, на каком боку любишь спать. Какое мне дело до имени, которым ты себя называешь? — Джина смотрит ему в глаза; щурится, пытаясь вглядеться в нутро; щёлкает пальцами, вызывая звёздные вспышки; медленно дышит. — Ты не маг, ты не принц, ты — никто».
— Бедняга, — сочувственно тянет Джина своим лживым высоким голосом. И снова улыбается: — Тем веселее нам будет вдвоём.