После завтрака Эрену наконец-то сообщили о его работе. И пускай это было легче, чем работа Армина или Жана, Эрен облегчения не почувствовал. У него в руках были ведро и швабра, но всё, о чем он думал, это то, что сейчас Леви пойдёт к аллигаторам. Йегеру было все равно, что они не друзья и даже не общаются, но одна лишь мысль о такой опасной работе пускала дрожь по его телу. Неужели Аккерман был настолько опасен, что ему выдали такое наказание?
От Эрена, и ещё нескольких ребят, требовалось держать в чистоте их спальную комнату и столовую, в то время как другие прибирались в пустующих классах или на улице. Что может быть легче мытья полов? «Что угодно» — подумал Эрен. Он ненавидел их мыть. Отсутствие вечно болтающих Жана и Армина заставляло Йегера думать о плохом и погружаться в себя. Он не был знаком с ребятами, которые работают с ним, поэтому Эрен с ними даже не разговаривал, общие темы не поддерживал, а полы мыл вообще в другом конце комнаты. И пускай это было неправильно, они начнут топтать уже вымытый пол, Эрен не смог заставить себя работать рядом с ними. Ему по-прежнему было здесь некомфортно, он очень хотел попасть домой, поэтому с нетерпением ждал дня, когда они будут писать письма родным, чтобы попросить маму забрать его. Да, сдался. Эрен никогда не был целеустремленным или стойким парнем. Когда он один, он слаб, и мама часто ругала его за это, но он ничего не мог с этим поделать. Эрену важно чувствовать крепкое плечо рядом, знать, что если он упадёт, его поднимут, он не был готов к одинокому пути без поддержки кого-то из близких. Таким был Эрен.
Когда пол был вымыт, Эрен отнёс швабру и ведро в кладовую и ушёл как можно быстрее. Он не хотел сталкиваться с другими ребятами, поэтому отправился обратно в комнату, лишь бы остаться одному. Эти несколько часов он пролежал на своём матрасе, мечтая о своём старом плейере, который он оставил дома. Ему не хватало музыки в этом скучном месте. Жан и Армин пришли позже, но Эрен к ним не повернулся, притворился спящим, поэтому заговорили они только по пути на обед. Армин много рассказывал о себе, поведал о том, как они с Жаном недавно отметили его тринадцатилетние, а Леви в тот день отдал ему свою порцию пирога, но ни слова так и не сказал. Жан же рассказывал о том, что играл в баскетбол до того, как попал сюда. У него была оранжевая форма, цифра двадцать четыре на спине, и белая повязка, которую он любил носить на голове. Про Леви Жан сказал, что тот когда-то играл на пианино, а потом проводил всё своё свободное время в кабинете физики, слушая учителя, что любезно согласился ознакомить его с программой следующего года. Слушать о новых знакомых было интересно, и Эрен заметил, что та неловкость, которая была между ними, стала постепенно уходить, и от этого ему стало легче.
Жан и Армин немного скрасили это место, добавили ему жизни, и Эрен был им очень благодарен за это.
— Я был великолепен, — Жан закатил глаза, запихивая в рот картошку, — Видел бы ты меня в тот день, я парил словно птица!
— Которой переломали крылья, — вскользь бросил Леви, вытирая рот салфеткой. Армин подавился своим соком, стараясь сдержать смех, и отвернулся, чтобы скрыть красное лицо.
Последние пять минут Жан рассказывал о своей последней игре перед тем, как он попал в интернат. В тот день его школа одержала победу над соседней, и Жан был счастлив, что помог своей команде дойти до такого уровня. Он признался, что скучал по своей команде, но если бы ему дали выбор, он бы все равно остался здесь. Эрен так и не рискнул спросить почему. Возможно, у Жана дома были какие-то проблемы и он просто не хотел туда возвращаться. В любом случае, Эрена это не касается.
— Всё нормально прошло? — Армин повернулся к Леви, выгибая бровь, и Эрен понял, что младший спрашивал о работе. Он был уверен, что и Жан, и Арлерт, переживали, но старались этого не показывать.
— Гм, — Леви бросил на Армина быстрый взгляд, сразу же скрыв его за отросшей чёлкой, и потянулся к своему соку, — Как обычно.
— Твоё «как обычно» означает «мимо проплывал аллигатор, чуть не цапнул меня за ногу, но я героически ткнул ему в глаз палкой и залез на дерево»! — повысил голос Жан, хмуря брови. На подобный выпад Кирштайна Леви никак не отреагировал. Видимо, не хотел подтверждать очевидное, — Козёл.
Эрен плотно сжал губы и снова посмотрел в свою тарелку. Аппетита не было, поэтому он просто разламывал картошку пополам и разминал ее в пюре. Сок он выпил, но, честно говоря, он никогда не любил апельсиновый сок, а вот Армин и Жан пили с удовольствием. Что нравится Леви сказать трудно, его выражение лица ни разу не поменялось за всю их трапезу, поэтому Эрен бросил все попытки как-то прочитать Аккермана.
— Ещё один, — угрюмо пробормотал Армин, и Эрен вскинул голову. Слышать подобный тон от тринадцатилетнего парня было странно.
— Что ты имеешь в виду? — Эрен откладывает вилку, хочет услышать ответ, но Армин молчит. Жан поворачивается в сторону окна и тихо, еле заметно, вздыхает. Эрен не понимает, он смотрит на улицу и не сразу замечает там движение. По старой тропинке к белому дому вели парня, грубо сжимая его локоть. Тот упирался, пытался выбраться, но его встряхивали и продолжали вести. Глаза Эрена расширились от осознания того, что он уже видел эту картину.
— Что происходит? — во рту пересохло.
— То, о чём мы тебя предупреждали, — Жан отвернулся от окна, будто там ничего не было, и вернулся к картошке, забирая пару штучек у Леви.
— Что?
Кирштайн переглядывается с Армином, но больше ничего не говорит, и Эрен чувствует как закипает.
Стул под ним скрипит, когда Йегер встаёт, и прежде чем Армин попытался схватить его за руку, Эрен выбежал из столовой.
Это всё неправильно. Йегера держат в неведении, утаивают от него всю правду, позволяют ему сжирать себя изнутри. Внутри всё холодеет от представления чужой ладони на розовой щеке.
А бездействие Жана, Армина и даже Леви било по самым уязвимым местам. Эрен трясся от страха, он стоял прямо перед дверью и не мог выйти на улицу. Что он может сделать против взрослого мужчины? Что Эрен вообще может в одиночку? Ему не свернуть горы, даже от хулиганов не отбиться без помощи, так чем он поможет мальчишке на улице?
Ладони вспотели, Эрен вытер их о свои шорты. В голове крутился вопрос «что делать?», но ответа на него не было. Вокруг не было никого, кто мог бы помочь, и Эрен был единственным, кому не наплевать на то, что сейчас происходит. Но ему страшно. Ему так страшно, что к глазам слёзы готовы подступить.
Времени было слишком мало, Эрен обхватил свой живот рукой, просто чтобы хоть как-то справиться с тревогой, и выбежал на улицу. Он видел закрывающуюся дверь белого дома и рванул туда. Что он должен делать? Кричать? Стоит ему ударить взрослого, если тот попробует что-то сделает? Как больно будет Эрену, когда его ударят?
В животе завязался большой и до жути больной узел, заставляющий медленно задыхаться. Эрен не герой, он трусливый кролик, который по своей глупости сейчас идёт к волку в пасть.
За дверью послышался вскрик. Йегер схватился за ручку и потянул изо всех сил.
Парень лежал на бетонном полу, щека была такой же красной, а мужчина возвышался над ним также высоко, как и в первый день Эрена здесь. Кошмар, который снился ему этой ночью, он увидел наяву.
— Нет!
Когда мужская рука замахивается для очередного удара, Эрен виснет на чужом локте, вжимая голову в плечи. Из глаз брызнули слёзы от осознания того, какой он жалкий и слабый.
— Какого? — голос мужчины громкий и грубый, он татуировкой отпечатывается в сознании Йегера и раздирает его изнутри, — Щенок!
В каштановые волосы зарываются толстые пальцы, сжимая у корней, и Эрена оттягивают в сторону, бросая на бетонный пол рядом с парнем. Глаза у мужчины темные, почти чёрные, и Эрен понять не может, это его воображение рисует такое, или ему пришёл конец. Зубы впиваются в нижнюю губу, разрывая до крови. Йегер хочет исчезнуть, закрыться от этого мира, просто чтобы не чувствовать себя таким беспомощным. Он должен быть крутым парнем, общительным и дружелюбным, каким пытается казаться. Но он не может убежать от себя, своей трусливой натуры и правды, которую пытается никому не показывать. И прямо сейчас его ложь, та, что он сам сотворил, била его в два раза сильнее…
Эрен не герой, это он нуждается в спасении.
Когда его бьют по голове, он кричит. Руки зарываются в волосы, он пытается защититься, закрыться и как-то спастись, но удары переходят на спину и на бёдра. Он вопит громче любого животного, и пускай внутри он в ужасе от своей трусости, больше всего его пугают дальнейшие действия мужчины.
На ногах сомкнулись цепи, а дверь белого дома закрылась, оставляя их в темноте.
🥀
— К-к-кровь! У меня кровь!
Эрен дрожащими руками водит по лицу, чувствуя липкость своей кожи, и дёргает ногами, пытается выбраться из оков, игнорируя жгучую боль, которую они приносили.
Холодная ладонь касается его лица.
— Нет у тебя крови.
— Н-но я чувствую! Правда!
— Хватит! — рявкает парень, и Эрен головой бьётся о стену, сжимаясь от страха. Он ничего не видит, куда бы он ни посмотрел, всюду тьма, холод и ужас, пронизывающий его, — Ты просто идиот! Чёртов придурок! Какого хрена ты полез?
Чужой крик был громким, отчаявшимся.
— Я х-хотел помочь.
— Как такой сопляк, как ты, мог мне помочь? Ты только всё испортил! Если бы ты не влез, я бы не получил так сильно! Он бы не пинал меня по рёбрам и не приковал бы к стене!
Эрена отчитывали словно ребёнка. Он не знал. Он ведь не знал. Он просто хотел помочь, хотел сделать хоть что-то, что помогло бы ему поверить, что он не трус. Как он мог так ошибиться? Опозориться и снова понять, что никакой храбрости в нём нет?
— Я хотел пом-мочь, — Эрен повторяет это несколько раз, стараясь сдерживать всхлипы, но слёзы крупными каплями текли по щекам, а в груди не хватало воздуха. Паника волной захлестнула его, а темнота вокруг только давила. Он чувствовал кровь на своём лице, чувствовал её на полу, так много, будто та доходила до колен. И было так холодно.
— Даже сейчас ты ревешь! Ты серьезно? Черт возьми, тебе здесь не выжить, дубина! Если продолжишь реветь, так и подохнешь, как многие другие!
Отсутствие воздуха ударяет в голову, Эрен запрокидывает её назад, упираясь в стену, и пытается дышать, но не может. Тонкие пальцы дерут кожу на коленях, ногтями оставляют царапины, словно пытаются прорыть доступ к свободе. Эрен снова один, окружён темнотой и ненавистью к себе, и он медленно угасает.
🥀
— Пошевеливайся, — недовольно прикрикивает Марта, женщина, которую Эрен встретил в свой первый день в интернате, — Больно надо возиться тут с вами, двумя отпрысками.
Эрена толкают по коридору, игнорируют его бессвязные предложения и кричат ещё больше. У него в голове пустота, перемешанная с ужасом и болью. Тело все ещё болело, а после нескольких часов нахождения прикованным к стене затекло и будто остекленело. Эрен чувствовал себя морально истощённым.
Парень шёл впереди, он на Йегера даже не глядел после того, как в отвращении посмотрел на его зарёванное лицо, когда Марта вывела их из белого дома. Эрен не осуждал. Ему тоже было противно от самого себя.
— До отбоя десять минут, поэтому переодевайтесь и ложитесь спать.
Марта заталкивает их в комнату и закрывает дверь. И если парень сразу уходит к своей кровати, Эрен замирает на месте. Все взгляды обращены на него, и слёзы, которые прекратились совсем недавно, снова подступили к глазам. Эрен не хотел, чтобы над ним смеялись, не хотел видеть реакцию на себя, поэтому закрыл глаза. Его пальцы впились в предплечья, стараясь успокоить его. Но он не мог прийти в себя.
— Эрен… — тихий голос Армина раздаётся совсем рядом, — Пойдём…
Тёплые пальцы обхватывают его ладонь и медленно ведут вперёд. Армин позволил Эрену не открывать глаза, сам проводил друга до матраса и помог лечь, накрыл одеялом и еле коснулся синяка на лице, с сожалением вздыхая.
— Прости, Эрен…
Эрен слышал скрипы кроватей, перешёптывания мальчишек и недовольный голос Марты на улице. Слишком много звуков, голова разрывалась от боли, и Эрен накрылся подушкой, отворачиваясь к стене. Он будто снова потерял себя.
Когда свет выключили, он смог открыть глаза. Сначала Эрен облегченно выдохнул, но через некоторе время осознал: он снова в крови, лежит на холодном полу, а нога прикована к стене.
— Нет, — Йегер прерывисто вдохнул, хватаясь рукой за ногу, — Нет, нет, нет. Прошу.
В лёгкие вода заливается, из глаз слёзы текут, заставляя его давиться ими. Эрен будто посреди океана, и он понять не может, это кровь, вода или его собственные слёзы. Он барахтается в этой неизвестности и кричит, надрывая горло. Впивается в него пальцами, сжимая, и проводит ногтями, хочет задохнуться окончательно.
Боль невыносимая, что душевная, что физическая. Его снова бьют, таскают за волосы и разбивают лицо. И он снова один.
— Умоляю! Пожалуйста, нет!
— Заткните его!
— Карга идёт, сделайте что-нибудь! Если она зайдёт…
— Эрен, пожалуйста!
— Эрен, все хорошо! Ты в безопасности.
— Леви, сделай что-нибудь!
Эрен жмурится и бьётся головой о стену, ему мерещится боль, очертания мужчины и собственное тело, бьющееся в агонии. Он ненавидит себя, свою беспомощность.
Когда его обхватывают поперёк груди, Эрен снова кричит. Ему зажимают рот рукой, а скрипящий голос что-то шепчет на ухо, но он не слышит. Спутавшееся одеяло вытаскивают из-под его ног и накрывают, сильнее закрывая рот.
Эрен чувствует как его нос тычется во что-то мягкое, приятно пахнувшее, а потом становится душно, но он не может выбраться из этого кокона. Что-то касается его волос.
— Тише.
Эрен давится слезами, когда его прижимают к матрасу. Он распахивает глаза, но ничего не видит в темноте, лишь тёмную копну волос, которую освещала луна из окна.
— Эрен, пожалуйста! — слышится голос Армина, — Не кричи!
— Марта идёт сюда, — снова звучит над ухом, — Помолчи, потерпи. Иначе нам всем будет плохо, Эрен.
Эрен старается, он правда пытается успокоиться, но темнота всё ещё тянет к нему свои когти и посылает видения, вызывающие ужас.
— Потерпи, — скрипит голос, и Эрена сильнее прижимают к чужой шее, поглаживая голую спину под футболкой, — Ты не один сейчас. Тебя никто не тронет, если ты полежишь тихо. Эрен, тише.
— Леви, она рядом!
— Я слышу. Заткнись!
Эрен хватает в руки ткань чужой одежды, сжимая челюсть, и снова закрывает глаза. Кокон из одеяла вокруг него становится плотнее, и Йегер позволяет ему поглотить себя.
Марта заглядывает через несколько секунд, но, не заметив никаких движений или звуков, уходит.
— Спи, Эрен. Тебя никто не тронет.