Первое, что увидел Сокджин, когда очнулся, были птицы. Много-много птиц. Он долго и непонимающе смотрел на них, сверкающе-серебристых на синем фоне, все пытаясь понять, куда делось темное, в серых тучах и молниях небо, с которого низвергается ливень, почему не крутит его на яхте штормовой ветрище, почему в лицо не бьют соленые волны.
Птицы зависли в синеве, не двигая крыльями, не крича, хотя были похожи на чаек. Постепенно Сокджин понял, что они нарисованы. Точнее — что это потолок украшен ими поверх синего. Чья-то очень искусная рука постаралась.
Осознав, что находится в комнате, Сокджин приподнялся на локтях на чем-то мягком, оказавшемся кроватью странной овальной формы, очень удобной, укрытой синим шелком белья. Вокруг стояли мебель, причудливая, но красивая: шкаф, столик-трюмо, тумбочки, два кресла у окна и столик между ними с графином и стаканчиками, окно было трехстворчатое, завешено серебристыми гардинами, едва-едва пропускавшими свет дня. На полу — густоворсный ковер.
В голове — никакого понятия. Откуда взялась эта комната на месте бушующего моря и яхты...
Черт, яхта... ГОСПОДИ, ХВИИН!
Сокджин вскочил на ноги, но тут же ощутил, как все тело пронзила боль в районе плеча. Зашипев, посмотрел — перебинтовано, но под бинтами явно ушиб или даже перелом. Стараясь теперь не совершать резких движений, поднялся, обнаружив себя в шелковой пижамке, подошел к трюмо.
Красота не пострадала. Отлично. Даже вот вообще нет ни шрамов, ни ссадин, хотя Сокджин точно помнил, что перед тем, как сознание его отрубилось, ему в голову прилетело оторвавшимся куском перил, идущих по всему корпусу яхты, чтобы держаться, если стоишь на палубе.
Он оглядел и ощупал здоровой правой рукой голову. Нет, никаких ран. Странно...
Выпрямившись, огляделся в поисках двери покинуть комнату, нужно же пойти и поблагодарить спасителей, наверное, яхту прибило к берегу где-то поблизости этого места... Он подошел к окну и увидел — да, это большой дом, стоит на скалистом взгорье, спускающемся к пляжу и сверкающему морю. Красота тут жить. Может даже это остров?...
Итак, дверь. Сокджин отыскал тапки. А, вот и выход. Дверь была мудреная, с вставками мозаики из плотного стекла. Повернув ручку, с радостью обнаружил, что не заперто.
В коридоре и на этаже было тихо, по стенам никаких светильников, однако темно не было, почему-то, как Сокджин ни силился, источник света отыскать не сумел. Он шел неспешно по ковровому покрытию, изучая странные картины на стенах, все на какую-то фэнтезийную тематику, пока не дошел до конца крыла, заканчивающегося лестничным подъемом на этаж выше, где царил полумрак, и спуском вниз, и с площадки, где стоял Сокджин, виднелся вестибюль — огромный холл с кадками растений по стенам, освещенный огромными витражными окнами напротив лестницы, и эти витражи так же были выполнены в виде изображений мифических существ.
Кажется, эльфов или фей...
Сокджин подумал, что, вероятно, в течение дня кто-то из обитателей дома должен быть внизу, возможно, занятый приготовлением еды, и начал спускаться по широким, устланным ковром, ступенькам. И откуда только взялся в Корее такой дом? Интересно, что это за остров такой...
Его мысли прервало появление шума, первого шума за то время, что он в сознании. Сначала он различил смех, потом возмущенное пыхтение, потом топот ног, и вот, в вестибюль из одной из дверей вышли три молодых человека, с виду помоложе Сокджина.
Один был невысок росточком, весь какой-то изящненький и миленький, как котенок. Его волосы были светлыми и красиво вились.
Второй — высокий и широкоплечий, с обиженным красивым лицом и синими локонами, он плелся, надувшись, за первым и выговаривал ему за какие-то пельмешки.
Третий, тоже высокий, в футболке, что очерчивала его накаченные формы, лицом более мужественный, чем двое первых, с вьющимися черными волосами и кроличьей очаровательной улыбкой. Он пытался убедить синеволосого не дуться, но тот, видимо, крепко заупрямился.
- Здравствуйте, - надев улыбку, поспешил спуститься к ним Сокджин, и поклонился.
- О, ты проснулся! - обрадовался блондин и ткнул темноволосого друга в бок. - Я же сказал, он очнется до возвращения Господина, а ты сказал, что неееет!
- Все всегда долго спят, - развел руками тот, но не огорчился. Повернувшись к Сокджину, спросил. - Ты как? Рука еще болит? Ты прости, я был вынужден тянуть за нее, чтобы вытащить тебя из-под обломка твоей яхты, иначе было никак...
- Так это ты меня спас?! Спасибо огромное! Ничего, рука скоро заживет! - поклонился ему Сокджин.
- Вытащил он, но увидел яхту — я, - сказал невысокий парнишка. - Мне тоже спасибо!
Сокджин рассмеялся и поклонился и ему.
- Вечно вы ходите по окрестностям, вместо того, чтобы учиться или работать, - проворчал синеволосый. - Теперь у нас лишний житель в доме.
- Не беспокойтесь, пожалуйста, я вас не обременю! - испугался Сокджин, кланяясь ему. - Лишь только у меня получится позвонить в Сеул, меня заберут, я не бедный человек, только вот... Не находили ли вы девушку... Невысокая, черноволосая, в красном платье...
- Невеста? - улыбнулся невысокий парень.
- Да, - хмыкнул Сокджин. - Говорил ей в море не ходить, чувствовал шторм — нет, заартачилась. Дурочка...
- Нет, не нашли. Она, наверное, осталась в море, - сказал тот, что улыбался как зайка. - Мы по утрам обходим остров, вечно нам кого-то прибивает... Ты был один.
Сокджин опустил голову, вздыхая. Невысокий подошел к нему и приобнял за плечи. От него пахло выпечкой, и руки — были нежными и теплыми. Сокджин улыбнулся ему.
- Тебя как зовут?
- Сокджин. Ким Сокджин. Я актер. А вас?
- Я Чимин, это Чонгук, - пальцем ткнул в «кролика». - И Тэхен. Мы работаем в этом доме, младшие жнецы!
Он сказал это таким тоном, словно очень гордился своей работой. Сокджин мало понимал, что это за жнецы, но посчитал правильным улыбнуться и снова поклониться.
- Позволите ли вы мне позвонить? - учтиво спросил он.
- Куда? - удивился недовольно Тэхен. - Ты думаешь, кто-то ждет твоего звонка?
- Мой агент! Наверняка, с ног сбился, у меня в будущем месяце съемки в драме, такой проект... И надо сообщить в полицию, пусть вышлют поисковую бригаду, нужно найти Хвиин.. мою невесту...
- Чувак, - покачал головой Чонгук, уже не улыбаясь. - Боюсь, тебе придется остаться тут. И... лучше тебе агенту не звонить...
- П-почему...
Все трое переглянулись.
- Скажем так, тебя там не ждут. Тебя там... Короче, ты спал неделю, - сказал Чимин печально, гладя спину Сокджина аккуратно и нежно. - И мы, разумеется, сделали запрос в наше ведомство... Ты и твоя невеста признаны пропавшими без вести...
- Так тем более надо...
- Чувак, ты не сможешь вернуться в Сеул без разрешения Господина, хозяина этого дома, а если даже ты вернешься... Ты не сможешь снова жить своей жизнью, - сказал Чимин.
Сокджин переводил взгляд с одного на другого, ощущая, как дрожат ноги, по голым щиколоткам вдруг ударил сквозняк. Он нервно улыбнулся.
- Когда Господин вернется, он оформит тебе пропуск из дома, и ты отправишься в свое окончательное пристанище, - сказал Тэхен. - Возможно, тебя проводит один из нас, так как ты, вроде, был неплохой человек...
- Что значит «был»... я что...
- Ты умер. Погиб во время шторма в море.
Все стихло. Сокджин вынужден был схватиться за перила лестницы, чтобы не упасть, он смотрел на Чимина, словно ожидая, что сейчас тот расхохочется и скажет, что это шутка...
Но Чимин не улыбался, он смотрел с сочувственной улыбкой.
- А Хвиин?
- Ее, скорее всего, уже отвели.
- Куда...?
- В Накопитель. Там ей дадут путевку либо вверх, либо вниз.
И вроде бы Чимин сказал непонятно, но... Сокджин понял.
Хвиин погибла. Как и он. И она уже отбыла в тот мир. И скоро... он тоже туда отойдет.
И он понял, что за жнецы перед ним.
- Только не истери, - сказал Тэхен, фыркнув. - Я не думаю, что ты прям любил ее.
- Она не была моей любимой, нас собиралось женить агентство, так полезно для рекламы. Но она была хорошей девушкой.
Сокджин огляделся и, за неимением лучшего, опустился на ступеньку лестницы.
- Когда... когда вернется ваш Господин? - спросил Сокджин, дрожа еще, но пытаясь взять себя в руки.
- Сегодня в полночь. Он летал на важное совещание, был долго в отсутствии. Не бойся, ты добрый человек, тебе наверх дорога...
- Спасибо... спасибо, - покивал Сокджин.
Жнецы переглянулись, вздохнули, Чимин помог потрясенному человеку встать и повел за собой. Вскоре Сокджин понял, что ведут его в ванную. Чимин запер их двоих в комнате, помог Сокджину снять повязку.
- Я залечу плечо сейчас, пока ты спал, это могло тебя обеспокоить, но теперь...
Он коснулся синего плеча Сокджина нежной ладошкой, облизал губки, вдруг закусил нижнюю и — бам! - стукнул по синяку. Сокджин вскрикнул от яркой вспышки боли, пронзившей его тело.
И вдруг дискомфорт прошел. Он удивленно смотрел в зеркало, как синяк пропадает, и вот, кожа снова белая, рука работает отлично.
- Спасибо, Чимин...
- Ты красивый. Очень красивый, неудивительно, что ты актер, - оглядев его, улыбнулся тот. - Прими душ, я повешу на дверь кое-какую одежду... У тебя размеры Тэхена, одолжу у него... Не бойся, это моя комната, никто тебя не побеспокоит...
- Чимин, вас много тут живет...?
- Нет, всего шестеро.
- Но тут много комнат...
- Комнаты верхних этажей — это порталы. Ну, чтобы нам было быстрее приходить к душам, ждущим поводыря.
Сокджин кивнул, и Чимин вышел, оставляя его одного.
Когда Сокджин, помывшись и нацепив рубашку из тонкого хлопка, чужие боксеры и мягкие джинсы со шлепками, вышел из комнаты Чимина, в доме снова царила тишина. Он не осмелился нарушить ее голосом, пошел по коридору в сторону выхода из него и вскоре оказался в большом, очень красивом помещении, напоминающем каминную залу и оранжерею одновременно. Здесь очень любят цветы и зелень, подумал Сокджин, изучая обстановку, потом подошел к камину и потрогал каменные узоры на нем.
Снова феи и плющ, цветы и горны, словно этот камин прибыл из средневековой Европы, да и весь дом... в духе тех времен. Сокджин поднял взгляд на каминную полку и увидел на ней статуэтки и небольшие часы, которые, однако не ходили — не было стрелок. Красивые часы с фавнами у основания, которые маленькими ручками удерживали циферблат.
Изучив, но не трогая безделушки, Сокджин обошел мебель из зеленой кожи, поглаживая ее кончиками пальцев, затем понюхал цветы и тут заметил, через огромные окна, что над морем сгущаются сумерки. Скоро полночь, и придет хозяин этого дома... Видимо, Старший жнец.
Он увидел, что в небольшой лужок на склоне за окном ведет дверь из этой комнаты, и она приоткрыта. Обрадовавшись, Сокджин вышел через нее и вдохнул полную грудь соленого воздуха. Почему-то он ощущал прохладу вечера, хотя, вроде как, был уже мертвым... как же так... Он обхватил руками плечи, подрагивая, собрался уже вернуться в комнату, так как от вида острова вокруг становилось почему-то еще холоднее, да и сам остров — сплошь скалы, изредка травка, никаких деревьев — был очень маленький, нечего изучать. Приняв решение вернуться и погреться, он развернулся.
И замер. Перед ним, в дверном проеме, стоял незнакомый молодой мужчина, и смотрел на него. Он был высокий и крепкий, даже мускулистый, что угадывалось под тонкой тканью его черной рубашки, заправленной в черные джинсы лишь спереди. Ноги длинные и крепкие, разворот плеч, мощная шея, волевое и очень красивое мужественное лицо. Его светлые волосы красиво облегали голову, а орлиные глаза смотрели строго и сухо. Аккуратные губы сжимались плотно, словно боясь выпустить хоть слово.
На груди его, в распахе рубашки, сверкал серебром кулон — изображение весов, где левая чаша перевешивает правую, весы были схвачены в круг, похожий на солнце с острыми лучами.
Сокджин не иначе как шестым чувством понял, что этот мужчина и есть хозяин дома. Все в его облике излучало властность и авторитет. Поэтому актер коротко улыбнулся и поклонился незнакомцу.
Тот моргнул.
- Так ты и есть душа?
- Да, Господин.
- Ясно. Ты долго спал, как сказал мне Чимин.
- Я бесконечно признателен за гостеприимство...
- Да, я уже сделал ему выговор. В моем доме не могут гостить души.
Сокджин запнулся, покраснел от стыда, поклонился снова.
- Я провожу тебя в иной мир после ужина. Жди.
- Прошу прощения за беспокойство, - прошептал Сокджин, кланяясь снова.
Господин повел широкими плечами, развернулся уходить, но вдруг вместо этого сделал шаг к душе. Сокджин почувствовал себя неловко от странного взгляда, которым Господин наградил его, приблизившись.
- Ты словно и не печалишься, что умер... так легко принял это, - сказал Господин, внимательно изучая лицо Сокджина.
- Есть вещи, с которыми невозможно бороться. Я умер — ничего с этим не сделать, - отвел взор душа.
- Толково, - хмыкнул Господин.
Он скрестил руки на груди, снова осмотрел человека с ног до головы.
- Не так уж ты красив, как сказал Чимин. Но для актера сойдет, - вдруг сказал он как-то ворчливо.
Сокджин медленно перевел на него взгляд — Господин ехидно поднял уголок губ, глаза его сверкнули.
- Я считаю... считался одним из самых красивых мужчин Азии, третий год на первой строчке, - сдержанно улыбнулся Сокджин. - Впрочем... мужчине трудно оценить красоту другого мужчины. Не буду спорить с вами.
- Почему это трудно, у меня есть глаза, - пожал плечами Господин. - Твоя красота чересчур... женственная.
Туше, туше, туше... Сокджин часто слышал подобные отзывы в свой адрес, но что он мог сделать, если родился именно таким, не брутальным?!
- Да, в этом вы на голову превосходите меня, от вас веет маскулинностью, - все же вежливо заметил он, понимая, что вот сейчас он нахамит, и не видать ему Рая.
Господин хмыкнул снова, еще раз его осмотрел.
- Я видел людей красивее тебя. И мужчин тоже.
- Удачно, что мы видимся в последний раз, Господин. Мне не придется дольше нужного мозолить ваш взор.
- Именно. В последний раз. Я вообще не собирался с тобой заговаривать, - пожал плечами Жнец, развернулся и двинулся к дому.
Сокджин стоял, обиженный, и смотрел, как широкая спина скрывается за дверью.
Вот ведь поганец! Актер отвернулся, весь пылая возмущением! Мужчины с его типом красоты очень популярны в Азии, и мужчинам и женщинам нравится, а эти бруталы, они выглядят простецки! Конечно, этот Господин хорош собой, но Сокджин точно не заблуждается, он много краше!
Да черт...! Его всю карьеру боготворили за красоту в той же мере, что и за талант актера, он забирал лучшие рекламные проекты, он Национальный Любимчик в Корее! И какой-то... Жнец! Говорит, что он так себе! Чимин, вот добрая душа, сказал о нем такие добрые вещи...
Рассердившись от обиды, Сокджин даже забыл мерзнуть, шепча себе под нос возмущенные ругательства, топтался на месте, глядя на залитые ночью остров и море. Вот выкатилась луна, большущая, и актер умолк.
Это было очень красиво. Он совершенно очаровался ее величиной, величественной холодностью и красотой, и смотрел, не отрывая глаз, хотя уже перестал сердиться и ощущал холод по телу, не шел в дом.
Внезапно ему на плечи легло что-то большое, теплое и мягкое. Он сбросил оцепенение и посмотрел.
Пальто. Драповое теплое пальто. Он перевел взор назад и увидел Жнеца, в таком же пальто, со странной красивой тростью в руке. На вершине трости мерцал красивый красный камень, придерживаемый серебристыми когтями, по длине шли серебряные же лианы, сама трость была изготовлена из темного дерева.
- Спасибо, - кивнул Сокджин, придерживая пальто.
- Ненавижу сопливых духов, - холодно сказал Жнец, не глядя на него. - Почему ты торчал тут?
- Луна очень красива.
- Да, не то, что ты...
- Послушайте, отчего вам непременно надо мне...
- Ты можешь остаться в этом доме.
Сокджин запнулся, удивленно округлив глаза. Жнец по-прежнему не желал на него смотреть.
- Мне нужен дворецкий в доме. Следить, чтобы бесплотные прибирались... это местные слуги. Чтобы младшие жнецы не безобразничали и меняли одежду, они нечистоплотные до ужаса. Чтобы каратели не забывали убирать в оружейной и не ссорились, от них вечно шум, если они оба дома. Чтобы в доме был порядок. Некому следить. Прежний дворецкий был тролль, еще страшнее тебя, не могу смотреть на некрасивое, угнетает. Ты подошел бы. Останешься?
И он посмотрел на Сокджина. Тот и не знал, ощущать ему себя польщенным, что его все же признали краше тролля, или, все-таки, вдарить по наглому медовому лицу напротив.
- Вы планируете издеваться надо мной словесно и дальше? Если да, я предпочту покинуть эту Землю уже наконец!
- Я ни словом тебя не обидел, лишь говорю как есть. Тебе стоит перестать верить в пиар-сказки, выдуманные твоим агентством.
- Чем вам мешает жить, что я считаю себя красивым?
- Зазнаешься.
- Я?! Никогда не страдал такими вещами!!! - возмутился Сокджин.
- Смешно послушать. Так что?
Какой же ты наглый!!!
- То есть я буду тут как слуга, ну, старший слуга, как домработник, не знаю... В четырех стенах...
- Вовсе нет, ты можешь путешествовать через порталы, но только с младшими за компанию, если они попросят, или сам захочешь, но не один, иначе не сможешь вернуться. А если останешься где-то вне дома, тебя подберут другие жнецы и уволокут. Душам нельзя ходить по свету, если у них нет долгов в смертной жизни.
- Но если нельзя, получается, вы нарушаете правило.
- Да.
- Ради того, чтобы у вас был дворецкий?!
- Да.
- Вы странный.
- А ты — глупый!
- Почему я глупый, что плохого в Раю?! Я не буду унижен до статуса слуги и...
- Я сам слуга — судьбы и смерти...
- Это ж не одно и тоже, я так-то актер...
- Я сказал тебе забыть об этом как и страшном сне!
- Сон вовсе не был страшным, в отличие от перспективы жить подле вас!
- Ты сам признал меня красивым!
- Что мне толку от вашей красоты, если вы хам?! - развел руками Сокджин, глядя Жнецу в глаза. - Можно подумать, вы спать со мной собираетесь...
- Мечтай дальше! - расхохотался, как филин, Жнец, стуча палкой по траве.
- Вам стоит предложить мне что-то больше рабства в вашем доме, чтобы я согласился. Я мог бы прекрасно справляться с обязанностями дворецкого, так что...
- Чего ты хочешь? - вздохнул Жнец, утерев слезы от смеха, выступившие на его глазах.
- Чтобы вы перестали говорить мне обидные вещи. Все остальное меня устраивает, я так понимаю, без денег я смогу обойтись тут... Черт... это как с небес на землю...
- Ты только осознал, что умер? Мда... ты туповат еще, к тому же...
- Если я вам так не нравлюсь, отчего вы теряете время и попросту не отведете меня в Рай? Любой ваш младший жнец мог бы сделать это, - посмотрел ему в глаза Сокджин, кутаясь в пальто.
Ему снова было холодно, и на глазах его выступили слезы.
- Знаете, когда я был начинающим актером, меня воспринимали только за лицо. Оно одно давало мне пропуски, прежде чем я показал, на что способен в искусстве. И я многое выслушал, думал, что после того... смогу вытерпеть все. Но даже после смерти слышу оскорбления, и... я не виноват, что моя красота вам не нравится. Я много сил приложил, чтобы полюбить в себе человека и актера, чтобы доказать людям, что стою чего-то помимо проходных ролей принцев и богов. Вы не обязаны уважать меня как актера, потому что я... умер... Но... это было очень важным для меня.
- Играть и быть популярным?
- Играть и быть любимым. Людьми вокруг, друзьями и... я даже не успел полюбить кого-то, весь в работе и учебе, весь в карьере, я даже ни разу не... влюбился, понимаете? - глаза Сокджина сверкали, он сжимал тонкими дрожащими пальцами края пальто, сжавшись в комочек боли и отчаяния. - Я знаю, я был неплохим человеком. И меньше всего ждал, что Жнец польет меня грязью. Отведите меня в Рай... в Ад... куда угодно. Я не хочу это слушать денно и нощно... Мне до сих пор больно от оскорблений.
- Что ж, - сказал сухо Жнец. - Играешь ты сносно. Я верю, что за талант тебя ценили.
Актер тяжело дышал, порывисто, не желая плакать перед этим бездушным существом. Он вдруг понял, что у Жнеца нет души, нет сердца, иначе он не мог бы выполнять свою работу. Видимо, только у младших есть сочувствие. Чимин и Чонгук, спасшие и вылечившие его, они еще хранят эмоции, а вот старший их, Господин — уже совершенно очерствел.
- Не знаю, отчего вы, люди, так много значения придаете любви, но... это в вашей сущности.
Жнец потоптался.
- Ладно, я... не стану хамить. И не буду звать тебя некрасивым, впрочем, если ты не станешь этим кичиться, то я и не упомяну.
Человек покивал, закрывая рот рукой.
- Ты останешься? - уточнил Жнец, заглядывая в его лицо.
Человек снова покивал.
- Я сделаю тебя духом более высокого порядка, чтобы ты мог овладеть некоторыми магическими премудростями, иначе духи дома не будут тебя слушать. Но ты все равно лакомый кусочек для жнецов, так что... не смей никуда ходить один из дома, ясно?
Новый кивок, человек шмыгнул носом, выпрямился и закрыл глаза.
Он почувствовал внезапно возле лица какое-то тепло и приятный запах, чуть терпкий, словно нагретое дерево или кожа. Губы Сокджина чуть приоткрылись, пока он втягивал носом тепло и запах, постепенно они охватили его всего, словно кто-то большой и легкий его обволакивал, лаская кожу.
- Я не просил тебя закрывать глаза, - раздался усмешливый шепот у уха, и душа резко распахнул глаза.
И вздрогнул. Жнец стоял очень близко, едва ли не соприкасаясь с актером телом. От камня на навершии его трости шло неяркое сияние, глаза Жнеца посмеивались над Сокджином. Чуть порозовев, человек отвел взор и вдруг увидел на себе черную форму — двубортный пиджак на голое тело и брюки, ниже туфли.
- Ты даже стройный, как девушка, - сказал тихо Жнец. - Какой же женщине нравится такой мужчина?
- Я могу сказать, что нравился и мужчинам, - прошептал Сокджин, стремительно поднимая взор к его глазам. - Таким мужчинам, как вы.
Щека Жнеца дернулась, он хмыкнул, отвечая колючим взором.
- Твое обращение в духа высокого порядка завершено. Возвращайся в дом и исследуй комнаты первого этажа, включая спальни младших Жнецов. Потом приходи в кухню и позови слуг дома к себе, устрой совещание.
Сокджин сделал шаг назад от Жнеца и поклонился.
- Вы говорили о карателях.
- Жнецы, приходящие за дурными душами. Они будут дома к полудню. Ты успеешь разобраться со всем в доме до их прихода. И... не пугайся их, если вдруг они явятся громко. Когда много работы, они на взводе довольно часто.
Сокджин снова поклонился, немного смущенный тем, что через вырез горловины в пиджаке Жнецу видно его стройное изящное тело, и стремительно покинул лужок, не оборачиваясь.
В самом деле, через какую-то неделю он совершенно освоился со своей новой жизнью и даже начал получать в ней удовольствие. Да и жители дома (за единственным исключением) ему очень понравились.
Духи, которые тут работали, все были послушными, хотя и игривыми, например, любили перекидываться посудой, которую после обеда или ужина собирали со стола, от чего по столовой разлетались ошметки еды, впрочем, те же слуги их и прибирали. Они могли подраться, как шпагами, швабрами и каминными щипцами или перебрасываться поленьями, правда, не так усердно, так как могли при этом что-то покрушить, за что Сокджин мог их наказать. Они были незримы, но он теперь мог чувствовать их присутствие. Иногда они прилетали в его комнатку и кружили вокруг него, урча, как котята, от остальных зримых жителей дома он знал, что они и к ним залетали.
Кроме Старшего Жнеца, его они явно боялись, в его комнату не залетали, там убирался Сокджин. Хотя особой уборки не требовалось: постель застелить, развесить одежду в шкафу и пропылесосить ковер. В ванной еще заменить полотенца и пустые флаконы с уходными средствами. Жнец мало бывал в своей комнате и не пачкал там.
Чего нельзя было сказать о комнатах Чимина, Чонгука и Тэхена.
Чимин умудрялся, пока перед сном смотрел кино, телеспектакли, например, балет, или всякие шоу на своем компьютере, раскидать по комнате еду и разлить напитки, он никогда не складывал грязные вещи в корзину для белья, и лишь только его удалось уговорить не швырять их куда-то кроме собственной спальни. Он часто засиживался, переписываясь с друзьями-жнецами в призрачном чате, и Сокджин порой отрубал ему в комнате призрачный Вай-Фай, чтобы жнец, наконец, улегся спать. Иногда, правда, Чимин, вернувшись домой, потом пропадал в других комнатах, но Сокджин быстро вызнал все у духов и с улыбкой оставил происходящее в покое.
Тэхен свободное время отдавал классической музыке и рисованию, соответственно, вся его комната была заставлена полотнами, залита краской, закидана разноцветными палитрами и кистями. Грязными. Одежда его тоже была вечно грязной, хотя он часто закупал новую, но она тут же снова приходила в негодность. Сокджину пришлось потратить некоторое время, чтобы убедить Тэхена пользоваться тряпочками, а не штанами или рубашкой для вытирания кистей и рук.
Чонгук был любитель активного отдыха. Его комната имела, помимо кровати и шкафа, игровое кресло и игровой ноут, так же велотренажер и набор гантелей, которые духи так же перекидывали, но подальше от ноута, за поломку которого Чонгук мог и уничтожить. Он не раскидывал вещей и не пачкал комнату, будучи довольно чистоплотен, он вставал рано и шел бегать по острову, и лишь одна его привычка выводила из себя — если он слушал музыку, то на полную громкость, в его апартаментах по стенам, потолку и на полу были расставлены колонки.
Музыка была отнюдь не классическая. К тому же, Чонгук ей активно подпевал — музыкально и даже очень, но все же очень громко.
Громкость и активность Чонгука лично Сокджина мало бесила — хоть жнец и спал от него через стенку, Сокджин так упахивался за день, что на ночь чаще всего отрубался и спал без задних ног. А вот каратели, вечно раздраженные и импульсивные жнецы, приходили стучать младшему в двери, не желая мириться с его пристрастиями.
Особенно бушевал Юнги. Невысокий мятноволосый жнец с довольно приятным лицом, мало соответствующим его должности, ходил на службу с невероятно огромной саблей, однако, довольно ловко с ней управлялся, Сокджин видел его в тренировочном зале. Юнги был резок, ворчлив, мстителен и кровожаден. Чуть что, он сцеплялся с духами, отчаянно пытаясь отогнать от себя, с Чимином, который один его не боялся и вечно вис на старшем, едва завидит, и с Сокджином, правда, большей частью от желания последнего прибраться в его комнате, выдержанной в темных тонах, вечно заляпанной кровью, потому что Юнги часто было лень мыть саблю в оружейной, и он чистил ее в спальне.
Второй каратель, Хосок, был, вероятно, самым приятным и чистоплотным существом в доме, вежливым и тактичным, терпеливым и добродушным... только после того, как отоспится после работы. До того к нему было лучше не приближаться, не заговаривать и не озонировать в радиусе сотни шагов от него. Хосок работал с косой, которую он точил в оружейной, и часто цапался с Юнги по поводу его привычек и лени:
- Ты идешь от очередного портала, волочишь саблю за собой, от нее кровавый след, я почему должен этот кошмар на улице Вязов тут наблюдать?!
- Так не смотри! - рычал Юнги на это.
- Как я могу не смотреть, оно ведь еще и воняет?!
- Так не нюхай! - басил Юнги в ответ.
- С тобой только Господин может говорить! - закатывал глаза Хосок и уходил, снова ни с чем, от собрата.
Юнги торжествующе хмыкал и уходил, дальше волоча свою саблю с противно-зловещим шуршащим звуком, а Сокджин, вздыхая, приказывал слугам чистить и латать снова ковровое покрытие.
Самому Сокджину в доме очень нравилось. Он следил за порядком, изучал дом, все больше проникая в его тайны и «специфику работы жнецов», как говорил Чимин. Духи к нему быстро привыкли, и ластились вокруг него, когда он ходил по этажам, коих было три, либо выходил пройтись по окрестностям.
Иногда он встречал Господина, гулявшего со своей мистической тростью, но всегда старался тут же сменить направление, а если встреча-таки происходила — вежливо кланялся и уходил, не заводя бесед.
Однако, однажды, когда так же они встретились на галичном берегу, Господин вдруг нарушил молчание.
- Ты уже ходил с младшими на дела?
- Нет, Господин. Не пришлось.
- И не скучно?
Сокджин посмотрел на его спокойное лицо и слабо улыбнулся.
- Вовсе нет, к тому же, я не хочу мешаться им.
- Ты не помешаешь младшим. Можешь пойти.
Духи вокруг Сокджина заплясали, будто радуясь за него. Сокджин сощурил глаза — светило яркое солнце, кивнул.
- Они тебя признали, - указал Господин тростью на беснующиеся порывы ветерка вокруг ног дворецкого.
- Они игривы, но добродушны, как младшие Жнецы, - улыбнулся широко Сокджин.
Господин почему-то отвернулся, постукивая тростью о носок туфли.
- Можешь ходить в библиотеку, если захочешь, - сказал он, кашлянул и быстро покинул берег, скрывшись за прибрежными валунами.
Сокджин удивленно посмотрел ему вслед, пожал плечами, однако, разрешение ходить в библиотеку ему пришлось по сердцу, и он снова улыбнулся.
Там ему нравилось, однако, убираться его туда не пускали, лишь одиножды Чимин сводил его туда на экскурсию. Он и сам не знал, почему ему нельзя там бывать, но Господин это ему просто запретил.
Теперь он войдет и как следует изучит книги, что стоят на высоких стеллажах, и бюсты и скульптуры, что насобирали сам Господин и Тэхен по свету, там же выставлены и полотна Тэхена. Сокджин знал, Господин увлекается искусством и историей, и это место... как бы его личный мирок тут, в доме.
Неужели перестал меня презирать, подумал Сокджин.
- Разрешил пойти с нами?!
Троица шкодливых младших, заседавшая на кухне за поеданием кекса с цукатами, как по команде, вытаращилась на дворецкого. Тот кивнул. Они переглянулись, какие-то подозрительно-злорадные.
- Тогда пусть идет с Чимином сначала, - сказал Чонгук. - Его клиенты, как правило, дети, и им место в Раю, так что ты сможешь увидеть Золотые врата.
- Я буду только рад, - улыбнулся Сокджин. - Хотя посмотрю место, куда мог попасть...
- Ты еще можешь, стоит тебе только обмолвиться Старшему, - сказал Чонгук.
- Не все так просто, - фыркнул Тэхен на него. - Он должен был отойти давно, а торчит тут, укрываемый Господином. Если он захочет уйти в Рай, Господину придется признать, что он нарушил Закон. Так что Сокджин останется тут...
- Я не хочу уходить, мне тут нравится, - улыбнулся Сокджин снова, наливая им еще чаю.
- Правда?! - в один голос воскликнули они. - Тебе у нас хорошо?!
- Да..., - отшатнулся он от них. - А что, это плохо?!
- Нет, это очень хорошо! - снова хором воскликнули они.
Он опасливо посмотрел на каждого из них, открыл было рот выяснить, что же происходит, как вдруг откуда-то из дома донесся страшный грохот и следом ужасающая ругань. Все четверо сорвались с места и понеслись на звук.
Оказалось, это Хосок, явившись уставший и спящий на ходу, зацепился косой за ковер и рухнул со всем своим воинством с лестницы на первый этаж. Впереди него по этой самой лестнице шел Юнги, и Хосок, падая, разумеется, задел его. Теперь Юнги лежал, придавленный собратом, и неимоверно грязно матерился, а Хосок, пытаясь встать, матерился в ответ. Окровавленные коса и сабля отлетели от хозяев и разбили старинный вазон с пальмой в углу, и вид разрушения вывел Сокджина из ступора.
- Какого черта вы тут учинили?! Я справлялся, вазонам этого дома более сотни лет! Они прекрасно жили эти сотни лет без вас! Немедленно забирайте ваше грязное оружие и себя и несите отсюда прочь! - крикнул он, краснея от гнева.
Хосок и Юнги замерли, так как за время, что Сокджин у них служил, не слышали, чтобы он поднимал голос. Он же, растолкав младших жнецов, подошел к старшим и, схватив их за шкирки, потащил к их комнатам, бросив на пороге, вернулся и приволок их оружие.
И вот последнее пригвоздило всех Жнецов по местам.
Сокджин стоял перед Хосоком и Юнги, за его спиной столпились младшие, дворецкий держал косу одной рукой, саблю — другой и кипел от гнева.
- Ты... как ты?! - вымолвил Хосок с трудом.
- Я — что?!
- Ты как мою косу поднял?! Ее никто не может поднять, кроме меня, а ты одной рукой ее держишь!
- А моя сабля еще тяжелее! - зарычал в ужасе Юнги. - Ты... кто такой вообще?!
Сокджин озадаченно посмотрел на оружие в своих руках. Покачал в руках. Тяжелое, но вполне годно для ношения одной рукой. Он пожал плечами, отдал косу Хосоку, саблю — Юнги.
- Я пойду чинить вазон, - сказал он. - Не шумите тут, Господин отсутствует, так вы расслабились!
- Нет, погоди! - остановил его Юнги, выставив ему в грудь саблю. - Никто, кроме меня не может держать саблю, даже от пола оторвать, так как ты смог?! Ты же дух высшего порядка, не больше! Что ты такое?
- Я дух высшего порядка, я был человеком, и все, - беспомощно попятился Сокджин.
- Так мы тоже когда-то были, - сказал Хосок, и его приглушенный голос напугал Сокджина больше направленной на него сабли. - Но нас посвятили в жнецы-каратели. Это наше личное оружие. Даже Господин не может управлять им, поднять его.
Сокджин молчал, беспомощно озираясь на младших, но те, казалось, словно впервые его видели.
- Нам стоит спросить Господина, - пробормотал Тэхен. - Вот все, что я могу пока сказать.
Сокджин стоял на лужке перед домом, в том самом месте, где согласился стать дворецким. Напротив, так же, стоял Господин, с подозрением и нахмурившись, изучая его. У двери стояли Юнги и Хосок, скрестив руки на груди, как два охранника, недоверчиво косясь на Сокджина.
Бывший актер ничего не понимал и был первым, кто желал получить разъяснения, но Господин молчал, а гулявший вокруг них теплый ветерок так же не отвечал на гнетущие вопросы.
Наконец, Господин вздохнул и поцокал языком.
- Выходит, не просто так ты попал ко мне в дом. Давай, рассказывай.
- Что рассказывать? Я понятия не имею, я просто поднял саблю за рукоять и косу и понес за ними, - кивок на карателей.
- Оружие карателя создается с тем, чтобы только он один мог его поднять. Это сделано для того, чтобы души, за которыми они пришли — дурные души, - не сумели выкрасть оружие, обратить против Жнеца или против других душ и людей. Я — высший Жнец. Я не могу поднять их оружие. А ты...
- Хорошо, а кто еще может? - покивал Сокджин. - Есть кто-то выше вас?
- Есть, но ты не можешь быть им.
- Кто это?
- Судья.
Сокджин непонимающе поднял бровь.
- Судья, решающий, какой душе куда попасть. Какой душе возродиться, какой — быть уничтоженной без права последующего возрождения. Только он выше меня. Ты не можешь быть Судьей, ты дух.
- Кто-то еще может быть способен тогда.
- Может, - сказал Юнги. - Искуситель. Демон, сбивающий людей с истинного пути, наш с Хосоком главный враг, помеха на пути забора мятежных душ. Но и им ты быть не можешь. В него обращают, тебя — не обращали.
- Точно?
- Ты что меня, за идиота держишь?! - огрызнулся Господин. - Ты пришел ко мне простой душой, я обратил тебя в духа высшего порядка и...
И тут он вдруг побелел, округлил глаза и даже отступил на шаг назад. Сокджин испугался, открывая рот.
- Что? - как-то чересчур спокойно спросил Хосок вдруг, глядя на Господина. Кажется, он даже несколько улыбался. - Вы слегка перепутались с чарами?
Господин молчал, совершенно неожиданно его щеки подернул румянец. Сокджин озадаченно склонил голову на бок.
- Агааааа, - протянул Юнги, вздыхая. - Ну да. Вы тоже могли обратить его в искусителя, но и что с того? Он наш дворецкий, не выходит на охоту, так пусть существует в этом качестве... А я-то думаю, почему именно его душу вы выбрали, хотя... закономерно.
- Не понимаю, о чем вы оба толкуете! - вдруг рявкнул Господин, однако за его гневом явственно проглядывало смущение. - Факт остается фактом, я слегка напутал, и... Сокджин у нас — демон-искуситель. Прекрасно, таких еще в моем окружении не водилось.
- Что это значит? Я не собираюсь никого искушать!
- Поздно, - хихикнул Хосок, но Господин уничтожил его взглядом.
- Тебе не стоит переживать, просто по ошибке ты наделен гораздо большей силой, чем планировалось, - подошел Юнги. - Ты по-прежнему работаешь тут, и теперь мы знаем, что ты демон, вот и все. Однако, на работу с младшими тебе ходить нельзя...
- Ему вообще нельзя ходить никуда из дому, - вмешался Господин, недовольно косясь на хихикающего Хосока. - Потому что если раньше мы остерегались жнецов и Судий, то теперь его могут захватить собратья и завербовать на службу, нам лишний враг ни к чему...
- Вы что же, убить меня хотите? - прошептал Сокджин.
- Пока ты не играешь против нас, ты будешь в безопасности, - сказал Юнги. - Не бойся. Пойди, распорядись обедом.
"Поди распорядись обедом!" Как у них все просто...
Сокджин вернулся на кухню и застал там всех младших, сидящих за кексом и чаем в гробовом молчании. Духи витали вокруг них, словно пытаясь успокоить, но у них, конечно, ничего не выходило. Появление Сокджина младшие встретили настороженными взорами.
- Мне сказали, я демон-искуситель, меня ошибочно так обратили, - старательно передал тот. - Я не представляю опасности, и они не знают, как так вышло... не бойтесь, пожалуйста, я не злодей.
- Искуситель?! - хором гаркнули младшие, напугав духов.
- Как Господин мог так ошибиться? - почесал в затылке Чонгук.
Чимин хитро сощурился, почмокав полными губами.
- Я вот примерно догадываюсь... и что? Что тебе сказали делать?
- Распорядиться обедом. Но вот... мне с вами теперь нельзя. Мне запретили покидать дом и остров.
- Ожидаемо, - хмыкнул Тэхен. - Мало ли, кто там нам на пути попадется, твои собратья быстренько тебя учуют...
- Они не могут появиться на острове и навредить вам? - испугался Сокджин.
- Нет. Остров виден только его жителям, - успокоил Чимин.
- Мне стоило покинуть этот мир, - прошептал Сокджин, опуская взор. - Я создаю проблемы...
- Не говори так. Ты очень нам нужен, - вдруг сказал Тэхен. - А твое обращение... это же не твоя вина.
- Зачем я нужен? Быть дворецким?
- Ты не только дворецкий. Это просто твоя работа, у каждого тут своя работа. Ты член семьи, - возразил Тэхен и вдруг улыбнулся. - И ты такой красивый, на тебя приятно смотреть.
Это было очень неожиданно слышать, от обычно сухого на эмоции Тэхена, и Сокджин польщено зарделся.
Через пару дней ему предоставилась возможность посетить библиотеку. Так вышло, что он переделал все дела в доме, раздал поручения духам и освободил себе несколько часов до возвращения младших со службы. Господин ушел по каким-то делам в один из порталов, так что в библиотеке дворецкий ему точно не помешал бы.
И он, жутко волнуясь, взялся за ручку и толкнул заветную дверь.
И не заметил, как прошел внутрь, восхищенный рядами полок, забитых книгами, от знакомых авторов до совершенно незнакомых, некоторые вообще не обозначали автора, а лишь название, либо не было и его. Иногда полки перемежались с постаментами, на которых высились либо огромные фолианты, раскрытые на определенной странице, закрытые стеклянными куполами, либо статуями, бюстами либо картинами на подставках. Сокджин шел долго, гадая, сможет ли он выкарабкаться потом наружу, но надеялся на помощь духов, витавших вокруг него, когда вдруг ряды полок кончились, и перед дворецким предстал круглый стол, на толстой ножке с тяжелой столешницей из жилистого мрамора. На столе лежали стопки книг, вокруг - несколько стульев. За столом так же тянулись вереницы полок, а в центре стола, точнее, над центром его висел светящийся белый шар, по поверхности которого бегали светящиеся волны. Свет был мягкий, нежный, позволяющий читать за столом без напряга глазам. Сокджин подошел и коснулся его — ледяной! Отдернул руку и сунул пальцы в рот, согревая. Потом полистал лежащие на столе книги — какие-то трактаты по демонологии и алхимии. И зачем только жнецам эти вещи?
Одна книга его заинтересовала, она располагалась первой в одной из стопок, «Справочник по обращению».
Руки сами собой нашли оглавление.
«Демон-искуситель»
Он медленно сел за стол, читая. Вокруг царили тишина, тепло и ощущение загадочности перед грядущим открытием.
«Обращение души в демона происходит посредством употребления зачарованного скипетра (трости) с магическим камнем, может производиться как демонами старшего порядка в отношении выбранных ими подходящих душ, так и ангелами от старшего Жнеца и выше, при необходимости использования демона в качестве приманки для собратьев в охоте на них, однако, если демоны не сдержаны никакими правилами при обращении душ в себеподобные существа, то для Жнеца это обращение является возможным лишь при получении соответствующего дозволения от закрепленного за ним Судьи. В противном случае данное обращение считается незаконным, демон подлежит уничтожению»...
КАКАЯ ПРЕЛЕСТЬ! Сокджин понял, что дом стал его вынужденным узилищем, ведь... если его поймают Судьи... Он мотнул головой. Младшие уверили, что в доме ему ничего не угрожает, что ж, придется принять аскетический образ жизни!
«...искуситель является демоном, по силе и способностям равным Жнецу-карателю, то есть соответствует рангу Жнеца среднего звена. Он вынослив, неутомим и хитер, владеет магией на достаточном уровне не только для искушения, но и отражения атак Карателей. Искуситель способен воспользоваться оружием карателя против него, являясь единственным существом, способным на подобное. Сам искуситель не имеет физического оружия, однако часто пользуется ранее выкраденным в бою. Впрочем, имеющиеся у него навыки вполне компенсируют наличие оружия.
Демоны-искусители обычно получаются из душ, ранее принадлежащих сильным духом и привлекательным внешне людям, мужчинам или женщинам, которые благодаря этим качествам способны наиболее эффективно справляться с поставленными задачами. Известны случаи превращения в карателей живых людей, которые, прожив определенное время среди смертных и выполнив возложенные обязанности, избавлялись от физического тела и служили после уже только в мире духов...»
Далее шли способы превращения в Искусителя. Сокджин задумался. Что если его коллеги по цеху, что славятся красотой, на самом деле, искусители? Парочку подобных он мог назвать без сомнений. Забавно, однако...
Тут он хмыкнул. Если ты находишь меня «не таким уж красивым», как вышло, что обратил в Искусителя? О чем же таком ты думал в тот момент, м, Господин?
Сокджин задумался о том моменте. Он вспомнил, как закрыл глаза, и ощутил что-то теплое возле лица, потом оно разлилось вокруг тела.
Казалось, он даже чувствует шевеление воздуха от чьего-то... дыхания...
Он медленно открыл глаза, стремительно краснея, однако тут же едва ни вскрикнул.
Так как напротив него, через стол, прислонившись спиной к стеллажу, стоял Господин. Руки в карманы свободных домашних брюк, шелк которых мерцает при свете от шара, шелк халата украшен серебристыми цветами, в распахе его виден кулон и крепкое мускулистое медовое тело.
Наверное, было бы правильно отвести взор и извиниться, но Сокджин не смог. Он смотрел на Господина во все глаза, ощущая, как внизу живота собирается пламя, как руки начинают дрожать, как вдруг пересохли губы, и он высунул язык смочить их, как участилось дыхание.
- Образовываешься? - глухо проговорил Жнец.
Сокджин резко встал, захлопывая книгу, отодвигая. Стул громко шаркнул по полу. Испугавшись этого звука, Сокджин пошатнулся назад, но сам уперся в стеллаж, и поэтому не упал. Смущенно вспыхнув, он извинился за неловкость.
- Да, я.. читал...
- О Искусителях? - Господин оттолкнулся от стеллажа и двинулся вокруг стола к нему, глядя себе на ноги.
- Да...
- Что заинтересовало? О чем ты думал, что так цепенел по мере чтения?
- О вас, - вырвалось из губ Сокджина.
- Обо мне? - Господин подошел вплотную и вжал его в стеллаж, ударив кулаком по нему в сантиметре от головы Сокджина. Склонившись к его лицу, он прошептал. - И что же ты думал обо мне?
Это движение воздуха от дыхания, это тепло и именно этот запах...! И так больно сверлят краснеющее лицо орлиные глаза Жнеца.
- Я думаю...
- Ну? - аккуратный нос Жнеца ткнулся в щеку Сокджина, и тот ощутил невероятное волнение в груди.
- Я думаю, вы ошиблись, обращая меня, потому что...
- Ну? - дыхание обожгло губы Сокджина.
- …возможно, я вам... Господин.
- Ммм? - чужие губы едва уловимо коснулись полных алых губ бывшего актера.
- Пожалуйста, сделайте это...
Чужие губы хмыкнули и прижались к его губам. Все тело Сокджина прошило жаром, он издал еле слышный стон и ответил на поцелуй, цепляясь за полы халата Господина непослушными ватными пальцами. Рука Жнеца крепко и жарко схватила шею Сокджина, тесня, делая поцелуй властным и крепким, вторая сжала его талию, близя к полуобнаженному телу. К сердцу Жнеца, стучащему так шумно и быстро. Сокджин ощущал, что плавится в руках Господина, ощущение его щек и губ, его аромат вокруг, его властность и сила... ноги подкашивались, он обвил талию старшего крепко, отдавая ему свои губы, себя самого. Поцелуй был влажным, жадным, пыхтящим, голодным, и оба никак не могли остановиться.
Словно целовались в первый и последний раз в жизни.
Внезапно руки на теле Сокджина отпустили его, лицо Господина отстранилось, и он сам, отпрянув, не глядя в глаза растерянному дворецкому, двинулся от него прочь, веско и тяжело шагая, и вскоре шаги его стихли за стеллажами.
И что это... было...
Сокджин прошел и оперся о столешницу, мрамор теплый, очень гладкий, руки моментально взмокли, заскользили по нему.
Было это или нет...? Будто сон, морок, греза... Сокджин помотал головой, пытаясь привести душу в гармонию, но сердце билось как в исступлении, ноги превратились в желе, и ему понадобилось прилично времени, прежде чем он сумел выбраться из библиотеки.
Что если им это вообще все нельзя? Сокджину можно, он демон, а ангелам?
Эта мысль не давала ему покоя всю ночь, что он проворочался, так толком и не выспавшись, и все утро, когда он был задумчив, чем заинтересовал младших. Чимин хотел было его порасспрашивать, но неожиданно за него вступился Юнги, и младшему пришлось довольствоваться возрастающим любопытством.
После завершения первых дел Сокджин спустился из дома к берегу и сел на принесенный плед. Было тепло, даже жарко, день обещал не подвести с погодой, так что Сокджин не боялся замерзнуть. Он смотрел на искрящееся спокойное море и думал о том, зачем же Жнец оставил его у себя, если... если вдруг человек ему понравился... но ему же нельзя этого... и что же это выходит. Нет, понять происходящее было явно вне возможностей Сокджина, каким бы крутым демоном он теперь ни был. Господин не спустился к завтраку из своей комнаты, что говорило Сокджину, его не желают видеть пока.
Видимо, он уже сто раз пожалел, что обратил меня и принял тут...
- Еще как пожалел! - раздалось вдруг над головой.
Сокджин резко вздрогнул и задрал голову. Рядом стоял Господин, руки за спину, и смотрел на море.
- Сиди и молчи, говорить буду я.
Он кашлянул, проворчал что-то себе под нос.
- Я думаю, ты изначально был искусителем, просто не знал этого. Так бывает, хотя редко. А я лишь это разбудил.
- Я не был...
- Молчи, я кажется, сказал... Так вот. Я тут в твоем смертном деле покопался... ты с детства был красивый и всем нравился. Это свойство Искусителя. Поэтому я думаю, что ты был им всегда. И мое заклинание к тебе сработало так... потому что я был сбит с толку тобой. Ты... в самом деле, красивый... очень. И... меня бесит сознавать это, - процедил он. - Но что сделано, то сделано. Отпускать тебя теперь нельзя, мы все попадем под Суд. Поэтому будешь жить с нами, ребятам ты нравишься и... вот. Теперь относительно вчерашнего. Это все твоя сущность, как в первый раз, в наше знакомство, так и теперь. Это не что-то такое, не думай. У Жнецов нет сердца, но есть душа, и ты... повлиял на нее. Обычно мы не сближаемся с вами, естественно, а тут... так вышло. Это ничего особенного, ты должен понимать, это твои чары...
Он не закончил мысль, так как Сокджин встал и, подхватив плед, пошел прочь, увязая в гальке и песке, весь бледный и дрожащий. Удивленный его поведением, Господин пошел за ним, шагая уверенно.
- Почему ты ушел, я не разрешил уходить! Вернись! - крикнул он и, спохватившись, щелкнул пальцами, переместившись в пространстве и оказавшись впереди Сокджина.
И увидел, что тот вне себя от отчаяния. Искуситель швырнул плед в лицо Жнецу, развернулся и пошел в обратную сторону.
- Там нет подъема наверх! - крикнул Господин.
- Я знаю! Оставьте меня! - крикнул в ответ Сокджин.
- Что я сказал-то?! Я признал тебя красивым, разве не этого ты хотел?! - снова появился перед ним Жнец.
Сокджин размахнулся и ударил его кулаками в грудь. Жнец перехватил кулаки и сжал в своих, очень крепко. Сокджин забился, но Жнец не отпускал. Тогда бывший актер замер, опустив лицо.
- Что не так опять?! - рявкнул Жнец. - Я ведь сказал, что ты красивый и хороший демон, я тебя хвалил, чем ты недоволен...
- Ты бессердечный и глупый, - прошептал Сокджин, снова дернувшись. Поднял взгляд, глаза красные и влажные. - Ведь я тебе вчера ответил, разве нет?! На твой поцелуй?! Если бы это были чары, я тебя оттолкнул бы, ведь я искуситель только по воле случая, а не... по природе, я... не ответил бы, если бы... как ты... ты должен был удержаться вчера!
Он вырвал руки из плена и повернулся к морю, злой и отринувший всякое стеснение.
- Давай вот теперь! - сказал он резко. - Бери свою трость и колдуй мне! Колдуй, чтобы я... перестал... чтобы ты перестал мне нравиться... чтобы я тебя разлюбил, давай, колдуй, сказал!
- ...чего?! - оторопел Господин.
- Я и до того себя странно чувствовал возле вас, - прошептал Сокджин. - Впервые увидев, подумал: какой же красивый, какой мужественный... мне всегда такие нравились... потом я отгонял эти мысли, работать старался на совесть, но, приходя к вам убираться, я... там все так хорошо вами пахнет, я так рад был убираться у вас... Ругал себя, мол, я его бешу, зачем же я о нем сам думать не могу перестать?! Почему так со мной, думал... А вчера... когда вы меня поцеловали... я вдруг понял, чего хочу. Быть с вами, обнимаем вами, чтобы целовали вот так же, и... все остальное, если вам захочется... А когда вы ушли, я подумал, наверное, ему нельзя, и он корится... тем, что сделал...
Он выдохнул судорожно, как человек, что долго и горько плакал.
- А вы... чары... ничего этого, ничего особенного... только чары мои... Из-за чар меня обратили, нет, раскрыли сущность, из-за чар тут оставили, в Рай не отвели, из-за чар... Только вы меня не очаровывали магией вашей, я...влюбился в вас...
Он утер кулаком глаза и яростно обернулся к застывшему ангелу.
- Вот берите теперь трость вашу и колдуйте, чтобы я ничего к вам не чувствовал, иначе... мне в жизни так стыдно не было, как из-за вас! Ладно, ребята не слышали, как бы я потом... меня так грубо отшили, я такой наивный... колдуйте!
- Успокойся, - спокойно сказал Господин. - Я не просил тебя влюбляться, это раз. Я и подумать не мог, что ты... так обо мне думал, наверное, я как-то обнадежил... хотя я не пытался. И... любовь нельзя изгнать. Как жизнь — нельзя вернуть. У них есть непреложные правила. Но... влюбленность может исчезнуть, замененная другой либо исчерпав себя, например, без поощрения. Я не буду тебя поощрять, ты и забудешь, - Жнец пожал плечами и обошел Сокджина. - Не веди себя как наивный подросток, ты умер достаточно взрослым человеком, неужели ты никогда не...
И он запнулся. Потому что вспомнил слова Сокджина, тогда, ночью на лужке.
Кашлянул.
- Ну... почитай классику, там многое по этому поводу написано. Тебе же лучше взять это под контроль и... послушай, - он остановился. - Ведь у тебя была невеста, как же ты...?
- Я не хочу обсуждать это. Я не хочу вас видеть, мне плохо.
- Твои проблемы. Я твой Господин, - резко ответил Жнец. - Не гуляй долго, скоро вернутся младшие.
Стук в дверь оторвал Господина от работы: он вырезал из куска дерева изящную статуэтку олененка.
- Войди, Юнги, - сказал он, разглядывая получившееся.
Каратель вошел в кабинет, бесцеремонно топая, как обычно, шмаркнул дверью, что так же не представляло ничего из ряда вон, и плюхнулся напротив Господина на стул. Смахнув с ближайшего края стола деревянную стружку, Юнги оперся локтями о нее и вперил два уставших раздраженных глаза в старшего.
- Что? - покосился на него Жнец.
- Намджун, я прожил Карателем очень много лет, даже веков, но остаются вещи, которые я не понимаю, - признался, как на духу, Каратель, не меняя позы.
- Ну, это нормально, я тоже не знаю всего, хотя живу дольше тебя, - улыбнулся Господин единственному ангелу, кто мог звать его по имени, потому что был его ближайшим другом и соратником практически с начала их пути Жнецами.
- Есть вещи, которые я узнаю, есть те, которые нет, но с некоторыми вторыми я могу смириться, кроме, пожалуй, одного... Может, ты мне поможешь? - так же тоном светской беседы продолжал Юнги. - Вот скажи мне, какого ж лешего тебе надо?
- Ты о чем? - занялся снова статуэткой Жнец.
- Я ведь не слепой.
- Я знаю.
- Искуситель уже недели две не спит толком... Похудел, побледнел... Ест плохо, вечно в мыслях. На работу не влияет, но Чимин обеспокоен, он к нему привязался, а ты сам знаешь, если Чимин обеспокоен, то я — в бешенстве, - улыбнулся улыбкой анаконды Юнги.
- Я-то тут причем? Может сны снятся дурные, может, по дому скучает...
- Не скучал, а тут начал?
- Так бывает...
- Джун-джун.
- М?
- Щас саблей огрею.
- Почему меня-то? Я ничего ему не делал?
Юнги терпеливо выдохнул, подпер лицо одним кулаком, вторым дотянулся до долота и стал постукивать им по стружкам.
- Намджун, Жнецы младшего звена, вот вроде Чимина, очень чувствительны к эмоциям. Мы — тоже, но к негативным, вроде страха или ненависти... А они — к сердечным... Любовь... волнение... разбитое сердце...
- Ты хочешь мне сказать, что Сокджин не спит, потому что ему разбили сердце? И что мне с этим делать? Я разве должен его лечить? Ты сам понимаешь, это должно пройти само...
Юнги сжал долото в кулаке, попыхтел.
- Лааааадно... Я зайду с другого конца, - покивал он. - Я считаю, что ты обратил его по ошибке, которая произошла по совершенно очевидной причине для всех, кто пользуется мозгами. Давай-ка, согласись со мной на этом этапе.
Господин улыбнулся. Юнги кивнул.
- Глупый человек же задаст вопрос: что же это за ошибка? И я тебе отвечу: он сбил тебя с толку. Потому что он красивый. Потому что притягательный. Потому что ты, впервые за кучу лет...
- Достаточно, - потер переносицу Жнец. - Ты высасываешь из пальца, Юн.
- Я размышляю, а вот чем ты занимаешься... Кхм. Далее. Я замечал, ты один с ним поладить не можешь, однако, все ваши склоки именно ты начинаешь, он терпелив. Слишком терпелив. Он пытается тебе угождать. Скажи честно, между вами что-то случилось?
- Нет, прекрати это...
- После чего ты его отшил?
- Юнги, ну, в самом деле...
- Намджун, я очень умный ангел, это признают даже мои враги...
- Я знаю это и ценю в тебе... Тем более не понятно, зачем ты выдумываешь теперь?!
- У него разбито сердце. Я верю Чимину. Это не ностальгия, не старые обиды, это именно нереализованное, отвергнутое чувство. И это мог быть из нас только ты. Я знаю, какой он со мной, Хосоком и мелкими. Это друг и брат. Кроме тебя некому.
Он хлопнул в ладоши, отложив долото.
- Он тебе нравится. Ты ему явно тоже. Так что тебе надо?
- Это все чары, они сбивают с толку.
- Какие чары?
- Его, искусительные.
- Чего?! Намджун, ты куда мозги потерял?! - не выдержал Юнги. - Ты ангел-жнец высшего звена, а чары искусителей не действуют выше нижних звеньев и людей!
Господин застыл. Просто так — замер с маленьким олененком в руках, глядя впереди себя.
- Я бы понял, сведи он с ума Чонгука, тот вполне мог бы поддаться, ну, при большом старании, карателя мог бы сбить с пути, но твой ранг слишком высок для него, - фыркнул Юнги. Понаблюдал оцепенение Господина. - Я так понял, ты только теперь вспомнил об этом...
Очень медленно Жнец опустил руки с инструментом и изделием, и так же медленно опустил голову на грудь.
- Мой разум был дан мне для спасения мира, я занимаюсь этим каждый божий день, - поднял очи к горе Юнги. - Небеса благословили меня, и я их не подвожу. Просто любопытно, что теперь ты станешь делать? Если ты щас скажешь мне что-то, что потом не успокоит Чимина, я тебя покромсаю моей саблей...
- Юнги, нам ведь этого нельзя...
- Конечно, нельзя! Нельзя оставлять при себе, рискуя всем, духов, которых ты должен отвести в Рай, нельзя обращать их в себеугодных существ, нельзя, нельзя, нельзя, а я тебе скажу, что, кажется, в жизни до смерти я не был так неописуемо счастлив и обласкан, как Чимином в те моменты, когда наши свободные часы совпадают. И если за это потом меня ждет кара — что ж. Если я не прав... то такого просто не может быть!
Шмыгая носом, Сокджин захлопнул книгу, воинственно воздев глаза светящемуся шару.
Я так и знал! Ничего мои «чары» ему не могу сделать, ну отчего такой упрямый идиот?! Я знал, знал... что не просто так... что... идиотина!
Он отодвинул фолиант и пошел между стеллажами, мысленно ругаясь, и вскоре понял, что заблудился. Он еще в эту сторону библиотеки не заходил, и теперь, растерявшись, замер возле очередной статуи.
Это было дерево, из белого гранита, белый ствол и ветви, голые, без листьев и цветов. Восхищенный, Сокджин на время позабыл тревоги и стал любоваться изумительной работой, и как только смог мастер такое изваять, тончайшая работа!
Изучая ствол, он увидел вдруг у основания какие-то письмена. Присев, попытался прочесть, но ничего не вышло. Вокруг надписи, сделанной в виде дощечки, были выбиты в граните небольшие кролики, очень милые создания, и Сокджин провел пальцем по холодному гладкому ушку.
- Если прочитать это заклинание, дерево обрастет живой зеленью, но всего на пару минут.
Искуситель дрогнул, но заставил себя подняться, кланяясь вышедшему из-за полок Господину. Тот глянул на бледное лицо Сокджина, поджал губы, присел возле надписи и стал читать, на каком-то непонятном, но довольно красивом наречии.
И дерево, гранитные ветви прямо перед глазами Сокджина стала покрывать листва. Оказалось, это ива: из гранитных веток полезли тонкие мягкие стебли, опускаясь к основанию статуи, стебельки-ветки покрывала мелкая листва, все больше и больше, и она светилась приятным зеленым блеском.
- Эту статую сделал Тэхен, когда увлекался магической скульптурой, - Господин встал, вплотную к Сокджину.
- Это очень красиво, - выдавил из себя взволнованный демон.
- Не так красиво, как ты. Далеко не так красиво, - произнес ангел, нежно обнимая его талию. - Прости меня. Я был идиотом.
- ...что... опять мои чары? Но я вычитал, они на вас не...
- ...не действуют. Я забыл об этом, так стремился откреститься от тебя...
- Так оставьте меня снова, обругайте и уйдите, - стал высвобождаться Сокджин, но Жнец лишь теснее сжал объятия.
- Не хочу. Нет чар на мне, кроме... нежности к тебе... Прошу, не беги. Я осознал ошибку. Будь со мной. Будь моим.
Неужели твоя улыбка может быть такой теплой и нежной? Неужели это мне после всех бессонных ночей? Глаза Сокджин заискрились, он прикусил губу и — обнял ангела крепко-крепко, дыша ему в шею, прижавшись всем телом.
- Я такой хам, и как только ты меня полюбил...? - тихо рассмеялся тот, обнимая крепче в ответ.
- Все твои чары, милый, - прошептали полные губы, жарко целуя медовую кожу. - Ты заворожил меня...
Над морем собрались тучи, серые, налитые свинцом — и водой, что, не прошло и минуты, рванула на море, выбивая мириады кратеров на его до того спокойной поверхности. Поднялся ветер, волны взмыли к небу, словно просясь в объятия туч. В ставнях Дома на острове задрожали стекла, но никто не испугался, так как понимал, что этот дом выдержит все непогоды.
Намджун смотрел в окно на шторм, лежа в своей большой постели, и думал вовсе не о делах, например, что после шторма море выкинет на берег его острова много мусора, что придется разгребать, потому что не терпел непорядка на своей земле.
В его объятиях спал Сокджин, уткнувшись в его грудь лбом, дыша им, прижавши кулачки к носу, дышал часто, так, что даже согревался воздух. Воздух, что еще пах их недавней страстью. Воздух, что теперь всегда будет пахнуть их счастьем.