На СМП жизнь шла своим чередом.

      После исчезновения главных преступников люди успокоились, поняв, что, по крайней мере, сейчас им ничего не угрожает, хоть и надежда была мала. Таббо всё ещё скорбел по скоропостижно ушедшему из жизни мужу, но, кажется, со своими родительскими обязанностями справлялся отлично.

      Майкл рос вежливым и послушным мальчиком, до ужаса обожающим печенье, с друзьями, с которыми, честно, Таббо боялся предположить, как тот познакомился, но против ничего не имел. Сын Фанди, Йогурт, белый лисёнок, кажется, заразился от пиглина бесконечной энергией, и драки, случавшиеся каждый день, были скорее шутливыми. А Шрауд, воспитанник Томми, уравновешивал их своим жутко душным и ленивым характером, эти самые драки останавливая. Они втроём отлично уживались вместе, даже несмотря на то, что разница в возрасте могла быть смешной в своей громадности.

      Панз смотрит на родные земли с выражением лица, напоминающим застывшую во времени статую, и не оборачивается даже тогда, когда тяжёлые крылья приглушённо хлопают за спиной. Ему не нужно видеть пришедшего, чтобы знать это, ибо случались встречи с ним подозрительно часто в последнее время, настолько, что чужие повадки отпечатались в памяти нерушимым столпом понимания окружения. Иксди подходит тихо, но недостаточно, для того, чтобы черепица не шуршала под его шагами, разрушая почти идеальную тишину застроенной пустоши. Он аккуратно усаживается рядом, не подавая виду, будто бы пытается понять, куда смотрит мужчина, но сдаётся уже через минуту.

      — Здравствуй, мой ангелъ. Сколь много душъ грѣшныхъ насобиралъ? — Нарочито ласково лепечет божество, на что Панз качает головой, складывая руки в замок на коленах. — Неужто ни едіной?

      — Грешников больше не осталось, владыка. Все кто был, померли, а оставшиеся ушли.

      — Не собираешься ли ты меня симъ обмануть?

      Панз молчит пару секунд.

      — Я обдумал… Ещё немного, владыка. Вспомнил об одном человеке, что ещё не поплатился за свои грехи.

      — Просвѣти меня, мой ангелъ.

***

      Быстрые, даже чересчур, шаги разбивают тишину пустого коридора, плотной, невидимой дымкой укрывающей всё пространство устеленного кроваво-красным ковром помещения, и упираются в широкую еловую дверь, своей возвышенностью и загадочностью точно передающей характер человека, за ней скрывающегося. Мужчина, что стал источником звука, легко толкает деревянную поверхность, открывая вид на пыльный, мрачный и тёмный кабинет, заваленный бумагой и книгами, что размеренным потоком стекали с полок на стол с мигающей лампой, и так же плавно падали на пол, вызывая этим не то отвращение, не то желание поставить их на положенное место.

      — Квакити, — Мужчина неуверенно мнётся, смыкая руки в замок у груди, — Вы звали?

      Вышеназванный кротко кивает, выдыхая тяжёлый дым. Выглядел он устало, будто не спал пару дней, щёки впали, а глаза, один из которых пересекал яркий рваный шрам, отдавали такой пустотной жутью, что любой, кто к этому не привык, мог бы подумать, что их обладатель давно уже мёртв, и то, что они видят перед собой – призрак его гниющего трупа. Геймерс силится, прежде чем посмотреть на него в ответ.

      — Обрадуй меня и скажи, что появилась хоть какая-то новая информация о книге.

      — Это было бы ложью, сэр. Все наши информаторы разбежались после дня побега.

      Квакити вздыхает. Каким образом он должен разобраться с книгой воскрешения, если все вокруг такие слюнтяи?

      — Печально. — Он жмурится, будто бы болезненно, — Что насчёт сбежавших?

      — Со дня побега не объявлялись. Никто не знает где они. Сэр, ходят слухи, что они… Что они ушли, Квакити. — Крылья мужчины раздражённо дёргаются, хотя в лице тот нисколько не изменился.

      — Кто-то может подтвердить?

      — Я услышал это, когда был в Л’мэнбурге. Может, вам стоит прекратить поиски? Мне думается, что больше ничего сделать не получится.

      Квакити издаёт надменный хрип.

      — Меньше думай, амиго, и делай, что я говорю. Нам нужна эта книга.

      — Что, если Дрим больше здесь не объявится?

      — Фулиш. Он объявится, могу это гарантировать. — Он сдерживает нервный истерический смех, оставляя лишь смешок. — Можешь быть свободен. — Геймерс выглядит так, будто хочет что-то сказать, — Иди, говорю.

      Парень уходит, обернувшись напоследок, и скрывается за тяжёлой дверью, оставляя за собой душащую тишину мёртвого кабинета. Квакити проворачивается на стуле, упираясь взглядом в стену, и думает лишь об одном.

      Джей должен вернуться.

      Сколько бы времени на это не ушло.

      Мертвенно-холодные пальцы стучат по столу, пока он вычёркивает имена один за другим.

***

      Старые листья, принесенные ветром с ближайшего берёзового леса, хрустели под ногами, прибавляя к и так неутихающей какофонии лишний шум, но они слишком привыкли к этому, чтобы возмущаться. Волки встречают своего предводителя радостным визгом и лаем, а некоторые, особо любопытные, подошли ближе, чтобы обнюхать плетёную корзину в мозолистой ладони. Дрим проводит по гладкой серой шерсти одного из них, и в глазах блеснула радость, стоило только волку одобрительно фыркнуть.

      Размяк ты.

      — Будь добр, замолчи свой рот на минуту. — Блейд уже даже не обращает внимания на болтовню мужа с демоном, ещё давно приняв это как должное.

      Пфю. Неженка.

      — Ха-ха. — Дрим закатывает глаза, тяжко вздыхая. Иногда он действительно чувствовал себя нянькой для демонического остолопа без единого понятия о моральных нормах, но, честно сказать, жить это мешало не так уж и глобально.

      Крыльцо дома встречает их тихим скрипом, и Блейд подталкивает дверь, входя в прогретую комнату, после чего, кивнув, перехватывает корзину сам, относя её поближе к раскалённой печи. Лишь убедившись, что ничто не навредит их, так выразиться, гостю, он оборачивается к Востейкену, неуверенно стоящему в проходе и переминающим пальцы. Техно вздыхает, и подойдя к небольшому диванчику, опускается на него с тихим шорохом. Он воздымает руки, улыбаясь уголком рта.

       — Давай, иди сюда.

      Голоса улюлюкают , поддавшись потоку какой-то неопределённой нежности и в сердце, и мыслях, и разрываются счастливым визгом, когда Дрим, почти не думая, усаживается на бёдрах Блейда. Он осторожно оборачивает руки вокруг чужой шеи, утыкается в плечо лицом, кажется, полностью доверяясь мужчине, с которым прошёл и огонь, и тюрьму, и конец света. Это всегда было, и наверняка будет некой их взаимностью. Ни один из них не будет задумываться о том, прежде чем встать друг к другу спиной, если пламя и острые лезвия мечей будут окружать их плотной стеной.

      Пиглин обнимает мужа, прижимая к себе, на что тот издаёт задушенный смешок, устраиваясь в хватке удобнее.

      Помурлыкай ещё.

      Дрим обреченно вздыхает.

      — Давай мы позже вместе за дровами сходим? — Неловко вставляет Блейд, после чего снимает керамику с головы любовника и укладывает её неподалёку, аккуратно утыкаясь в золотистую макушку.

      — Хорошо. — Востейкен благодарно трется щекой о плечо мужчины, прежде чем крутящийся в голове вопрос не заставляет его продолжить. — Что будем делать с яйцом? — Техно молчит, прикрывая глаза, пока голоса в голове накидывают вариант за вариантом, не то предлагая зажарить яйцо на сковородке, не то заботиться, как о самом себе. Он размышляет ещё совсем немного, прежде чем ответить.

      — Мы определённо не можем отдать его кому-нибудь, это ясно, но даже если будем заботиться сами, то… — Задумчиво говорит Блейд, отстраняясь от головы мужа.

      — Я… Я без понятия, но– Но мы же не такие плохие, да? Я имею ввиду, если ты не хочешь, мы можем что-нибудь придумать, но я не считаю, что мы так уж плохи в заботе. — Чужая нервозность почти что сочится из-под белых бинтов, пока такой же белый глаз упирается взором в сторону от Техно. Он как будто бы пытается спрятаться от того, как отреагирует пиглин, даже если знает, что тот ему не навредит ни морально, ни физически. Воин вздыхает, оставляя на скуле любовника поцелуй.

      — Дрим. Выдохни. Мы не злодеи, и оба это прекрасно знаем. Тем более, — Он делает чертову драматическую паузу, чем вызывает у Востейкена желание врезать ему в челюсть и рассыпаться в пыль одновременно, — Разве могут неудачный правитель целой кучи людей и бог с шизофренией быть отстойными родителями?

      Мужчина в бинтах фыркает, вновь утыкаясь в сильное плечо. Именно этого Техноблейда он когда-то полюбил, увязнув в этом человеке вплоть до женитьбы, и продолжает любить теперь, когда, чисто теоретически, они могут стать достаточно нормальной для ребёнка семьёй. Дрим влюблённо улыбается в ткань белой рубашки, целиком и полностью игнорируя ревущего от счастья в ушах демона.

      — Чтож, — Он поднимает голову, продолжая улыбаться, и оборачивается к тёмному яйцу у печи. — Добро пожаловать в свою новую, отбитую семью, малец.

      Ав наконец то можно рисовать открыточки с первенцем

      БОЖЕ Я ОТВЛЁКСЯ НА МИНУТУ ЧТО ТУТ ПРОИСХОДИТ

      Это на оценку?

      Технопапа канон

      Блейд игнорирует толпу, вновь схватывая мужа в крепкие объятия, движимый, кажется, лавиной нежности к этому человеку.

      У них всё будет хорошо.

      Он об этом позаботится.

      Дрим ёрзает, будто собираясь что-то сказать.

      — Остался лишь один момент, — Тек склоняет голову вбок, заинтересованно заглядывая в бледный глаз. — Ему, или ей, нужно имя. — Он отпускает чужую шею и складывает руки на груди, пряча оставшиеся пальцы в складках тюремной робы. — На этот раз даже буду не против твоих нёрдских богов. — Мужчина молчит ещё немного, — …Джейн?

      — Я почти обиделся. Чтож, если ты предоставляешь такую свободу, то, — Кабанье ухо забавно дёргается, пока он уходит в размышления, постоянно отвлекаясь на голоса, кричащие о том, какой у его мужа ужасный вкус в именах, — Прометей, принесший в мир смертных огонь.— Он хмыкает, когда хор одновременно называет его ботаником.

      Востейкен молчит, нечитаемым взглядом рассматривая его лицо.

      — Я почему-то забыл о том, какая ты ужасно романтичная натура. Но, знаешь, — Он поджимает плечами, — Мне нравится.

      Джейн и Прометей. Пиздец у вас выбор, конечно. Апплодирую, встаю, и ухожу в другую голову. Вы мне осточертели.