Осень в этом году пришла настолько поздно, что, казалось, еще немного и она пропустит свой выход, уступив очередь зиме, которая без зазрения совести воспользовалась бы положением и обязательно влезла вперед сестры, наполненной дождями и неласковостью ветров. Деревья дольше обычного сохраняли зеленые шапки крон, лишь изредка позволяя проявиться одиноко желтеющей ветке, смотрящийся как единственная седая прядь на еще темноволосой голове. Листья, приняв на грудь чересчур много эликсира жизни, молодились, сопротивляясь увяданию. В их душах все еще царило лето - не столь жаркое, как в июле или августе, и даже не «бабье», но все же…Все же деньки стояли теплые, ценные как раз тем, что каждый, находящийся в этом времени года, неосознанно опасался и одновременно ждал их неизбежного финала. Им придавалась излишняя важность. Только ленивый не говорил о странной погоде, не уставая каждый раз напоминать собеседнику, что рай не вечен и рано или поздно, а он заканчивается, не забывайте об этом. Никто и не забывал, что следом, подобно расплавленному на сковородку сыру, не желающему отрываться от поверхности, к которой прилип, потянется спокойствие зимней спячки, больше походившей на смерть. Но все знали, что даже это не вечно. За сном придет пробуждение и настанет весна. Все это обязательно будет, но будет потом. А сейчас на улицах царила осень: разноцветная, по-необычному приветливая, она даже не спешила с дождями и слякотью. Ее проявления были сродни летним - теплым и ласковым.
Но Фил все равно не любил осень. Изо дня в день ожидал от нее подвоха. Конечно, в этом ожидании он оказывался далеко не одиноким: многие думали, что вот сейчас хорошо, тепло, но вот уже завтра - завтра обязательно осень явит миру свое истинное лицо. Когда же этого не происходило, людская тревога не исчезала, лишь набирая обороты.
Фил не выкладывал из сумки зонт, таская его с собой в офис и обратно до тех пор, пока весь их отдел не перевели на удаленку. Но и дома не позволил себе расслабиться, заранее вытащив покоившийся все лето на лоджии обогреватель. Стерев пыль, почистив его от непонятно откуда взявшейся и прилипшей грязи, спаял перегоревшие контакты. Фил ждал холодов точно так же, как ждал отказала после произнесенного вслух признания в любви - непоколебимо стойко и молча, уверенный в том, что зимние морозы так же неизбежны, как и непринятие его чувств.
Он признался неделю назад, в годовщину их знакомства - шесть лет. Артем пришел к нему с бутылкой красного сухого вина, за тем, чтобы поговорить о никак не складывающейся жизни. Про годовщину он, конечно, не помнил - просто так совпало. А Фил, откупоривая бутылку, не стал напоминать. Он вообще не собирался делать глупостей, и уж тем более не собирался признаваться. Ему, привыкшему к одиночеству и холостяцкой жизни, хватало и того, что Тема всегда рядом, за все годы знакомства ни разу не соврав и не подставив - хороший, честный, добрый, но почему-то несчастный в любви. С женщинами Артему не везло. То они хотели от него детей, а Артем был не готов и не уверен, что оно ему вообще нужно. То вроде бы и женщина красивая, можно сказать шикарная, за ночь с которой, да даже за отношения и официальный брак, любой бы душу продал, а у Артема на нее не стоит - и все тут. Еще случалось, он во всем совпадал с женщиной, но отношения портил какой-то незакрытый тюбик зубной пасты или же не там лежащий носок. Раз за разом Фил выслушивал расстроенного друга, у которого со временем, порожденная неудачами, взлелеянная неоправданными надеждами, поселилась в душе та самая чертова осень - с виду теплая, припорошенная улыбками и шутками, как листвой, а на деле ведущая за собой армию морозных игл, воинов белой стужи, стремящихся уколоть и без того истерзанное сердце.
Они познакомились в компании общих друзей, двое взрослых людей, любящих настольные игры и задушевные разговоры о судьбах мира. Оба предпочитали горький крепкий алкоголь, не любили все усложнять и шумным компаниям предпочитали небольшой круг своих, где не надо держать лицо или соответствовать заявленной социумом марке, где можно просто быть собой. Искренность и естественность Артема зацепили Фила сильнее, чем симпатичное лицо и хорошо проработанное в спортзале тело. Каким-то странным образом худощавый, с невзрачной внешностью Фил так же понравился своему новому знакомому. Артема не отталкивали ни молчаливость, ни угрюмость Фила. Со временем даже свой круг товарищей отошел на задний план, уступив место общению тет-а-тет, в котором оба мужчины отдыхали рядом друг с другом. Они могли бы стать лучшими друзьями. По сути, они ими и стали, с одной лишь оговоркой: Фил испытывал к Артему сверхдружеские чувства, заставлявшие эмоции перейти из разряда спокойных и привычных в сферу обитания огромного дремлющего вулкана, готового взорваться - дай только повод. Но до последнего времени это не мешало, потому что молчание, скрытность и сила воли, обуздывающая бурлящую внутри вулканического жерла лаву, могли давать длительную отсрочку проявления того, что до поры до времени спрятано даже от самого внимательного и настороженного взгляда.
Фил признался еще и потому, что после бутылки вина с полки была взята бутылка коньяка, а следом еще одна, когда-то подаренная самим Артемом. Фил сделался пьяным, а Артем так кстати начал размышлять о своих вкусах и предпочтениях не только в женщинах, но и в людях вообще. Оказалось, что все те немногие женщины, с которыми он мог спать, выглядели очень по-пацански, зачастую вели себя так, как в социуме принято вести себя именно мужчинам. Артему даже нравились некоторые из знакомых ему мужчин. Он мог оценить их красоту, сложение тела, даже запах: кто-то пах для него вкусно и привлекательно, а кто-то вообще незаметно, словно и нет рядом с тобой человека. Ну, туалетная вода - да, пот или несвежее дыхание, запах табака, ну, пожалуй, и все. Человек как человек. А вот к некоторым хотелось подойти ближе, вдохнуть запах кожи, начинающий будоражить воображение.
Эти размышления, нечасто произносимые Артемом вслух, заставляли Фила замирать подобно птице, вовремя заметившей охотника. Потому что эти слова порождали надежду, чью тихую поступь он не хотел демонстрировать другу.
- Вот ты, скажем, симпатичный мужик, - привел Артем пример, и пустился в дальнейшее описания того, что именно и как ему нравилось в друге.
Фил молча выпил, надеясь, что когда наружу из подернутой алкогольным дурманом головы попросится какая-нибудь глупость, он прикусит себе язык.
Долгое время их знакомства он не мог понять, как Артем относится к ЛГБТ-сообществу. В семье Фила, на работе, да и в социуме в целом это была больная тема. Где-то на нее стояло табу, где-то поощрялись грязные обсуждения людей, имеющих отношения к этой группе, а где-то, как, например, среди большинства знакомых Фила геев и других представителей нетрадиционной ориентации и самоопределения принимали, но не чурались злых шуток, насмешек, почерпнутых из интернета, или же вообще придерживались мнения, что до тех пор, пока ЛГБТ-люди не высовываются, все хорошо, пускай спокойно живут, но вот только не стоит им показываться на свет, выходить в общество и заявлять о себе. Фил был из тех, кто не заявлял, жил тихо и привык к образу вечного холостяка и чудика, работающего всеми днями в IT-сфере, а на выходных играющего в настолки.
- Ему бы бабу, - вздыхали коллеги, но в чужую личную жизнь не влезали, ограничиваясь разговорами за спиной.
Фил чувствовал себя вампиром, имеющим право жить лишь в определенное время суток и в определенной компании, будучи для всех остальных странным и порой страшным мифом. Детей им, конечно, не пугали - его боялись именно взрослые, как прокаженного, одним прикосновением заражающего чистого человека своей грязной кровью. Поначалу это расстраивало, и Фил утопал в депрессиях, в кабинетах психотерапевтов и сексологов, встречал себя на дне стакана, а затем и бутылки, но со временем все вошло в мирное русло - он смирился и жил со своим псевдо-вампиризмом так же, как и большинство подобных ему людей: тихо, не высовываясь и найдя свою нишу. Но тут объявился Артем.
Как-то раз они вдвоем возвращались из гостей, где огненно-рыжий бородатый рокер в футболке с изображением костяного дракона водил всех пришедших в ДНД. Несмотря на сугробы и нерасчищенные от коричневого снега дороги, настроение цвело весной. Артем восхищался бородачом, уверяя, что никто, кроме этого здоровяка так отлично не мастерит в ДНД. Поравнявшись с автобусной остановкой оба мужчины остановились и напряженно замерли. Сперва Филу показалось, что он один заметил происходящее, но, взглянув на Артема, понял, что и тот заметил девушку, к которой настойчиво и грубо приставал высокий и тощий как жердь парень. Не пьяный и выглядевший вполне вменяемым, он требовал от незнакомки номер ее телефона, не придавая внимания отказам и испуганному выражению лица девушки. Фил среагировал первым:
- Извини, приятель, - обратился он к Жерди, - но тебе дали понять, что девушка против. Давай по-хорошему от нее отстанем.
- Нет! - неожиданно нервно отказался парень и потянулся, чтобы схватить свою жертву за руку.
Вместо этого его собственную руку перехватил Артем и сдавил так, что Жердь тут же растерял весь воинственный настрой.
- Отпусти!
- Не нравится? - мягко и в то же время угрожающе осведомился Артем. - Вот и ей твое отношение тоже не нравится.
В это время подошедший автобус забрал быстро юркнувшую в него девушку, которой, возможно, и не этот маршрут был нужен, но она предпочла как можно быстрее отсюда убраться.
- Отпусти, - почти прохныкал Жердь, даже не осмелившись попробовать вырвать руку из хватки. - Отпусти, она уже уехала.
- Твоя знакомая? - спросил Фил.
- Нет, - прижимая к себе освобожденную руку, ответил парень. - Я хотел познакомиться.
- Кто же так знакомится? - удивился Артем.
- Надо быть настойчивым, иначе никто тебе не даст, - раздался ответ. - Я в книге одного, этого, как его… этого… психолога прочитал, что если чего-то не можешь, то это надо делать до победного, пока не получится, иначе так и будешь бояться.
«Вот дурак, - подумал Фил, наблюдая за этой странной картиной, не понимая, почему Артем продолжает разговаривать с нападавшим. - Глупых книжек начитаются, не осмыслив, а потом идут к людям приставать».
- Мне столько сил потребовалось, чтобы к ней подойти, а она… - ныл Жердь. - А она…
«Еще и жертву из себя строит», - сплюнул в снег Фил. Кому как ни ему знать, сколько надо сил, чтобы подойти и хотя бы заговорить с понравившимся тебе человеком, особенно в компании, в которой ты не уверен ни в одном из ее участников, что он не гомофоб. Но обвинять кого-то в такой ситуации у Фила язык не поворачивался. Он знал в каком мире живет и знал, что настойчивость не всегда решающий фактор. Можно сколько угодно плевать против ветра, но раз за разом плевок будет лететь тебе в лицо.
У Артема на этот счет оказалось свое мнение. Он действительно воспринял парня как своего рода жертву, только не ту, которой причинили физический вред, а ту, которая сделала вред самой себе - пришедшие годы приняла без даруемой ими мудрости, оставив ту за порогом, потому что именно этот второй компонент зачастую являлся болезненным и неудобным. А кому хочется делать самому себе плохо?
Парня они отпустили, убив перед этим полчаса на то, чтобы втолковать тому одну простую мысль: он может добиваться своей цели до победного, но если девушка сказала нет и даже повторила это - уходить и искать счастья в другом месте, с другим человеком. А если и там не получилось, то пробовать снова, сменяя людей и набираясь по ходу дела опыта… И так до того прекрасного мига, пока заветный номер не окажется записанным у него в телефоне.
- Именно это и имелось в виду в книге, - мягко, но настойчиво закончил свою просветительскую мысль Артем.
- Я же не вы! Вы-то вон какие!..
«Какие?» - не понял Фил, всегда считавший себя чуть красивее обезьяны.
- Это вы можете знакомиться по десять тысяч раз и вам не откажут! А мне их столько откажет… А если все откажут?
- Все не откажут, - заверил Артем. - Хотя бы одна, а будет твоя. Только не веди себя как последний идиот.
- Стремно.
- Всем стремно. А что делать? Практика, опыт. Со временем ты перестанешь бояться подходить к девушкам, а те перестанут считать тебя опасным придурком. Понял?
- Понял, - всхлипнув, кивнул Жердь.
- Не одну женщину терроризировать, а пробовать быть смелым и подходить ко многим, ища ту, которая ответит тебе взаимностью.
Покачиваясь словно пьяный Жердь зашел в подъехавший автобус, который вскоре скрылся за поворотом дороги. Фил смотрел на Артема, не веря в то, что ему повезло встретить и начать общаться с таким человеком.
- Не думаю, - отряхивая руки, и, видимо, по-своему истолковав взгляд друга, стал пояснять Артем, - что он понял меня правильно, и больше не будет вести себя как мудак, но попробовать стоило.
- Защитник слабых, - ухмыльнулся Фил.
- Почему слабых? Я просто помог человеку в трудной ситуации. Людям помог, двум, обоим. Надеюсь, что помог…
- Гея бы избивали, тоже бы спас? - решился Фил, подумав, что лучшего момента, чтобы узнать отношение Артема к этой теме уже не представится.
- А какая разница? - искренне удивился тот. - Какая разница, гей или нет? Ты что, гомофоб?
- Нет.
- Вот и славно, - улыбнулся Артем. - Пойдем, а то я порядком подмерз тут стоять.
С тех пор Фил упал в любовь, как мальчишка из летнего лагеря, срываясь с тарзанки, падает в тихие речные воды, создавая шум и поднимая волны, и вместо того, чтобы ныть про ушибленную спину, весело смеется, радуясь тому, что просто жив и что у него получился такой опасный трюк, которым можно хвастаться перед друзьями осенью, вернувшись в школьный класс. Артем давал множество поводов для того, чтобы Фил им гордился, чтобы радовался его присутствию, чтобы в предвкушении замирал, когда на экране трезвонящего телефона высвечивалось его имя, чтобы такой мрачный и угрюмый человек как он улыбался и даже смеялся, чего за ним никогда раньше не замечали даже близкие друзья. И такой вот человек, проглотив как будто их и не было вино и коньяк, совершенно искренне - в этом Фил был уверен - рассказывал о том, как ему нравится их дружба, их отношения, а главное - как ему нравится он, сам Фил. Списать бы все происходящее на алкоголь, но Артем был так воодушевлен и до того откровенен, что даже спиртное не прикрывало двойственности его отношения и высказываний. Это понимал и сам Артем.
- Может быть, на самом деле я гей? - наконец-то озвучил он вопрос, смотря на Фила открыто и по-детски доверчиво.
- Может, - кивнул Фил.
То, что происходило с его другом он заметил уже очень давно, но говорить на эту тему не стал, даже сам себе запретив об этом думать. Во-первых, не был уверен: люди столь разные и изменчивые в своих восприятиях и проявлениях, что вынести однозначное суждение - не то, чтобы невозможно, а просто неинтересно, ведь тогда ты сужаешь видение с целого горизонта до одной маленькой точки. Человек до конца сам себя не знает, а порой даже на йоту не приближается к тому, чтобы задуматься о своей сущности. Даром что ли много сотен лет назад древние греки вывели на стене храма бога Аполлона в Дельфах фразу «Познай самого себя», а это обращение к людям, прошедшее сквозь века, все еще актуально, и не факт, что когда-нибудь будет правильно истолковано и применено к жизни. Что уж говорить о стороннем наблюдателе, который воспринимая и пропуская информацию через себя, может узреть все совсем в ином свете! Во-вторых, Фил был не из разговорчивых. Молчун по жизни, он, скорее, смирился бы с тем, что из-за молчания его невинно оболгали, чем произнес речь в свои защиту и оправдание. Фил не верил в разговоры и больше полагался на поступки.
Действия Артема твердили о том, что он абсолютно гетеросексуален, просто еще не нашел свою женщину. Идет к своей цели, несмотря на одну, вторую, третью неудачу… И только спустя шесть лет и после вина и двух полулитровых бутылок коньяка Филу пришла в голову мысль о том, что и в горе, и в радости друг неизменно шел к нему: плакался в жилетку, неловко обнимался, будто стесняясь собственной нежности, на глазах теряя всю свою брутальность, как по осени деревья постепенно теряли с крон листву. Поступки Артема были двояки, и даже разрешив себе об этом думать, Фил все никак не мог сам с собой сойтись во мнении по отношению к другу, предпочитая отдавать тому право самому решать, кто он и кого хочет. Цель, к которой идти, человек-то выбирает сам, и повернуть, если понимаешь, что идешь не туда, тоже можно только самому.
- А если я гей, ты ко мне как относится станешь?
- Нормально.
- Почему? - не унимался Тема.
- Потому что.
- Почему?
То ли алкоголь, то ли ночь за окном, напоминающая о том, что по воле рабочего завала он не спал вот уже вторые сутки, то ли осознание следующей за осенью зимы, стремившейся унести с собой последние крохи тепла и надежды, но тем не менее не являющейся концом всего сущего, а всего лишь очередным этапом, промежуточным вариантом, за которым последует такая желанная многими сердцами весна, то ли еще что-то, но только Фил вдруг отчетливо произнес:
- Потому что я люблю тебя.
- Давно? - после продолжительного молчания спросил Артем.
И по тону сказанного стало ясно, что он даже мысли не допустил о том, что Фил мог иметь в виду любовь дружескую.
- Почти с самого первого дня как познакомились.
- И ты молчал? - как-то по-дурацки удивился Артем.
А потом сказал, что ему надо подумать, вызвал такси и уехал, оставив Филу недопитую на самом донышке вторую бутылку коньяка и вонзившиеся в душу морозные иглы, которые Артем то ли забыл, то ли просто не стал забирать.
На следующий день от него пришли сообщения. Сперва лаконичное «Извини», а следом было о том, что забирать у Фила свои мороз и иглы Артем пока не готов и ему требуется еще время на обдумывание.
«Что тут думать?» - спрашивал себя Фил, жалеющий, что нельзя перепаять собственное сердце как перегоревшие контакты у провода от обогревателя.
Что тут думать? Скажи просто, что не гей и не готов в дальнейшем поддерживать отношения с признавшимся тебе в любви другом. Делов-то!
То, что Артем не исчезнет молча, Фил знал, был в этом уверен, потому что влюбился в этого человека не просто так: Артем был порядочным, не гомофобом и лишенным предрассудков, на собственной шкуре не раз осознавшим, что значит быть несчастным в любви, отвергнутым и непризнаваемым. И если бы он решил прекратить общение, то только потому, что не хотел делать другу больно своим мельканием перед глазами. И так уже шесть лет активно мелькал. Но даже об этом, в конечном итоге, предупредил бы Фила.
Время шло. Осень набрала обороты, оттесняя и так задержавшееся тепло в сторонку и грозя вскоре приодеть людей в плотные куртки и шапки, а кроны деревьев, наоборот, окончательно оголить, ободрав листу подобно заводскому богачу века девятнадцатого, обирающего до нитки своих и без того нищих рабочих.
Фил начал ждать зиму. Тогда бы время года и погода на улице совпали с тем, что творятся у него на душе. За неделю он тысячу раз пожалел о своем признании, сначала раскаявшись, а затем вновь вспомнив, что шило и кота в мешке не утаить - все тайное рано или поздно становится явным. Так уж пусть все останется как есть. Переживет, как пережил когда-то осознание собственной гомосексуальности, как оставил за спиной первую невзаимную влюбленность и первую, закончившуюся тяжелым расставанием и двумя годами сердечных мук, любовь. Нет в жизни ничего такого, чего нельзя не пережить, не отпустить или же не притупить в своей памяти. Все проходит, и это пройдет. Возможно, оно и к лучшему, что с Артемом все так разрешилось. Со временем Фил успокоится, переживет зиму, а весна принесет ему надежду на лучшее, возможность снова почувствовать себя готовым к любви. Рядом с Артемом это было невозможно.
Через неделю случилось то, к чему Фил готовился как к финальной точке этой истории, - Артем пришел лично, но без предупреждения, чего раньше за ним не водилось. Стоя на пороге, он выглядел смущенным, нахохлившимся, как замерзший воробей, засунув руки в растянутые карманы старых потертых джинс. Из-под куртки торчала так любимая Филом синяя клетчатая рубашка - она очень шла Артему, была в цвет его глаз.
- Можно зайду?
- Заходи, - разрешил Фил, отходя в сторону и пропуская Артема в квартиру.
И теперь они стояли на прилегающей к кухне маленькой лоджии, застекленными окнами выходящей во двор, шумный по утрам, так как в нем располагались школа и сразу четыре детских площадки. Но сейчас все было тихо. На улице царило самое начало ночи: суббота забрала бразды правления у всеми любимой пятницы и теперь с материнским обожанием наблюдала с небес глазами-звездами за ушедшими отдыхать людьми.
Оперевшись локтями на огрызок, названный проектировщиками дома подоконником, Фил смотрел на загулявших троих ребят, виднеющихся с девятого этажа как неясные фигуры. Те расположились у одинокой лавочки, которой не хватило места на детской площадке, из-за чего она стала любимицей тех, кто желал курить и пить алкоголь сидя, а не стоя, и не быть за это оштрафованным. До слуха доносились смех и редкие высказывания, почерпнутые из юмористических пабликов социальных сетей. Артем находился рядом, у него за спиной, и молча курил. С момента, как зашел в квартиру, он не проронил ни слова, и Филу казалось, что друг уже жалеет о том, что пришел.
Объятая ночью осень почернела и сделалась тягостной и тоскливой. Голые деревья сиротливо покачивали на ветру ветками, вызывая желание им посочувствовать. И Фил действительно пожалел бы оставшиеся без одежды, ограбленные природой растения, если бы у него самого не разыгрывалась в душе самая настоящая древнегреческая трагедия, отвлекая все внимание, перетягивая внутренний взгляд со времени года и суток на себя.
Обнаженная, раздетая признанием душа хотела успокоения. Если не одеться обратно, так хотя бы раздеться до основания, стянув уже все - и кожу, и мясо с жилами, и разобрав себя по косточкам в вечное ничто. Но когда Фил, внешне никак не выдававший своего плачевного душевного состояния, уже был на грани, Артем неожиданно заговорил.
- Смотри, что нашел, - произнес он, туша о пепельницу третью по счету выкуренную сигарету. - Думал, все - зима близко. Такие все уже отмерли. А он вот, один остался.
Фил выпрямился и, отворачиваясь от окна, встал к Артему лицом. Друг протягивал ему лежащий на ладони желто-зеленых переливов лист.
- Вяз, - произнес Фил.
- Немного помялся в кармане, - Артему словно было неловко за это. - Возьмешь такой?
Он посмотрел на Фила исподлобья, стесняясь, словно мальчишка на первом свидании, что смотрелось несколько странно при условии, что Артем был высок - на полторы головы выше Фила - широкоплеч и в обществе считался мужчиной брутальным, из тех, которым не разрешалось иметь слабости, которые любили молча, а в глубокой древности наверняка умирали героями, совершив дюжину подвигов. Таким, каким он был на самом деле, каким он был сейчас, - таким его знал только Фил.
Небольшой лист на широкой мужской ладони смотрелся как воробушек в гнезде, где он, оставленный один, тем не менее находился в полной безопасности. Светло-зеленый в центре, все больше желтел к краям, разлинованный прожилками более глубокого, насыщенного зеленого цвета. Даже при тусклом освещении уличными фонарями и далекими звездами, почти не достигавшим лоджии, во многих местах и правда были видны замятины, полученные листком в кармане Артемовой рубашки. Такой же несвежий и помятый жизнью, как и человек его подобравший.
- Я не уверен, - медленно произнес Фил, делая шаг вперед, страшась, что не так понял, опасаясь за нежную, только начавшую крепнуть надежду.
Было чертовски страшно, но попробовать стоило. Человек перед ним был достоин того, чтобы ради него побороть свои страхи: услышать отказ или просьбу подумать еще какое-то время, ведь, несомненно, это будет больно, возможно, больнее, чем в первый раз.
- Я хорошо подумал, - тихо сказал Артем, не отводя взгляда от лица Фила. - Не понимаю, конечно, что ты в таком, как я, нашел…
Договорить Фил ему не дал, как в омут с головой утаскивая их обоих в поцелуй. Ему стоило больших трудов дотянуться до губ высокого и не склонившегося к нему мужчины. Но еще труднее было довериться - и тому, кто не ответил отказом на признание, и самому себе. Чутье подсказывало - вот оно, то самое, чего хотел, от чего при всем при этом бежал, лелея в сердце нелюбовь к осени и ненависть к зиме, с виду напоминавшую смерть.
Артем ответил на поцелуй, склоняясь и перехватывая инициативу, впервые в своей жизни ощущая себя на своем месте, придя сюда путем множества проб и ошибок, не соверши которых, и не было бы сейчас всего этого - выстраданного, заслуженного. Рядом был тот человек, которого хотел, длительное время скрывая это желание даже от себя самого, пряча его, в поисках сахара кормя себя сахарозаменителем, но в конечном итоге найдя в себе силы признать правду.
А Фил любил Артема и даже осень, подарившую ему этого человека вот уже дважды: в день их знакомства и вот сейчас. И любя, откликался на становившийся все более чувственным поцелуй, впитывая и сладость, и горечь, и желания, и упущенное время, а также время, обещающее быть у них с Артемом впереди, которое станет одаривать их все новыми и новыми красками всех времен года.