Во рту насрали кошки. В горле разверзлась пустыня. Голова олицетворяла собой колокол, на котором всю ночь репетировал глухой, но очень старательный звонарь.
Брагин поморщился от лучей солнца, упавших на лицо, лениво поднял веки и, даром что чувствовал себя зомби, заулыбался.
Рядом, почти вплотную к нему, сопела Нарочинская.
Подобное соседство было приятным, только вот Олег не помнил, как они здесь оказались. Кстати. «Здесь» — это где?..
Мужчина огляделся и выдохнул: обстановка подсказывала, что они у него дома. Это внушало определенный оптимизм, но восстановить в памяти вчерашние события не помогало.
Почувствовав поблизости шевеление, Марина тоже заворочалась. Открыла глаза, уткнулась носом в чью-то щеку, беззвучно вскрикнула и рефлекторно отшатнулась. Точнее попыталась отшатнуться, но в лежачем положении это было проблематично, поэтому женщина шлепнулась на пол.
Все произошло настолько быстро, что Брагин не успел ее поймать.
— Ты в порядке? — хрипло поинтересовался он, подтягивая туловище к краю дивана.
Нарочинская потерла глаза и выразительно поморщилась:
— Не знаю. Брагин, — умирающим тоном протянула она, — а че было?
— Нажрались мы.
— Зачем?
— Не помню, — честно сообщил Олег и запоздало уточнил. — Сильно ударилась?
— В смысле? — не сразу поняла Марина. — А, да нет, нормально.
Брагин откинулся на подушку и прикрыл глаза. Его мутило.
— Это хорошо, что у тебя жопа мягкая, — неожиданно заявил он.
— Чегоо??? — брови Нарочинской взлетели так высоко, что голова заболела еще сильнее. Даже перед глазами пятна появились.
— Падать не так больно.
Марина фыркнула и, оставшись сидеть на полу, легла верхней половиной тела на диван:
— На себя посмотри.
— Так я на себя и ориентируюсь. Мне-то вообще не больно.
Какое-то время они просто втыкали в пространство, а потом Брагин спросил:
— Ты там живая?
— Мертвая, — буркнула Нарочинская. Она только приняла наиболее удобное положение и почти уснула. Господи, зачем же они так набрались?..
Олег же умел шутить в любых состояниях:
— А где коса?
— В Склифе оставила, — огрызнулась Марина.
Мужчина посмотрел на нее и принял волевое решение: с трудом встал, пошатываясь, дошел до кухни и открыл холодильник.
С полки зловеще оскалились остатки хлеба. Тут же стояла единственная бутылочка с холодной минералкой и пыталась слиться с местностью.
Олег обернулся, вздохнул и открыл кран с холодной водой. Налил себе в кружку, выпил, снова налил и снова выпил, потом вспомнил о существовании обезбола и активированного угля. Достал их из ящика, проглотил, насыпал горсть для Нарочинской и, взяв бутылочку, вернулся.
— На, — поглядел, как Марина пытается открутить крышку дрожащими пальцами, открыл сам и вручил таблетки.
Женщина выпила и как-то судорожно сглотнула:
— У тебя ничего зажевать нет? — от голода ее часто тошнило. А уж если к этому добавлялся алкоголь…
— Хлеб только, — немного виновато отозвался Брагин.
Но Нарочинскую этот вариант более чем устроил.
— Принеси, а?
Осилила она всего кусочек — больше не лезло. Олег догрыз остальное, помог Марине забраться на диван, укрыл ее пледом и рухнул рядом.
***
Нарочинская проснулась ближе к обеду. Голова уже не болела, тошнота тоже отступила, поэтому самочувствие тянуло на троечку. Хоть и с большим минусом.
Женщина посмотрела на храпящего Брагина и поразилась. Помятый и разящий перегаром, он вызывал у нее сейчас какой-то необъяснимый прилив нежности.
Успокоив себя тем, что она просто благодарна за помощь (как утреннюю, так и по жизни), Марина встала и нашла телефон. Поговорила с папой, потом с сиделкой, выдохнула по этому поводу и ушла в ванную.
***
Брагин проснулся от запаха еды. Нашел глазами светлую макушку и улыбнулся:
— И снова здравствуй.
Марина подошла к нему:
— Привет. Ты как?
— Нормально, — Олег резко сел и тут же поморщился от боли в голове. — Ну, почти. Чем пахнет?
Нарочинская на автомате потрогала его лоб:
— Еду заказала.
У нее были такие прохладные пальцы…
— Ой как хорошо, — простонал Брагин. Марина хотела убрать руку, но он не отпустил. — Оставь.
Нарочинская усмехнулась и положила мужчине на голову вторую ладонь. Олег заурчал как благодарный котяра. Правда урчание, с учетом его размеров, напоминало тарахтенье трактора.
Когда руки согрелись, Марина отодвинулась:
— Ты есть будешь?
— Буду, — увидев, что женщина чувствует себя удовлетворительно, Брагин решил немного покапризничать. — Только мне бы еще таблеточку, а то я что-то умираю.
Нарочинская повернулась в сторону кухни:
— А ты не умирай, это нынче дорого. Где там твои таблеточки лежат?
И вздрогнула, когда ей на бедра опустились большие горячие ладони, а к ягодице прижались щекой.
— Брагин, ты че делаешь?
— Держусь, — нарочито серьезным тоном объявил он. — Я же сказал, у тебя жопа мягкая. Не дергайся, а то упаду.
Марина развеселилась:
— Ты уж определись: тебе подержаться или таблеточку?
— И то, и другое. И вместе с обедом.
***
Брагин принимал душ, когда услышал, что входная дверь хлопнула.
Сердце тут же сбилось с ритма. Ну не могла же Марина… Или могла? Она же и раньше…
— Нет, — сквозь зубы рыкнул он и продолжил мыться.
Когда закончил, вышел в прихожую и сразу же увидел Нарочинскую, которая как ни в чем не бывало сидела на диване. Женщина обернулась на звук и вскинула брови:
— Ты что такой перевернутый? — кажется, убегать она не собиралась.
Олегу стало стыдно:
— Я тебе страница, что ли, чтобы меня переворачивать... Нормально все, — он прошел на кухню и в удивлении уставился на торт.
— Марин, откуда?
Почувствовав изменения в голосе, но не понимая их причины, Нарочинская подошла ближе:
— Курьер принес.
— Какой курьер? — продолжал тупить Брагин.
— Тот же. Ему торт при заказе забыли положить, пришлось повторно бежать, — пояснила Нарочинская.
Мужчина издал какой-то нечленораздельный звук, обязывающий, вероятно, продемонстрировать понимание, и Марина не выдержала:
— Брагин, да что с тобой?
Он секундно усмехнулся и якобы беспечно пожал плечами:
— Думал, ты ушла.
И такая интонация у него была, что Нарочинская дрогнула.
Она действительно все время убегала: иногда правда не могла, а иногда, игнорируя увещевания совести, прикрывалась отцом. Так было проще. И не было страшно. А то с ее анамнезом и репутацией Олега… Репутацией, которая, между прочим, совершенно не вязалась с его поведением по отношению к ней.
Смотреть Брагину в глаза и не чувствовать себя виноватой было невозможно.
— Никуда я не денусь, — усмехнулась женщина, — пока торт не съем.
***
Остаток дня провели на диване за просмотром Discovery.
Когда очередная программа подошла к концу, Нарочинская спохватилась и глянула на часы.
Брагин разом погрустнел, но прикрыл это грубой интонацией:
— Че, домой поедешь?
Марина просканировала его взглядом и неожиданно для себя самой спросила:
— А че, надо?
Олег замер. Меньше всего он ожидал, что Нарочинская будет уточнять его желания. И уж точно не собирался просить — плавал уже. Знает, что утонет. А она еще и вопрос так задала, что ответить на него «нет» будто бы нельзя. Зачем? Что вообще в голове у этой женщины? У большинства людей — мозг, у некоторых — полное его отсутствие, а у нее — кубик Рубика какой-то.
Марина закусила губу, и Брагин спохватился: кажется, он затянул с ответом. Но что сказать — не знал, поэтому просто покачал головой из стороны в сторону.
Ему показалось, или Нарочинская как-то разом расслабилась?
Марина же, не меняя выражения лица, потянулась за телефоном.
— Юля, добрый вечер, это Нарочинская. Как у вас там, все нормально?.. Папа?.. Хорошо, я поняла, пусть спит. Юля, извините, а вы не могли бы за отдельную плату остаться у нас до утра? Я завтра приеду и сразу вам заплачу, — выслушала ответ и кивнула. — Поняла. Да, конечно, подходит. Спасибо большое!
Нарочинская закончила разговаривать и повела плечом:
— В восемь утра нужно быть дома, без опозданий. Сиделке надо, — увидела просиявшее лицо Брагина и осеклась.
Олег бережно провел пальцами по ее волосам, после чего притянул ее к себе. Марина уткнулась ему в плечо и зажмурилась.
О завтрашнем дне думать не хотелось.
Ну его, это завтрашнее дно.