Брагин проснулся резко, словно от падения. Мужчина поморщился и открыл глаза: Марины рядом не было. Он прислушался — кажется, в ванной журчала вода.
Только с чего бы это вдруг Нарочинская принимала ночью душ?
Олег протер лицо ладонью и слез с кровати.
В ванной было темно — из-под двери не виднелась полоска света. Это уже капитально настораживало.
— Марин, — позвал Брагин. Она не ответила, и мужчина повысил голос, одновременно с этим дергая дверь за ручку. Та не поддавалась. — Марина!
— Что случилось? — голос Нарочинской звучал как-то глухо. — Ты почему не спишь?
Услышав женщину, он, с одной стороны, успокоился, потому что успел надумать себе всякого, а с другой — напрягся еще больше:
— А ты чего? Ты че там делаешь?
— Иди ложись, я сейчас приду.
Олег очень не любил, когда Марина от него закрывалась. Во всех смыслах:
— Я никуда не пойду, пока ты не выйдешь.
Нарочинская смирилась с неизбежным, выключила воду и открыла замок. Брагин тут же обнял ее:
— Ты что, плачешь? — его глаза уже привыкли к темноте, поэтому хватало тусклого света от огней на улице. — Мариш, ты чего? Что-то болит? — Олег стал бережно ощупывать женщину.
Но она мягко высвободилась из его рук:
— Ничего у меня не болит, Брагин, успокойся.
Посторонний человек с легкостью бы поверил в этот спокойный, разве что слегка уставший голос. Но Олег знал Марину достаточно хорошо:
— А что тогда? — поймал ее за руки, не давая уйти. — Мариш…
На самом деле он знал причину. Просто не ожидал, что ли, что Нарочинскую накроет настолько, что она проснется посреди ночи (может, и не засыпала?) и пойдет рыдать. В ванную. Прятаться, блин, в собственной квартире от собственного сожителя. Доверие просто зашкаливает.
«А что ты сделал-то, чтобы она тебе верила?» — внезапно возник в голове вопрос. Но подискутировать сам с собой Брагин не успел.
— Да ничего нового, Брагин, — Нарочинская усмехнулась, глотая остатки слез. — Просто моя жизнь катится под откос с тех пор, как я решила переехать в Америку.
Олег мысленно выругался — не на Марину, на себя. Это ж как он упустил, что она настолько себя накрутила?.. Толстокожее чудовище он, а не гражданский муж.
Последние годы выдались для Нарочинской очень тяжелыми: развод с мудаком-американцем, отказ в продлении визы, год на антидепрессантах, болезни и уход родителей, его женитьба на Михалевой.… А вершиной айсберга, видимо, стала подстава от Павловой, которую Марина сама же в отделение и позвала.
Брагин, видимо, не до конца осознавал, насколько для Нарочинской была важна ее должность. Он вообще самонадеянно считал, что Марина вернулась в Склиф из-за него, Олега Брагина. Да и оперировать ей нравилось гораздо больше, чем заниматься административной деятельностью — это все видели.
Но, черт возьми, она отдала этому полтора года своей жизни! И делала все, что могла, потому что халявить Нарочинская просто не умела.
Олег вспомнил свои слова — сначала о том, что Марина проиграет Ирине Алексеевне, потом о том, что он рад, что Нарочинская больше не начальник, и почувствовал собственную неправоту.
— Маленькая моя, — Брагин прижал Марину к себе и стал целовать лицо, шею и плечи. Понимал, что нужно сказать нечто более весомое, может, что-то пообещать даже, но не знал, что именно. — Ты не виновата, слышишь? — проговорил он, чувствуя, что Нарочинской сейчас нужно совсем не это.
Так и оказалось — женщина вырвалась и ушла в зону кухни:
— Олег, иди спать, тебе завтра на работу.
И в тоне Марины послышалось такое нескрываемое раздражение вперемешку с разочарованием, что Брагину захотелось надавать самому себе оплеух. Запоздал он с поддержкой. Точнее, сначала сделал только хуже, а теперь… Нарочинская больше от него ничего не ждет.
В этот момент Олег остро понял — оставаться в отделении после ухода Марины он не имеет никакого морального права.
***
Утро в институте Склифосовского началось с переполоха.
Все были уверены, что главврачом станет Павлова. Но Министерство оставило ее на той же должности и назначило главным никому не известного Алексея Абрамовича Покровского.
Брагин смотрел, как заведующая мечется по коридорам, и понимал, что в другой ситуации ему было бы даже ее жаль. Но точно не сейчас. Хоть где-то Павлову поставили на место, а то вечно выходит сухой из воды. Впрочем, Маринке от этого не легче…
Олег прикидывал, когда лучше отнести заявление и забить тем самым последний гвоздь в нервную системы Ирины Алексеевны, как его окликнул Шейнман:
— Брагин, здорово, дело есть.
Они отошли в сторону, и Юрий Михайлович поинтересовался:
— Нарочинская что решила, увольняется?
— Она в отпуске сейчас, но ты же понимаешь, — Олег развел руками.
— Понимаю, — Шейнман крякнул, — я вообще не знаю, как вы под руководством этой змеи работаете, — оценил красноречивый взгляд Брагина и уточнил. — Я про Павлову.
Брагин улыбнулся левым уголком рта:
— Ты че хотел-то?
— Спроси у Марины, она не хочет ко мне в отделение перейти? Павлову же главнюком не сделали.
Олег в изумлении вытаращился — такая простая мысль ему в голову не приходила. Впрочем, если бы Ирина Алексеевна стала главным врачом, Нарочинская бы скорее удавилась, чем осталась. Даже в другом отделении.
— Че ты так смотришь, будто я сказал, что от тебя беременный? — хмыкнул Шейнман.
Но Брагин был не в настроении шутить — заплаканное лицо Марины весь день маячило перед глазами:
— Юр, если ты серьезно, то я спрошу. Правда не уверен, что Марина вообще хочет после всего работать в Склифе.
— Я серьезно, мне нужны хорошие врачи, — заведующий почесал подбородок и предложил. — Слушай, а может, вы вдвоем ко мне перейдете?
Олег завис с открытым ртом:
— Так это, — через полминуты сформулировал он, — я же не нейро, — Брагин, конечно, знал и умел намного больше, чем полагается его профилю, и на операциях частенько влезал туда, куда не должен был, но прекрасно понимал, что не владеет нейрохирургией на должном уровне.
— Олег Михалыч, не тупи, — беззлобно усмехнулся Шейнман, — будто не знаешь, какие бывают осложнения у моих пациентов после болячек. Нам часто требуются хирурги других профилей. Да и ассистировать тебе никто не запретит, новому научишься, так что работы хватит. А еще сможешь оперировать в своей драгоценной неотложке, просто руководить тобой буду я.
— Сладкие речи плетешь, — подозрительно протянул Брагин. — В чем подвох? — он наморщил лоб.
— Его нет. Мне просто нужна Нарочинская. В профессиональном смысле, Брагин!
Олег недоверчиво сощурился:
— И все?
— А еще мне жутко хочется утереть нос дражайшей Ирине Алексеевне, — беспечно сознался Юрий Михайлович. — Но ты ей об этом не скажешь, а, Брагин?
***
Марина выслушала Брагина с каменным лицом.
— Ну, что думаешь? — поинтересовался он, завершив рассказ.
Нарочинская беспомощно пожала плечами. Последние две недели выжали из нее все соки, поэтому ничего, кроме как забиться в угол и прикинуться ветошью, не хотелось.
— Мариш, ну не молчи ты. Скажи хоть что-нибудь.
Она подумала и спросила:
— А если я откажусь от предложения?
— Ну, значит найдешь другую работу, — этот вопрос неожиданностью не стал, — ты же прекрасный нейрохирург, один из лучших в Москве.
— Я не об этом, — женщина покачала головой из стороны в сторону, пропустив комплимент мимо ушей. — Что ты, — сделала ударение на втором слове, — будешь делать, если я уйду?
Такого вопроса Олег не ждал, но не растерялся, потому что определился еще до разговора с Юрой:
— Тоже уйду, — озвучил как само собой разумеющееся и почувствовал, что это правильное решение. — Только не сразу, а то если мы оба уволимся, то умрем от голода, — улыбнулся.
Марина вздрогнула и часто-часто заморгала:
— Ты серьезно?
— Да что уж тут шутки-то шутить, — Брагин кожей ощутил, как сменилось настроение Нарочинской.
Кажется, она растерялась еще больше, чем когда-либо:
— Ты… ты правда готов пожертвовать Склифом? Ради меня?
Марина была похожа на маленькую девочку, которую хочется взять на руки и унести, спрятав от злопыхателей и защитив от всех возможных и невозможных бед.
И это строгая доктор Нарочинская, способная на все: провести сложнейшую операцию, осадить блатного зарвавшегося пациента, приехать в подмосковный Зарецк в единственный выходной, чтобы спасти главного ловеласа института Склифосовского… А потом сделать этого самого ловеласа неисправимым однолюбом.
— Что значит «ради тебя»? — смутился Олег. А когда он смущался, то нес всякую чушь. — Ты че, богиня плодородия, что ли, чтобы тебе жертвы приносить?
Он хотел брякнуть что-то еще, но не понадобилось: Марина просветлела лицом и глазами, стремительно приблизилась и обняла мужчину, уткнувшись носом в мощную шею.
***
— Господи, — шарахнулся Брагин от вылетевшей из-за угла Павловой. Метлы только не хватало, ей-богу. — Вы че творите-то, Ирина Алексевна?
Но извиняться заведующая не собиралась:
— Олег Михайлович, как это понимать?
— Вы о чем? — мужчина приподнял брови.
— С чего вдруг вы перешли в отделение Шейнмана и почему я узнаю об этом последняя? — почти прошипела Павлова.
Ее негодованию не было предела. Она сделала все, чтобы получить должность, которую заслуживала больше всех… ну, во всяком случае, больше Марины Владимировны, и это ни к чему не привело. А теперь от нее ушел лучший хирург! И к кому? К Шейнману, который славится тем, что распускает слухи, порочащие ее, Ирины Алексеевны, репутацию!
Олег сделал серьезное лицо:
— Так это, мы очень хотели предупредить, просто вас на рабочем месте не было.
Он был безмерно благодарен Юрке, что тот провернул все за спиной у Павловой, хотя и не понимал, как Шейнман умудрился. Впрочем, иметь начальника, у которого можно чему-то научиться, было приятно.
Ирина Алексеевна задохнулась собственным возмущением:
— Я всегда на рабочем месте. Даже, в отличие от вас, никогда не опаздываю!
— Ну вот видите, как хорошо, — Брагин развел руками, — теперь мои опоздания — боль Юрия Михайловича.
— Да на каком основании? — Павлову окончательно понесло. — Вы даже не спросили! — в отчаянии воскликнула она.
От доброжелательности Олега не осталось и следа:
— А у нас че, крепостное право, чтобы я вас спрашивал? — Брагин уже понял, что еще чуть-чуть, и скандала, которого он так старался избежать, избежать не получится.
Заведующая планировала продолжить обвинительную тираду, но замерла, услышав знакомый голос:
— Брагин! — Нарочинская остановилась в двух шагах от мужчины. — Ты где шляешься? Операция через пять минут, — напомнила она, умело игнорируя отвисшую челюсть Павловой и ее саму.
— Бегу, — кивнул Олег. — Всего хорошего, Ирина Алексеевна.
Заведующая ошалело посмотрела им вслед и медленно поползла в сторону кабинета.
Там ее ждал коньяк.