— Прости, — мы сидели на траве и смотрели на город, что сейчас находился под нами — Я просто… я очень люблю свою сестру. Мне… мне 16 и все это время мы постоянно были вместе. Только вдвоем. Только друг ради друга. Всегда делились друг с другом всем, я… — мой голос был очень тих и слегка дрожал. Я сидел с подогнутыми ногами и обнимал их, уперевшись подбородком на колени. Кир был совсем рядом и только поэтому мог меня слышать.
— Матвей, я… — он не успел договорить.
— Не перебивай, — вероятно, прозвучало слишком грубо, но сейчас мне было все равно. Я должен был говорить. Мне нужно было сказать. Да и вообще, как еле понятное бормотание может показться сильно грубым? — Ой… Прости пожалуйста… Так на чем я там остановился? А, точно. Я, конечно, мог раньше накручивать себе многое, гадая, всегда ли мы будем с ней так же хорошо ладить, но никогда не мог представить, что произойдет такое. Я был просто не готов. Алиса, кстати, не рассказала матери, за что я ей благодарен, — Кир внимательно меня слушал. Я приподнял голову и посмотрев на него отнял от себя одну из рук и чуть потянулся к нему, но вовремя остановился, — У нас с ней все потихоньку налаживается, — я вернул руку себе на ногу, — наверное я слишком много говорю. — мой голос потвердел, — не могу перейти к главному. Вероятно, ты прав. Я — трус! — нечаянно сорвавшись на крик, я горько усмехнулся и уткнулся лицом в колени. -трус, трус, трус, трус, трус, трус, трус, трус, трус.-слова, которые были каждое все тише и тише предыдущего, пока я не перестал издавать какие-либо звуки кроме всхлипов, говорил как скороговорку. Тут я почувствовал на плече руку, а после еще одну, на другом. Кир чуть приобнял меня со спины. — Мы… — всхлип, — Могли бы мы… — я приподрял голову и посмотрел на Кира — Начать… заново?
— Ты, из-за своей трусости, не решался говорить со мной, даже когда узнал, что Алиса не против нас? — его голос звучал как-то по странному холодно. Нет, не совсем «холодно», конечно, скорее прохладно. Господи, говорю будто о погоде. Кошмар какой. — Я, как дурак, все это время думал, что мы из-за всего этого даже разговаривать не станем, а она не против?! — несмотря на то, что он говорил, он не убирал руки.
— Кажется, я уже сказал! Да! Да! ДА! Я слишком труслив даже для разговоров, говорю же! Хватит! Нравится постоянно напоминать мне об этом?! Спасибо большое, конечно, но я и так об этом помню! — я скинул его руки с себя и резко встав, собрался уходить, но почувствовал на своем запястье ладонь.
— Ну чего тебе опять? — рявкнул я и повернулся. Увидев его взгляд, я почувствовал себя виноватым, потому что Кир выглядел виновато. Вот дурачек, ну зачем? Это ведь я должен быть виноватым. Зачем, зачем?
— Я, вероятно, погорячился, — он смотрел мне в глаза, — Тебе, наверное, было сложно даже думать об этом, а уж говорить… Я слишком многого от тебя захотел, прости. — я никак не реагировал на его слова, лишь ждал их продолжения. Он, видимо, ждал ответа от меня, но так и не дождавшись, аккуратно отпустил мою и отвел взгляд.— Прости.
После не очень долгого молчания, я решил ответить.
— Издеваешься? — он испуганно посмотрел на меня, вероятно подумав, что я сейчас обвиню его в том, что он что-то не так сказал — Успел извиниться уже, вероятно, больше раз, чем я. Напомни-ка, кто из нас пришел просить прощения, а? — я слегка улыбнулся.
— «Мы можем начать все с начала?» Это значит, что… я тебе все-таки нравлюсь? — он посмотрел на меня с надеждой. Хах, надежда… надежда это хорошо.
— Нет, — я увидел его опечаленный взгляд, он отошел назад на пару шагов и видимо намеревался что-то сказать. Я не дал ему это сделать, начав говорить первым.
— Нет, ты мне не нравишься. Я тебя люблю. Ты для меня — тот самый.
***
А после, тем же вечером, мы сидели на краю холма и целовались. Потом мы сидели возле озера и целовались. Потом Кир все-таки уговорил меня зайти в воду. Несмотря на позднее время, я согласился. Я отправил маме СМСку, чтобы она знала, что я задержусь, и не волновалась. Перед этим, конечно, я слушал его ответное признание. Я для него тоже тот самый.