У Райи ничего не остается, кроме ярости. Ничего. Тяжелая злость кипит лавой, разрывает ее пополам, сердце ей выцарапывает изогнутыми когтями, визжит по-звериному. Одна ее часть хочет забиться в угол и рыдать, оплакивая свои потери, по-детски хлюпая носом, а другая хватает меч и идет в последний бой. Взбирается по лестнице, не сбиваясь с дыхания. Не слушая воплей, не видя бегущих людей. Перебитых камнями, раздавленных — тоже. Убить или умереть — это уже не важно. Мир рушится у нее под ногами. Мир, который она не спасла.
Намаари, которую она не убила.
Нет прежней веселости боя. Ни игры, ни бешеного азарта. «Как дела, котенок?» — скалясь, бросает прежняя Райя, кружит вокруг хмурой собранной Намаари, подмигивает даже, и эта веселая улыбка пробегает по стали. При встрече с ней она вспыхивает и оживает, рисуется. «Хочешь забрать чужую добычу? Мы с моим мечом думаем иначе!» Райя-из-прошлого ухмыляется и ловит тень улыбки Намаари. Их обеих колотит сладкая дрожь. Предвкушение. Этот миг до схватки. Последний удар сердца. И они срываются в битву, схлестываясь в танце. Сталкиваются раз за разом, гоняются, высекают из друг друга искры. В вымороженных, мертвых землях Хребта ее едва не побеждают, но Райя чувствует огонь в крови, несмотря на сковывающий все тело холод.
Каждому герою нужен свой достойный соперник, верно?
Ее враг никогда не разочаровывает. Но сейчас, когда они встречаются лицом к лицу, в Райе не остается ничего человечьего, чтобы встретить ее словами. Рык исходит из горла. Ничего не получается выговорить, кроме имени. Намаари-предательница. Намаари-убийца. Смотрит на нее, покачивается на носках. Чтобы почувствовать крохотную искру надежды, сердце Райи слишком окаменело и отмерло. Искупить это можно только кровью.
Намаари вьется, как дикая кошка. Удар за ударом — она отступает. Ломается. Потому что под дикой яростью Райи не устоит ни один человек, даже идеальный враг. Ни дворец, ни город, ни целая волшебная страна из наивных фантазий. А Намаари едва держится, теряет клинок, выранивает другой, кидается с голыми руками отчаянно, потому что ничего больше не остается. Отражение Райи, достойный соперник. Все эти правила летят во тьму, потому что от героя в Райе не остается даже названия, потому что она себя чувствует проклятым сгустком пылающей тьмы, что иссушивает людские тела. Потому что она пришла выжигать дотла.
Намаари падает, тяжело ударяется о холодный мрамор. Пытается ускользнуть, но тяжелый удар сапогом под ребра переворачивает ее. Райя не останавливается. Вцарапывается, поднимает ее за растрепанные волосы, чтобы вот так — близко, больно, глаза в глаза, чтобы Намаари прочитала в ее взгляде отчаяние, губительное, самое страшное.
— Что ты делаешь, Райя? — натужно спрашивает Намаари, щурит раскосые глаза. На скуле багровеет синяк от тяжелого удара, заставившего ее распластаться по полу. Но не сдаться.
— Спасаю мир.
Намаари смеется, и плеснувшая кровь пачкает сухие губы. Дергается, как в припадке, голову запрокидывает. Открывает горло, и Райя до ужаса хочет взмахнуть фамильным мечом, чтобы оборвать ее дикий, скрежещущий хохот. Прервать его страшным хлюпаньем. Запятнать благородный клинок темной кровью.
— Что ж ты за герой такой, Райя, — сочится ей в уши яд. У Намаари не осталось ни меча, ни ножичка, но ее отравленные клыки впиваются в шею, заставляя колебаться, усомниться… — Что ты наделала, погляди. Посмотри, как наш мир разваливается по кускам. Ты же всегда была такой хорошей, такой правильной, — наслаждается своими словами Намаари; если уж они станут последними, она скажет их так, как хочет. Как будто ее слышит толпа, ловящая каждый звук.
— Ты все это начала, — яростно выцеживает Райя. — Ты убила последнего дракона! Ты уничтожила мир!
Дракона. Ее друга. Рыдание рвется из груди, но неожиданно глаза Намаари вспыхивают каким-то потаенным огнем.
— О нет, ты не свалишь это на меня. Мы убили дракона, — шипит она, и Райю пробивает вспышкой. Она права. Она знает. Их руки в крови, они избавили этот мир от последних крупиц магии, вскрыли его, распотрошили. — Как тебе ощущения, Райя? Это были мы, только мы. Мы дракон, — рявкает Намаари, бросаясь на нее.
Меч, тихо звякнув, летит куда-то в сторону, а Райя пошатывается. Пламя растет у нее между ребер, ширится. Не спокойная, успокаивающая сила воды, стирающая всю боль, всю злость, вечно покойная, тонко-хрустальная. Райя взрывается искрами, жалящими ее спину. Втыкающими в нее сотни невидимых ножей. Как будто она переплавляется во что-то.
Она вгрызается в идеальные губы Намаари, пока город рушится. Упивается ей, пока безумие стирает с лица земли ее народ. Какое это имеет значение. Когти Намаари перебирают ее шейные позвонки. Не ранят, но впиваются до отчаянного крика — и Намаари мурлычет, слушая его, пробуя на вкус.
Спрятаться, забыться. Единственный, кому ты можешь доверять, — твой враг. Тень, следующая за тобой. И ты тоже — чья-то тень. Она не может убить Намаари, не бросившись грудью на клинок. В глазах темнеет. Драконья кровь их повязала накрепко. Не оторваться, не отстраниться.
Они горят, но Райя вдруг чувствует силу, способную перевернуть всю вселенную. Ей не нужны волшебные камни, чтобы творить магию.
Кажется, когда-то она собиралась спасать гребаный мир.
— Мы дракон, — шепчет Намаари, перемазанная своей-ее-их кровью, скалящаяся, живая — живее всех живых. — И еще не поздно все исправить. Или уничтожить до основания, слышишь, Райя? Мы вместе это сделаем. Мы…
Как водится — ей выбирать.