amantes sunt amentes

В последнее время Ви чувствует себя разорванной на части — и не только из-за ледяно дышащей в затылок смерти. Ее сковывают страх перед пустотой и горе по Джеки, неизгладимое и затяжное. Душевные раны уже не кровят, но неизменно напоминают о себе простреливающей болью, когда она неосторожно кидает взгляд на какую-нибудь штуку, которую одолжила у друга и так не отдала…

А еще есть что-то ненадежное, хрупкое, что заставляет ее ввязаться в поиски Эвелин. Не ради нее самой, потому что Ви знает законы улиц и понимает, что та уже лежит переломанная и разобранная в какой-нибудь канаве, а ради дрожащего голоса Джуди. Это едва слышно. Она гордая, скрывает боль, но Ви умеет читать по глазам. Ей это нравится. Ее завораживают отчаяние и ярость, дико крутящиеся на дне зрачков. Вставляет лучше, чем «Облака» и вкрадчиво шепчущая куколка с нечеловечески светящимися радужками. Это настоящее.

«Прикоснись ко мне, покажи мне, что я еще живая, что я могу что-то чувствовать и кого-то любить», — одержимо думает Ви, глядя на аккуратные руки Джуди, ловко пробегающие по клавиатуре, любуясь переплетением ее татуировок, расцветающих у нее на плечах. Ей хочется узнать — хотя бы напоследок, — какая ее кожа на вкус.

Джонни молчит. Это вспыхнувшее всепожирающее нечто (любовь?) стирает личность Ви, а не проклятый биочип, застрявший в голове. Она готова убить и умереть за эту ершистую девушку, и это все, о чем она способна думать, стоя рядом и глядя на нее. Но не смеет сказать. Неумело флиртует, старается быть милой, не идти напролом, как привыкла, и на душе надрывно скребется: недостаточно. Поэтому она готова сделать для Джуди все. Хоть бы только попросила…

Когда Ви отвлекается и отъезжает подальше от пошло-неонового логова «Шельм», ее немного отпускает. Она подходит к автомату возле дома, выбивает себе пачку сигарет. Ее чудовище жрет их с невообразимой жадностью, и Ви, шкодливо хмыкнув себе под нос, представляет Джонни в облике злобного азиатского дракона, выпускающего ноздрями густой горький дым.

Интересно, а Джуди нравятся курящие девушки?

— Эй, а когда ты расскажешь ей про нас? — издевается Джонни, возникая сбоку. Он всегда говорит полунамеками, что прямолинейную Ви неизмеримо бесит, вот и сейчас она гневно разворачивается к нему, но Джонни болтает за двоих: — Слушай, шила в мешке не утаить! Говори, пока это не переросло в какую-нибудь нездоровую хуйню!

«Все наше существование — сплошная нездоровая хуйня», — мрачно думает Ви, и он, конечно же, прекрасно ее слышит. Она переводит взгляд — и вот его уже нет. Пропал, проскользнул чуть дальше, тоже выдумал себе сигарету, и теперь Ви, удобно облокотившейся на заборчик, чудится, что она курит не одна — для нее это как-то легче.

Она недоверчиво поглядывает на него: впервые Джонни выдает что-то очень трезвое и разумное, будто и впрямь переживает за нее. Это все хрень собачья, конечно; ему нужно, чтобы ее тело жило, вот и все, чисто физиологическая хуйня, созависимость, симбиоз — или как там это называется, но Ви не из тех, кто будет кромсать вены от несчастной любви.

— Да, и что ж мне ей сказать? Милая, ты нравишься моему ебнутому альтер-эго, он говорит, что ты забавная? — передразнивает Ви. — Повезет, если она сбежит не сразу же.

— Ну, не знаю, я бы после такого заявления сразу тебе дал.

— Как будто тебе нужен повод! — рычит Ви, нелепо отгоняя его от себя, как наглого кота. Джонни рассыпается искрами, когда она касается его плеча, и появляется позади, зависает над пропастью — там узкая кромка, дальше — нижний этаж улицы. На мгновение ей кажется, что она ощутила тепло человеческой кожи. — Твою совесть явно забыли оцифровать! — злится Ви.

— Мою что? — уточняет он. — Ви, нам не нужно в это лезть, — убежденно говорит Джонни, поглядывая серьезно и опасно. — Отступись. Нахуй. Это будет отвлекать, а у тебя не так много времени.

— И я сама, сука, решу, на что его потратить, — упрямо говорит Ви.

***

«Мне грустно, — пишет Джуди, — приедешь?»

От этих сообщений сквозит одиночеством, таким знакомым и страшным, что Ви чувствует холодок, пробегающий по хребту. Она собиралась съездить на какой-то заказ; нейтрализация — нужно вышибить мозги уроду, притворяясь, что делаешь доброе дело, а не заливаешь выбоины в душе свежей горячей кровью. Перечитывая сообщение, Ви качает головой и решает, что Реджина подождет — Ви и так была хорошей девочкой и исправно приносила ей отрубленные головы в зубах…

Ей приятно быть кому-то нужной. Ви успокаивает себя тем, что Джуди ищет именно ее, а не любого знакомца, которому можно пожаловаться на жизнь. Она особенная. Едва не мурлыча от захлестнувшей радости, Ви сдергивает с дивана брошенную кожанку, на которой она хотела по-быстрому ляпнуть заплаткой простреленный рукав. Что-то внутри нее поет, звенит натянуто…

Она думает о Джонни и безошибочно цапает со стола банку с таблетками, вытряхивает, перекатывает их в руке.

— Ты какого хера творишь? — рычит в ухо Джонни, и Ви ускользает инстинктивно, перетекая в боевую стойку. Ей кажется, он готов впиться в ее горло, но Джонни чуть отступает, и сердце возвращается в привычный ритм.

— Мне нужно по делам, — убежденно цедит Ви. — Это личное! И я не хочу, чтобы ты за мной шпионил. Оставь меня, нахуй, в покое, — огрызается она резко. Ей не хочется медлить: а вдруг Джуди передумает?

Сейчас он будет язвить и ныть, что она не быстрее черепахи ползет к цели — вытащить чип. Ви свирепеет; все это она слышала сотни раз, но они в глухом тупике, и помощи ждать не от кого. След оборвался, а она не знает, где искать. Одержимый Сильверхенд никогда этого не признает, будет биться башкой об каменную стену, что преграждает ему путь. Но Ви, может быть, слабее. Ей нужно отвлечься от мыслей о том, что она разлагается заживо.

— Я ухожу, а ты отправляешься баиньки, блядь, — твердо говорит она.

— Да ладно тебе, я столько лет ни одной живой бабы не видел, будь человеком! — паясничает Джонни, разводя руками.

— Вали, я тебе что, бесплатный брейнданс? — рычит Ви. — Ты мне не нужен!

Ей ненадолго кажется, что она перегнула палку. Зашла слишком далеко в их привычных стычках. Конечно, Джонни плевать, он не девчонка, чтоб обижаться, но Ви думает, что ее вопль звучал слишком искренне. По-настоящему. Как будто они снова вернулись в начало. Но едва она проглатывает таблетку, видение мягко испаряется, даже не оставляя знакомых синих помех. Только сверлящее чувство вины, исчезающее, когда она думает об улыбке Джуди.

***

Домой она возвращается на неверных ногах, пьяная ночным городом и старым вином, которое они с Джуди достали из ее запасов и распили в подвале, веселые, как подростки, впервые попробовавшие алкоголь. И говорили — много, долго, и Ви выложила ей все: про возвращение в Найт-Сити, про Джеки, про «Арасаку» и пиздецкие проблемы. Только забыла про Джонни. Не захотела показаться безумной.

Но Ви прекрасно умеет чувствовать, когда действие чудесных таблеток заканчивается; в ней ворочается что-то темное, злое, уязвленное, нахлестывают чужие эмоции, погребая ее беззаботную радость и влюбленность. Ви останавливается у двери в ванную, впивается в косяк, задыхаясь. Он буквально жилы из нее вытягивает. Горячие волны прокатываются по позвоночнику сверху вниз, вбивая ее в пол.

Она виновата. Почему-то только это сейчас имеет значение. Умываясь дрожащими руками, Ви ожидает увидеть в зеркале блеснувшее видение вездесущего Сильверхенда, но он не показывается. Обиделся. Мучает ее злым молчанием, пытающим ее — их — душу.

— Джонни, эй, — зовет она, нервно почесывая бритый затылок. Волнение режет ее ножами, полосует, но приступ успокаивается. — Послушай… Я это, перебор, в общем. Я просто волнуюсь, ясно тебе, урод?

В углу раздается тихий смешок, и Ви разворачивается на каблуках стремительно, едва не теряя равновесие, но его там нет. Играет с ней, развлекается. Мстит за свое заточение. Какой-то дешевый триллер. Еще бы свет замигал — и полная картина. Ей бы испугаться, но почему-то сегодняшний день стирает все ее страхи. Счастливая странным свиданием, она поистине верит в то, что бессмертна и свободна. Забывается ненадолго.

— Ты пришла извиняться, как мило, — презрительно цедит Джонни, проявляясь. — Я думал, мы договорились! Но тебе все планы менее важны, чем развлечения и какая-то девка…

— Она не какая-то!.. — вспыльчиво выступает Ви.

И тут же прикусывает губу, останавливая злые слова. Ей не хочется ссориться — в такой хороший день. Их не очень-то много было за последнее время, этих счастливых моментов, чтобы ими так легко разбрасываться. Наорать на ебучего Сильверхенда она еще успеет.

Он бесится, нападает. Ви чувствует, как что-то вроде ревности пожирает Джонни изнутри: она предпочла обычную человеческую жизнь их великому спасению, не захотела снова лезть в разборки лживо-змеиных корпоратов и их врагов, а моталась к девушке, о которой мечтает. Как это… должно быть мелочно для мертвеца, у которого только и осталось-то, что месть бездушной системе.

В том и есть их отличие: она еще живая. И она хочет чувствовать, а не только гнаться за чьим-то чужим отмщением.

— Я натворила, я знаю… — бормочет Ви. — Я боюсь, что она сбежит, потому что я… потому что мы неправильные. Убийцы, психопаты, наемники. Террористы. Вообще не похожи на тех, кто заслуживает счастье и прекрасную даму в придачу. Для таких не бывает хороших концов.

Ей кажется, что Найт-Сити рушится, пока она говорит это. Потому что одно — представлять, волноваться, горя изнутри, а совсем другое — обсуждать это с кем-то вслух. Даже с самой собой.

— Прости, — говорит она с трудом, выдавливая звуки.

— Если тебе правда это так важно, не понимаю, почему ты здесь, а не в ее постели, — цинично замечает он.

— Ну, — неловко ухмыляется Ви, — это важный ритуал. Я притворяюсь приличным человеком. Мне… хорошо с ней. Не обязательно все сводить к тому, что мы всего лишь животные.

— Но у тебя мало времени, — напоминает он.

— Я не хочу просто трахнуть ее, — качает головой Ви. — Я хочу что-то настоящее. Понимаешь? Я впервые за всю жизнь хочу просто лечь спать рядом с ней и чувствовать полный покой.

— Здесь? — смеется Джонни, запрокидывая голову. — В этом городе? Ох, блядь, ты серьезно, — понимает — и обрывает бешеный хохот, как будто радио выключили. Как-то по-взрослому глядит на нее. Почти сочувствующе. — Ви, это безумие. Твоя крыша меня не выдержала.

Она впервые за долгое время вспоминает, сколько ему лет, потому что тоска в его словах какая-то древняя, иномирная. Дошатавшись до дивана, Ви падает на него и смотрит в потолок. За окном шумит город.

— Джон? — зовет она. — Да блядь, хочешь, я выкину эти таблетки? Хватит ебать мне мозги и обижаться.

— А ты всегда выбрасываешь оружие, прежде чем зайти в логово дракона? — интересуется он, довольно щурясь. Точно слышал ее размышления — и однозначно оценил метафору. — Нам нужна подстраховка.

— Мне паршиво одной, — неожиданно признается Ви. «Одной» значит «с тишиной в голове». И он это знает. — Совсем пусто… Та кукла была права, самый большой мой страх — одиночество. Поэтому я не отступлю, а тебе придется смириться с Джуди — и точка.

Она ликующе скалится, думая, что наконец-то ставит свои условия. Может, это часть большой игры, но сейчас Ви слишком довольна собой и их неловким примирением, чтобы очень много думать.

— Если ты действительно сошла с ума и… вроде как, любишь ее, будь осторожнее, — невзначай предупреждает Джонни. — Мы влезли в опасную игру, и корпораты… Они бьют в самое больное место. У них нет чести, — усмехается он, опасно показывая клыки. — Пойдут на все, чтобы уничтожить то, что от нас осталось. Просто прострелить башку — это слишком незамысловато для них.

— Ты же знаешь, что я чувствую, — ничуть не скрывая, говорит Ви.

— Поэтому и предупреждаю.

Он замалчивает что-то. И Ви обжигает яркой, чуждой ей болью, еще незнакомой, но такой настоящей, что она отзвуком слышит отчаянный вопль. Царапает ткань футболки напротив сердца — ноет, как же ноет! У Джонни Сильверхенда пиздец какой огромный пролом вместо сердца.

Что-то, за что он винил себя все эти долгие пятьдесят лет, мучаясь в заточении безвременья. Что он не хочет переживать снова — через нее.

— Мне жаль, — говорит Ви кратко, потому что Джонни не из тех, кто будет смаковать свои потери. Он не хочет рассказывать, хотя у них почти не осталось секретов — все равно это что-то личное, надежно закопанное, похороненное, спрятанное за черными стеклами-безднами. — С нами все будет иначе, я обещаю, — говорит Ви без привычного бахвальства, честно. Клянется самой себе. — Я буду сильной, я смогу защитить ее.

Он не смеется, но угрюмо качает головой. Знает, чем это обычно заканчивается — на своей шкуре выучил. Но позволяет ей тешиться надеждами. Почему-то.

— Хочешь, познакомлю вас в следующий раз с Джуди? — тихо спрашивает Ви, уже чувствуя, что ее смаривает сон. — Вдруг ты ей понравишься. У нее такое дикое музло в тачке, наверняка тебя она тоже слушает. Распишешься автографом…

Ей не хочется снова оставлять его наедине с тем лютым ужасом, отправляясь к Джуди. Это слишком жестоко даже для Ви. Она не сможет.

— Все-таки согласна сообразить на троих? — язвит он.

— Иди нахуй, Джонни, — от души желает Ви, не способная сдержать довольную улыбку.