Ева проснулась от запаха свежего кофе и, судя по стойкому аромату ванили, творожной запеканки, в приготовлении которой Оля была мастером. Ева зажмурилась, потянулась всем телом и со вздохом буквально скатилась с кровати. Запеканка и кофе безусловно вдохновляли, даже в восемь утра воскресенья, а общество Оли окрыляло и в более раннее время суток. Но работа в воскресенье… Да ещё и частный корпоратив… Нет, как представителю развлекательной индустрии певице приходилось довольно часто впахивать как вол в выходные, но не было для Евы более неприятной части её профессии, чем корпоративы, даже изматывающие многодневные гастроли она любила больше.

— Евка, ты уже встала? Отлично! — бодрый голос Ольги, заглянувшей в спальню, почти не раздражал.

— Наглая ложь, Оленька, мерзкая и наглая ложь. Нет в этом утре ничего отличного, кроме прекрасной тебя, — пробурчала Ева.

— Ещё мои кулинарные таланты, — Оля включила свет.

— Они часть тебя, так что не считается.

— Евка, ну что ты всё бурчишь и бурчишь? Я нам тут королевский завтрак организовала, а ты хмуришься.

— Я потому и хмурюсь, что, кроме совместного завтрака с тобой, сегодня ничего хорошего не будет. Ты знаешь, с каким бы удовольствием я схватила вас с Наташкой в охапку и потащила в какой-нибудь 3Д-кинотеатр, или в аквапарк, или в контактный зоопарк… А тут всё работа и работа, работа и работа. Жить-то когда? — драматично закончила Ева.

— Надо же, всего на один вечер отправила тебя спать и ни о чём не думать, а уже такой прогресс — ты задумываешься о чём-то, кроме работы, — Оля хитро прищурилась.

— Издева-а-аешься, — почти простонала Ева, складывая одеяло.

— Нет, я искренне радуюсь тому, что у тебя появились какие-нибудь желания, кроме как впахивать до синих жил, — Оля забрала одеяло и сложила в комод, к которому стояла ближе. — Пойдём, сердце моё. А адекватные выходные я тебе обещаю в четверг. Выбирай любой досуг, — Липатова приобняла несчастную Еву за плечи и повела в кухню.

Ева очень не любила работать по выходным. Ева ненавидела корпоративы. Но, когда рядом Оля, и воскресная работа, и толпа шумных, непременно пьяных нуворишей кажутся куда менее удручающей перспективой.

***

Проснувшись, Аня не сразу поняла, где находится. Огромная кровать, высокий шкаф напротив, уходовая косметика на прикроватной тумбочке — засыпала Прокопьева определённо не в своей комнате. Только спустя несколько секунд в памяти всплыли события вчерашнего вечера. Поцелуй с Наташей, собственное лихорадочное бегство и звонок Полине.

За то что навязалась Васе с Полей, Ане всё ещё было неловко, но без их помощи она, скорее всего, просто развалилась бы на атомы — от собственной боли и очередного скандала с матерью, который, спровоцированный Аниным нежеланием рассказывать, что произошло, случился бы непременно, потому что «У тебя не должно быть секретов от матери!» Однако от матери хотелось скрывать не только секреты, но и вообще всё: слишком уж настойчива бывала та в своём желании причинить добро в её исключительном понимании.

Интересно, как бы отреагировала маман, узнав, что Аня рассыпается на волокна, потому что потеряла любимую девочку? Чтобы Ирина выбрала — «не должно быть секретов» или отрицание? Не то чтобы Аня собиралась посвящать мать в какие бы то ни было аспекты своей личной жизни, но каких только мыслей не придёт в голову, когда лежишь в объятьях удобного ортопедического матраса и пялишься в потолок. А ещё недавно лежала в объятьях Наташи, пусть и намертво дружеских.

Дверь почти бесшумно открылась и в комнату буквально прокралась Полина, принося с собой смесь запахов: мятный шампунь, яблочный гель и какой-то обалденно пахнущий крем.

— Не крадись, Поль, я уже не сплю, — хрипло заговорила Аня.

— Доброе утро, Анюта, — Полина улыбнулась и присела на кровать.

— Ты давно встала?

— Где-то с час назад. Меня Мурзище коварное разбудило, потому что, видите ли, барин трапезничать изволят, — в голосе Зеленовой слышались ирония и нежность. — К чести его, он ждал почти до десяти утра.

— Щас, получается, одиннадцать?

Полина взяла со стола свой телефон и посмотрела на экран.

— Ну да, начало двенадцатого, семь минут, если точно.

— Ой, бли-и-ин, — протянула Аня и буквально вскочила с кровати.

— Ты чего? Или у тебя планы какие-то на сегодня?

— Да нет, просто… Я тут уже полдня почти проспала!

— Ну и что?

— Поль, я не хочу, чтобы вы с Васей плясали вокруг меня на цыпочках ещё и в воскресенье.

— Ну, если тебе от этого полегчает, Вася усвистел к Фисе, так что мы вдвоём. Завтрак с меня, и я вовсе не собираюсь плясать, я собираюсь тюлениться, к чему и тебя призываю, — улыбнулась Полина.

Аня хмуро посмотрела на подругу.

— Прокопьева, в конце концов, я эгоистично хочу удовлетворить свою потребность в обществе близкого человека, которого из-за плотного графика почти не вижу, — Зеленова бесцеремонно потянула Аню на подушки. — И начать тюлениться собираюсь прямо сейчас, если, конечно, ты не очень голодная.

— Мне, Полинка, кусок в горло не лезет, — грустно улыбнулась Аня, устраиваясь удобнее.

— Это пока, но я подожду. Возможно, ты прельстишься омлетом, или пастой с курицей, или пиццей из соседней пиццерии…

— Ладно-ладно, я поняла, что голодной ты мне остаться не позволишь.

— Нет. Когда живёшь с Васей, приучаешься кормить всех. — Ты знаешь, что с ним в принципе невозможно объявить голодовку? — Полина подтянула одеяло почти до подбородка.

— Я заметила, что он любит есть и кормить. — А у тебя какие планы на сегодня, ну, кроме как тюлениться?

— Как пойдёт, — лениво отозвалась Полина. — Возможно, посмотрю какую-нибудь сопливую мелодраму типа «Прогулки в облаках», может, наконец, главу фанфика переведу, или будем лежать и трепаться, пока язык не заболит. Где-нибудь сильно к вечеру нужно будет попытаться сделать хотя бы часть домашки, но это не точно.

— Ну, можем разделить домашку на части, а потом скопипастить.

— Это было бы отлично, но всё потом.

Разговор девушек прервал звонок мобильного Зеленовой. Полина почти нехотя посмотрела на экран. «Лебедева» — гласил дисплей.

— Прости, Анют. Да, Оль.

— Полин, Полин, сегодня у «Стайл Квин» распродажа. Всего два дня, а в скидке вещи из новой коллекции. Побежим? — на одном дыхании выпалила Оля, с которой они периодически вместе штурмовали бутики.

Полина тяжело вздохнула. На распродажу попасть хотелось — всё-таки юбки там предлагались просто отпадные. Но с одной стороны, лень, а с другой — не бросать же Анюту. Значит, плакала её красная мини, о которой Полина мечтала полгода. В конце концов, шмоток у неё полон шкаф, а близких можно перечесть по пальцам одной руки.

— Я — пас, Оль, — нарочито лениво отозвалась Зеленова. — «Стайл Квин» — это, конечно, хорошо, но мне так влом: очень тяжёлая неделя была. Поэтому все сокровища распродажи — твои, а я за тебя порадуюсь.

— Полин, ты серьёзно? Красная мини, — напомнила Оля, надеясь вразумить приятельницу.

— Да, красная мини. Прекрасная красная мини, но, поверь мне, сегодня тёплое одеяло, кружка чая и книжка перевешивают все достоинства лучших шедевров моды. Я бы не вылезла даже ради «голого платья» Мэрилин.

— Что, настолько тяжёлая неделя? — удивлённый голос Лебедевой буквально взорвал динамик Полининого телефона.

В парадигме модницы Оли не укладывалась возможность пожертвовать прекрасной красной мини, о которой кто-то мечтает полгода, ради дня под одеялом.

— Да, милая, вот такой я аморфный кусок человека. Ну я ж надеюсь, ты мне фоточки пришлёшь?

— Обязательно, — вздох Оли воплощал всю мировую скорбь и смирение.

— Ольчик, ну что ты вздыхаешь? На днях после уроков сможем пойти мне за тушью, поедим пироженок в «Шафране», как раз и похвастаешься какими-нибудь обновками.

— Но ты-то останешься без них, — разочарование в несправедливости этого мира в голосе Оли нарастало.

— Солнышко, воспринимай эту ситуацию как минус конкурентка на эксклюзив.

— Ой, да ну тебя! Ты не конкурентка, ты подруга и единомышленница! Ладно, тюлешик, отдыхай! Я что-нибудь придумаю.

— Ну да, желающих составить тебе компанию наверняка найдётся море. Удачной охоты.

Услышав заверения, что уж без неё-то охота будет куда менее яркой, Полина попрощалась и положила трубку.

— Я всё-таки сорвала тебе планы? — Аня виновато посмотрела на подругу.

— Ничё ты мне не сорвала. Я бы в любом случае сегодня никуда не потащилась, — Полина прикрыла глаза и потянулась всем телом.

Аня скептически сдвинула брови, но озвучивать свои сомнения не стала, просто порадовалась тому, что у неё есть друг, который выбирает её.

***

— Бросай, медвежонок, — Анфиса передала партнёру по нардам игральные кости.

— О-хо-хо, бросить-то недолго, но, кажется, ты меня уже обыграла, — в притворном огорчении вздохнул Вася.

— Ну, не везёт тебе в азартных играх, Васенька. Зато, может, в любви наконец повезло.

Плечи Золотова слегка напряглись.

— Я сказала что-то не то?

— Та нет, всё нормально.

— Вась, ты же знаешь, что я твой друг и ты можешь со мной чем угодно поделиться?

— Знаю. Фис, я ж вижу, что тебя подмывает. Ну так спроси уже, — Вася сложил игральные кости в стаканчик, закрыл коробку и задумчиво провёл пальцем по резному узору на крышке.

— Золотов, давай сразу сойдёмся на том, что, если не хочешь, не отвечай, если поймёшь, что я перешла какую-то грань и вообще беспардонная инсинуаторша, можешь и по лицу съездить, — Анфиса прямо посмотрела на друга.

— Слушай, ты же знаешь, я не люблю этих танцев с бубном. Что тебя интересует?

— Вы с Полинкой… Ну, Зеленовой… У вас любовь?

— Мне хочется в это верить, — Вася подпёр голову ладонью. — Будешь кальян?

— Обязательно. И глинтвейн тоже буду.

— Тогда пойдём на кухню, ты будешь варить глинтвейн, а я раскурю кальян.

Анфиса легко поднялась и первая пошла на свой космический пищеблок, который по оснащению мог конкурировать с Васиной мечтой заядлого кулинара.

— Вась, а, Вась? Смотри, — войдя на кухню, женщина указала глазами на новенький кухонный комбайн.

— Вот зараза, — выругался Золотов, сообразив, что подруга раньше успела купить мультифункциональную прелесть, на которую они оба облизывались весь последний месяц. — У меня, значит, руки не дошли, а ты… Ты! — Вася задохнулся в шутливом возмущении.

— Я, — коварно усмехнулась Анфиса.

— Задница ты, Воробьёва.

— Ещё какая! Аппетитная и подкаченная, — женщина протанцевала к холодильнику, в котором своего часа дожидались пакеты с вишнёвым и гранатовым соком — алкоголя никому из них сегодня не хотелось, но это же не повод отказывать себе в ароматном глинтвейне.

— Двойное яблочко? — уточнил Вася, доставая из шкафчика кальян.

— И виноград.

— У нас с Полей действительно любовь, — вернулся к изначальной теме Вася, — и я почти счастлив.

— Вот как, — Анфиса слила сок в кастрюлю и достала из ящичка под варочной поверхностью пакет со специями. — Хочешь, перца добавлю?

— Ну если только душистого пару горошин.

Воробьёва кивнула.

— Васенька, а тебя не смущает ваша разница в возрасте?

— Почему она должна меня смущать?

— Ну, кхм… Культурный барьер… Я вот в свои пятнадцать встречалась с двадцати семилетним женатиком, продолжение ты знаешь… — Анфиса замолчала: ей всё ещё было больно вспоминать о том, что случилось много лет назад.

Вася тяжело вздохнул и сочувственно поглядел на подругу.

— Знаю. Но Фис, это не то. Во-первых, никакого культурного барьера у нас нет. А во-вторых, ну уж ты-то должна знать, что любовь — она не всегда романтическая. Да и в-третьих, сравнила меня с этим козлом! Если бы я не знал, что у тебя гештальт, обиделся бы, честное слово.

— Солнышко, я в любом случае не собиралась тебя осуждать, просто… Вы с Полинкой так себя ведёте, что непонятно, вы то ли пара, то ли нет, а слухи-то идут. В конце концов, не хотелось бы, чтобы тебе или этому чудесному ребёнку было больно.

— Фис, ребёнок живёт со мной из соображений выгоды и безопасности. Там сложная семья, из которой я её забрал. Но нам нужно, чтобы все думали, что мы любовники.

Васе до ужаса хотелось хоть кому-то рассказать о том, как всё было на самом деле, о несчастной Полинке, о том, что он стал насильником, о том, насколько сильно успел привязаться к девочке за какой-то месяц. И Анфису, верного друга, он очень любил. Но Воробьёва тесно сотрудничает с Полиной на площадке и допустить, чтобы Анфиса смотрела на девочку с жалостью, он не может. Поэтому придётся молчать.

— И ты, пожалуйста, о нашем неромантичном статусе не распространяйся, — Вася аккуратно перенёс тлеющий уголёк на фольгу, взялся за шланг и глубоко вдохнул.

— Я поняла. Вам помощь нужна? Ну там морду кому-нибудь набить, за волосы оттаскать?

— Не переживай, я уже, — мрачно усмехнулся Вася.

Анфиса, перемешав содержимое кастрюли, выключила газ.

— Знаешь, Воробьёва, за что я тебя люблю?

— Ум-м-м?

— Ты умеешь вовремя остановиться с вопросами и, не задавая лишних, готова впрячься за друзей в любое, даже очень энергозатратное дело.

— Ну, у меня не так много друзей, чтобы рисковать дружбой, задавая лишние вопросы или отказывая в помощи. Нахрена дружить, если интересоваться исключительно грязным бельём и при любой удобной возможности падать на мороз?

— Ты у меня иногда такой гопник, — рассмеялся Вася.

— Ну а хули, бля! Я человек простой, как говорится.

— Видишь сиськи — ставишь лайк? Особенно если сиськи — Дианины?

— Непосредственно на её сиськах? — фыркнула Анфиса.

— Ну, тебе напомнить, чем закончился прошлый Серёжкин день рождения? На её сиськах красовался твой жирный автограф.

— Мой пьяный автограф, на секундочку. И Серёжка был не против.

— Ну ещё бы он был против. Ты уже сколько… Пять лет с Князевыми трахаешься?

— Трахаюсь и все довольны.

— Да я-то тоже за вас доволен, только вы бы это… В официалочку это бы уже как-нибудь перевели.

— Предлагаешь Серёжке принять ислам, а мне — стать второй женой и во всём слушаться Дианку?

— Я думаю, настолько глубокая аутентичность вам не понадобится.

— Васька, ну нам правда так хорошо. А давать лишние поводы жёлтой прессе — такое себе, — Анфиса разлила глинтвейн по кружкам.

— Ну, так-то жёлтая пресса упорно муссирует тему Дианиных измен Серёге с тобой.

— Грязные инсинуации. Ди — самая честная женщина в Москве, — выражение лица Воробьёвой было убийственно серьёзным.

— Ладно, хватай глинтвейн, а я колбу возьму.

— Васенька, я очень рада, что ты приехал, — заговорила Анфиса, когда они устроились в гостиной.

— Мур-р-р-мя-я-яу! — из кресла, стоявшего у камина, выпрыгнула рыжая, как солнце, гибкая кошка и с разбегу запрыгнула Васе на колени — благо, тот успел пристроить колбу на полу и удобно расположиться на диване.

— Не знаю, как ты, но Делфи точно счастлива, — Вася принялся оглаживать пушистую красавицу большой ладонью.

— Вот как так получается? Куда ни придёшь — все коты — твои? Вот и Дельфина моя… — Анфиса развела руками. — Я хочу потискать своё мелкое чудо — она дрыхнет, ты входишь в гостиную — куда что девалось.

— Ну, Делфи тебя любит. А я… Что я… Известный кошачий папа — всегда так было, а она к тому же ещё и девочка.

— И что?

— Да мужиком я пахну, понимаешь? Видать, у неё течка скоро начнётся.

— Ага, начнётся, и коты со всего посёлка будут нашими.

— Скоро март, детка, — ухмыльнулся Вася. — Вот первый раз окотится — стерилизуешь, станет попроще.

— Обязательно стерилизую.

— Мяу, — лаконично подтвердила намерения своего человека Дельфина.

— Я тоже рад, что мы наконец увиделись за пределами рабочей площадки. Слушай, ну что ты этот кальян всё сосёшь и сосёшь? Делись!

— Ну я ж не виновата, что никто вкуснее тебя его не забивает.

— Подхалимаж засчитан, — буркнул Вася и всё-таки забрал у подруги шланг.

— А девчонок ты, значит, оставил хозяйничать в квартире?

— Оставил и, к сожалению, совершенно не боюсь, что они её разнесут. Они… Хорошие девчонки, но что ж такие спокойные-то? Знаешь, многим из них, по моим наблюдениям, нужен выплеск какой-то, что ли? Да и вообще, в семнадцать полагается быть немножко сумасшедшими.

— Наверное, — грустно улыбнулась Анфиса. — Только вот я не представляю сдержанную Полю вытворяющей что-то эдакое… Даже во мне приятной бесоёбинки больше.

— Бесоёбинки… У тебя не бесоёбинка, в тебе много благородной стали — шила в жопе, в смысле. И за это я тебя тоже люблю.

— Вот то-то, Вась, и странно… Знаешь, мы снимаемся всего неделю, и… Я не знаю… Но иногда мне кажется, что где-то между Полинкой и Леркой что-то, да рванёт, и как мы, взрослые, можем им помочь, я хер знает…

— Смирись, никак. А рванёт обязательно. И я тебе скажу по секрету — я делаю всё, чтобы рвануло как можно скорее.

— Зачем? — Анфиса спрятала недоумевающий взгляд в горячей кружке.

— А вот такой я весьма коварный, — на этот раз в улыбке Васи не было ничего, кроме беззаботности.

— Доверюсь твоему чутью — я всё-таки девочек знаю совсем недавно.

— Поверь, Фис, лучше, чтобы эта атомная бомба ёбнула, а подмести, я надеюсь, у меня получится.

— Я в деле, если понадоблюсь.

— Спасибо.

Внезапно Дельфина спрыгнула с коленей Васи, резко рванула к окну и взлетела на подоконник.

— Что это с ней?

— Мя-я-яу! — раздался пронзительный вопль с улицы.

— Это март, детка, — улыбнулась Анфиса. — Сезон серенад начался. Хоть бери и кружевной платочек повязывай ей вместо мантильи.

— Она у тебя и без мантильи первая красавица в округе, как и ты.

— Льстец ты, Васенька.

— Я? Да я самый честный человек в тусовке! — шутливо возмутился Золотов.

— Значит, эту твою тёмную сторону знаем только мы с ребятами. Но мы на то и друзья, чтобы хранить секреты.

Вася рассмеялся. Конечно, он не мог рассказать Анфисе всего, но на душе всё равно стало чуточку легче.

***

Лера и Наташа шли по парку, грея руки о стаканчики с горячим шоколадом.

Лера искренне радовалась тому, что смогла вытащить подругу из дому, потому что, когда Новикова ей написала, вообще не было похоже, что в ближайшее время Наташа будет способна куда-нибудь выбраться. Когда Лера пришла, Липатова угрюмо сверлила взглядом стену, а на её лице лежала печать глубокого недосыпа. Лере понадобился час, чтобы выпытать, что именно вогнало подругу в такой ступор.

Узнав о вчерашнем инциденте, Лера почти не удивилась: когда-нибудь это ружьё должно было выстрелить, потому что только слепой не видел, с каким трепетом и восхищением Аня и Наташа смотрят друг на друга. Лера ожидала чего-то такого, хотя надеялась на более счастливый исход. Юра ей никогда особенно не нравился и уж точно нравился не достаточно, чтобы простить ему страдания лучшей подруги и такого светлого человека, как Аня. К тому же Лера не могла не признать, что, увлечённая собственными несчастными амурами, она не обращала внимания почти ни на кого, в том числе и на лучшую подругу, которой нужна была поддержка. И уже за то, что не позволила Наташе остаться одной, Лера была невыразимо Ане благодарна.

Наташа остановилась возле урны, чтобы выбросить пустой стаканчик. Освободив руки, Липатова достала из кармана куртки планшет и быстро вывела всего одну строчку.

— Лерка, ты заметила, что люди почти не улыбаются?

Новикова призадумалась. Она не особо разглядывала прохожих, предпочитая погружаться в дебри собственных причин для неулыбок — их в последнее время хватало с избытком.

— Повода нет, Наташка, вот и не улыбаются.

— Не, Новикова, они тотально не улыбаются. Смотри, мимо нас прошёл парень, молодой, примерно наш ровесник, так вот, он постоянно хмурился. А до этого мы прошли мимо лавочки, на которой сидела зарёванная женщина лет сорока. Когда выходили из лифта у меня дома, нам навстречу шли дядя Гена с тётей Юлей, он был перекошенным, она — прятала глаза.

— Всем в равной степени хуёво, — тяжело вздохнула Лера и тут же осеклась. — Хотя нет, смотри, вон, видишь, парочка? Семечек в кормушку насыпают и улыбаются. А вон девочка, видишь? Нарисовала на расчищенной дорожке классики и прыгает... В розовой шапке. И дела ей нет, что февраль и хуже того, воскресенье, а значит, завтра в школу. А там вот мужчина карапуза катает на качельке. Смотри-ка, заботливый, одеялко подстелил. Глянь на этого пингвинчика! Он кажется совершенно довольным жизнью. Я уже готова отдать ему титул «Самая обаятельная беззубая улыбка Москвы»! А вон тётка идёт с цветами… В бежевом пальто. Она ж светится вся, небось только что со свиданья, — Лера вертела головой налево и направо, выискивая счастливчиков, расцвечивающих яркими красками эмоций серый пейзаж февральского парка. — Наташка, счастливых много, это мы с тобой мрачные и несчастные, поэтому нас к таким же и притягивает.

— Ну тогда меня должно притягивать к подлецам и уродам, — мрачно отреагировала Наташа.

— Это с чего вдруг?

— А ты знаешь большую мразь, чем я?

Ну Золотов, например, мысленно ответила Лера, но озвучивать этот вариант не стала.

— Липатова, ты не мразь! По-моему, новые чувства — это нормально.

— Лер, как ты можешь?! — на глаза Наташи уже в который раз навернулись слёзы.

— Хочешь, честно?

Дождавшись утвердительного кивка, Лера продолжила.

— Ты имеешь право на свою скорбь по Юре, но, если подумать, вы и знакомы-то толком не были. Где-то ближе к концу октября он начал расписывать тебе квартиру, а уже в десятых числах декабря уехал. Вот что ты о нём знаешь, ну, кроме того, что он был начинающим скульптором и неплохим художником?

Наташа растерянно заморгала.

— Вот, например, ты знаешь, сова он или жаворонок? Или какое блюдо у него любимое, или что-нибудь из его детства, или что его раздражает?

— Ну, по твоей логике, и у вас с Зеленовой чувств быть не может. Что знаешь о ней ты? — комментарий был абсолютно беззлобным.

— Не скажи, — Лера достала из куртки сигареты и с удовольствием затянулась. — Я знаю, что она вкусно готовит, любит Поттериану так же, как я. У неё сложные отношения с родственниками. Она спит склубочившись и во сне забирает всё одеяло, причём даже наличие второго меня не спасло бы — она просто стянет оба. Спит опять же очень чутко: стоит отлучиться куда-нибудь из кровати — просыпается моментально. Считает, что на какие-то вещи ей не хватает смелости. Любит тёплые носки — две пары вязаных я подарила ей седьмого января. Зимой она превращается в фанатку глинтвейновых специй, даже чёрный чай пьёт глинтвейновый. Поэтому мимо, Наташка. Я знаю о Зеленовой достаточно. Главного не знаю — почему вчера она выдирается из моих объятий с мясом, а сегодня уходит к папику в два раза старше себя, — грустно закончила Лера почти шёпотом.

Наташа приобняла подругу.

— И знаешь, вот если бы ты о Юре знала что-нибудь такое или он — о тебе, я бы поняла. А так… Блин, Наташ, он же даже не сказал тебе о своём вич-статусе, а это уже вопрос не доверия даже, а твоей безопасности. К тому же, уж прости, это откровенная поза: девушку, которая мне нравится, я не подготовлю, зато на концерте прилюдно выскажусь. Так не делают. И это отдельный аспект, за который мне хотелось набить ему морду, и я точно знаю, что не только мне. Я понимаю, что ты, скорее всего, сейчас меня нахрен пошлёшь, но я должна была тебе это сказать.

Наташа застыла на полушаге. Лера не может так безжалостно проходиться по умершему человеку и по её чувствам. Это… Это жестоко и бесчеловечно, в конце концов. И это не правда! Юра не был позёром. Юра был бесконечно добр, галантен и интересен. А что ей не сказал, может, ему было чертовски сложно и страшно, поэтому с парашютом на концерте и прыгнул. Лера должна это понимать! Она всегда хорошо разбиралась в мотивах людей.

— Новикова, просто заткнись! — неровным почерком вывела Наташа.

— Как скажешь, — Лера пожала плечами. — Я-то заткнусь, только факты от этого никуда не денутся.

— Всё, что ты называешь фактами, притянуто за уши! — не сдавалась Липатова.

— И снова как скажешь. Наташка, в любом случае, я твой друг и я тебя поддержу. Просто выбирая между тем недолгим и неопределённым, что у вас было с Юрой, и Анькой, которая ради тебя готова, но если не мир перевернуть, то где-то рядом, я бы предпочла Аньку.

— Только Зеленову ты забыть не торопишься, — медленно написала Наташа.

— Да не не тороплюсь, просто не могу, потому что она так и не сказала мне, что я ей не нужна.

— Потому что она играет с твоими чувствами, Лер.

— Нет, Наташка. Я просто знаю, что нет. Но что ей не даёт со мной быть, понять не могу.

— Дядя Вася?

— Педофил твой дядя Вася, — огрызнулась Лера.

— Педофил, которого она выбрала. Лер, в мире столько прекрасных девушек и парней, а ты страдаешь по той, что за кошельком и статусом погналась. Я, честное слово, не понимаю, что вы с Анькой в ней находите. Да, Полина была безусловно добра ко мне, к Лене, но то, что она делает с тобой, я ей не прощу.

— А нечего прощать, оттого-то ещё больнее. Измени она мне, устрой истерику, признайся, что да, я тебя использовала — всё было бы проще. А так… Не понимаю я её. А насчёт кошелька и статуса — знаешь, что самое ужасное? Для тебя-то Золотов — фигура не то чтобы очень близкая, а мы с ним работаем, и мне ужасно больно это признавать, но я понимаю, что, в общем-то, его есть за что полюбить, кроме кошелька и статуса, и даже понимаю, что он ей предложить может куда больше, чем я. И это опять-таки никак не связано с материальным. Вот смотри, Наташ, мы знаем, что Зеленова живёт у него, а значит, куда меньше взаимодействует со своей токсичной бабкой. А я бы её никуда от Эмилии забрать не смогла.

— Ну не может же её бабка быть настолько отвратительной, чтобы сбегать к первому встречному?

— То, что тебе с мамой повезло, не значит, что повезло всем. Я не знаю, что там такого у неё дома творилось, но могу тебе сказать, что при любом упоминании Эмилии Полина просто схлопывается. Видимо, там такая истеричная тётка, что жизнь мёдом вообще не кажется. О родителях её мы ничего не слышим. Господи, даже мой папа пару раз в школу приходил! Даже твой за этот год втянулся в твою школьную жизнь! А где родители Полины, чёрт их знает. Единственное, что я знаю — съёмочный интерекшен с Анфисой, которая мать Леси, даётся Полине непросто. И ты знаешь, Леське Зеленова симпатизирует, но, кажется, перспектива прощения матери её сильно удручает, даже несмотря на то что Марина, в общем-то, невиновата в том, что ей пришлось оставить ребёнка. И это как бы вызывает вопросы… Множество вопросов, Наташка.

— И это всё ещё не оправдывает того, как она поступила с тобой. Вот ты говоришь, что она не призналась в том, что тебя использует, но фишка не в её благородной натуре, а… Лер, мне вот это видится так: проговори она, что да, использовала — это автоматически лишит её права считать саму себя хорошим человеком.

— Она и так себя ненавидит, — горько отозвалась Лера. — Поверь, нет никого из моих знакомых, кто был бы так далёк от хорошего о себе мнения. Да и к тому же, Наташка, то, что было между нами с ней, вряд ли можно назвать отношениями, но мы друг другу не врали никогда. Если Зеленова не хотела о чём-то говорить, она аккуратно уходила от темы, но вешать на уши вагон лапши — это не о нас, даже если никаких нас нет.

— Но ты не можешь знать наверняка, врала она тебе или нет.

Лера потянулась за очередной сигаретой.

— А Анька тебе когда-нибудь врала?

— Да нет, конечно, это же Аня! — если бы Липатова могла говорить, её голос источал бы море возмущения от того, в чём подозревают её честную открытую девочку.

— Вот так это и работает с тем, кого любишь.

Наташа тяжело вздохнула и опустила глаза. Себе она врать способна не была — уж об Аниных предпочтениях в еде, манере спать и многом другом она могла написать, если не книгу, то толстую тетрадь.

***

Пока Полина делала чай с бутербродами, Аня, устроившись за ноутбуком подруги, открыла свою страницу Вконтакте. Немного пролистав ленту, девушка обнаружила на стене Леры репост от какой-то Кристины Мелиховой. Запустив прикреплённую видеозапись, Аня буквально обомлела. В десятиминутный ролик вместилось целых три песни, достаточно, чтобы не просто восхититься одноклассницами, но и остро творчески позавидовать. Открыв комментарии, Аня быстро набрала: «Могли бы и нас позвать, жопа ты, Новикова. С ручками!» — сообщение заканчивалось парой скобочек. Немного подумав, Прокопьева всё же дописала: «А вообще, море энергии, таланта и гармонии, но ты всё равно жопа с ручками».

Высказав всё, что думает по этому поводу, Аня снова запустила выступление. Нет, ну до чего же органичная компания! Но что за Мелихова-то? У них в параллели вроде таких нет. На аватарке синеволосая девочка со скрипкой. Эффектная барышня. А на стене у нас что? Последним постом был тот самый ролик, уже успевший набрать несколько десятков лайков и пяток одобрительных комментариев. А записью ниже с экрана улыбалась Рита, которую обладательница синих волос и музыкальных талантов приобнимала за плечи одной рукой. «Очаровала самую красивую и талантливую свою поклонницу» — гласила кокетливая подпись.

Полина появилась в комнате как раз вовремя, чтобы услышать тихий Анин присвист.

— Что там у тебя? — устроив ланч на журнальном столике, Зеленова склонилась над Аниным плечом.

— Полинка, у меня тут интересное, смотри.

Аня подозревала, что показывать видео Полине — не самая деликатная идея. Но если Зеленова не увидит, насколько девчонки круты, Прокопьеву просто разорвёт. Раньше она могла поделиться с Наташей… Стоп, о Наташе сейчас лучше не думать, а то снова разревёшься и Полине придётся утирать тебе сопли, а их, этих самых соплей, и вчера было достаточно.

Полина застыла, впившись взглядом в экран. Как Рита талантлива и сколько в ней самоотдачи в этом непринуждённом лёгком-лёгком танце. Господи, как её не хватает! Анюта прекрасна, замечательна, Полина благодарна ей за дружбу, на которую, в общем-то, и надеяться права не имела. Но она не Рита, она Аня.

Когда предлагала Ане дружбу, Полина по-детски наивно надеялась, что дружить они будут втроём, что два человека, рядом с которыми ей комфортно, останутся с ней и будут теми, о ком можно заботиться, с кем можно делиться тем, что происходит в жизни, теми, с кем хочется разделять боли и радости и для кого эти радости хочется создавать собственноручно. Но не случилось. Эмилия ворвалась в их уютный с Ритой мир и разрушила даже его. Как же она ненавидит старую суку! Лучше бы Полине никогда её не знать и уж тем более не быть связанной с ней блядскими кровными узами!

Отмотать бы всё назад! Получить бы возможность, хотя бы блядский маленький шанс заботиться о подругах одинаково, может быть, сделать их чуть-чуть счастливее. Но Ритка уже её не простит, даже если бы Полина когда-нибудь осмелилась ей рассказать. Но Полина не осмелится. Ни-ко-гда. Всё-таки лучше равнодушие, чем презрение.

— Ань, включи ещё раз, пожалуйста.

Аня послушно нажала на воспроизведение.

— Промотать на Ритку?

Полина кивнула. Она успела засечь на экране свою разбойницу и позже, естественно, скачает этот ролик и засмотрит его до дыр, как же иначе? Но сейчас хотелось смотреть только на подругу, беззаботно поющую «Ваши деньги не сделают меня счастливой. Я хочу умереть с чистой совестью». Нет, Рита будет жить — долго, счастливо и с чистой совестью, но, к сожалению, без неё, и, к счастью, без Полининой грязи.

— Тебе её не хватает, — Аня сочувственно посмотрела на подругу. — Поль, почему бы вам не поговорить? Да, я помню, ты говорила, опасно, но почему?

Зеленова нахмурилась.

— Анют, мне действительно очень Риты не хватает, но я всё ещё уверена, что гораздо лучше ей будет без меня. Потому что сказать полуправду — она не поверит, а рассказать всё не смогу уже я. Но я рада, что её жизнь продолжается.

Прокопьева грустно вздохнула. Что-то подсказывала ей, что дистанция с Ритой и Лерой имеет одни и те же корни. Но в чём всё-таки дело? Конечно, Ане хотелось понимать Полину чуть больше, но если начать настойчиво задавать неудобные вопросы, Полинка, скорее всего, закроется и от неё тоже. А Аня слишком ею дорожит.

— Пей чай, Анька, остыл уже. Если хочешь, я сволоку чашки в микроволновку, чтобы хоть немного подогреть.

— Это для тебя он остыл уже, а для меня — самое то. Я не обладаю суперспособностью по поглощению кипятка.

— По-моему, горячий чай — самый вкусный.

— Слишком горячий чай — прямой путь к ожогу пищевода.

— Ничё ты, Прокопьева, не понимаешь, — Полина подхватила свою чашку и направилась в сторону двери — видимо, остывшая жидкость её стандартам качества уже не соответствовала.

Аня со вздохом закрыла Контакт. Нужно было морально подготовиться к выполнению домашних заданий. А ей ещё стихотворение по литературе выбирать. Всё-таки иногда креатив Копейкиной несколько в тягость. В этот раз им нужно было выбрать любое стихотворение, вообще любое. Как сказала Копейкина, можете зачитать даже чей-нибудь… Этот, как его… Рэп, хотя я этот вид поэзии вообще не понимаю. Единственное условие, которое поставила Елизавета Матвеевна — стихотворение не должно входить в школьную программу. Также нужно рассказать немного об авторе и обосновать, почему они выбрали то или иное произведение.

— Я вернулась, — прокомментировала Полина, входя в комнату с дымящейся чашкой. — Давай, так, ты разбираешься с Кац и Борзовой, а я делаю инглиш и, чёрт с ней, историю. С литературой разберёмся в последнюю очередь. Знаешь, наша Копейкина меня поражает — за столько лет всё ещё не выгорела от постоянного отсутствия интереса у процентов восьмидесяти обучаемого стада. Но иногда двойная литература — это такой геморой.

— Ну, завтра нас объединяют на двойную, потому что у Смирнова накладки — у него же конференция. Слушай, везёт нам на титулованных историков: тот доктор наук, этот кандидатскую пишет.

— Да уж, везёт. Ладно, Анька, нельзя это до бесконечности откладывать, — вздохнула Полина и обречённо потянулась за учебником English Grammar In Use.

***

Лена перебирала струны гитары, которую Борзовой отдала её подруга, переезжавшая в Канаду на ПМЖ, и думала о собственных личных драмах. Как странно, целый год страдать по человеку, чтобы буквально в один день махом обнаружить, что скучаешь совершенно не по ней. Конечно, отказ Каримовой ударил по Лене, лишил её надежды, сделал больно, вот только не Ирина снилась ей ночами и иногда мерещилась в случайных прохожих; не её парфюм Кулёмина жадно вдыхала, если посчастливилось почувствовать родной аромат; не Каримову она хотела обнимать и вовсе не с ней хотела просыпаться.

Скучала ли Лена по Ире? Безусловно. Кулёминой не хватало их ночных разговоров в сети, чаепитий в кабинете (не то чтобы те были частыми, но всегда оказывались очень уютными), поддержки кого-то, кто скажет ей, Лене, что у неё-то с головой всё хорошо, а вот мир немножко сошёл с ума, по крайней мере, микромир её семьи.

Людмила Фёдоровна — замечательная: она заботится, поддерживает, к удивлению Лены, соблюдает личные границы и всегда готова выслушать, но ей многого не расскажешь — уж слишком она… Взрослая? И при этом какая-то совсем наивная — не то что не видит несовершенства мира, но как-то ухитряется верить в людей, даже после их многочисленных проёбов. А Каримова, казалось Лене, гораздо ближе к ним, подросткам, чем ко взрослому миру Борзовой, Кругловой и Копейкиной, но при этом, когда Кулёминой отчаянно нужен был кто-то взрослый, Ирина оказалась тем самым человеком. И она правда скучала.

Скучала, но уже не ревновала так остро к потенциальной личной жизни: к Славику этому, который тогда в парке показался отвратительным хмырём — мужик как мужик, улыбка даже приятная; к другим гипотетическим партнёрам. Ну в конце концов, Каримова — молодая, красивая, харизматичная женщина. Что ж, ей затворницей сидеть?

А вот новоиспечённая дружба Гуцула с Зеленовой доводила до тихого бешенства. И Лене не нравилась ни эта дружба, ни тот факт, что она бесится от этого, ни непринуждённое зеленовское «Я поговорю с Игорем». Да кто она такая вообще?! Когда они успели продвинуться от вежливых приветствий по утрам до «Я поговорю с Игорем»? Ей мало того, что она треплет нервы Новиковой? А папика её мало? Господи, как это всё бесит! А ещё больше бесит, что Лена в последние несколько дней не узнаёт сама себя, что благодарность, которую она испытывала к Поле, сочувствие, которое вызывала Каллисто — всё это заглушает ревность, не просто заглушает, а заставляет Лену находить причины для того чтобы ненавидеть и презирать Зеленову, выискивать её недостатки, забывать о той, что обнажалась до костей на Фикбуке и держала ледяную маску непроницаемого равнодушия, чтобы защитить её от директорских нападок и последствий собственной Лениной глупости.

Чёрт, Кулёмина, в общем-то, привыкла считать себя хорошим человеком — может быть, не очень умным (история со Степновым тому доказательство), но порядочным. И эта её мифическая порядочность рушилась на её собственных глазах — под натиском чувства вины, ревности, тоски и… Любви?

А Каримова? А что, Каримова? Она прекрасный человек, талантливая, чуткая, эмпатичная и пускай будет счастлива! Пожалуйста, пусть будет просто счастлива! И Лена искренне за неё порадуется, если станет свидетелем этого счастья, а стать она очень хотела — терять дружбу Висмута и тепло Иры — вы смеётесь, что ли?

Лена отложила гитару и открыла последнюю страницу в толстой тетрадке по ОБЖ. Именно там обычно обживались её неумелые почеркушки на полях, смешные карикатурки и маленькие заметки для будущих фиков. Холодными пальцами Лена извлекла из пенала ручку.

Первая строчка родилась легко и привела с собой калейдоскоп следующих. Лена действительно уйдёт, но уйдёт с лёгким сердцем. Уйдёт, как она надеялась, к тому, кто снится ей ночами.

***

Закончив с домашкой и проводив Аню, Полина вернулась к видео, которое весь этот день выбивало её из колеи. В который уже раз она запустила ролик, чтобы снова увидеть, с каким поистине разбойничьим азартом Лера выстукивает на тамтаме «Весну», исполненную группой «Конец фильма», а Рита буквально покоряет аудиторию полупустого перехода, заставляя каждого забыть о своих заботах и печали.

Отлично. Она себя растравит и завтра полдня будет ходить разбитая, что особенно прекрасно, учитывая, какое стихотворение она выбрала на литературу. Да, детка, добей себя! «Не грусти, убей себя», нервно хихикнула Полина, встала и вышла на балкон.

Кофе делать было лень, поэтому пришлось обойтись парой сигарет «всухомятку». Когда она уже хотела выкурить третью, увидела, как Васина машина тормозит у подъезда. Отложив незажжённую сигарету, Полина пошла открывать входную дверь, отмечая, что настроение стремительно улучшается, как бывает всегда, когда Вася возвращается домой.

Мурзик каким-то мистическим образом оказался у двери первым. И это тоже случалось всегда. Каким шестым или седьмым чувством кот ощущал приближение своего человека, Полина не знала, но за месяц успела убедиться, что Мурзик никогда не ошибается.

— Что, Мурзище, соскучился?

Кот мяукнул и укоризненно посмотрел на Полину, как будто торопил, негодуя от её нерасторопности: «Чего лясы точишь? Открывай давай!»

Полина взяла ключ с полочки. Можно и открыть — Мурзик если и выбежит на лестничную клетку, дальше пары этажей не проскочит. Соседи знают, чьё это мохнатое и усатое сокровище, и периодически оказывают коту услугу — звонят в дверь, чтобы любитель попутешествовать смог вернуться под родимый кров. Хотя иногда Полине казалось, что вот ещё немного, и Мурзищу можно будет делать отдельный ключ, потому что шкафчик с кормом он уже открывать приловчился.

— Васенька, — радостно улыбнулась Полина, когда двери лифта распахнулись и Золотов ступил на лестничную клетку.

— Полинка, — Вася подхватил выбежавшего ему навстречу Мурзика. — Привет, бандит! Куда собрался?

Судя по довольному урчанию, кот если куда и собирался, то успел передумать.

— Полинка, как вы тут без меня?

— Вымучили домашку, пообедали, и я всё-таки проводила Аньку до метро, хотя, знаешь, моя бы воля, я бы её оставила нам, — Зеленова забрала у Васи синее кашемировое пальто.

— А что, у неё совсем мать истеричка, да? А то Анюту спрашивать неловко.

— Ну, я тоже не особый спец по семье Прокопьевых, но пару истеричныхх эскапад слышала, причём устроенных тупо на ровном месте.

— Господи, минуй нас пуще всех печалей и бабский гнев, и бабский тот психоз! — Вася отставил собственные ботинки на полочку.

— Ты сексист! — фыркнула Полина.

— Я? Мужик, снимающий кино про выживших лесбиянок и сильных женщин? Поль, напоминаю, в «Недетских проблемах» всего полтора стоящих мужика, и то Макс под вопросом. Если бы не Антон, и совсем бы фем-коммунну можно было бы устраивать из персонажей. Более того, истерики, солнышко, штука бесполая, просто в моей жизни было куда больше истеричек-женщин, чем истеричек мужчин.

Полина закусила губу и призадумалась.

— Зна-а-аешь, ты, наверное, прав… Я как-то всё тоже больше истеричных женщин наблюдала, чем мужчин. Холериков мужиков, взрывающихся по щелчку — да, но вот истериков, которые лишь бы попозировать, среди мужчин встречается всё-таки куда меньше.

— Ну, или как минимум в нашем обществе осуждается мужское желание позировать. Только, пожалуй, Филя может себе позволить позы, ещё, возможно, Боря. А больше я никого и не припомню.

— Русские короли эпатажа, блин, — хихикнула Полина.

— Ну, есть спрос — есть и предложение.

— Васенька, я соскучилась. Мы вот всё больше на работе видимся и когда завтракаем. Даже ужинаем и то не всегда вместе. Ты работаешь, работаешь, почти не спишь.

— Маленький, ну что ж поделать? — Вася влез в домашние тапочки и, проходя мимо Полины в ванную, легко коснулся её волос. — У меня-то, кроме сериала, работы много, и её никто не отменял — успевай только поворачиваться. Тому позвони, этому напиши, третьего выслушай, то утверди… Но я тоже очень скучаю, ребёнок.

— Может, вечер за какой-нибудь комедией проведём? Или что-нибудь старое советское глянем?

— Радость моя, выбирай сама, мне главное — обложиться тобой и Мурзиком, закутать нас в пледы и вытянуться во весь рост.

— Договорились. Хочешь, я в микроволновке чипсов сделаю?

— Сделай, розмариновых, я пока душ приму.

— И чаю?

— И чаю, и гирлянду включить.

— Идёт, — рассмеялась Полина и отправилась на кухню.

***

Зеленовой хватило примерно на час «Служебного романа». Пригревшись под тёплым медвежьим боком, она тихо сопела уже в конце первой серии. Заметив это, Вася усмехнулся и убавил громкость.

— Спи, малыш, спи, — шепнул мужчина и чмокнул светлую макушку.

В эту ночь сон Полины был крепким, а кошмары, отгоняемые большим и сильным медведем, побоялись тревожить девочку.

***

Когда Вася ушёл, Анфиса развалилась на диване и в компании Дельфины и горки мандаринов принялась за пересмотр «Голубой лагуны». Погрузившись в сюжет, Воробьёва далеко не сразу отреагировала на настойчивую трель домашнего телефона.

— А можно, не надо? — простонала Анфиса и нехотя сползла с удобной лежанки, но ровно настолько, чтобы дотянуться до радиотрубки, валявшейся в кресле.

— Да, — обречённо выдохнула женщина.

— Анфиса Владимировна, с КПП вас беспокоят.

— Да, Юра, вещайте, — Анфиса узнала голос охранника, дежурившего на въезде в её коттеджный посёлок.

— К вам тут женщина просится, но в списках её нет, да и вы сегодня предупреждали только о визите Василия Степановича.

— Что за женщина?

— Да пожилая, на фанатку не похожа, если что. Представилась Мельниковой Марией Петровной.

Анфиса выронила трубку. В ушах зашумело, а руки мелко затряслись. Справиться с зарождающейся паникой стоило огромных усилий. Что ей может понадобиться сегодня, через почти восемнадцать лет?

— Анфиса Владимировна? Анфиса Владимировна, вы в порядке? — обеспокоенно вопрошала упавшая на диван трубка.

— Кхм… Я… — Анфиса приложила телефон к уху.

— Попросить Марию Петровну уйти?

— Нет, Юр. Пропустите, пожалуйста.

Отложив телефон, Анфиса заметалась по комнате. Прошлое, о котором напоминали татуировки-лотосы на запястьях и ни на секунду не давала забыть зияющая рана в сердце, похоже, с ноги врывается в её жизнь спустя много лет.