Маленькие бактерии под микроскопом быстро передвигались из стороны в сторону. Они будто постепенно развивали собственную колонию. Было удивительно, насколько быстро микроорганизмы адаптировались к окружающей среде. Достаточно было всего лишь два поколения, чтобы они полностью приспособились. Например недавно несколько особей были высажены в более прохладную среду. Разница всего два градуса, но для них это, наверное, было равносильно северному полюсу. Однако умерло всего две бактерии, а остальные размножились настолько, что пришлось их замораживать. 

В этот раз был более рискованный эксперимент: повышение температуры аж на десять градусов. На самом деле, было страшно, потому что спалить маленьких существ не хотелось, но они удивительным образом изменяли свои возможности. Они сбивались в группки и поедали друг друга, после чего их кожа становилась плотнее и плотнее, пока не превращалась чуть ли не в настоящий панцирь. Удивительные существа. 

В светлой, даже очень яркой лаборатории царила полная тишина. По крайней мере, игнорировать другие звуки было слишком просто для того, кто работает там каждый день. Тихо гудел холодильник, вентиляция перегоняла воздух, люминесцентные лампы тихо потрескивали. Иногда ко всем этим звукам прибавлялся тихий голос: 

– Запись пятьдесят шесть. Как говорила в прошлый раз, я решила повысить температуру для эксперимента. Малыши быстро приспособились к новой среде. Удивительно, как они реагируют на неблагоприятные условия. Я не заметила агрессивно настроенных особей, они будто договариваются друг с другом, чтобы выживать. Возможно, они умнее, чем могут показаться. Нужно попробовать проследить за их мозговой активностью. Но, если честно, они такие маленькие, что это будет сложно. Попробую оставить их в более свободном пространстве, может, это спровоцирует рост особей. Конец записи – девушка щелкнула кнопку диктофона, отложила его в сторону и откинулась на спинку кресла. 

Глаза уже начинали болеть от постоянной работы с микроорганизмами. Яркий свет тоже раздражал зрачок. 

Дверь лаборатории открылась с тихим шипением, с таким обычно пускали воздух в закупоренную банку. Ученая оторвалась от записей, глянула на вход, хотя прекрасно знала, кто там. 

– Доброе утро, Тори. Уже работаешь? – возрастной мужчина подошел ближе, приобнял за плечи и поцеловал в лоб дочь. 

– Доброе, папочка. Мне не терпелось провести эксперимент, почти всю ночь не спала. 

– И как они? 

– О, прекрасно! Представляешь, они поедают друг друга, чтобы справляться с повышенной температурой! 

– Что…? – мужчина замер у противоположного стола, обернулся и удивленно посмотрел на девушку. 

– Да, я тоже была удивлена! Но они даже не дерутся ради выживания. Не знаю, как ты понимал возраст “Коллений”? 

– У них его нет. Но можешь глянуть мои записи, я старался писать каждую секунду работы. 

Виктория медленно отъехала от стола на стуле, после его взялась за колеса инвалидного кресла и направилась к дальним шкафам лаборатории. Отец проводил ее нечитаемым взглядом. Впрочем, если присмотреться, заглянуть так глубоко, что можно утонуть в этих черных, бездонных глазах, можно взрыть их дно руками и откопать хорошо спрятанную тоску и боль. Боль отца, который не уберег свое дитя от боли. 

Тори прекрасно приспособилась к жизни в коляске, она даже не знала, насколько ужасна ее участь. Из этой маленькой, почти нелепой семьи только старший осознавал, сколько всего упускает его дочь. 

Девушка не без труда дотянулась до полки, где лежали записи о выведенной вручную колонии, названной странным словом “Коллени”.

Эти маленькие существа всего за месяц из двух особей размножились почти до двухсот. Удивительно, но иногда их даже приходилось “отключать”, чтобы не допустить перенаселения. Впрочем, это было не так страшно. Скорее всего они все просто погибли бы, если бы покинули стены лаборатории. 

Хотя…нет, может, нет. Учитывая их умение приспосабливаться к окружающей среде, им понадобится не более недели, чтобы найти для себя наиболее удачную жизнь. 

– Ох, вот как. – голос Виктории вывел мужчину из задумчивости, заставил поднять глаза к столу. 

– Что такое, милая? 

– Ты написал, что Коли доживают до шести колец на теле. То есть это можно использовать как обозначение возраста? 

– Да, вполне возможно. Они совсем маленькие личинки, когда рождаются. Я так и не понял в какой момент у них появляются колечки, так и не получилось уловить этот момент. 

– Тогда я поняла. Более “старые” особи отдают себя в жертву более молодому поколению. Удивительно! Я даже не думала, что у них все так сложно. Как ты вообще смог вывести этот вид? 

– Путем проб и ошибок, милая, – загадочно улыбнулся мужчина, но ничего более конкретного так и не сказал. 

– Да ты мастер! – девушка рассмеялась, отложила папку с записями и подъехала к столу. 

Мужчина подошел к ней ближе, положил руки на плечи и чмокнул в макушку, пригладива после блондинистые волосы. Виктория напоминала свою мать. Все знакомые говорили, что девушка - копия отца, но сам ученый каждый раз, глядя на любимую дочь вспоминал не менее любимую жену. Тори, наверное, могла бы стать самым счастливым человеком на свете. И сам он тоже мог быть счастлив. У каждого были свои предпочтения, но неужели любящая семья и приятное сердцу занятие не могло дать человеку радости? 

– Па-а-ап, – протяжно позвала Виктория, уже не первый раз пытаясь достучаться до отца. 

– Ох, да, цветочек? 

– Опять в облаках летаешь. Смотри, я думаю попробовать провести еще одно наблюдение, но мне нужно будет большое пространство. 

– Хочешь попробовать понять будут ли особи увеличиваться? 

– Читаешь мысли, папа-мастер! – Тори рассмеялась и придвинула ближе папку. В первом файле лежал диктофон, в других были заметки и записи, явно сделанные впопыхах, в возбужденном состоянии. Почерк и так был очень непонятным: витиеватый, скачущий, можно сказать истеричный. Наверное, его вряд ли кто-то смог бы разобрать, но, наверое, у Тори была суперспособность. 

– Вот, тут ты написал, что заселил их в слишком большое пространство и со временем особи начали становиться все больше и больше. Хочу попробовать также, но с новым результатом. 

– И каким же? – мужчина придвинул к столу стул, сел на него и сложил руки в замок и чуть нахмурился. 

– У меня где-то тут было.. – Виктория начала быстро рыться на своем столе, перебирая те или иные бумаги, но, не удовлетворенная найденными записями тут же небрежно откидывала в сторону. 

–Вот, нашла! Коротко: я заметила, что если особь получает травму другие облепляют ее, а когда уходят то уже все в порядке! – девушка протянула листы отцу и указала на нужные строчки. – Я, правда, не совсем поняла, что они с ней делают. Вполне возможно, что просто съедают, но что, если нет? Вдруг они помогают? Как мы, люди? 

– И ты хочешь увеличить особей, чтобы лучше видеть их действия? Умный ход, цветочек. Хорошо, давай попробуем. Я сделаю небольшую оранжерею для них с благоприятными условиями. Ну, чтобы они не тратили время на приспособление. 

–Да, а я тогда пока что найду наиболее живеньких особей. Штук десять хватит, как думаешь? 

– Думаю, да. Они быстро размножаются, как бы много не было. 

– В крайнем случае, мы поиграем в Богов – Тори тихо рассмеялась. Она отъехала от стола в сторону, собрала на колени все нужные бумаги и направилась к дальнему шкафу. Старший ученый не стал мешать, отошел к своему рабочему пространству и, сделав пару быстрых заметок на листе бумаги, прикрепил его на доску. Она и так была завалена какими-то картинками, записями, заметками, некоторые из которых были связаны цветными нитками. На самом деле, можно было выбрать одну, но ни одна не была досаточно длинной, поэтому приходилось связывать их между собой. 

Работа снова пошла своим чередом. Каждый был занят своим делом, почти не разговаривали, но иногда Тори подъезжала к отцу, чтобы что-то спросить или уточнить. Они занимались одним и тем же, но все равно работали в разных направлениях. Дальше продолжали в своем темпе, не отвлекались день за днем, потом мужчина принес большой аквариум, наполненный различными растениями, песком, почвой. Месяцем ранее оба выяснили, что это почти идеальная среда для "стур", поэтому решили не рисковать. Виктория уложила меж кустов небольшую пробирку, чтобы "стур" вышли сами, после чего загерметизировали пространство, поставили лампу с теплым освещением (заменив солнце), установили камеру для наблюдения и оставили в покое. 

Долгое время ожидания вытягивало почти все силы из Виктории. Ее отец, казалось, был вообще не заинтересован в итоге эксперимента, хотя, по правде говоря, когда в лаборатории никого не было, он мог часами сидеть у террариума и глядеть в него, несмотря на то, что его глаз не мог уловить микроскопические движения "стур". На самом деле оба были очень заинтересованы в ходе работы, но пока что ничего не могли сделать. Все, что было необходимо – время.

Прошло чуть больше месяца прежде, чем зоркий взор младшей ученой заметил движение в аквариуме. Присмотревшись, она поняла, что “стур” стали размером с небольшого слизняка, приобрели чуть зеленоватый, может, желто-коричневый оттенок  и очень хорошо прятались среди разросшихся кустиков и травинок. 

Девушка в спешке вернулась к своему столу, схватила диктофон и включила запись. Управляться с инвалидной коляской одной рукой было сложновато, но от нетерпения и очень большого желания сделать можно было все! 

– Запись не помню какая! Я наконец заметила движение в террариуме, как и предполагала стур стали больше! – голос Тори чуть дрожал, как и руки, она запиналась, говорила быстро, с восторгом, который так и кипел внутри нее – Они приспособились к окружающему их миру, можно сказать эволюционировали! Удивительно, насколько быстро это произошло. Обычно подобные метаморфозы занимают не один год, а тот прошло всего 43 дня, а они уже изменились до неузнаваемости. Особи, за которыми я наблюдаю в данный момент имеют все те же характерные черты: маленькие ложноножки, колечки по всему телу, темную головку, но сейчас они приобрели зеленоватый оттенок. Очень странно, ведь вокруг них нет хищников, им не от кого прятаться. Вполне возможно, что на это повлияла окружающая среда. В траве содержится хлорофилл и, может быть, он усвоился и в живом организме, как в цветах. Когда папа вернется попрошу у него разрешения изучить одну особь подробнее. Конец записи. – девушка выключила диктофон, отложила его на стол, но взгляда так и не отвела. Ей было страшно пропустить даже малейшую деталь ее ”детища”.  

Она сделала несколько попыток оставить в покое террариум, но то и дело возвращалась к нему взглядом. Отец, как на зло, не появлялся, занятой другой работой в агентстве. Тори никогда не ездила вместе с ним, ей хватало занятий и дома, но каждый раз папа возвращался очень недовольный и уставший.

И в тот вечер пришел такой же, поэтому девушка не стала его беспокоить, решив подождать до утра. Она так и не смогла уснуть ночью, все равно поднялась и вернулась в лабораторию. Зажигать весь свет не стала, села у террариума, положила голову на руки и чуть улыбнулась.

Ее идея оказалась успешна. Возможно, когда-нибудь она сможет стать такой же, как папа. Виктория даже сама не заметила, как уснула прямо за столом, а проснулась, когда отец осторожно откатил ее кресло назад, а саму ее поднял на руки. 

– М-м-м…пап, стур. 

– Конечно, цветочек. Мы займемся ими утром – нежно проговорил мужчина, коротко поцеловав дочь в висок. Он не стал говорить, что утро уже наступило, хотел, чтобы его малышка отдохнула подольше. Вернул ее в кровать, пришел обратно за креслом, но замер, увидев копошение в террариуме. Несколько особей собрались возле другой, быстро переставляли лапки, наматывая на них свою слюну. Ученый присел у стола, не имея сил отвести взгляд. Лежащая на травинке (они сделали ей кровать!) коления, видимо, была ранена, но все еще шевелилась. Другие три быстро закрывали большую для столь маленького тела дыру, выстраивая что-то вроде второй кожи из собственной слюны. Это заняло у них каких-то пять минут, после чего маленькие “врачи” отошли в стороны и просто наблюдали за собратом. Тот какое-то время еще копошился, будто чувствовал боль, но, когда слюна затвердела, он перевернулся на брюшко, поднялся на целые ложноножки и прошелся. Он был в полном порядке. Единственное, что выдавало его предыдущую рану – отсутствующая пара ножек и слегка светлое пятнышко на боку. 

Мужчина медленно опустился на колени на пол, провел рукой по лицу. Сердце бешено стучало, в голове никак не укладывалось. Хватило лишь секунды, чтобы принять решение. Он вскочил, схватил ближайший скальпель и остервенело принялся резать и ломать герметичный материал, которым они закрепили крышку. Когда удалось поднять ее, мужчина быстро раздвинул траву и кустики, нашел пострадавшую колению и осторожно вытащил из террариума. Она и вправду была в порядке, извивалась в его пальцах, пыталась укусить. 

 Ученый осторожно вернул крышку на место, упал на свое кресло и положил маленькую особь на стекло для микроскопа. Без жалости он надавил скальпелем на ее “шею”, отсекая черную головку, перевернул на спинку и медленно рассек брюшко, стараясь не повредить “заплатку” и, настроив микроскоп, присмотрелся. 

Оказалось, что не только внешняя оболочка была заполнена твердой слюной: некоторые внутренние органы стур были также “перевязаны”. Видимо, они были повреждены (как же это так вышло?) и другие особи залатали их, чтобы спасти сородича! Удивительное поведение. Обычно все живые существа бросают слабых и раненных, а эти спасают. Может, дело в том, что у них нет угроз извне? Нужно попытаться заселить в террариум какую-нибудь птицу или что-то около того, чтобы посмотреть на поведение этих существ в случае угрозы. 

Удивительные. Удивительные! 

Мужчина осторожно, орудуя двумя пинцетами, отделил кусочек слюны-заплатки от тела стур, отодвинул ее саму и начал осторожно изучать. Сначала не понял разницы, видел только, что цвет другой, а потом осознал: слюна имела тот же состав, что и “кожа” стура.

Но ведь это невозможно чисто физически! Может, она приобретает такой же состав, когда застывает? Нужно достать ее в изначальном виде и изучить получше. 

Ведь если они могут воссоздавать ткани, то…

Мужчина перевел взгляд на рамку с фотографией, стоявшую на его столе. Его жена обнимала его дочь. И они обе были такими счастливыми. Он протянул руку, осторожно взял фотографию и провел пальцем по стеклу, прочертив контур щеки возлюбленной. 

Нужно еще несколько экспериментов…

Ученый поднялся из-за стола, смахнул ненужные остатки стура в мусорку и подошел к террариуму. Убедившись, что крышка достаточно хорошо закреплена, он осторожно поднял аквариум и унес из общей лаборатории. Теперь займется этим сам. 

Когда Тори проснулась, на тумбочке у кровати стоял поднос с завтраком, недалеко стояло ее инвалидное кресло, в ногах спал наглый, рыжий кот Барс, низким баритоном урчащий на одной ноте наслаждения. Девушка тихо рассмеялась, погладила его между ушей и почесала подставленный под пальцы нос. 

Она подтянулась повыше, оперлась спиной о подушку и изголовье, после чего перенесла поднос с завтраком на колени. Небольшая записка у кружки с чаем не сразу привлекла ее внимание. Скорее, она привлекла внимание еще сонного кота, который все с тем же урчанием скинул ее на кровать и принялся лениво пожевывать кусочек бумаги. 

– Ну, Барс! – почти возмущенно пробурчала Виктория, отвоевывая записку. Не без труда, но она все же смогла вырвать еще уцелевший кусочек из лап наглого животного. Раскрыла, пробежалась глазами по строчкам. Папа-мастер снова уехал по работе. Просил не переживать и отдыхать сегодня. 

А ведь обещал помочь со стурами…

Девушка вздохнула, наспех позавтракала и, даже не умывшись, вернулась в лабораторию. Но маленького террариума там уже не было. Стол отца был пуст, даже фотографии не было. Возможно, надолго уехал…

Девушка тихо вздохнула, хотела достать другие образцы из холодильника, но там тоже все было пусто. Почему-то было ощущение, что лабораторию ограбили. 

Но нервничать смысла не было, у отца бывали нередкие заскоки, когда он мог выгрести все и уехать. Девушка лишь закатила глаза, оставила свой халат на вешалке (отцовского там, к слову, не было), закрыла лабораторию и вернулась в основную часть дома. Довольный столь скорым возвращением хозяйки, Барс запрыгнул ей на колени, удобно устроился “буханочкой”, зная, что его не прогонят, и довольно задремал. Виктория действительно не трогала его, лишь глаза закатила, но так, для вида. 

Приличия ради убралась в и без того чистой комнате, проверила холодильник, поняла, что два чересчур умных ученых решили, что питаться им, очевидно, не нужно, потому что на полках стояли только просроченная бутылка молока и, видимо, вечная консерва с какой-то рыбой. 

Из чего тогда завтрак готовил? Видимо, останется еще одной неразгаданной загадкой вселенной. 

Девушка хихикнула, подумав об этом, наскоро собралась и выехала из дома. Спасибо папе – с этим могла справиться и сама. Он лично очень долго думал как сделать спуск наиболее безопасным и удобным, поэтому теперь проблем не возникало. Только Барс был вечно недоволен этим спуском. Но тут его не особо спрашивали. 

– Ты вообще должен дома сидеть, наглая морда, – буркнула Виктория, почесав недовольного кота за ухом. 

Он почти всегда ездил с ней по магазинам и, что удивительно, никогда не убегал и ничего не боялся. Даже если какая-нибудь очень наглая собака начинала лаять, он смеривал ее высокомерным взглядом желтых глаз, переворачивался на другой бок и лежал спиной к этой бестолочи. Удивительная стрессоустойчивость. Впрочем, признаться, Тори и самой было гораздо спокойней с Барсом. Он будто передавал ей свое безразличие. 

Девушка не торопясь добралась до парка, чуть дальше которого находился магазин. Остановилась под тенью дерева, наслаждаясь легким ветерком. Увлеченная вечными экспериментами и работой, Тори и забыла, когда в последний раз гуляла вот так.

Она даже забыла, когда в последний раз говорила с отцом не о работе. Иногда возникало ощущение, будто он стыдится выходить с ней на улицу, но девушка знала, что это не так. Папа вообще редко выходил на улицу. За последние десять лет он стал затворником, выходил за дверь лишь по работе, но быстро пересаживался на машину или еще какой транспорт. Тори знала, что ему просто больно. Каждый уголок этого города ассоциировался у него только с одним человеком – женой. Мама была дорога им обоим, но Тори, наверное, была слишком маленькой, чтобы так сильно зацикливаться на ее потере. Отец же прожил с ней больше двадцати лет и…не смог пережить. 

Виктория тихо вздохнула, погладила Барса меж ушей и грустно улыбнулась. Он поднял на нее глаза, долго смотрел, будто понимал, почему хозяйка так печалится. Старый, наглый кот Барс переживет их всех. Он тоже грустил, когда мамы не стало, но он же кот. Ему не пристало долго скорбеть. Впрочем, кто знает, что происходит в этой маленькой, умной головке, да? 

Девушка чуть улыбнулась, снова вздохнула и взялась за колеса кресла, продолжая путь к магазину. Нужно было только придумать, как довезти сумки к дому. Может, попросить кого-то? Неудобно… 

– Ох, будем решать проблемы по мере их появления, ладно? – будто обращаясь к Барсу буркнула Тори, дернув плечом. 

Она заехала в магазин, улыбнулась кивнувшему ей охраннику и взяла тележку. В планах было взять что-нибудь, что не портится в ближайшие пару дней. У них с папой всегда была такая проблема: забывали, а потом половина холодильника на выброс. 

Она неторопливо проехалась между стеллажей, выискивая нужные продукты, иногда брала что-то с полок, складывала в корзину. Когда нужные продукты находились на верхних полках приходилось искать кого-то поблизости и просить помощи, но чаще всего люди были не против помочь, понимая ее положение. В целом, поход в магазин почти никогда не становился проблемой, потому что Тори любила жизнь. Она слишком рано лишилась возможности ходить, поэтому, наверное, не осознавала в полной мере размер своего несчастья. Впрочем, возможно так было даже лучше, поскольку ей не приходилось страдать и увядать сидя за столом в своей комнате, наблюдая за тем, как другие люди веселятся и наслаждаются жизнью в полной мере. Ей хватало уютной лаборатории, где только недавно один из столов также был занят записями, приборами, бирками. Теперь же он был почти полностью завален совершенно другими вещами. 

Расплатившись за покупки, Виктория уложила все в пакет, повесила его на одну из ручек своего кресла и, закрепив узелком (спасибо папе за урок!), направилась обратно домой. В этот раз девушка решила сделать небольшой крюк, чтобы прогуляться, подышать свежим воздухом и вспомнить о том, что существует мир помимо четырех стен ее лаборатории. Несмотря на то, что осень медленно клонилась к концу, на улице все еще было довольно тепло, лишь ветер пробирался под ворот рубашки, щекотал шею и щеки, покусывая легким холодом. Иногда волосы попадали в рот, лезли в глаза. Это мешало продвигаться дальше, но такие мелочи почти никогда не раздражали Тори. Она старалась с позитивом относиться ко всему окружающему ее. 

– Вам помочь? – рядом появился молодой юноша, перехватив ручки инвалидной коляски, чтобы она не наехала на трещину в асфальте. Тори обернулась, встретившись со светло-голубыми глазами парня. Он чуть обошел ее, присел рядом, чтобы девушка не смотрела на него сверху вниз и улыбнулся. 

– Извините, если помешал, просто я увидел, что вас несет к трещине, а коляска может сломаться. 

– Все в порядке! Мне, наоборот, стоит благодарить вас, – Виктория улыбнулась юноше и кинула взгляд на яму. Надо же, не заметила. – Спасибо за неравнодушие. 

– Я привык помогать тем, кто в этом нуждается. – Барс на коленях Тори издал недовольное “мрр”, потоптался немного и ткнулся носом в руку юноши. Тот тихо усмехнулся, погладил его и зашептал что-то очень нежное. 

– Простите его, он любит внимание.

– Все хорошо, я люблю животных, а они любят меня. Ох, кстати…прошу простить мне мое невежество. Меня зовут Кайто. – юноша снова перевел взгляд на Тори и протянул ей руку. 

– Я Виктория, но можете звать меня Тори. – девушка с удовольствием пожала его ладонь, ощутив, насколько теплые у него пальцы. Сам парень был укутан почти с ног до головы: водолазка, плащ, гаврош необычного, глубокого синего цвета. Впрочем, больше всего привлекали внимание его белые волосы, брови, ресницы. 

– У вас такая необычная внешность…

– Вы не первая, кто так говорит. – юноша поднялся на ноги и одернул плащ, чтобы избавиться от некрасивой складки. 

– Ну, у меня скорее ученый интерес. Мой отец профессор наук, я ему ассистирую, нам, наверное, было бы интересно изучить вас ближе. 

– Надо же! Уже пугающе, – Кайто искренне рассмеялся. Кажется, его совсем не обидело то, как на него смотрела девушка. Возможно, это даже заинтересовало, ведь она смогла взглянуть на него с другой стороны. 

– Простите, – Тори тоже рассмеялась, сложив руки в умоляющем жесте. 

– В любом случае, давайте я довезу вас к дому? Не хочу, чтобы с вами что-то случилось. – отсмеявшись, наконец произнес юноша. 

– Конечно, я буду очень благодарна, – девушка заставила Барса лечь обратно на колени, уложила руки ему на спину и позволила новому другу взять на себя управление коляской. 

– Простите, если лезу не в свое дело, но мне очень интересно: сколько вам лет? 

– Семнадцать. Не переживайте, я совсем не против разговора. – парень был совершенно открытым, добродушным, может, даже чересчур доверчивым и открытым. 

– Так интересно…вы выглядите гораздо старше. Мне вот двадцать четыре, а выгляжу до сих пор на пятнадцать. – недовольно вздохнула Виктория, поджав губы. 

– Знаете, говорят, что если человек всегда выглядит молодо, значит он будет долго жить, чтобы привести в этот мир что-то новое и необычное. 

– Надеюсь, это так. Хотя, наверное, это сложно будет сделать в инвалидном кресле. 

– Поверьте, это далеко не приговор! Теряя одно, мы приобретаем другое. 

– Да, я бы никогда не поверила, что вам семнадцать. Вы говорите слишком мудрые слова для подростка. Даже не знаю, плохо это или хорошо. 

– Это не плохо и не хорошо. Мир не делится на черное и белое. Если пытаться отнести каждое событие к чему-то одному, мы просто не сможем жить без постоянной тревоги. 

– Думаете? Но ведь вы, наверное, не просто так рассуждаете… по-взрослому. 

– Да…мне пришлось рано научиться заботиться о себе самостоятельно. Однако это привело меня к тому, что я уже в семнадцать являюсь неплохим специалистом! 

– Правда? И чем же вы занимаетесь? 

– Мой учитель хантер, я пошел по его стопам и тоже сдал экзамен. Сейчас я заканчиваю медицинские курсы для зоологов, в следующем году мне нужно будет сдать еще несколько экзаменов, а после я смогу начать работу на интересующей меня территории, чтобы изучать животных и природу. Может, помогать им, в какой-то мере. 

– Надо же… это звучит восхитительно, но так сложно. Неужели вам не страшно? Ведь есть хищники, которые относятся очень агрессивно к людям? 

– Это не совсем так. Чаще всего хищники проявляют агрессию только если ты заходишь на их территорию или находишься слишком близко к потомству. В ином случае они стараются избежать открытой встречи. Иногда даже приходят за помощью. 

– Вы так много знаете об этом… Просто удивительно. 

– Простите, наверное, я слишком много болтаю – Кайто будто спохватился и смущенно улыбнулся, притормаживая у бордюра. 

– Нет-нет, не стоит! Поверьте, мне интересно послушать о чем-то новом. Уверена, если я начну рассказывать о своей работе, мы с вами застрянем здесь на пару часов. 

Они оба рассмеялись, приостановившись в центре парка. Кайто присел на лавочку, чтобы поравняться с Викторией, снял головной убор и смял руками, будто смущаясь. Девушка снова завела какой-то легкий, непринужденный разговор, не переставая рассматривать необычного парня перед собой. На его губах играла легкая улыбка, в светлых, почти прозрачных глазах играло веселье и спокойствие. 

Через время к ним подошел еще один молодой человек, но он явно был старше Кайто. Они тепло поздоровались, и юноша обернулся к Виктории, чтобы представить друга. 

– Простите, мне, наверное, стоило сказать, но я совсем забыл. Это Денни. Он мой хороший друг, мы вместе заканчиваем курсы. 

– Очень приятно! – Тори протянула руку и рассмеялась, когда Ден манерно поцеловал ее пальцы, будто разыгрывая какую-то сценку. 

– Не переживайте, я всегда рада новым знакомствам! Иначе окончательно зачахну одна. 

– Надеюсь, я не помешал твоему свиданию, – Денни подмигнул другу, но тут же получил тычок локтем в бок, отпрыгивая с громким смехом. 

– Ты…простите его – Кайто вздохнул, прикрыв глаза рукой, но смех Виктории немного разрядил ситуацию. 

Дальше шли втроем. Ден нес пакет с продуктами, на его плече удобно устроился Барс, щекоча пушистым хвостом то нос, то ключицу; Кайто вел вперед инвалидное кресло, стараясь не слишком торопиться, параллельно развлекаясь каким-то забавным разговором; Виктория же чувствовала себя слишком неловко, давно забывшая о внимании окружающих. Ей было очень приятно, рядом с этими парнями совсем забывались тяжелые будни и тысячи формул, крутящиеся в голове даже ночью. 

К дому они приехали только когда начало темнеть, а от холода дрожали плечи и стучали зубы. Кайто и Ден помогли девушке заехать на порог, вернули пакет с продуктами на месте и, тепло попрощавшись, оставили ее в компании Барса. 

Девушка почти устала от столь насыщенного дня, хотя чувствовала себя очень счастливой и отдохнувшей душевно. Заехала домой, заперла за собой дверь, расставила продукты по полкам. Отец так и не вернулся, потому что во всем доме свет был выключен, а в лаборатории было все также пусто. 

Тори приготовила ужин, накормила Барса, оставила тарелку на столе для папы и направилась к себе в комнату. Раз отец забрал стуров, ей предстояло заняться новой работой, но для этого нужно было вывести отдельную схему, а это не лабораторное дело. 

Впрочем, можно подождать. 

Девушка перебралась на кровать, расчесалась, достала какую-то легкую книжку, никак не связанную с наукой. Кажется, это был легкий роман, который она не могла дочитать уже около месяца. Все не хватало времени. 

Но сейчас удалось сосредоточиться, оставалось каких-то двадцать страниц, когда Тори уснула, зарывшись лицом в подушку и уронив книгу на пол. 

К ее удивлению утром тарелка с ужином была не тронута, дома ничего не изменилось. И на следующий день она также была одна. Отца не было около недели. За это время Виктория успела начать новую работу, памятуя о заказе фармацевтической компании, которая просила проверить эффект новой формулы лекарства.

Папа вернулся осунувшийся, уставший, растрепанный, но донельзя довольный и счастливый. Он расцеловал дочь в обе щеки, помог ей приготовить ужин и даже убраться, но потом все же удалился к себе и спал больше суток. 

Ничего толкового о своей пропаже он так и не рассказал: либо отмалчивался, либо уклончиво отвечал, что работа очень сложная и не подходит для нее. Конечно, это вообще не устраивало девушку, но она решила пока не дергать отца, чтобы не провоцировать ссор. В свое время они часто конфликтовали, но со временем это сошло на “нет”, они научились говорить спокойно и решать конфликты мирно. Возможно, просто кто-то понял, что никого ближе для них обоих больше нет. 

На самом деле, потом все вернулось на круги своя. Виктория снова работала с отцом, хотя он все также иногда пропадал в неизвестных местах, отмалчивался и ничего не отвечал. Девушка даже не пыталась выяснять, ведя работу над своими наблюдениями и экспериментами. Она уже почти забыла о столь захвативших ее маленьких существах. Почему-то девушка решила, что они просто погибли, а папа, чтобы ее не расстраивать просто унес их. 

Она, конечно, упустила тот факт, что стуры приспосабливались к меняющимся условиям со скоростью химер, но так было проще думать о новых делах и работах. Иногда Виктория выходила на прогулку в парк, надеясь снова встретить веселого юношу, что так засел в ее голове ярким образом света, но больше он не появлялся. Потом выпал снег, выходить из дома стало почти невозможно, поэтому девушка лишь иногда сидела на пороге под навесом, укрывшись теплым пледом, вдыхая резкий, морозный воздух, наслаждаясь перекатывающимся по телу укусам холода. 

После зимы пришла весна, дороги стали мокрыми, кое-где расквашенная земля превращалась в непонятное месиво грязи, жухлой травы и перегнивших листьев. Хотя дорожка у дома была заасфальтирована так хорошо, что ездить по ней было не сложно, Тори снова увлеклась новой работой, позабыв о прогулках и внешнем мире. 

Отвлеклась она только на отца, когда в очередной день он отвлек ее от работы и повез в личную лабораторию. Спуститься туда самостоятельно Виктория не могла, потому что находилась она в подвальном помещении, вела туда узкая лестница, в которую ее коляска даже не помещалась. Папа спустил ее на руках, затем сложил кресло и принес его тоже, возвращая все на место. 

– Ну, папа-мастер, что ты хотел показать? 

– Потерпи еще немного, – тихо посмеиваясь пробормотал мужчина, дрожащими руками открывая лабораторию. Наконец замок в двери тихо щелкнул, ученый отошел в сторону и помог дочери заехать внутрь. Там было также ярко, как и в общей лаборатории, но первое, на что обратила внимание Тори был большой аквариум, в котором они выращивали стуров. 

– Ты забрал его! Я думала мы будем вместе работать над этим! Я почти два года мучилась, считала, что они погибли! – праведный гнев дочери свалился на голову, как тяжелая ветка, но это почти не тронуло ученого. Он с горящими глазами поцеловал ее в лоб и прошел к дальней стене. 

– Знаю, знаю, прости, цветочек, но я не мог поделиться этим. Боялся, что идея не выгорит, ты расстроишься! Не важно. Гляди. – он медленно спустил с еще одного террариума плотную ткань, будто имитируя “рассвет”. В этот раз пространства там было гораздо больше: аквариум (если это можно так назвать) занимал почти всю стену, наверное, даже большую часть лаборатории! Из-за этого и было ощущение какого-то странного бардака вокруг: пришлось сдвинуть все столы, стулья и шкафы в сторону, чтобы разместить его тут. Как она не заметила такие работы прямо под домом? 

Виктория замерла, рассматривая вполне разросшийся террариум, в котором на толстых ветвях плюща неспешно сновали туда-сюда стуры. Она даже не сразу узнала их:  настолько изменились эти  маленькие создания. 

Теперь они были больше, гораздо больше! Размером, наверное, от кончика пальцев до самого локтя, их тельце вытянулось, лапки стали больше, чем-то эти создания начали напоминать богомолов, но было одно очень явное отличие – хвост. У них вырисовывался небольшой, но очень цепкий хвост который напоминал то ли жало, то ли отдельную “ногу”. 

– Боже… – тихо выдохнула девушка 

– Нравится? Ох, ты не представляешь в каком я восторге! А знаешь, что меня радует еще больше? Гляди, – мужчина дернулся к другой части лаборатории и сдернул еще одну тряпку с небольшой клетки. Открыл ее, вытащил небольшую собачку и поставил на стол. Эта крошка ничем не отличалась от самой обычной собаки, но в глаза сразу бросались ее задние лапы. Шерсть дворняжки была какого-то ржаво-коричневого цвета, а задние лапы были белые-белые, как снег. 

– Я выяснил, что стуры могут восстанавливать части тела почти полностью, представляешь? Они очень быстро учатся. Достаточно показать что-то одной особи, как другие начинают перенимать ее знания. Мне пришлось пожертвовать парой или другой собак, но эта…самый лучший результат. Они полностью восстановили его конечности! Кости, мышцы, связки, абсолютно все! Единственное, ноги до сих пор не чувствительны. Думаю, им нужно еще немного времени, чтобы научиться создавать нервные окончания. 

– Ты отрезал собаке ноги… – слабым голосом прохрипела Тори. 

– Нет, я их ампутировал. Это была почти операция! 

– “Почти”? Ты хотя бы использовал анестезию? – губы дрожали, каждое слово давалось с невероятным трудом. 

– Нет…то есть, да но…черт. Мне нужно было, чтобы раны были свежими, поэтому пришлось…да какая разница?! Цветочек, ты обрати внимание на ре-зуль-тат! Они полностью восстановили ее… Смогут восстановить и тебя. 

– Меня? – с ресниц на щеку сорвалась слеза. – Ты хочешь…

– Ох, дорогая…нет, нет, не плачь! – мужчина подскочил ближе к девушке, упал на колени перед ней и взял за руки – Я ни в коем случае не причиню тебе боль, клянусь, цветочек! Просто…понимаешь, я провел исследования, немного изучил наших малышей и понял, что они могут восстановить подвижность твоих ног! Они вернут тебе возможность ходить, понимаешь? 

– Зачем…? 

– З…зачем? Как это…зачем? – отец нервно усмехнулся. У него никак не укладывалось в голове – Я хочу, чтобы ты снова ходила! Ты ведь столького лишаешься, ты сама не понимаешь, чего не имеешь! 

– Вот именно: я не понимаю!! Папа, я всю жизнь в инвалидном кресле, я просто не знаю, что такое жизнь без него! Меня все устраивает! Я хочу жить как раньше: работать с тобой, играть с Барсом, мне не нужно ходить! 

– Почему ты не хочешь быть счастливой?! 

– Я счастлива! У меня есть все, чего только душа пожелает, как ты не поймешь?! 

– Это другое!! Неужели ты не хочешь найти любимого человека, завести семью, я же не вечный! – ученый вдруг схватил дочь за волосы, притянул к себе и встряхнул, больно дернув. Виктория вскрикнула, схватилась за его руки и попыталась оттолкнуть, но мужчина поднялся на ноги и потянул ее за собой, полностью игнорируя коляску. Девушка не удержалась, рухнула на пол, кричала, цепляясь за руки отца, но умолкла, стоило ему содрать еще одну ткань. 

В стену был вмонтирован огромный инкубатор цилиндрической формы. Он был заполнен какой-то странной, зеленоватой жидкостью, по ней медленно проплывали пузырьки воздуха или, может, какого-то другого газа, несколько труб разного диаметра и размера покачивались из стороны в сторону, но больше всего пугала маленькая фигурка человека. Это был ребенок на вид лет пяти, к его шее и животу тянулись те самые трубки, сам он лежал…точнее плавал в форме эмбриона, сложив ручки на груди, поджав ноги и склонив голову. У него – у ребенка – были светлые-светлые волосы. Точь в точь как у самой Виктории. 

– Я…очень старался. Посмотри, что я смог сделать? Это все благодаря им – стурам. Они…запомнили организм съеденного ими существа и полностью воссоздали его, когда попали в благоприятную среду. 

– Ты… – девушка не закончила. Она согнулась, схватилась руками за живот, ее вырвало несколько раз. Из глаз градом сыпались слезы, все тело дрожало, а рвота только усугубляла положение. 

Отец опустился к ней, придержал волосы, заботливо вытер рот и дал попить воды, когда приступ тошноты закончился. 

– Цветочек…прости, мне не следовало так…резко..

– Ты скормил им ребенка? – просипела Виктория, не поднимая глаз. 

– Не…не совсем. Я… 

– Скажи. Как. Есть. – безапелляционно потребовала девушка. 

– Я…связался с одним знакомым и попросил у него труп. Он работает в морге. Я никого не убивал, клянусь, родная! Это все было только ради науки. Ради тебя. Ради нас! 

– Ты делал это только ради себя. – Виктория наконец подняла глаза на отца. Мужчину как будто жаром обдало, он даже отшатнулся, увидев во взгляде дочери столько презрения и отвращения, что самому стало плохо. 

– Не надо так, цветочек…я же..

– Отнеси меня наверх. – перебила девушка, снова отвернувшись. 

– Милая…

– Я. Хочу. К себе. Мне…нужно подумать…

– Да…я…эм…конечно.. – мужчина осторожно поднял дочь на руки, отнес наверх в ее комнату, принес коляску и оставил. Какое-то время он мялся возле ее двери, потом вышел в коридор и тихо произнес прежде, чем закрыть за собой: – Я уберусь в лаборатории и приготовлю ужин, ладно? Тебе нужно съесть что-нибудь легкое после тошноты… 

Он ушел, так и не получив ответа. Весь вечер провел сначала в лаборатории, потом пошел на кухню. Так и не решив, что лучше, приготовил просто куриный бульон и добавил немного лапши, чтобы не было совсем уж одиноко и безвкусно. Какое-то время мужчина еще провел на кухне в полном одиночестве, неторопливо перемешивая еще очень горячий суп, чтобы он остыл, и любимая дочь не обожглась. У нее часто была такая проблема. Задумавшись, она могла бездумно сунуть в рот ложку горячего супа или отпить слишком горячий кофе, после чего долго жаловалась на обожженный язык. Папа-мастер просто нашел выход: он заранее слегка остужал все горячее, что она собиралась есть или пить. 

Когда суп по его мнению стал идеальной температуры, мужчина уложил тарелку на поднос и понес наверх. Остановился у двери и позвал: 

– Цветочек? Я принес тебе поесть. Ты не спишь? – он постоял какое-то время, мялся, но, не услышав ответа, снова заговорил – Родная, я..понимаю, что ты на меня злишься, но нам стоит поговорить, как думаешь? Я войду, ладно? – ученый толкнул дверь плечом, вошел в комнату и улыбнулся, но…кровать была пуста. 

– Цветочек? Ты в ванной? – он поставил поднос на тумбочку и осмотрелся. Дверь в ванну открыта, свет не горит. – Тори? – внутри что-то екнуло от страха. – Тори? Милая, это не смешно! – мужчина бросился в ванну, открыл шкаф, заглянул под кровать. – Виктория!! – он сорвался на крик, заметив записку на кровати. Медленно поднял ее, сел на колени и зарылся пальцами в волосы. 

“Мне жаль, что приходится делать так, но я знаю, что иначе все останется как есть. Ты не мой отец, он бы никогда не поступил так жестоко. Даже ради меня. Прости, папа-мастер, я не смогу провести здесь ни минуты больше.  Я забрала Барса, позабочусь о нем сама. Пожалуйста, не пытайся найти меня. Мне нужно хотя бы немного времени. Может быть, я вернусь, но не сейчас. 

Твой цветочек.”

И он не стал ее искать. Всю ночь мужчина провел в комнате дочери, обнимая ее подушку и рыдая, как ребенок. Знал, что все испортил сам, но ведь ему так хотелось, чтобы его маленький, любимый цветочек был счастлив. Просто счастлив без него. Ведь он не сможет быть рядом вечно. И ей нужен будет кто-то, кто позаботится о ней, если…что-то случится. 

Однако и для Виктории это было непросто. Она почти не покидала дом, поэтому сейчас была на грани панической атаки из-за количества людей вокруг, из-за неизвестности впереди, из-за того, что осталось позади. Единственное, что успокаивало ее в такой сложной ситуации – мурчащий, мягкий кот на коленях. 

И, конечно, было сложно, трудно, страшно. Она не сразу нашла место для ночевки, не сразу нашла работу на новом месте, но все наладилось. Смогла устроиться так, как хотела. Барс оставался ее верным другом, засыпал под боком, провожал на работу, неизменно ожидал под дверью возвращения. 

Когда внутри немного улеглись все чувства, которые вызвал вид эксперимента ее отца, получилось немного подумать и понять хоть что-то. Разложить по полочкам. И все равно это отзывалось внутри какой-то болью. 

Виктории понадобилось больше года, чтобы снова появиться дома без ощущения паники. Он совсем не изменился даже удалось открыть дверь собственным ключом. Тори не забрала с собой Барса, оставив на попечение новой подруге. Та очень любила животных, кот любил ее, поэтому девушка совершенно спокойно могла уехать на какое-то время. 

– Пап? – позвала Тори, осмотревшись. Дверь в ее…в их общую лабораторию была закрыта, заперта и, кажется, давно не открывалась. На кухне скопилась паутина в углах. На секунду мелькнула мысль, что тут уже никто не живет…

– Тори? – голос отца послышался откуда-то снизу. Он был в своей лаборатории. – Цветочек, это ты? 

– Да…поднимешься? 

– Да, конечно! Секунду, родная! – голос мужчины был взволнованным, дрожащим, он как будто очень ждал ее именно сегодня. Через пару минут он поднялся на первый этаж, отряхнул руки от пыли.

За этот год отец очень похудел. На его лице появились новые морщины, в уголках глаз залегли трещинки, под глазами мешки и синяки. 

– Папа… – тихо прошептала девушка. Ее губы чуть поджались, задрожали. 

– Цветочек…родная… – мужчина опустился на колени, взял ее за руки, положил голову ей на ноги. 

– Я так скучала… – всхлипнула девушка, прижавшись к отцу. Он тоже обнял ее, крепко-крепко, вжался лицом ей в плечо, поглаживая руками спину. Они не могли оторваться друг от друга какое-то время, потому что оба любили друг друга до безумия и не могли представить себе такое долгое расставание. 

Потом мужчина провел дочь на кухню, достал из холодильника какой-то еле-живой суп, разогрел, поставил на стол. Разговор дался совсем просто. Виктория рассказала о том, где была целый год, как устроилась. Она рассказала о новых друзьях, долго восхищалась работой, представляла свои новые проекты. По лицу отца было видно, что он радовался, гордился, искренне. Так, как мог только отец. 

– Ты большая молодец. – он накрыл рукой ее ладонь, чуть погладил, поцеловал в лоб. – Я так тобой горжусь, ты умница. Так похожа на маму. 

Девушка улыбнулась ее. За последние пару часов они оба много плакали. Слез уже не осталось, но внутри все еще было больно. 

– Прости, что ушла. – наконец произнесла Тори. Для этого понадобилось слишком много сил. Она не думала, что будет так тяжело. 

– Я не могу злиться, цветочек. Понимаю, почему ты сделала это. Мне правда жаль. 

– А ты… чем занимаешься сейчас? – аккуратно спросила, как-то неловко рассматривая без того знакомую кухню. 

– Ну… по разному. Работаю с фармацевтическими компаниями. Кое-кто заинтересовался стурами. У меня их почти всех забрали. Приходил какой-то противный мальчишка-хантер, сказал, что эти создания слишком опасны вне природных условий и их уничтожили.

– Прям всех? 

– … Да… Я..сохранил некоторые образцы в заморозке. Но большую часть…

– Может, так лучше? Когда-то один человек сказал мне, что теряя одно, мы приобретаем другое. 

Мужчина недовольно дернул щекой, но ничего не ответил. На кухне воцарилось молчание. Потом Виктория попросила показать ей новые работы, отец без проблем отнес ее в нижнюю лабораторию, рассказал о новых экспериментах, показал некоторые записи. Стало даже легче дышать, когда девушка лично увидела, что того огромного террариума больше нет, хотя та часть стены еще была закрыта плотной тканью. Она не чувствовала, но по полу медленно тянуло холодом. 

Потом, как в старые времена, появилась новая тема для обсуждения, возникли споры, доказательства, теоремы. Будто не было той жуткой сцены между ними. В какой-то момент папа-мастер (снова!) вспомнил, что Тори оставила халат в лаборатории наверху и предложил принести его, чтобы девушка могла забрать его с собой в Кука-Нью для работы. Все же он был ей очень дорог. 

Ученый поднялся наверх, а Виктория еще раз проехалась по лаборатории, рассматривая новые склянки. Она замечала какие-то интересные, до безобразия странные формулы на досках, даже на стенах, но лишь улыбалась. Ее отец действительно был уникальным человеком. Отъезжая все дальше и дальше она не сразу поняла, что наехала на закрытую полотном стену. Только когда ткань тяжелым весом упала на ее плечи и голову поняла, что за ней полый проход. 

Пришлось вернуться назад, развернуться и отодвинуть в сторону покрывало, чтобы понять, что за ним такое. 

– Почему папа не упоминал о новой части лаборатории? Мог бы и похвастаться… – недовольно буркнула Виктория, заглядывая внутрь. Ей пришлось потратить несколько секунд, чтобы после яркого света глаза привыкли к полумраку, царящему за брезентом, но она сразу узнала тот тяжелый, неоново-зеленый свет, который напугал ее еще год назад. 

В новой части лаборатории царил совсем непривычный порядок. Насколько инкубаторов, кажется, штук шесть, стояли в два ряда около стен друг напротив друга. В них ничего не поменялось: все те же медленно-плывущие пузырьки воздуха, зеленоватая жидкость, трубки, дети. Нет…нет, в этот раз это были не дети. По крайней мере, не везде. 

В некоторых колбах медленно покачивались скелеты, вокруг которых плавали уже знакомые маленькие особи стуров, в более дальних колбах были уже полностью сформированные люди. Иногда они подергивались, будто ощущали что-то, вздрагивали, приоткрывали губы. 

– Цветочек… – в голосе отца сквозило откровенное разочарование и злость. – Ну зачем? 

– Ты же сказал, что..

– Я не говорил, что закончил эксперименты со стурами. Этот мальчишка забрал у меня более большие особи, но не знал о том, что изначально они очень маленького размера. Я оставил себе те, что мы с тобой замораживали, помнишь? Вырастил их немного, научил. Они воссоздали все, что я хотел. – мужчина отложил халат на стол, схватился за ручки кресла и, игнорируя протест дочери, завез ее глубже в холодную комнату с инкубаторами. 

– Смотри. – он остановился у самой дальней колбы, где плавал почти готовый эксперимент. Это была молодая, совсем юная девушка, с темными волосами, которые отливали легким темно-зеленым оттенком. В ее теле еще были некоторые “проплешины”: на лице виднелся череп, на груди зияли кости и внутренние органы, но каждую новую секунду появлялась еще часть тела, мышц, кожи. 

– Похоже? 

– Мама… – хрипло прошептала девушка, коснувшись толстого, холодного стекла. 

– Да… Моя Акира. – Мастер тоже положил руку на стекло, улыбнувшись нежно, мечтательно. 

– У меня остается только одна проблема, я…совсем не знаю, как дать ей воспоминания. У меня получилось пересадить мозг из одного человека в новое тело, но..

– Что? – Виктория одернула руку, будто очнувшись ото сна, отъехала чуть назад, нервно сглотнув. – Ты сделал…что? 

– Да.. – мужчина тяжело вздохнул, прислонившись лбом к стеклу. – Тебе не послышалось. Мне пришлось убить человека ради этого эксперимента. Но это ради науки. Ради нас с тобой! С мамой! 

– Ты сошел с ума… – обреченно прошептала Тори, опустив плечи. Она не привыкла скрывать правду от самой себя. Даже если от нее больно кололо в сердце. 

– Это не так!! Неужели ты бы не сделала то же самое, чтобы спасти маму?! 

– Я почти ее не помню… – сил кричать не было, начинать новую ссору не хотелось. – Нет. Я бы не сделала. Мы ведь хотели с тобой…спасать людей. 

– Я и спасаю..

– Пап…мамы уже нет. Твоей вины в том нет. Мы не можем ее вернуть.

– Наука может все. – мужчина ударил по стеклу. В какой-то момент Тори испугалась, что оно разобьется, но человек (человек ли?) в колбе просто дернулся, свернулся в привычную для эмбриона позу и снова замер. – Мы с тобой. Можем все. Я добавил свою днк в одну из…них. Вот… – медленно, почти обессиленно он подошел к другой колбе и любовно провел пальцами по стеклу. За ним трепыхнулась на секунду точная копия Виктории. Они были как две капли воды. 

– Я…смогу перенести твои воспоминания в это тело, ты сможешь ходить, останешься прежней. 

– Ты хочешь создать мою копию? 

– Нет-нет…ты уникальна, цветочек! – на его лице появилась улыбка. Почти такая же, как раньше. – Тебя нельзя скопировать. Но я могу создать новую. Совершенно новую. Конечно, еще присутствуют дефекты, чтобы полностью довести до идеала эту работу понадобятся, наверное, годы…впрочем, о чем это я. Стуры уникальны, они развиваются за какие-то месяцы. На это не уйдет много времени…цветочек? – Мастер обернулся, поняв, что в лаборатории стало слишком тихо. Девушки нигде не было. 

– Виктория! – он недовольно оскалился, бросился за ней, чуть не споткнулся о коляску, оставленную у самой двери. 

Девушка с трудом, медленно поднималась по лестнице наверх. 

– Черт…родная, ты меня уже раздражаешь. Как ты не поймешь, что все это для нас с тобой, а? Я вывожу цветы снова и снова, выращиваю их, как сраный садовод, а ты не ценишь мою заботу!! – он медленно сложил инвалидное кресло, тяжело ступая поднялся наверх, схватил дочь за руки и встряхнул, усаживая на место. 

– Отпусти меня. Папа, ты сошел с ума! Прошу, давай позвоним в больницу, тебе нужна помощь. 

– Из нас двоих помощь нужна только тебе. Я делаю все для тебя, забочусь, хочу вернуть тебе мать и возможность ходить, а ты?! Говоришь, что я сошел с ума! Ха! Да я никогда не был столь взбудоражен своими открытиями! Просто представь, родная, ведь благодаря этому можно достичь бессмертия. Можно создавать новые и новые тела, передавать свое сознание и жить вечно. Знаешь сколько люди будут готовы заплатить за это? 

– Безумие и гениальность это две крайности одной и той же сущности, но ты путаешь их, папа. Человек сойдет с ума, если умрет, а потом снова оживет! 

– Я знаю, знаю! Я уже проходил это. Один из экспериментов покончил с собой, когда я убил его, а потом перенес мозг в новое тело. Но этого можно избежать…я уверен, можно. 

– Если перенести еще живой мозг… – тихо прошептала под нос Тори мелькнувшую на секунду мысль. 

– Что-что? – Мастер обернулся, удивленно приподняв брови. Девушка вздрогнула, сомкнула губы и покачала головой. 

– Ох, ну почему ты все усложняешь? Цветочек, прошу! Помоги же мне. Я просто желаю тебе добра. – он склонился ближе, положив руки на подлокотники кресла и заглянув в глаза дочери. Ох, он представлял, насколько быстро они достигнут вершины, если объединятся. 

– Я не знаю. 

– Чего?

– Ничего. Я ничего не знаю. 

– Да хватит! – Мужчина недовольно оттолкнул ее от себя, распрямился и отвернулся, в сердцах пнув рядом стоящую тумбочку. – Почему ты не хочешь сделать..

– Папа! – испуганный визг прервал едва начавшийся гневный монолог. Мастер едва успел обернуться, лишь краем глаза заметил скатившуюся по лестнице коляску. Дикий грохот заставил его испуганно осесть на колени, не в силах подняться, чтобы взглянуть вниз. 

– Тори…детка..ты…ты в порядке? – одними губами зашептал он. Медленно подполз ближе, все тело вдруг так ослабло. В темноте, едва различимо блеснуло что-то черное, растекающееся ореолом вокруг головы Виктории. 

– Цветочек… – отец спотыкаясь и падая спустился вниз, подхватил дочь и прижал к груди, укачивая, как когда-то давно в детстве. Под его пальцами расползало черно-бордовое пятно крови на белом больничном халате, шея девушки была неестественно вывернута, в левой ноге появился лишний изгиб, наверное, чудом не порвавший кожу. 

– Нет, нет, нет, нет…моя девочка…моя любимая доченька…нет…прошу, милая, не надо. Умоляю тебя. – он несколько раз поцеловал ее в лоб, накрыл губами остекленевшие глаза, прошелся по щекам, пальцами огладил подбородок. – Цветочек…пожалуйста..прошу…нет…не надо… – он выл все громче, раскачивался сильнее, дрожал и плакал, так же, как плакал почти пятнадцать лет назад, потеряв любимую жену. 

– Не надо…не надо….семь минут..осталось…осталось пять? Нет, четыре. предположим, три. Я сейчас…сейчас, крошка, сейчас, мой маленький цветочек… – он шептал как в бреду, поднял на руки тело, едва передвигающимися ногами отправился в лабораторию. 

Перед глазами все совсем расплывалось. 

Мастер скинул с ближайшего стола все, что было на нем, совершенно не заботясь о разбившихся колбах, пробирках, о порванных и теперь, наверное, бесполезных записях. Он уложил дочь на стол, быстро набрал в компьютере пароль, команду, дрожащие пальцы никак не слушались, но, к счастью, мышцы помнили автоматически. 

Из инкубатора номер четыре медленно начала сливаться кислородная жидкость. 

Скальпель без проблем вскрыл кожу, с проломленным, пошедшим трещинами после падения черепом пришлось повозиться, чтобы не повредить мозг, дрожащие руки никак этому не помогали. Ученый осторожно вытащил из тела мозг, его ствол, поместил в ближайшую подготовленную колбу. 

Минута. 

Он достал новое тело, подготовленное, такое родное и привычное, но чуть более тяжелое. Здоровое. Пришлось действовать в спешке, останется шрам, ДА ПЛЕВАТЬ. 

Поместить мозг на место, закрепить ствол, ввести нейролептик, адреналин, запустить сердце. 

Новое тело распахнуло глаза, сделало глубокий вдох и тут же выкашляло остатки кислородной жидкости, которой дышало совсем недавно. 

Мастер рухнул на колени у стола, на котором лежала копия его родного, любимого цветочка. Прижался губами к ее рукам, всхлипнул и сгорбился. 

– Милая…родная. Я успел…

– Я же…мертва…