Пак Бэкхен, отец Чимина, еще за год до окончания медуниверситета получил приглашение работать одновременно в кардиологическом отделении и в лаборатории изучения проблем сердца пусанского военного госпиталя.

Через год по обмену вместе с супругой Куен, тоже врачом, он уехал в Новую Зеландию. Бэкхен был военным кардиохирургом, но сфера его особых «сердечных» интересов также состояла в диагностике, изучении и лечении нарушений сердечного ритма.

Спустя несколько лет у четы Пак родился первый и единственный ребенок, Чимин. Командировка тем временем подходила к концу. Но за пару месяцев до финиша Бэкхена срочно, без всяких предварительных объяснений, вызвали для консультации в Сеул.

В чем она заключалась, – никто не знал. Куен, если бы могла, рассказала только, в каком возбужденно-расстроенном состоянии вернулся домой ее обычно спокойный и сдержанный муж. Однако примерно через месяц супруги погибли в лобовом столкновении в автокатастрофе. Чимину тогда шел второй год. Все, что осталось от родителей, – несколько фотографий и сдержанные рассказы бабушек и дедушек.

Юноше было почти пятнадцать, когда на верхней полке шкафа, в поисках нужной книги, он наткнулся, как понял, на рабочий еженедельник отца. Несколько исписанных страничек и посередке неплохого качества и жутковатого вида цветное фото. Снятое сверху тело обнаженного мужчины с багровым следом на шее, по форме напоминающим цепочку с кулоном. На обратной стороне была сделана краткая надпись:

<b>어떠한 경우에도</b>

Ни в коем случае!

Буквы плясали, были неровными, нечеткими. Если это писал отец, то он явно торопился или был расстроен. Впрочем, расспрашивать об этом фото у бабушек и дедушек Чимин не стал. Наверное, просто рабочий момент, да и отца уже много лет нет в этом мире.

***

Семья Пак была состоятельной. Чимин получил, во-первых, хорошее образование в закрытой частной школе, во-вторых, гены, бескомпромиссно заточенные на медицину. Уже в средней школе он нацелился в медуниверситет, без напряга осваивая биологию, химию и прочие нужные премудрости.

Профессор Со, преподававший еще его отцу, заметил способного студента, но интереса намеренно не проявлял, наблюдал. На выходе же минимум имелись: диплом с отличием, пара убедительных побед на международных конференциях, достойные результаты практики. И, да: ситуация, прославившая Чимина и его сокурсника Фила на весь универ. Когда во время студенческой вечеринки второкурсников в клубе прямо за стойкой потерял сознание и перестал дышать бармен, только эти двое полчаса качали (и откачали-таки) его по всем правилам реаниматологии, до самого приезда скорой. Пока более или менее трезвые засранцы-однокурсники снимали происходящее на мобильники со всех ракурсов, не удосужившись предложить помощь, но не стесняясь цинично комментировать.

–Чимин, а чем бы хотели заниматься в дальнейшем? – все же поинтересовался как-то господин Со.

Не вовремя, надо сказать, поинтересовался: у Чи как раз течка была на пике, блокаторы глушили хотелки и аромат, но обостряли иные утаенные желания – он даже от себя их тщательно скрывал. Поэтому больше всего Паку хотелось ответить, зло проорать, что прям вот сейчас он хочет, опуская все, что этому предшествует, семью, мужа и детей, а не возвращения в пустую одинокую квартиру. И пошла на фиг вся медицина!

Но дабы не доводить своими течными хотелками до инфаркта пожилого уважаемого профессора, озвучил то, о чем мечтал, когда тело и дух были в спокойном состоянии. Очень коротко и предсказуемо: кардиология.

***

К двадцати годам Пак остался один: все его бабушки и дедушки воссоединились с ушедшими так рано детьми. Чимин давно привык к самостоятельности благодаря все тем же родителям своих мамы и папы. Да и будучи человеком небедным, мог спокойно жить и учиться. А мог и не учиться, и не работать вовсе. Финансы позволяли.

Тем не менее. Университет он закончил, прошел практику, получил на пару с мединженерами грант для перспективных молодых ученых, подрабатывал в клинике у профессора Со.

Немного времени оставалось и на развлечения, коими Чимин не брезговал. Не то, чтобы был завсегдатаем вечеринок и ночных клубов, но периодически туда наведывался.

Еще с полгода назад они с Филом просто катались как-то по ночному, сияющему огнями Сеулу, заехали куда-то уж очень далеко. Увидели привлекательную вывеску, услышали приятную музыку. Заглянули. Заказали. Уселись за свободный столик.

В уютном, неярко освещенном зале, играла живая музыка. На маленькую сцену вышел молодой высокий мужчина. Голубые джинсы, простая белая рубашка, в руках микрофон в розовой блестящей обмотке.

«Ой, какой маленький у него рот, – подумал тогда Чимин. – Но парень запел, и оказалось, что размер не имеет значения. Голос приятный, тягучий и обволакивающий, как вишневый джем. Есть такие голоса: слушаешь, и как будто кто-то мягко и нежно гладит тебя внутри и снаружи, а в горле становится приятно-щекотно. 

Чимин стал периодически наведываться в клуб, слушать, расслабляться, отдыхать. Пару раз это были приезды впустую. Поэтому однажды он набрался смелости, подошел поблагодарить и уточнить, в какие дни работает здесь Джин, так певца называл бармен. Оказалось – никакого четкого графика не было, потому что у омеги Джина есть основная работа, а эта – в свободное от нее время. Просто каждый раз надо было звонить и уточнять.

Не то, чтобы они с Джином стали приятелями. Так, пару раз выпили по рюмке соджу и чашке кофе. Но когда очень благодарный слушатель Чимин был в зале, то никогда не скупился на слова благодарности после выступления талантливого парня. Хотя поклонников у того хватало. Чимин уже узнавал многих, кто, как и он, приходил в клуб слушать Джина.

И вот он превратился в Сокджина. Но это его тайна. И деликатный, как большинство омег, Чимин выдавать ее никому не собирался. Даже Шуге.