Против тебя

...будет использовано против тебя. Использовано. Против тебя. Всё, что ты скажешь.. ты скажешь. ты скажешь..Всё, что ты скажешь, будет использовано.. тебя. 

Использовано? Против. 

Почему? Против тебя!

Всё.. против тебя. Всё.. против тебя. Всё.. против тебя. Всё.. против тебя. Всё.. против тебя. Нет..

Все. Используют тебя. Всё, что ты скажешь, используют против тебя. Они. Они

— Против! - вдруг вырывается из тебя. Нужно быть лучше. Аккуратнее. Иначе, придут. Они? Нет, их не стоит страшиться. Они желают тебе добра. Так сказал тот, кто к тебе приходил чаще, чем они. 

Всё вокруг, словно вакуум. Мягкая вата. Открываешь глаза - всё белое. Почему белое? У тебя в квартире не так. 

Квартире? Квартире. Квартире.Квартире.

Плохо. Почему тебе плохо? Потому что всё против. 

Кто-то подошёл. Это снова Он? Страх. Нельзя. Нельзя испытывать страх. Он любит чувствовать страх. Вот Его. Его нужно остерегаться. Он не поможет. И не желает помогать. Он подошёл слишком близко. Зажмуриться. Как можно сильнее. Не открывать глаза. Не показывать Ему своей души. 

Они говорили, что Он плохой. На Него нельзя смотреть. Иначе, Он будет всегда со мной.

Мной? Мной. Мной. Меня

Он наклонился ближе. Даже не открывая глаз чувствуешь Его. Знаешь Его. Огромные глаза. По всему тёмному бесформенному силуэту. Они найдут тебя. Даже без Него. Своего хозяина. Они будут ждать тебя под мягким одеялом. Они будут ждать тебя под ногами. Они будут ждать тебя сзади. Пока не опустишь взгляд. Пока не обернёшься. Испугаешься. Откроешь свою душу. Откроешь себя. 

Себя? Себя. Себя. Себя

— Со мной всё в порядке, сколько раз тебе повторить ещё, - выдохнул Светло, устало опускаясь на кровать.

— Какое в порядке, ты себя вообще видел, Вань? 

Вань. Раздалось словно где-то рядом. Голос. Такой знакомый. Давно его не слышал. Он называет тебя. Зовёт тебя.

Вань. Вань. Ваня

— Ваня, - тихо проговариваешь куда-то в сторону, всё так же не открываешь глаза.

Он отпрянул. Словно стена выросла между тобой и Им. Позволяешь себе расслабиться. Страх отходит, будто понимает, что теперь ему здесь делать нечего. Просачивается сквозь вакуум белой дымкой и испаряется где-то за пределами. Делаешь глубокий вдох. Он ещё дальше. Появляется чувство. Такое странное, будто греет в груди и прибавляет ясности в мыслях.

Мыслях. Мыслях.Мыслях

Немного приоткрываешь глаза. Смотришь в упор, хоть и не раскрываешься полностью. Он недовольно шипит. Глаза недовольно моргают. Их зрачки вертятся в бешеном танце вальса. Продолжаешь смотреть на Него. Тебе уже не страшно. Страшно Ему. Весь тот ужас, которым Он питался через жертв начинает пожирать Его. Он мечется, не решаясь всё же подплыть ближе к стенам вакуума. Дёргаешь конечностями тела, будто отталкивая Его ближе к краю. Он издал жалобный полурык. Огромные белки глаз вместе со зрачками начали краснеть и лопаться, стекая неприятной склизкой жидкостью на поверхность под собой. Ты убиваешь Его. Они точно будут рады, когда ты сообщишь им об этом. 

— Как долго он здесь пробудет? - произнёс снова тот голос, назвавший тебя Ваней.

— Мы не можем ничего точно сказать, - отвечает голос того, кто приходит к нему чаще, чем они, - обычно лечение протекает два месяца в общей сложности, но вы обратились поздновато за помощью. У него уже началась стадия распада психики. К нормальной жизни Ивану будет очень трудно вернуться.

— Тогда, вы можете мне почаще сообщать, как его, - первый голос замолчал, будто ища ответ в воздухе, - состояние, что ли.

— Постараюсь, - ответил второй голос, - если что, звоните на номер клиники и спрашивайте Ивана Игоревича.

— Иван Игоревич? - задумчиво проговариваешь, всё так же глядя за тем, как Он всё ближе к границе. Слишком медленно. Раздражает. Раздражение? Да, раздражение. Ощущаешь раздражение. Он громко рычит, пытаясь наброситься на тебя. Пытаясь будто снова призвать страх. На секунду видишь белый дымок. Нет, нельзя! Снова глубоко вдыхаешь, призывая то тёплое чувство. Страх клубится у стен вакуума, отталкивая Его подальше от границ. Нужно назвать чувство. Что же это такое? Ты же знаешь, нужно только вспомнить.

— Мама! Смотри, я поймал большого жука! - подбегаешь к молодой девушке лет двадцати пяти, которая ярко улыбается тебе.

— Какой молодец, - смеётся она и рассматривает жестяную банку в твоих руках, в которой удобно разместился майский жук, - и ты его не боишься?

— Нет, конечно, он же не кусается!

— Какой же ты у меня смелый, - произносит она, улыбаясь и нежно треплет твои волосы. 

Смелый. Смелый. Смелость

— Смелость, - проговариваешь уверенно. Чувство в груди разрастается с новой силой и будто сияет, разгоняя Его и преданных подданных. Страх, хорошо видимый за пределами прозрачного вакуума, собрался в белый клубок и испарился, оставив после себя только серебристые пылинки. Он окончательно отползает к границам, шипя и растворяясь в его прозрачных стенах чёрной грязной лужей. 

Сидишь, прижимаясь спиной к мягкой стене. Он ушёл. Ты с Ним справился. Они говорили, что будет лучше, когда ты с Ним справишься. 

Вакуум начинает спадать, унося с собой частицы Его. Нет, уже не Его. Его нет. Есть только чёрная грязная лужа. 

Глаза потихоньку закрываются, мир вокруг начинает покачивать, словно тоже хочет раствориться и уйти вместе с Ним. Словно мир тоже состоит из безумного Страха и ему так же не место среди живых. 

***

— Один сходишь? - аккуратно спрашивает Мирон, глядя на напряжённую спину врача- психиатра и по совместительству лучшего друга.

— Да, - отвечает тихо, оборачиваясь, - мы работаем с ним уже чуть больше месяца. Изменения в лучшую сторону просто обязаны появиться.

Мирон удовлетворительно кивнул, успокаивая Ваню. С его тёзкой, являющимся на данный момент их пациентом, Мирон начал работать сразу же, как только его привезли. Он,как медицинский психолог, помогал ставить диагнозы и общался с друзьями и родственниками Светло. По выработанной схеме идёт формирование комплайенса, где между врачом и пациентом устанавливаются доверительные отношения. Его убеждают принимать вовремя лекарства и исправно посещать процедуры. С Иваном было довольно проблематично из-за слишком тяжёлого, как говорят, характера. Тот не имел особого желания идти на контакт и постоянно повторял, что всё хорошо и никаких изменений нет, соответственно, отказывался принимать лекарства строго по времени.

Поступил в клинику тот с подозрением на паранойяльный этап, да и признаки такого уже обнаруживались, так как Иван необоснованно ревновал Евстигнеева к другим пациентам и часто проявлял агрессию по отношению к медицинским сёстрам, да и к самому Мирону тоже. Подозрения на поспешно поставленный диагноз появились уже после первой недели, когда пациент начал жаловаться на слуховые галлюцинации, появились признаки бреда, но иногда и наступали моменты осознанности, когда речь восстанавливалась и с Иваном можно было спокойно поговорить. Но это обычно означало лишь затишье перед бурей. Конечным диагнозом стал параноидный этап распада психики.

— Ладно, я пойду, - отозвался Ваня, поправляя на себе халат, - дай аминазин, вдруг уговорю его принять. 

— Держись, - ответил Мирон, протягивая блистер с круглыми бледно-жёлтыми таблетками.

***

— Вань? - произнёс Иван Игоревич, заходя в помещение. Светло слабо дёрнулся и взглянул на Ваню помутнённым взглядом, - как ты себя чувствуешь? - спрашивает, подходя ближе и садясь рядом.

Тот что-то тихо пробормотал, неподвижно смотря в одну точку на противоположной стене и улыбаясь.

— Повтори, пожалуйста, ещё раз, я не расслышал, - аккуратно проговорил Ваня, беря своего пациента за руку.

— Иван Игоревич, Он ушёл, - повторил тот, переводя взгляд на Ваню. 

Евстигнеев очутился в немом шоке. Совершенно недавно у Светло появились тяжёлые формы галлюцинаций. Они имели свои общие имена, такие как Страх, Боль и Тоска. Первый появлялся особенно часто, вместе с ним приходил и Он. Самая проблемная галлюцинация Ванечки. Как понял Ваня из наблюдений, Он – это бесформенная тень с множеством довольно «самостоятельных» глаз, способных сидеть не только на этой тени, но и преследовать Ванечку отдельно, окончательно сводя с ума. Светло был уверен, что они едят его душу. Тогда, наверно, Евстигнеев и начал сильно переживать. Ведь всё только ухудшилось, хотя, что может ухудшиться в период параноидного этапа. Радует, что болезнь сразу же на парафренический синдром не перескочила. Это самое худшее, что может быть при шизофрении. 

При этом начал наблюдаться моментами и беспробудный бред, и периодические провалы в памяти. Именно после такого Ване стало страшно, что последняя надежда на возвращение к более менее нормальной жизни у его пациента практически испарилась. Да, врач-психиатр испугался галлюцинаций у пациента. Но Ваня слишком привязался к нему. Про себя он всегда называет его не иначе, как Ванечка, хоть и разница в возрасте у них пару лет. Ванечка не жаловался, беспокоился за своих друзей и очень часто срывался на персонал. Агрессия. Ещё один признак. Как же они вначале проглядели?

Как стало известно Ване на следующий день после зачисления Ивана Светло в клинику, его пациент считался известным репером в узких кругах. Евстигнеев в тот же вечер послушал один из последних альбомов, не понимая там практически ничего. Видно, и правда творчество для узкого круга, но затягивает.

— Я рад, очень, - выдохнул наконец Ваня, счастливо улыбаясь. Он смог задержать развитие второго этапа. Нет, не только он. Они вместе смогли. То, что Ванечка начал формировать речь и избавился от галлюцинаций – всё это стоит тех бессонных ночей Вани. Определённо стоит. Но, верить пациенту на слово сразу же не стоит, конечно, Ванечку после такого прогресса в лучшую сторону направят на многочисленные обследования, и, если всё подтвердится, то тогда можно будет окончательно радоваться. И работать активно уже с непосредственным участием Мирона.

— Я начал вспоминать, - продолжил Ванечка, придвигаясь к Ване ближе и кладя голову тому на плечо. Евстигнеев вздрогнул из-за внезапно пробежавшихся по всему телу мурашек от удовольствия, - я начал вспоминать голоса. Я вспомнил, как победить Страх. Нужно быть смелым. Я вспомнил вас.

— Кого-нибудь ещё, может? - произнёс Ваня, осторожно касаясь выбившейся пряди волос Ванечки, и убирая её за ухо. 

— Маму, - проговорил Ванечка, выдыхая, - а ещё какой-то голос. Вроде бы, моего друга. Я не могу вспомнить. 

— Всё будет хорошо, ты вспомнишь, - ответил Ваня, приобнимая своего пациента, - ты справишься. А я тебе помогу. Мы все поможем. 

Ванечка не ответил. Только немного нахмурился и шумно выдохнул, снова уставившись на противоположную стену. Его взгляд на секунду прояснился, будто яркое солнце блеснуло в помутнённом болезнью сознанием, от чего Ваня немного напрягся. Затишья перед бурей, как это называл Мирон. 

— Ты сказал, что начинаешь вспоминать, - начал аккуратно Евстигнеев, чтобы не вызвать всплеск агрессии и не потерять доверительного отношения к себе, - я очень рад за тебя. Потому что желаю тебе помочь. Попытайся вспомнить наши первые дни знакомства, - в карих глазах напротив снова что-то мелькнуло, словно здоровый разум пытается всеми силами выбиться наружу, - я говорил тебе, что нужно делать всё, что я скажу. Чтобы стало лучше. Чтобы твои друзья, я и твоя мама за тебя не беспокоились. 

— Помню, - отстранённо произнёс Ванечка, как будто находясь сейчас одновременно в разных местах и слушая одновременно нескольких людей. 

Ваня осторожно достал блистер, выдавливая четыре таблетки. 

— Держи, - произнёс Евстигнеев, кладя их в ладонь Ванечки, - подумай сейчас о чём-то, ради чего хотел бы, чтобы тебе было хорошо. 

Ванечка кивнул, сосредоточенно рассматривая бледно-жёлтые кругляши на ладони. А затем отправил в рот сразу обе, пытаясь проглотить, но Ваня достал из кармана халата небольшую бутылочку воды, открутил крышку и аккуратно поднёс к губам Ванечки, стараясь не пролить жидкость. Светло сделал два небольших глотка, потом сразу же отпрянув и прижавшись к стене. Ваня поднял того на руки и перенёс на кровать, накрывая одеялом. Лекарство скоро подействует и Ванечка наконец-то спокойно поспит. 

Ваня просидел возле Ванечки ещё примерно полчаса. Наблюдал за тем, как тот впервые за месяц наконец-то спокойно спит, не мучаясь от галлюцинаций и бреда. Евстигнеев испытывал какие-то странные чувства по отношению к Светло, будто похожие на влюблённость, но скорее симпатия. Привязанность. Чем-то он сразу зацепил Ваню. Хотел бы Евстигнеев пообщаться с тем Ванечкой, о котором рассказывали его друзья. Слава и Миша. Весёлый, нагловатый, но когда нужно, серьёзный и ответственный, добрый, но почему-то отчаянно скрывающий этот факт. 

А ещё Ване очень хочется узнать домашнего Ванечку. Такого тёплого и светлого, как и его фамилия. Многого Евстигнеев хочет. Пройдёт ещё пара месяцев – и Ванечку выпишут из клиники, отправив долечиваться дома со справкой и кучей рецептов к нейролептикам. А Ваня останется тут, в окружении буйных и не очень пациентов, молодых санитаров, снующих туда-сюда медсестёр и пациентов с лёгкими заболеваниями, постоянно находящимися в коридорах клиники. Может быть, однажды они встретятся на территории психоневрологического диспансера, куда Ванечку поставят на учёт после выписки и обяжут ходить отмечаться. Евстигнеева туда иногда направляют проходить практики из-за пока что небольшого стажа работы, либо просто съездить забрать очень нужные главврачу бумаги о бывших пациентах. Так вот может тогда они и встретятся. Ванечка может его и не узнать его, либо отстранённо кивнуть, тут же скрываясь в коридорах здания. Зато Ваня всегда узнает тёмную макушку в довольно длинной по обыкновению очереди.

В итоге, Ваня снова останется один, пытаясь подавить в себе глупое чувство влюблённости.