Ⅰ.
Натаниэль помнил, как впервые взял в руки штуку с неприятной вспышкой, как окрестил ее шестилетний ребенок. В тот день был какой-то праздник, дядя привез много подарков и тот самый фотоаппарат с темно-бежевым корпусом. Он был тяжелый и хрупкий — только ослабь хватку. Мэри попросила брата сфотографировать их на фоне горящего камина. Только их двоих, без гостей и отца. Это был их первый и последний общий снимок. Прошло больше десяти лет, а Натаниэль до сих пор хранит проявленную с пленки фотографию в прозрачном кармане кошелька. (Вторую, в бо́льшем размере, он поставил на комод напротив кровати.)
Вряд ли именно тогда у Веснински что-то екнуло в груди. Скорее это произошло в тот момент, когда дядя, пришедший на могилу сестры с единственной потрепанной коробкой, молча протянул ее племяннику, посмотрел на черную холодную плиту, развернулся и ушел. Натаниэль открыл коробку только дома, забравшись с ногами на кровать.
Фотографии. Сотни фотографий самых разных размеров. Мэри снимала в основном людей, реже — природу. (Натаниэль заметил, что ни на одной нет его отца или их дома в Балтиморе.) Самого Натаниэля (всмысле, снимков) было больше всего: его мать будто бы не выпускала фотоаппарат из рук и всегда снимала сына незаметно. Натаниэль ни разу не смотрел в камеру. Он ее даже не видел.
В углу коробки осталось что-то, завернутое в тонкую шелковую ткань. Натаниэль задержал дыхание, когда увидел знакомый чехол и выглядывающий из него темно-бежевый корпус. Тот самый фотоаппарат.
Теперь было понятно наличие пустых пленок. Но Натаниэль сложил все обратно и убрал коробку на самую верхнюю полку шкафа. Веснински не знал, что дядя пытался сказать или сделать, но это было хобби Мэри, а не ее сына.
Ⅱ.
Он появился в его жизни неожиданно, но весьма кстати: Натаниэль опаздывал на работу и петлял среди прохожих, когда, запнувшись, полетел вперед. От похода в больницу и выговора от сменщика его спасла пара сильных рук, сопровождающаяся чем-то тихим на японском. Стоило парню поднять глаза, чтобы бегло поблагодарить спасителя, как Натаниэль понял, зачем ему отдали фотоаппарат.
Говорят, люди перенимают привычки тех, с кем проводят много времени. Натаниэль же был уверен, что влечение к определенным вещам и людям передается генетически, иначе он не мог объяснить ни своего желания запечатлеть сиющие космосом глаза, ни тяги к опасному.
Они общались достаточно времени, легко найдя общий язык, когда Натаниэль узнал его имя и крупно вздрогнул, выронив чужие водительские права. Ичиро Морияма. Нынешний глава семьи, от которой и Мэри, и дядя повторяли держаться как можно дальше. Стоило ли говорить, что отец много лет пытался продать Натаниэля какому-то Кенго?
Руки, что когда-то остановили от падение, обхватили его собственные, заставляя терять равновесие.
— Надо же, — хрипит около уха, и объятия сильнее. — Как глупо. Кто бы мог предположить.
Натаниэль в его руках сжимается и замирает, словно в миг окаменел. Что дальше? Что делать? Дышать-то можно?
— Попробуешь сбежать? — и усмешка в голосе. Натаниэль уверен — Ичиро улыбается, в его глазах смешинки и ирония. Словно тому все известно, словно знает наперед, что парень может сделать. Ну, или не сделать. Не уверен только, как из модели Ичиро стал важной частью его жизни. Еще вчера мужчина замер со стаканчиком у губ, так и не сделав глоток горького кофе, услышав просьбу незнакомца, а сегодня Натаниэля встречали поцелуем в шею. И докажет, что прошло полгода, только перечеркнутые черным маркером даты настенного календаря. — Или вместо Нила Джостена назовешь настоящее имя?
Ну конечно этому придурку было известно абсолютно все, разочарованно-раздраженно заключает Натаниэль и чувствует себя безмерно глупым. Ичиро удалось обмануть его другим именем, а Натаниэля поймали сразу же. Где тут справедливость?
— Бегун из тебя хороший, а вот лжец... — тихо говорит мужчина. — Хочешь сыграть в кошки-мышки?
Издевается, понимает младший. Легкое чувство досады сменяется усталостью и смирением. Они оба знают, что Натаниэль даже не попытается. И дело не в страхе или ненависти. Дело в том, что Ичиро привязал Натаниэля к себе не силой, шантажом и статусом, а заботой, вниманием и нежностью. Своими руками, любящими касаться его кожи. Своими губами, что подолгу расцеловывают его лицо и шею. Своим голосом, хриплым по утрам от долгого молчания и вечерами — от возбуждения. Своими глазами-омутами, сверкающими нежностью. Весь Ичиро для Натаниэля — одна сплошная нежность и забота. Он может быть наивным, но не безмозглым.
Разве имя изменило человека передо мной?
Натаниэль качает головой и встречается с бездонным взглядом. Эти глаза, словно черная дыра, затянули его с первых секунд, и даже будь у Натаниэля шанс из нее выбраться — не воспользуется. Опускает веки и тянется к чужим губам.
Ни капли.
Он улыбается в поцелуй и зарывается в сырые после душа волосы мужчины, чувствуя, с каким облегчением тот ослабляет хватку, чтобы осторожно обхватить чужую талию, прижимая к себе.
У Натаниэля, как и у его матери и дяди, были причины вылететь из квартиры и взять билет на ближайший рейс самолета, но Ичиро с первой же встречи показал, что Натаниэлю нечего бояться. В конце концов, если бы Ичиро захотел сделать из Натаниэля актив клана, разве не надавил бы властью, приставив к виску пистолет?
Ичиро, которого знает Натаниэль, купил для ножей чехлы, заметив, как трясутся руки младшего при нарезании мяса, и взялся сам готовить еду. Для кого-то это может быть мелочью и не больше, чем заботой о партнере, но для них это было важно, потому что им было известно.
Парень смеется и устраивает голову на чужом плече. Проскальзывает мысль, что было бы неплохо запечатлеть этот момент и атмосферу на камеру, но Натаниэль лишь прячет нос в изгибе шеи и плеча и думает, что этот момент я навсегда сохраню в своей памяти.
Ичиро расслабленно улыбается, проходясь легкими касаниями губ по виску и щекам младшего, обнимает крепко и тихо выдыхает, погружаясь в уют — бремя лжи и обмана спало с плеч, теперь они могут быть честными и открытыми друг к другу.
Хлопок, вспышка и характерный щелчок сделанного снимка нарушают спокойствие. Натаниэль трет глаза и думает, что это все же штука с неприятной вспышкой. Ичиро оборачивается, продолжая обнимать младшего уже одной рукой, и хмурится.
— На нем же нет таймера.
Веснински оглядывает “место преступления” и кусает нижнюю губу, пытаясь сдержать смех, пока поднимает упавшее украшение с люстры и показывает мужчине.
— Стекло тяжелое, ещё и с высоты упало. Как удачно.
Они молчат пару секунд, улыбаясь, понимая, что думают об одном: у них всегда все внезапное удачно.
***
У Натаниэля любовь к фотографиям и тяга на опасное от матери. В его квартире хранятся коробки с несколькими старыми моделями камер и пара цифровых. Стены в этой квартире украшены не обоями или краской, а снимками с человеком, в любви которого Натаниэль не тонет, а дышит полной грудью.
У Ичиро запасов терпения и выдержки — вагон и маленькая тележка. У него взгляд, смотрящий на парня, — не черная дыра, а галактики. Толстый альбом у мужчины в первом ящике стола с его собственно сделанными фотографиями. У Ичиро любовь к Натаниэлю и его горящим счастьем глазам.
У них кольца и клятва верности перед алтарем, небольшой музей фотографий в центре города, два кота в их общем доме и доверие друг к другу. И, смотря на эту гармонию, Стюарт не открывает рот, чтобы сказать, что Мэри была бы недовольна — просто не смеет.