Regina mea

Дейенерис сидит на Железном Троне только потому, что должна выглядеть достойно перед военными советниками, на самом деле ей отчаянно хочется вскочить и выбежать прочь, путаясь в длинном платье. Неужели было мало проблем за Стеной, тут и островитяне решились на набег…

— Ваше величество, вам нужно решить, что делать, — озвучивает очевидности Тирион Ланнистер. — Смею напомнить, вы предупреждали Грейджоев, что уничтожите острова в случае нападения. Вы ведь не поменяли свое решение за год?

Королева всегда должна держаться гордо, шепчет про себя Дейенерис. Но сейчас она просто запутавшаяся Дени, на которую пристально смотрят военноначальники Вестероса, ожидая приговора. Слова застревают в горле, как рыбья кость, она кусает губу. Солоноватый привкус чувствуется на языке, чувствуется в молчании королевы.

Она может приказать отправить всех железнорожденных к их Утонувшему Богу, может оседлать дракона и повести людей под ало-красными знаменами в бой. Дейенерис не сделает этого, потому что знает, что «Дракарис» не выговорит. Она вообще ничего не выговорит.

Могущественная королева Вестероса проиграет, едва увидит Яру Грейджой.

***

Яра Грейджой настоящая островитянка: хрипло, по-мужски смеется, носит исключительно доспехи с символом своего дома на груди, и она никогда, Дейенерис уверена, совершенно никогда не задумывалась о выходе замуж. Как любой уважающий себя воин, Яра живет морскими набегами. Для кого-то вроде Дейенерис это кажется варварством.

Дени жила среди варваров и отчего-то знает, что иногда они умней многих политиков. Да и Грейджой дикаркой назвать язык не поворачивается. Она просто… другая. Из камня высечена, присыпана солью и облита кровью, от нее и пахнет соответствующе — битвой. Запах не дает Дейенерис покоя все время, пока они плывут в Вестерос.

Дейенерис облизывает пересохшие губы, чувствуя на кончике языка соль. Ржавый привкус моря остается на губах даже тогда, когда она оборачивается к Грейджой.

— Не бойтесь, моя королева. Море спокойное, доплывем легко.

Яра усмехается, и в этой усмешке все. Все или же ничего.

— Вы лишь пытаетесь меня успокоить, — надменно, как и полагается правительнице, отвечает Дени.

Не нужно знать многого, чтобы понять, что плавание будет не из легких. В глубинах вод что-то ворчит так страшно, что у Дейенерис обрывается сердце, а порывистый ветер пробирает насквозь, треплет светлые волосы, проносясь мимо подобно вражескому клинку. Морю нельзя доверять.

— А вы узнайте море поближе, — просто советует Грейджой.

Дейенерис — пламя и кровь, в ее жилах течет живой огонь, а тело не мерзнет никогда. Яра — соленые холодные брызги, понемногу точащие даже скалы. Странно, что обе женщины уживаются на одном корабле, странно, что их так тянет друг к другу. Но в чем-то они похожи.

— Нам предстоит свергнуть королей, — задумчиво произносит Дени.

— Время королей давно прошло. Сейчас все решают королевы.

Они в капитанской каюте, Дейенерис рассматривает кубок, думая, стоит ли наполнить его вином. Кислый вкус она не хочет чувствовать, ей не только приелась горьковатая соленость моря, но и пришлась по нраву. Понемногу она привыкает и к качке, и к брызгам на лице, и к коротким смешкам Яры, совсем не приличествующим высокородной леди. И все же часть ее сердца остается покорена морем. И Грейджой.

Ее флот приближается к Вестеросу, идя на всех парусах, над мачтами парят ее драконы, рыком напоминая всему миру, кто его хозяин. Королева идет требовать то, что принадлежит ей по праву. А Дейенерис почему-то чувствует печаль на сердце.

— Подумать только, несколько лет назад женщина и мыслить бы не могла о правлении целой страной, — легко замечает Яра. Ее кубок тоже пуст, но по иной причине, а в голосе слышится пьяная развязная веселость. — А теперь вы заявитесь в Королевскую Гавань с тремя драконами и завоюете их. Король будет не очень рад, что его свергнет хорошенькая девица.

— Я все еще ваша королева, а не «хорошенькая девица», — негодует Дени. Но в голосе нет той ярости, какая могла быть, она возмущается скорее по привычке.

Они молчат, каждая глядя в свою сторону. Хрупкая тишина нарушается лишь дыханием.

— Дальше будет война, — предрекает Грейджой. — Мне придется покинуть вас, моя королева.

От ее «моя королева» чуть кружится голова, Яра произносит два слова с каким-то особым и опасным придыханием, с глубоким вздохом. Какое счастье, думает Дени, что хотя бы одна из них не пьяна.

— Ты хочешь покинуть меня?

— Нет.

Останавливаясь так близко, Яра смотрит на королеву блестящими глазами. От нее исходит жар, как от дракона, на губах играет многозначная улыбка, и она наклоняется к Дейенерис, хитро щурясь. Вопреки первым порывам, та решает не отстраняться. Посмотреть, что будет.

Поцелуй почти невинный, мягкий и осторожный, но Дени поклясться может, что такого не было ни с одним мужчиной, не было и с женщинами. Яра привлекает королеву к себе, приобнимает за талию сильными руками. Она целует порывисто, но нежно, шепча бессвязно между поцелуями свое «моя королева», и из-за этого сердце Дейенерис колотится слишком неистово.

Губы у Грейджой отдают солью.

— Знаете, а я ведь, выходит, взяла вас в морские жены, — задумчиво говорит Яра.

Они лежат рядом на расстеленных прямо на полу тканях, уставшие после сумасшедшей любви, и распивают вино, беседуя обо всем на свете. Так, обнаженная и с растрепанными волосами, Яра гораздо больше похожа на женщину, улыбается Дени.

— Я не возьму себе мужа, пока солнце не встанет на западе и не опустится на востоке. Пока не высохнут моря и ветер не унесет горы, как листья… — нараспев, увлеченно, как бард свою лучшую песнь, шепчет Дени, нависая над Ярой и касаясь светлыми волосами ее лица.

— Я не муж, — смеется Яра. — Стоит сделать исключение?

— Стоит, — точно уверена Дейенерис.

Дейенерис — серебро, блестящее под солнечными лучами на изящных ключицах богатых леди; Яра — проржавевшая кровью сталь в грубых мужских руках. Дени — дорогие полупрозрачные шелка, едва скрывающие бархатную кожу; Яра — тяжелый доспех с хищным кракеном. Таргариен — бушующее неистовое пламя, пожирающее без остатка все на своем пути; Грейджой — серая водная гладь, хранящая покой. От Неопалимой пахнет сладковатыми, дурманящими дорогими духами, от Железнорожденной — чужой кровью и морем.

Каждую ночь эти две совершенно непохожие проводят в объятиях друг друга. Дени пьянит гортанное «моя королева» лучше любых вин, Яра берет ее с увлечением завоевателя, исследует все тело Драконьей Королевы, сладко шепчет все ее титулы на ухо, легкими движениями касаясь тела Дейенерис.

Они обе понимают, что этой игре придет конец рано или поздно. Что они обе королевы, что у них есть долг перед народом, что увлечение — не более чем накопившаяся за время плавания скука. Но для них обеих это — нечто большее.

Что, впрочем, не мешает каждой идти потом своей дорогой.

***

У королевы Дейенерис на губах до сих пор горьковатый привкус. Ее тело помнит прикосновения Яры Грейджой, а сердце щемит каждый раз, когда произносят имя правительницы Островов. Вроде как сильной и независимой Таргариен нужна эта женщина, нужна как свежий воздух, иначе она рискует просто задохнуться.

— Что скажете, ваше величество? — возвращает ее к реальности десница.

— Пошлите ворона Яре Грейджой, — неожиданно хриплым голосом приказывает Дейенерис. — Пусть придет, если хочет поговорить. Пусть назовет меня своей королевой, тогда мы будем думать, что делать дальше.

Никто в тронном зале, кроме самой Дени, не понимает истинного смысла этих слов.