Black is the color of my true love's hair.
Her lips are like a rose so fair.
She's got the sweetest face and the gentlest hands.
I love the ground whereon she stands.
I love my love and well she knows.
I love the ground whereon she goes.
And how I wish the day would come
When she and I can be as one.
Black is the color of my true love's hair.
Her lips are like a rose so fair.
She's got the sweetest smile and the gentlest hands.
I love the ground whereon she stands.
I go to the Clyde for to mourn and weep,
But satisfied I never could sleep,
I'll write to you a few short lines
I'll suffer death ten thousand times.
Black is the color of my true love's hair.
Her lips are like a rose so fair.
She's got the sweetest face and the gentlest hands.
I love the ground whereon she stands. ©
Этот местный паб на юге города хоть и не был забит посетителями под завязку, как его собратья в центре, но обойдя вокруг барной стойки в поисках стула, я обнаружила, что свободных мест нет и здесь.
За последний час я побывала в трех или четырех пабах в центре, но места в них не нашлось. За те несколько дней, что я успела провести в Дублине, мне уже приходилось пить пиво в в здешних заведениях стоя, но сейчас мне безумно хотелось присесть, отдохнуть и перекусить.
И без того всегда полные посетителей дублинские пабы, в субботу были набиты так, что яблоку было негде упасть. А главное, сегодня соккер — Ирландия против Италии. И казалось, пол-Европы собралось посмотреть игру на большом экране в ирландском пабе за кружкой пива.
Уже успело стемнеть. По улицам гулял прилетевший с моря ветер, разнося крики дублинцев и туристов: «Go Ireland!» Хотелось остаться в этом всеобщем веселье, закружиться вместе с болельщиками в водовороте крейка. Что бы я с удовольствием и сделала, если б меня уже не подташнивало от голода, и от многочасовой ходьбы по городу не отекли ноги.
Поэтому-то я и зашла в этот паб, который заприметила из окна автобуса по дороге из гостиницы в центр, в надежде, что здесь-то будет не так людно.
— Эй! Ты хочешь присесть? — грузный немолодой мужчина тяжело слез с высокого барного табурета. Мясистый сломанный нос. Огромные лопоухие уши не могли скрыть даже длинные светлые волосы, которые уже взяла седина.
— А как же вы? — мне было неудобно за то, что я подняла его.
— Стоя больше пива входит! — он загоготал, и его друзья, сидевшие за стойкой, подхватили смех.
Я села на предложенный стул. И принялась болтать с воздухе ногами, пытаясь расслабить покалывающие иголочками от усталости ступни.
Бармен в годах заметно прихрамывал, перемещаясь от одного конца стойки до другого. Он одобрительно хмыкнул на мою просьбу о пинте Смитуикса — во всем мире этот сорт был известен под названием Килкенни.
Мою пинту бармен подал мне лишь после того, как наполнил стакан почти до краев, после того, как пена осела.
— Хотите шутку? — я протянула бармену деньги за выпивку и еду. — Моя бабушка когда-то продавала пиво, — это было правдой, и моя бабушка действительно торговала пивом с бочки на одном из одесских пляжей. — Так у нее была такая табличка, что-то вроде: «Не стесняйтесь просить бармена долить пиво после того, как пена осядет». — я попыталась перевести на английский знаменитое советское: «Требуйте долива пива после отстоя пены».
Бармен рассмеялся, и пообещал повесить такую же.
Никакого меню с едой здесь конечно же не было. Но бармен предложил разогреть рыбу с чипсами. И то, и другое оказалось изрядно пересоленным, но запивая пивом, я съела большую порцию почти целиком.
Настроение в пабе царило отличное — Ирландия уже успела забить первый гол. Стоило посетителям хором издать очередной одобрительный возглас, и я с любопытством задирала голову, чтобы увидеть происходящее на большом экране, висевшем прямо надо мной.
— За кого ты болеешь? — спросил бармен.
— Ну, раз я в Ирландии, то за Ирландию, конечно.
— Ты не из Италии?
— Нет. Я там даже никогда не была. Я из Израиля.
— О! Я знаю одного израильского игрока!
Бармен назвал мне имя. Но его акцент изменил его до неузнаваемости. Да и вообще я никогда не знала никого из израильских игроков. И я только кивнула бармену в ответ.
Игра была мне в целом малоинтересна. Гораздо занимательнее оказалось разглядывать посетителей паба.
Все они здесь, или, по крайней мере, многие, знали друг друга. Я с интересом наблюдала за ними, переводя взгляд от столика к столику. А посетители были так увлечены игрой, что не обращали внимания на чужую гостью.
Они комментировали игру, переговариваясь со соседями за один с ними столиком, и за соседними. Иногда кто-то кричал своему другу в другой конец зала.
В торце бара сидела пожилая леди, пила не пиво, а кока-колу, и скрипучим старческим голосом желала итальянцем всяческих напастей.
Его я увидела, когда Италия, забив гол, сравняла счет, заставив весь паб разочарованно загудеть. Я обернулась на громкое «Фак!» позади меня. Друг кричащего, который не замечая ничего вокруг продолжал орать что-то неразборчивое в экран телевизора, пожал плечами и растерянно улыбнулся, смутившись от того, что они с товарищем привлекли мое внимание.
В Ирландии достаточно рыжих мужчин на мой вкус, да в этом самом пабе он был не единственным рыжим. Но именно в нем было нечто неуловимое, полностью захватившее мое внимание.
Я больше уже не смотрела ни на кого в этом пабе. Застеснявшись то и дело оглядываться на него, я искала глазами его отражение в зеркальной рекламе виски Джеймсон над барной стойкой. Разглядывала коротко стриженые рыжие волосы, и на тон более темную короткую щетину. Тонкие рыжие волоски на мускулистом предплечье, опоясанном узором наколки, уходившем под закатанный рукав белой рубашки. Больше, покрытые веснушками ладони.
Он внимательно следил за игрой, глядя мимо меня на экран. Не выпуская стакана из рук, и не отрывая его ото рта, он пил пиво не глотками, а всасывал его. Иногда он поворачивал запястье, чтобы посмотреть на часы, но каким-то удивительным образом пиво не проливал.
Я вскочила со стула, как только рыжий ловко спрыгнув с высокого табурета, направился к двери, прихватив сигареты, и тут же пошла на улицу вслед за ним. Куртку и сумку я оставила висеть на крючке под барной стойкой, даже не задумавшись ни на секунду, что кто-то может что-то украсть.
Он курил, облокотившись о подоконник.
— Там так шумно. — сказала я, оправдывая свое появление. — А здесь холодно… — осенний ветер тут же пробрался под свитер, заставляя меня зябко поежиться. А вот ему не было холодно в одной рубашке.
— Закуришь? — он протянул мне пачку, полагая, что сигарета меня согреет.
Обычно я не курила, могла только сделать пару затяжек с выпивкой. Но от предложенной рыжим сигареты не отказалась. Он щелкнул зажигалкой. И я, будто для того чтоб мне было удобнее прикурить, коснулась его большой веснушчатой ладони своими холодными пальцами.
— Я всегда думала, что в пабе должно быть пьяно и накурено… — терпкий дым вязал язык.
— Когда-то так и было… Но теперь курить внутри запретили, и нужно выходить на улицу.
Докурив, он бросил окурок на асфальт, и я последовала его примеру.
— Ты не докурила.
— Холодно. Пойдем внутрь. — не хотелось оставаться на улице без него, но и как продолжить разговор в шумном пабе я не знала.
Рыжий неожиданно сам всё решил, пригласив сесть за их столик, когда увидел, что в пабе одна. Передвинул от стойки мой стул, и даже подал руку, помогая сесть.
— Это мой брат Дэймон. — он указал на своего соседа по столу.
Дэймон был пониже ростом. Тоже рыжий, но темнее. Только присмотревшись можно было уловить семейное сходство.
— А тебя как зовут? — спросила я.
— Кэл.
— Очень приятно. — я протянула Кэлу руку. — Таня. — я чуть задержала его ладонь в своих, не отрывая взгляда от его глаз. У Кэла даже глаза были рыжими.
— Как–как? — переспросил Дэймон. — Дэниэл?
— Таня. — повторила я, думая, что меня не расслышали в шуме.
— У нас есть племянница Таня. — проговорил Кэл. — Дочь нашей сестры.
— Маленькая Таня в Ирландии? — удивилась я.
— Да, — пожал плечами Кэл. — Наша сестра увидела это имя в какой-то книжке. Откуда ты?
— Я угадаю! — выкрикнул Дэймон. — Латвия.
В Ирландии было много латышей, приехавших на заработки. Я видела их в кафе, в магазинах, в гостинице, где жила.
— Нет.
— Польша?
— Тоже нет. Израиль.
— Врешь! Ты не похожа…
— Могу паспорт показать! — Дэймон всё ещё неверяще щурился. — Но ты прав. Я родилась в Украине.
— Эмигрантка? А почему переехала?
Я не стала объяснять на английском в шумном пабе, где я сама себя с трудом слышала, почему тринадцать лет назад я приняла решение уехать в Израиль.
— Это сложно. — только и сказала я.
— Так почему ты переехала? — не унимался Дэймон.
— Дэймон, отстань от нее!
— Сорри! Я просто спросил. — Дэймон вскинул руки, показывая, что сдается. — А твои друзья тоже сюда придут? — снова спросил он меня.
Я отрицательно покачала головой. Было удобней изъясняться жестами.
— А где они?
— Я путешествую одна.
— Это смело. — сказал Кэл.
— Ничего особенного.
— Ирландские девушки сами никуда не ездят. И в пабы тоже сами не ходят. — пробурчал Дэймон.
Вроде брат Кэла ничего особенного не спрашивал, но мне было неуютно от его расспросов, а теперь и от критики, которая слышалась мне в его сравнении с местными женщинами. К тому же я видела женские компании в местных пабах, так что сказанное им казалось мне не совсем уж правдой.
— Когда я назначаю свидание девушке в каком-то месте, она ждет меня на улице, и не заходит в паб одна. — всё никак не унимался он.
— Отвали, Дэймон! — крикнул ему Кэл. — Та твоя подружка тоже поехала в Америку без тебя.
— Она поехала с сестрой. А это не одно и то же.
— Но у меня нет сестры. — я попыталась обратить все в шутку.
— Все в порядке. — сказал Кэл, приобняв меня за плечи. — Не обращай внимания на Дэймона. Он придурок! Все обобщает. Это здорово, что ты сама поехала в отпуск. Смело.
Я улыбнулась.
— А кто из вас старше? — спросила я, чтобы сменить тему.
— Ты кого назвала старым? — Дэймону очевидно придирался.
— Я спросила, кто старше.
— Он! — Дэймон указал на Кэла. Еще до того, как он ответил, казалось, я уже знала ответ. — Ему уже 34!
На экране тем временем что-то происходило, и парни вернулись к наблюдению за матчем. А я продолжала украдкой поглядывала на Кэла. Его нога под столом слегка коснулась моей. Я чувствовала, как он напрягся, готовый в любой момент отодвинуться. Но я продолжала сидеть прижав ногу к его. Мне нравилось через джинсы ощущать тепло его тела.
Я не заметила, как команда Ирландии забила второй гол. Но весь паб заволновался, загудел. Посетители кричали, вскакивали с мест, обнимались.
Кэл и Дэймон тоже вскочили на ноги, и я вместе с ними. Кэл порывисто обнял меня. Легонько коснулся губами моих. Я ответила на его поцелуй, решив не упускать момент. Провела кончиком языка по его губам. Кэл не ожидал, но почувствовав, что я не против, жадно прильнул к моему рту.
— Кэл? — позвал его Дэймон. Но мы продолжали целоваться. У нашего поцелуя был горьковатый вкус пива и сигарет.
Рассевшись снова за столом, Кэл придвинул мой стул ближе к себе. По-хозяйски обнял меня рукой за шею. Я взяла его большую ладонь, сцепив его длинные пальцы в замок со своими. Кэл сосал пиво из своего стакана. Целовал меня влажными от пива губами со вкусом Гиннеса. Он ничего не говорил, только улыбался мне пьяной улыбкой. И снова брался за пиво, продолжая смотреть соккер. А я ловила на себе взгляды посетителей, казалось, они улыбались мне так, словно я теперь стала для них своей.
За несколько минут до финала матча итальянцы сравняли счет. На секунду повисла тишина, а затем паб разразился воем неподдельного горя, ведь каждый в душе уже праздновал победу Ирландии.
Кэл тоже сразу сник. Придвинувшись к нему ближе, я обвила его шею руками, и поцеловала. Поймав его язык своими губами, влажно посасывая. Ему это определенно нравилось. Положив руку Кэлу на плечо, я чувствовала, как напрягаются его мышцы под моими пальцами.
Оторвавшись от моих губ, Кэл долго смотрел мне в глаза. Рассматривал мое лицо сквозь хмельную дымку, заволакивающую его взгляд. Забитый Италией гол отошел на второй план.
Через несколько минут игра закончилась. Экран все еще показывал комментаторов, обсуждающих игру. Но бармен отключил звук, и включил музыку. Мелодия была мне знакома. Я слышала эту песню накануне в другом пабе в центре.
— Black is the color of my true love's hair… — тихо проговорил Кэл.
— Что?
— Her lips are like a rose so fair…
— А-а-а! Это песня!
Кэл закивал, пьяно улыбаясь. Наклонился ко мне. Его жаркий рот нашел мои губы.
— Почему тебе понравился мой брат? Я ведь красивее… — я не заметила, как Дэймон вернулся. Он отходил пообщаться с другими посетителями, а сейчас нависал над нами, пританцовывая на месте с полным стаканом пива.
— Дэймон, отвали! — без злобы сказал ему Кэл.
Кэл выпустил меня из объятий. И воспользовавшись этим, я спрыгнула с барного табурета.
— Ты уходишь? — Кэл схватил меня за руку, словно и вправду испугался, что я могу уйти.
Уходить я вовсе не собиралась, но мне нужен был перерыв. Бешено колотилось сердце, я не успевала за тем, что со мной происходило. Чужая страна, чужой город, этот паб, и этот незнакомый местный парень — все в одну секунду стало для меня чертовски важным. Это обескураживало.
— Нет, — ответила я, поглаживая его по руке. — Но мне нужно в особое место.
Мне хотелось побыть несколько минут в тишине, чтобы утихомирить шум в голове и унять пульс. А где лучше всего это сделать, если не в туалете.
— А в какое? — продолжал допытываться Кэл.
— В то, в которое даже королева ходит одна.
— А-а-а!
— Ты понял?
Кэл кивнул.
— Я скоро.
Из большого зеркала в туалете я глядела сама на себя блестящими от выпивки и поцелуев Кэла глазами. Губы раскраснелись. Щеки залил румянец возбуждения. Я нравилась себе такой.
Когда я вернулась, Кэл обнял меня так, словно я отсутствовала пару часов, прижал к себе своими сильными руками.
— Сладкая! — Он был пьян, и очаровательно мил.
Кэл впился горячим ртом в мои губы. Его ладонь спустилась с талии, и легла на ягодицу. Поняв, что я не против, Кэл стиснул ее длинными пальцами. Возбуждение нарастало. Поймав мою нижнюю губу зубами, Кэл с силой прикусил ее, сделав мне больно.
Я отвернулась, закрыв губы рукой.
— Сорри! — он виновато смотрел на меня, часто моргая своими рыжими глазами. Его взгляд из-под светлых, почти прозрачных ресниц был таким трогательным, что я не могла притворяться рассерженной. Я приподнялась на цыпочках, и поцеловала Кэла в висок, у уголка глаза, взяв его лицо в свои ладони. Щетина на его щеках покалывала пальцы.
Сев снова за стол, Кэл облокотился об стену, а меня прижал спиной к своей груди. Крепко обхватив меня своими сильными руками, он поцеловал меня в шею. Зарылся носом в мои коротко стриженые волосы на затылке. Его дыхание обжигало.
— Ты знаешь, это заводит. Я уже не смогу сказать тебе «нет». — я сказала это по-русски. Потребность что-то сказать сильнее необходимости быть понятым.
— Что? — Кэл наклонился, подставляя ухо к моим губам. Он думал, что просто не расслышал.
— Ничего. — ответила я, лизнув мочку его уха.
Кэл рассмеялся. Наклонил голову, пытаясь потереться ухом о плечо.
— Щекотно? — спросила я.
— Нет. — Кэл продолжал улыбаться.
— Я знаю, почему она понравилась моему брату… — услышала я сзади голос Дэймона.– Моему брату нравятся такие, с большими…
— Дэймон! Закрой свой рот! — гаркнул Кэл.
Проходящая мимо женщина задержалась на несколько секунд у нашего столика, заинтересовавшись происходящим.
— С тобой что-то не в порядке. Очень сильно не в порядке. — сказала она, обращаясь к Дэймону.
— Он просто пьян. — принялся оправдывать его Кэл.
— Жирная сука! –процедил ей вслед Дэймон, едва она отошла.
Дэймон действительно был пьян. И если Кэл пьяным вызывал умиление, то Дэймон становился все отвратительней.
Повернувшись на стуле к Кэлу лицом, я провела ладонью по его предплечью.
— Что это значит? — я коснулась кончиками пальцев его наколки. Ветка с шипами опоясывала предплечье вокруг, и там где шипы впивались в кожу, выступали капельки крови.
— Ничего. — ответил он. — Я был пьян, и сглупил. Это было давно.
— Кэл! Тебе завтра на работу! — Дэймон не мог снова не вмешиваться.
— А где ты работаешь? — спросила я Кэла.
— Он водит автобус. — Дэймон ответил за него.
— Дэймон, заткнись! — похоже Дэймон был близок к тому, чтобы достать и брата.
— Тебе, правда, завтра на работу? — спросила я.
— Да. — кивнул Кэл. — Но от тебя не уйду. Только если ты сама не захочешь. Я хочу остаться с тобой.
Немногословный Кэл сказал слишком много, и тут же прильнул к моим припухшим раскрасневшимся губам.
— Я еду домой, брат! — это была единственная толковая фраза, сказанная Дэймоном за весь вечер.
— Спокойной ночи! Увидимся завтра!
Кэл оторвался от моих губ лишь на пару секунд. Запрокинув мою голову назад, он жадно целовал меня, будто желая насытиться, но все больше распаляясь.
Обнимая меня за талию, Кэл провел ладонью вверх. Его длинные пальцы коснулись моей груди. От этого прикосновения пошли электрические токи. Я через одежду чувствовала горячее тепло его ладони. Мне хотелось, чтобы Кэл ласкал меня сильнее.
— Давай, бро!
— Дэймон, уходи!
— Знаешь, Дэймон, в Израиле есть такие люди, которые прощаются, но не уходят.
— Don't fuck with me! — конечно, Дэймон имел в виду, чтоб я с ним не шутила, или какую-то похожую угрозу в этом духе. Но решила использовать такую игру слов, и с вызовом глядя ему в глаза, проговорила:
— Я даже не собиралась!
— Паб скоро закроется. Нам пора. — Кэл обнял меня сильней, пытаясь отвлечь от брата.
— Куда мы пойдем? — я потерлась виском о его небритую щеку.
— Куда захочешь.
— Где ты остановилась? — спросил Дэймон.
— В гостинице. — Ответила я, больше не глядя на него.
— А в какой?
— А зачем тебе, Дэймон? Твой брат большой мальчик. Ему не нужна нянька вроде тебя. — я уже открыто грубила Дэймону, не соблюдая никаких приличий.
— Может, я хочу завтра к тебе приехать, и тоже трахнуть!
На секунду я онемела, задохнувшись от настолько неожиданного наглого хамства.
— По-твоему, это смешно, Дэймон? — смогла сказать я наконец, сделав несколько глубоких вздохов.
— А, по-твоему, это все серьезно? Ты что думаешь, вы помолвлены? Это же всего лишь крейк! — почти выкрикнул мне Дэймон.
Кэл молча наблюдал за нашей с Дэймоном перепалкой, переводя пьяный взгляд то на него, то на меня. Растерянно часто моргал своими рыжими глазами в обрамлении светлых ресниц.
Не знаю, чего я ожидала. Возможно, чтобы Кэл заступился за меня. Чтобы он поставил на место своего брата, который все нам портил на протяжении всего вечера, и наконец-то в этом преуспел.
Но Кэл ничего не сделал.
Все волшебство этого сказочного вечера разбилось вдребезги. Мне нечего было больше делать в этом пабе. Мне здесь не место, как бы мне не хотелось этого еще пять минут назад.
— Это большое не крейк! — сказала я Дэймону, проглатывая слезы, ставшие в горле комом.
И прихватив свою куртку и сумку, побежала к выходу.
Уходя, я не взглянула на Кэла. Ничего не сказала ему на прощанье.
Удивительно, но выходя из полного посетителей паба я ни с кем не столкнулась. Возможно, люди расступались, давая мне дорогу. Я же никого не видела.
Но проходя мимо окна, я не смогла не заглянуть внутрь. Кэл сидел за столом, обхватив голову руками. Подняв глаза от столешницы, он посмотрел в окно. Встретившись с ним взглядом, я увидела в его глазах невыразимую грусть, тоскливую боль по потерянному безвозвратно. У меня кольнуло сердце. Я наказала Кэла за его брата.
Перебежав пустую, без машин, улицу, я остановилась у автобусной остановки. Только сейчас я почувствовала холод, и вспомнила, что нужно надеть куртку.
Я старалась не смотреть в сторону паба, откуда вышла только что, убеждая себя, что лучше смотреть на дорогу, чтобы не пропустить автобус.
Непонятный шум привлек мое внимание, и заставил обернуться. На противоположной стороне улицы я увидела дерущихся Кэла и Дэймона. Два брата боролись, сцепившись в объятьях схватки. Вслед за ними из дверей паба высыпали посетители.
Не помню, как оказалась в толпе, обступившей кругом дерущихся Кэла и Дэймона. В голове стучала мысль, что братьев нужно обязательно разнять. Но, уловив мое движение, лопоухий дядька с длинными седеющими волосами, тот самый, что уступил мне место когда я только пришла, удержал меня за рукав куртки. Он отрицательно покачал головой, показывая, что разнимать дерущихся не стоит.
Наступив Кэлу на ногу, Дэймон смог сбросить его с себя. Сделав шаг назад, он двинул брату кулаком в лицо наотмашь. Кэл закачался, но устоял на ногах.
Кэл замахнулся, пытаясь ударить брата в ответ. Тот увернулся, и удар Кэла не достиг цели. А Дэймон успел заехать брату в бок, под ребра, заставив согнуться пополам.
Казалось, воздух трещал от выброса адреналина. Напряжение сжимало все внутри железной лапой. Было трудно дышать. Глаза заволакивало туманом. Происходящее казалось ненастоящим. Будто всё фантазия в хмельной дреме. Только тяжелые удары моего сердца заставляли поверить в то, что все это наяву.
Низко пригнувшись, Кэл бросился на Дэймона. Ударил его с разгона головой в грудь. От неожиданности Дэймон перестал обороняться. А Кэл схватив брата за ворот пиджака, принялся бить его в живот, в грудь, по ребрам.
Дэймон повалился на асфальт. Кэл бросился на него. Занес кулак, готовый заехать ему еще раз.
Удержавший меня мужчина в два шага подскочил к дерущимся. Схватил Кэла за руку. Тот пытался стряхнуть его. Но лопоухий дядька, несмотря на возраст, смог удержать его. Он стал что-то говорить Кэлу. Слов я не слышала.
Кэл уступил. Унял свою ярость. Опустил кулак. Лопоухий дядька, обняв Кэла за плечи, отвел его в сторону.
Кто-то помогал Дэймону подняться на ноги.
Кэл тяжело дышал. Удивленно оглядывал толпу. Казалось, он только сейчас заметил людей на улице. Достал из кармана смятую пачку сигарет. Первую, оказавшуюся сломанной, выбросил на асфальт.
— Сладкая! — Кэл увидел меня, и стремительно подошел, закуривая на ходу вторую, целую, сигарету.
Тонкая струйка крови сочилась из его рассеченной брови.
Достав из кармана платок, я принялась вытирать ее.
— Откуда ты такая взялась? — Кэл затянулся сигаретой, глубоко вдыхая дым.
— Издалека. — он положил руку поверх моей ладони, что зажимала платком рану.
Я не видела Дэймона на улице. Его завели в паб. Посетители, наблюдавшие за дракой, тоже стали заходить вовнутрь.
— Пошли отсюда. — я переложила платок в ладонь Кэла. — Держи. — и взяв его за предплечье, опоясанное татуировкой, повела прочь.
Кэл послушно шел за мной. Мы молча прошли несколько кварталов по безлюдной улице. Я поддевала носком ботинка опавшие желтые листья. И Кэл принялся повторять за мной. Мы шли, разбрасывая осенние листья в разные стороны.
Увидев на углу небольшую церковь, окруженную сквером, мы не сговариваясь свернули во двор. Усыпанная гравием дорожка была совсем узкой. И чтобы идти по ней рядом нам с Кэлом пришлось тесно прижиматься друг к другу.
В глубине сквера нашлась скамейка. Свет уличных фонарей едва проникал сюда сквозь ветви деревьев. Было совсем тихо.
Мы с Кэлом молчали, боясь нарушить эту удивительную умиротворенную тишину.
Взяв руку Кэла в свои ладони, я увидела, что в драке он сбил костяшки. Отняв платок от его рассеченной брови, я послюнила его, и принялась стирать кровь с разбитых ладоней.
Свободной рукой Кэл гладил меня по стриженым волосам. Тихо шептал, едва касаясь губами моего уха:
— Black is the color of my true love's hair…