— Поттер! — парень слышит громкий рык и как громко хлопает дверь его квартиры-студии, на губах тут же появляется улыбка, а на холсте новый ярко-красный мазок. Тяжёлые шаги громко звучат эхом в полупустой части квартиры, которая была мастерской Гарри. — Паршивец, я не могу постоянно тебя отмазывать от твоего отца. Он сегодня приперся в академию, хотел встретиться с сыном и пожелать удачи перед зачетом. А ты, как всегда, тут проветриваешься. Тебя скоро такими темпами отчислят!
— И? — Гарри приподнимает брови, отрываясь от холста, он аккуратно откладывает большую, но тонкую деревянную досточку, на которой мешал краски, с боку на столик.
Он сидит спиной к окну и лицом к двери, у которой остановился статный и высокий мужчина. Их разделяет холст и несколько метров. Гарри небрежно ведёт плечом, стараясь поправить окончательно съехавшую рубаху. Впрочем, рубаху Реддла, который сейчас настолько зол, что и только огнем не дышит.
Но разве он может противостоять обаятельному брюнету в коротких черных шортах, открывающих вид на длинные стройные ноги, одна из которых свободно висела, а вторая была поджата под упругую и мягкую задницу, пока Поттер сидел на высоком стульчике? Мог ли Реддл противостоять желанию расплыться в лужицу при виде Гарри в его черной и слишком огромной для парня рубашке, когда из-за незастегнутых пуговичек была видна гладкая, идеально белая грудь с аккуратными, небольшими сосками и небольшим колечком в правой вершинке?
О, безусловно, нет. Поэтому Том тут же поумерил пыл и стал вслушиваться в тихий и мелодичный голос мальчика.
— Я — художник. Я — скульптор. Я — музыкант. Но я не адвокат. Никогда не был им и не буду. Юриспруденция — это желание отца, и мне плевать, если меня отчислят. Раньше я ещё как-то пытался полюбить адвокатуру, все эти законы и прочую ересь, но лишь потому что боялся, что без отца не смогу прожить. Без его денег, без влияния, его фамилии. А сейчас, — Гарри улыбается, делает один из завершающих мазков и вновь поднимает взгляд на своего мужчину. — А сейчас я личность. Заберите у меня деньги, влияние и фамилию отца. Я все равно останусь самим собой, потому что я уже давно намного больше, чем просто Гарри Джеймс Поттер. Я — Ворон. Художник, музыкант, исполнитель. Я известен, мои картины покупают, мои скульптуры заказывают известные люди, мои тексты разбирают как горячий чай в лютейший мороз. Мои песни слушают. Под мои песни кто-то влюбляется, кто-то умирает, а ещё под мои песни зарождается чья-то жизнь. Потому что я — Ворон: музыкант, художник, скульптор. Я тот, кого ты любишь. Я тот, кто любит тебя.
Поттер улыбается, делая завершающий штрих. Он нежно смотрит на растерянного Тома и без особого стеснения снимает рубашку, потому что в квартире действительно слишком жарко. Он остаётся в одних только шортах, но это его не смущает. Поттер протягивает руку в сторону Тома и манит его пальчиками. Тот, словно повинуясь гипнозу, подходит и не открывает взгляда от зеленых глаз, которые смотрят на него снизу вверх. Он любит этого чертового мальчишку, которому достаточно лишь улыбнуться, чтобы весь мир вокруг Тома обрёл краски. Ведь он художник.
— Итак, — Гарри задорно хлопает в ладони, встаёт со своего места и ныряет за спину Тома, чтобы прикрыть его глаза и развернуть лицом к мольберту.
Они одного роста, разве что телосложение немного разное, ну как немного… Гарри — типичный, вечно голодный на вид художник, творческий человек с вечными тенями под глазами, растрепанными кучерявыми волосами, острыми скулами, пухлыми губами и изящным, буквально женским телосложением с округлыми бедрами, худыми ногами и руками, узкой талией, длинными пальцами и остро выступающими косточками. Ну, а Том… а что Том? Ну, он бывший военный с хорошим телосложением, умеренным количеством мышц, четко очерченным прессом, узкими, но слишком сексуальными бедрами, широкими плечами… короче, не мужчина, а мечта.
— Я надеюсь, что ты примешь мое решение, — Гарри нежно потирается о затылок мужчины своим носом, вдыхая приятный запах дорогого одеколона. — Я хочу забрать документы и прервать свое обучение. Хочу открыть свою музыкальную школу и обучать детей. Ты примешь меня таким? Без образования? Без фамилии великих адвокатов? Просто музыканта, художника и скульптора. Примешь ли ты меня действительно счастливым?
— Да, — хрипло отвечает мужчина без раздумий.
Том сам не последний человек в этом мире. Он адвокат, военный-политик. Реддл тот человек, к мнению которого прислушиваются. Он в свое время только и делал, что учился. В его тридцать пять он едва ли вспомнит что-то интересное из студенческих лет. А вот Гарри… он его лучик света, и ему совершенно плевать, Поттер он или нет. Ворон или нет. Ведь он его, и только его, Гарри… малыш, детка, солнышко. Он его.
— Тогда, — Гарри хитро усмехается и аккуратно склоняется, все еще удерживая ладони на глазах Тома, чтобы игриво укусить мужчину за чувствительное местечко, чуть ниже уха. Тот вздрагивает, а Поттер довольно мурчит и потирается носом о шею, впитывая в себя аромат. — Сегодня ровно три года, как мы с тобой познакомились. Это твой подарок.
Поттер убирает свои руки с глаз Тома и довольно улыбается, видя искренний восторг в глазах любимого.
— Профес-с-сор, вам нравится? — Гарри мурчит и ближе прижимается к Реддлу, обвивая талию мужчины своими руками.
— Это великолепно, — Том всегда знал и видел, что Гарри — невероятный художник, но…
В этот раз Том получил, кажется, самый странный, желанный, неописуемый, прекрасный подарок, который только быть может. Гарри нарисовал себя. Если подумать только, ну нарисовал-то и нарисовал, чего-то восхищаться, картин что ль не видел?
О, таких картин Том, безусловно, никогда не видел. Он зачарованно скользил по каждому аккуратному и четко вымеренному мазку. Он скользил по портрету своего любимого… и, о Господи, голого Гарри. Поттер нарисовал себя раскинувшимся на ярко-кровавых одеялах, сбитых, смятых и в местах с белыми пятнами, а на них он.
Такой прекрасный, голым, с приоткрытым ртом, с сияющими похотью глазами, с алыми губами, с призывно раздвинутыми коленями, с округлыми половинками, гордо стоящим членом и небольшим розовым колечком. Которое требовало его члена. Члена Тома.
Том сглатывает вязкий ком, в штанах уже давно тесно. Картина настолько реальна и детальна, что Реддл уже хочет облизать её сверху донизу, провести дорожку мокрых поцелуев от всегда мелко подрагивающего кадыка Гарри и до его члена, пройтись пару раз по ним языком, а потом нырнуть ниже, толкаясь длинным языком в тугое колечко мышц. Наслаждаться громкими криками и потемневшим взглядом алмазов во время оргазма.
— Ты можешь повесить его в своем кабинете дома. Если меня не будет рядом, то всегда будет он, — Гарри мягко указывает длинным пальцем на портрет и вовсе не понимает, когда Том успел схватить его за руку, повернуть и прижать к ближайшей стене, пожирая голодным взглядом.
— Ты. Всегда. Будешь. Со мной, — прочеканив каждое слово, Реддл не ждет согласия, потому что знает, что так и будет, он просто впивается в столь желанные губы Поттера голодным поцелуем.
Он кусает и ласкает так приятно, что прям до дрожи. Очередной раз Том грубо оттягивает нижнюю губу парня, на что тот громко стонет, прогибается и без стеснения трется пахом о бедро мужчины, довольно выстанывая его любимое:
— Профес-с-сор, — прямо в губы того.
Реддл соврал бы, если сказал, что его это не возбуждает. Он соврал бы, если сказал, что его не возбуждает мысль о том, что он трахает своего студента. Такого нежного, прекрасного и… главное, желанного.
Подхватив парня под округлый зад, Том тихо рыкнул, когда к нему прильнули ещё сильнее. За спиной сомкнулись длинные ноги Гарри, а на затылок легли вечно холодные и оттого будоражащие ладони. Длинные пальчики бесстыдно скользнули в аккуратную укладку, растрепав её.
Поттер не отвлекался, только целовал, целовал и вновь целовал. Иногда отстранялся, чтобы покрыть острые скулы мужчины несколькими поцелуями-бабочками, чтобы почувствовать, как большие ладони сжимают его ягодицы, да так, что наверняка останутся синяки.
Том в несколько шагов преодолел расстояние и усадил мальчишку на подоконник, тот был довольно качественным, ибо его выдержку они уже не раз проверяли, хотя Гарри был не в особом восторге, впрочем, в этот раз он как-то более мягко пытался высказать свое недовольство.
— Нас могут увидеть, — вновь напомнил Гарри, но тут же задохнулся, когда его голой спиной грубо прижали к холодному стеклу, а Том с довольной ухмылкой, не отрывая затуманенного взгляда голубых глаз, спустился вниз, покрывая быстро вздымающуюся грудь мокрыми поцелуями.
— И? — передразнил Реддл своего парня и, издевательски хмыкнув, лизнул сосок.
Сверху послышался довольный стон, а Том лишь продолжил издеваться над парнем. Сначала он прикусил и немного оттянул твердую вершинку, с удовольствием ощущая, как небольшое украшение в соске звонко ударяется о ряд идеально ровных зубов.
Потом же он целовал, кусал, одним словом изводил Гарри, издеваясь словно самый изощренный садист. Ему нравилось слушать громкие стоны, ощущать, как юное тело под его ласками мелко подрагивает, нравилось буквально все, а Гарри нет.
— Бесите, профес-с-сор-р, — раздраженно восклицает Поттер и дёргает за галстук мужчину, который был слишком увлечен минетом.
Поттер знал, что это будет продолжаться бесконечность, Реддл ему бы сосал и сосал, только вот для первого раунда Гарри хочет кончить немного быстрее.
Парень не задумываясь пытается унять дрожь в руках, что, к слову, у него получается достаточно успешно, начинает расстегивать бесящие его мелкие пуговички на рубашке мужчины. Та легко соскальзывает с широких плеч Реддла, что заставляет Гарри вновь довольно задохнуться. Тот был слишком сексуальным, буквально предметом обожания и мокрых фантазий, а что вообще говорить о нем, девятнадцатилетнем парне? Первое время, когда они только начинали встречаться, два года назад, Гарри кончал только от одних видео своего профессора, который, словно издеваясь, присылал как он дрочит. Слишком.
Гарри рычит от одних воспоминаний и раздражённо дёргает мужчину за пояс брюк, стараясь расстегнуть дорогой ремень. Он задыхается, а из лёгких весь воздух мигом выбивают. Том резко хватает его за горло, впиваясь длинными пальцами в алебастровую, чувствительную кожу. Гарри не может дышать, но он лишь расслабляется в крепкой хватке и хрипит, непроизвольно пытаясь вдохнуть. Он знает, что Том никогда ему не причинит настоящей боли, разве что, если она может принести настоящее удовольствие. Как сейчас.
Гарри, сидящий голой задницей на довольно прохладном подоконнике, чувствует, как капелька теплого предэякулята стекает по чувствительной коже, что заставляет вздрогнуть его. Слишком. Нужно. Больше.
— Малыш, — Том приближается и любовно шепчет в багровые губы Поттера, его большой палец нежно поглаживает подрагивающий кадык, а он просто наслаждается открывшимся видом. Чудесные глазки Поттера уже наполнились влагой, Реддл мягко, кончиком пальца свободной руки ведёт по подрагивающей плоти и наслаждается. Видом его детки, его реакцией, своей реакцией. Всем. — Успокойся, ты же знаешь, как я не люблю, когда ты так торопишься. Как будто у нас последний раз.
Том хрипло смеётся и опускает руку с горла парня; тот, как только получает возможность вдохнуть, тут же льнет к Тому, чтобы поцеловать мягко, нежно и трепетно.
Его рука вновь опускается на ремень мужчины и, уже не торопясь, медленно расстегивает его. Громкий звук удара бляхи о пол его не волнует, как и совершенно голый мужчина перед ним. Поттер аккуратно скользит тонкими ладонями по крепкому телу, очерчивая каждый сантиметр, он ощущает под пальцами уже несколько таких родных шрамов, которые он изучил от и до.
Гарри громко стонет, когда придвигается ближе к мужчине, скрещивая ноги за крепкой спиной. Они так близко, что их члены трутся. Парень задыхается от ощущения и словно в тумане опускает руку на их члены. Он чувствует, как мужчина перестает его целовать и вновь опускается на его шею. Гарри чувствует, как Реддл накрывает его руку своей и начинает медленно надрачивать.
— О Господи, — хрипло шепчет Гарри и откидывает голову назад, больно ударяясь о стекло. Но это и вовсе не мешает ощущать дрожь по всему телу, болезненное напряжение в паху и медленное скольжение на их членах. Трение, что смягчается большим количеством предэякулята Поттера, не мешает ощущать горячее дыхание на собственных губах. Не мешает словно сквозь толщу воды слышать собственные стоны.
Том с удовольствием упивается видом Гарри, его ощущениями, своими ощущениями. Он медленно дрочит, управляя рукой Гарри. У того подушечки пальцев слегка грубоваты из-за долгих часов игры на гитаре, многих часов работы с глиной, но это так приятно и пьяняще.
Реддл любит его, потому что он художник, который разукрасил его жизнь. Он скульптор, который научил его видеть прекрасное во всем. Он музыкант, который заставил петь его сердце от любви.
— Люблю вас, профес-с-сор-р, — громко стонет Поттер и выгибается в пояснице.
Он кончает, а за ним и Том. Липкая жидкость пачкает их руки, но они не обращают на это внимание. Потому что любят. Потому что они такие. Потому что их тела наполняются долгожданной и приятной негой, потому что их сердца окрылённые и поют от любви.
— И я тебя люблю, детка.
Ащщщщщ, как горячо, красиво, ХОРОШО