***
Ludovico Einaudi — Night
Юнги тихо посапывает во сне. Рядом возле него ложится его любимый муж, который наконец-то вернулся домой после месячной командировки. Он находился в Китае всё это время, налаживал партнёрские отношения и расширял свой бизнес. Сокджин буквально пять минут назад вышел из душа и сразу же направился в спальню к своему ненаглядному омеге, который прождал его целый день, но так и не дождался. Уснул. Волосы Сокджина ещё мокрые, он толком их не высушил, но ему всё равно. Он так сильно хочет прижать к себе Юнги поближе и никогда не выпускать из своих объятий. Сокджин подпирает левой рукой голову, прижимаясь как можно ближе к омеге, который зарылся лицом в одеяло, свернувшись комочком, а правой медленно ведёт по волосам, аккуратно заводит пряди за ухо и, наклоняясь, шепчет:
— Юнги, — и столько в его голосе нежности слышно, что сразу становится понятно: он дико соскучился по своему мальчику. В следующую секунду он уже касается горячими губами уха омеги и целует. Прокладывает коротенькую дорожку от хряща до мочки уха, прикусывает её легонько зубами. — Юнги, — повторяет, после чего ощущает, как Юнги вытягивается стрункой, потягиваясь. Он, словно в замедленной съёмке, поворачивает голову и замечает Сокджина. Тот даже сквозь приглушённый свет ночника прекрасно видит, как заспанное лицо омеги озаряется счастливой улыбкой.
— Джин, — хрипло говорит, прочищая горло и уже полностью вынимая руки из-под одеяла. Поворачиваясь к нему в правую сторону, обвивает руками шею и утыкается в неё, вдыхая любимый запах дыни. Юнги быстро-быстро дышит, опаляя горячим дыханием чувствительную кожу альфы, тем самым вызывая табун мурашек по спине. Сокджин свободной рукой отодвигает подальше одеяло, а сам же льнёт как можно ближе к голому омеге, целует его шею, а после легонько прикусывает, оставляет на теле свою метку, вторую, третью. А Юнги, наконец, отстраняется и, глядя так дьявольски долго прямо в глаза, целует Сокджина. Тот в ответ и сам медленно прикусывает нижнюю губу Юнги, оттягивает и то же самое проделывает с верхней губой. Постепенно поцелуй становится более глубоким, а дыхание частым. Тихий стон удовольствия невольно срывается с губ Юнги, когда Сокджин отстраняется, чтобы удобнее облокотиться на левое предплечье, а правой нежно провести по щеке омеги и, поцеловав того невесомо в кончик носа, прошептать в самые губы:
— Привет.
На губах Юнги появляется лёгкая ухмылка, а в глазах — озорные искры.
В тон его голоса он ему отвечает:
— Привет, — и вовлекает в очередной поцелуй.
В этот раз он более мокрый, и теперь низкий стон срывается ещё и с губ Сокджина. Юнги вцепляется руками в спину мужу, как за спасательный жилет, и сильно-пресильно сжимает ладони в замок, словно боится того, что Сокджин может исчезнуть. Сам альфа пытается держать тело на весу, чтобы не придавить Юнги, но даже так он ощущает его пылающую плоть, когда их тела соприкасаются друг с другом. А ещё с каждой секундой запах мяты и имбиря, тот, что исходит от омеги, становится всё сильнее. Джин отрывисто дышит, впитывает в себя под каждую косточку этот дурманящий коктейль вперемешку с собственным запахом и медленно сходит с ума. Юнги под ним ёрзает. В комнате кислорода совсем не осталось. Отстранившись, он смотрит, как Юнги протестующе мычит и тянется за поцелуем. Альфа разглядывает истерзанные припухшие губы омеги, наслаждается тем, что сам же с ними и сотворил. А Юнги же водит ладонями по твёрдой груди мужа ногами, давно обвив поясницу, скрестив вместо рук и прижав к себе близко-близко. Омега едва ли не фыркает, ощущая, как Сокджин опускает голову к его молочной шеи и по-новому терзает, оставляя на ней засосы. Юнги хватает воздух ртом, когда Сокджин опускает ладонь к его ягодице, и сжимает, явно оставляя след руки, и не спеша ведёт пальцами к его промежности, и невесомо задевает головку члена, и опускает руку к анусу, откуда давным-давно вытекает естественная смазка, и содрогается от этих чувств. Сокджин осторожно массирует дырочку и на одну фалангу вводит указательный палец, растягивает, заставляя Юнги привыкнуть к давно забытому чувству. Юнги вцепляется ногтями в спину Сокджина, пытаясь как можно сильнее захватить его кожу, возможно, чтобы тоже оставить после себя след. Сокджин шипит из-за того, что Юнги резко вонзается ногтями в лопатки, отстраняется от шеи, которая давно расцвела багряно-фиолетовыми — оттенками.
— Котёнок, — с заботой произносит, а сам на мелкие кусочки от вида Юнги распадается, подобно мозаике, — от меня ведь живого места не останется, если ты так будешь рвать мою кожу на части, — ему на самом деле всё равно на боль в спине и то, что, возможно, её Юнги разодрал до крови. Главное — не прекращать чувствовать под собой разгорячённое, податливое тело, которое льнёт к нему с каждой секундой всё больше и больше. У Сокджина от одного запаха Юнги кружится голова, нутро скручивает тугим узлом, а в душе вулканы взрываются, и та лава, что по венам течёт, плавит их обоих. Сокджин смотрит на омегу с прищуренными глазами и с дерзкой ухмылкой, и сам же, не в силах сдержать себя, припадает к манящим губам и целует до боли и крови. Юнги шипит в поцелуй, сильнее прижимает к себе мужа, отстраняясь, дышит неровно и отвечает:
— Я только начал. У нас вся ночь впереди.
Сокджин хмыкает и едва ли не закатывает глаза. А после того, как Юнги подаётся вперёд, явно насаживаясь на его указательный палец, спускается вниз и целует ключицы, показывая всем, что этот омега уже занят. Юнги откидывает голову и закрывает глаза, позволяя себе не сдерживаться и стонать в голос. Сокджин добавляет второй палец и проникает им слишком глубоко, доставляя неимоверное наслаждение. И только одному Богу известно, сколько сил понадобилось Сокджину не кончить от одного лишь голоса Юнги. Сокджин и сам давно на пределе. Его колом стоящий член истекает смазкой, а то, что Юнги своим низким голосом нарочито дразнит, то голову срывает так, что он издаёт громкий рык, чтобы приструнить зверя внутри, чтобы тот не сорвался с цепи. Сокджин и сам ещё не насытился своим омегой, потому и не даёт слабину, оставляя свои животные инстинкты под запретом. Его левая рука затекла, и он меняет положение и всё же ложится на Юнги. Тот в ответ сильнее притягивает к себе, хотя ближе уже некуда, а после зарывается ладонями в мягкие длинные волосы мужа. Альфа отстраняется, только чтобы посмотреть, как дыхание Юнги сбилось и как он нервно закусывает нижнюю губу. Если бы Сокджин мог смотреть вечность на нагое тело Юнги с затуманенными глазами и с засосами на шее, ключице, непременно, только бы это и делал. Аромат мяты и имбиря заполонил все лёгкие Сокджина. Он дышит этим запахом, но надышаться не может.
Когда дело касается Юнги, слишком мало — всегда мало.
— Ты такой сладкий, что оторваться невозможно, — не удержавшись от комментария, сообщает Сокджин и, прикусывая зубами твёрдый левый сосок омеги, смеётся из-за того, что тот насаживается на его пальцы, требуя большего. Какие мы ненасытные, — дразнит в ответ за сладостные стоны и добавляет уже третий палец.
— Хватит, — открывая глаза, просит Юнги. Его взгляд давно затуманен, а губы припухли от поцелуев. — Я хочу твой член, — и для убедительности, — пожалуйста.
— Ты уверен? — Сокджин волнуется, потому что ещё не до конца растянул его. Как бы сильно он не желал его, но сделать так, чтобы Юнги было не больно, для него это является долгом.
— Да, — кивает, закусывая нижнюю губу и опуская обе ладони на ягодицы альфы.
— Хорошо, — сообщает, а сам же в это время вынимает пальцы и обтирает их о шёлковые простыни. Потом отстраняется, собираясь встать с постели, чтобы достать презерватив из прикроватной тумбочки. Но Юнги его останавливает, удерживая руками за шею.
— Я чист. Давай без него. К тому же ты только вышел из душа, — догадался Юнги, трогая ещё влажные волосы мужа.
Сокджин усмехается и, наклоняясь, легонько целует в губы Юнги. Этот поцелуй не такой страстный, что был у них минутами раньше, а более трепетный. От него у Сокджина всё нутро скручивается спиралями и мимолётно электрический ток пробегает. Этот омега весь его мир с ног на голову переворачивает, глядя такими требовательными глазами. А Сокджин… Сокджин не может ему в этом отказать. Никогда не мог. Юнги любого на колени поставит взглядом, и ему рот открывать не надо, чтобы это сделать. Вот такой он, чёртов Ким Юнги. Знает, что может вертеть своим мужем, как хочет, и, чёрт возьми, вертит. А Сокджин… снова повинуется, потому что слаб перед Юнги и потому что любит до одури. Сокджин левой рукой соединяет их с Юнги ладони в замок, тянет сцепленные руки к подушке наверх, а другой обхватывает член, чувствуя сильную пульсацию, и медленно входит в Юнги. Он слишком узкий и до безумия горячий. У альфы глаза тут же темнеют от податливого тела, которое льнёт к нему всё ближе. Юнги приоткрывает губы и ненадолго закрывает глаза, слегка прогибаясь в пояснице и стараясь привыкнуть к ощущениям. У Сокджина перехватывает дыхание от этого зрелища. Юнги слишком красив с этими ниспадающими на глаза чёрными волосами и алым румянцем на щеках. Омега кусает губы, и Сокджин в который раз ощущает, как сердце до боли сжимается от любви к Ким Юнги. Веки в одно мгновение стали свинцовыми. Альфа их закрывает и делает первый на пробу толчок. Юнги хрипло стонет и просит ещё, желательно жёстче, но у Сокджина свои планы на него. Он делает медленные толчки, всё глубже погружаясь в него. Низкие стоны вырываются у них обоих. Альфа вставляет член по самые яйца, замирает на миг и Юнги просит двигаться. Тот делает это. С каждым новым толчком — новый стон удовольствия. Дыхание Юнги сбилось. Сокджин накрывает его губы своими, оставляет поцелуи, закусив верхнюю губу. Юнги свободной рукой сжимает ягодицу мужа, ведёт по пояснице к лопатке и шее, гладит и ногтями впивается в спину, оставляя там после себя дорожку капель крови. Сокджин глядит в глаза Юнги и видит в них нежность и трепет. А ещё в них с каждой секундой разгораются языки пламени. Этот огонь в глазах Юнги завораживает, пленит собой и не даёт отвести взгляд хоть на секунду.
— Твои глаза блестят, как звёзды в ночном небе, — касаясь носа Юнги своим и не отводя взгляда, произносит Сокджин.
Конечно же, он не смог удержаться от комментария.
Юнги фыркает, ухмыляясь. А Сокджин плавится подобно металлу, глядя на него, такого хрупкого, но в то же время сильного омегу. Сокджину одного взгляда достаточно, чтобы в душе сгореть дотла.
— А твои губы, как спелая сочная земляника, — возвращает ему Юнги, опаляя тяжёлым рваным дыханием правое ухо Сокджина, и цепляет мочку уха зубами, вызывая приятный табун мурашек сначала на его голове, а после и на теле, — поэтому хватит болтать и поцелуй ты уже меня, наконец, этими до невозможности соблазнительными губами, — и Сокджин, несомненно, целует.
У альфы сердце бешено колотится, а дыхание становится тяжёлым из-за недостатка кислорода в лёгких. Кажется, ещё мгновение, и он точно сойдёт с ума от переизбытка чувств в душе и всего, чёрт возьми, Юнги. Этот омега — самая большая драгоценность на Земле. Наверное, потому Сокджину до сих пор и не верится, что Юнги принадлежит только ему.
Отстраняясь, альфа шепчет:
— Мой, — и глаза Юнги блестят, когда он это слышит. Он часто хватает ртом воздух, ощущая очередной толчок и прикусив до боли губу, отвечает:
— Твой, — после чего притягивает мужа за шею и утыкается в неё, вдыхая быстро-быстро запах дыни. Сокджин чувствует, как омега опаляет своим горячим дыханием чувствительную кожу, а потому замедляется, чтобы отчётливее ощущать Юнги.
— Я люблю тебя, котёнок, — со всей любовью в голосе произносит Сокджин. И он готов поклясться, что в эту самую минуту Юнги не дышит. Замер, задыхаясь эмоциями. Сокджин знает это. Знает и всё. Ведь у самого в данный момент то же самое в душе происходит.
— Я люблю тебя, Джин, — дрогнувшим голосом и так тихо-тихо сообщает Юнги, что если бы они не были так близко друг к другу, Сокджин бы точно не услышал его. Сокджин останавливается. Юнги неожиданно притих, сильнее сжимая переплетённые ладони в замок, а левой крепко-крепко обнимая за шею.
— Эй, — осторожно зовёт, кладя руку на голову омеги, — ты чего? — тот крепче обнимает обеими руками спину и ногами на пояснице. — Юнги? — ещё одна попытка. Но омега не торопится что-либо отвечать, вместо этого издаёт тихий надрывный всхлип, и Сокджин понимает, что его прорвало. Месяц друг без друга — это слишком много для них обоих.
— Я так скучал, так скучал! — надрывно говорит, не отстраняясь от шеи. — Ты бы только знал! — Юнги плачет, понимает Сокджин. А ещё он понимает, что они оба скучали друг по другу так, как никогда в жизни. А ещё то, что им вовсе и не нужен этот долбаный секс. Главное — ощущать родные объятия. Это то, что они хотели всё это время. Им большего и не надо. Сокджину всё же удаётся заглянуть в глаза Юнги, и от увиденного у него сердце до боли сжимается. Он сцеловывает дорожку слёз с белоснежного лица, гладит щёку и наблюдает, как Юнги под ласку подставляется, как глаза закрывает и бесшумно плачет. Юнги не боится показать душу. Он счастлив, потому что скучал, и потому, что сильно любит Сокджина, что даже плачет от тех чувств, что в нём горят в душе и сердце.
— Я тоже скучал, — сказав это, он наклоняется к губам Юнги и пытается поцелуем передать все свои чувства, что есть в душе. И этот поцелуй выходит таким интимным и чувственным, что даже с самим сексом, о котором, собственно, давно забыли, ни за что не сравнится. Они так и остаются лежать в этой позе, наверное, целую вечность. А потом Сокджин выходит из Юнги, ложится на спину и кладёт его к себе на грудь. Они просто лежат в объятиях друг друга. Сокджин гладит того по волосам, успокаивает, а у самого горло и всё нутро тысячами лезвиями раздирается из-за того, что Юнги плачет. Ему так больно видеть, как самый дорогой человек на свете плачет. И всё равно, что это слёзы счастья. Они тонут в тепле и запахе друг друга. Юнги утыкается в шею альфы, а тот накрывает их обоих одеялом, опустив ладони на талию. Как только дыхание Юнги выравнивается и он прекращает всхлипывать, только тогда Джин и засыпает. В таком положении они и спят до самого утра, не шелохнувшись ни разу.
***
Ludovico Einaudi — Elegy for the Arctic
Сокджин просыпается. За окном давно светло, но слегка пасмурно, и солнце не слепит глаза. Он медленно переводит взгляд вправо, на наручные часы, которые лежат на прикроватной тумбочке, и видит время. На часах тридцать четыре минуты десятого, а рядом с левой стороны сопит его любимый муж. Он свернулся калачиком. Вероятно, ему так удобнее спать. Сокджин проводит рукой по волосам омеги, наклоняется, оставляет поцелуй на макушке и уходит в ванную комнату, всё ещё ощущая горячее тело Юнги сбоку, когда они лежали рядом друг с другом. Через минуту Сокджин умывается, чистит зубы, использует туалет и возвращается в спальню к Юнги. Тот всё ещё спит, но теперь распластавшись по всей кровати. Сокджин поправляет на бёдрах махровое полотенце, подходит к краю кровати, садится там, где лежит Юнги, и невесомо проводит тыльной стороной ладони по его тёплой щеке, а потом большим пальцем касается розовых губ и слегка подрагивающих во сне ресниц. Сокджин любуется Юнги, как самым настоящим сокровищем. Он гладит его по голове, не веря, что это всё и вправду принадлежит только ему. Весь Юнги, только его и больше ничей. И пока он его гладил, Юнги начал просыпаться. Сокджин улыбнулся, заметив, как омега нехотя разлепляет глаза, потягивается, довольно улыбаясь. Сокджин наклоняется к приоткрытым губам омеги и, оставляя на них поцелуй, произносит:
— Привет, — вместо того, чтобы сказать «доброе утро».
— Привет, — отвечает омега. И целует мужа.
Юнги мычит. Альфа утыкается в его шею и нежно-нежно целует, вызывая у него звонкий смех. Проходит ещё буквально две минуты, и они меняются местами. Сокджин остаётся лежать на кровати, а вот Юнги уходит в ванную комнату приводить себя в порядок. Альфа точно не знает, сколько прошло времени с тех пор, как Юнги вернулся, но, открывая глаза, стало быть, потому что вздремнул, видит, как Юнги сидит на пуфике перед зеркалом в одной белой рубашке, застёгнутой на две или три пуговицы. Он размазывает руки лосьоном, после чего легонько похлопывает ими по щекам. Омега замечает через зеркало, что за ним наблюдают, разворачивается вполоборота к альфе и тепло ему улыбается.
— Иди ко мне, — просит Сокджин. И видит, как глаза Юнги загораются. Альфа любуется, как молочная кожа омеги, начиная от шеи и заканчивая ключицей, усыпана нежно-розовыми голубыми и пурпурными отметинами. Сокджин глаз отвести не может от своего творения. Была б его воля, он бы на всём теле Юнги свои отметины оставил.
Юнги повинуется. А как же иначе? Он ведь и сам давно хочет оказаться в любимых сильных руках. Юнги медленно забирается на постель, стягивает с себя рубашку, после чего плавно скользит руками по ногам Сокджина вверх и, раскрыв полотенце с его бёдер, ложится на него. Альфа тут же кладёт ладони на его поясницу, а сам же Юнги обхватывает его лицо большим пальцем, проводя по пухлым губам. Они смотрят в глаза друг друга и улыбаются, рассматривая каждую чёрточку в лице. Сокджин невесомо проводит кончиками пальцев по тёплой спине омеги, заставляя того поёжиться от ощущений.
Первым не выдерживает Юнги.
Приподнявшись, оставляет поцелуй на правой скуле мужа, щеке, подбородке и, касаясь его носа, проводит пару раз в разные стороны, будто играет, и наконец-то припадает к губам. Сокджин улыбается сквозь поцелуй, когда Юнги сильнее сжимает его лицо и низко стонет, слегка двигая бёдрами. Губы Юнги мягкие, и Сокджин не может прекратить их целовать. Он испивает его до дна, запоминая момент. В нижней части живота всё скручивает узлом. Ему одновременно хорошо и плохо. С Юнги всегда так. Он любит его сильно, что даже от одних поцелуев превращается в зефир. Постепенно поцелуй становится более мокрый и страстный, и теперь Сокджин тоже толкается бёдрами навстречу Юнги. Тот издаёт рваный низкий вздох и, оттянув губу альфы, отстраняется, глядя на него затуманенными, но довольными глазами.
В следующую минуту Сокджин опускает ладони на ягодицы омеги и сжимает их несильно, не прекращая делать плавные толчки бёдрами навстречу. Тихий стон вырывается из горла Юнги. Сокджин пальцами касается его влажного от естественной смазки входа. Омега, покусывая нежную кожу под губой альфы, закрывает глаза, ощущая, как тот осторожно вводит кончик пальца, дразнит и вынимает. Юнги прикусывает губу и тянется за поцелуем. В этот раз Сокджин медленно вводит указательный палец на фалангу, растягивает, ощущая мелкую дрожь по телу Юнги. Омега прогибается в пояснице и надрывно выдыхает, когда альфа добавляет второй палец. Он сильнее насаживается на чужие пальцы, лишь бы не чувствовать внутри пустоту, и, разорвав поцелуй, даёт понять глазами, что готов принять его. Сокджин усмехается и делает то, что просит Юнги. Левой рукой держит бедро омеги, другой — основание собственного члена и, не торопясь, входит в него. Юнги хрипло стонет и выпрямляется. Он опускает ладони на грудь альфы и сжимает кожу ногтями, не отводя взгляда. Его глаза опасно блестят. Сокджин начинает двигаться, плавно покачивая бёдрами. Очевидно, Юнги этого недостаточно. Он хочет сильнее, грубее. Но Сокджин хочет медленно наслаждаться любимым телом, испить его до дна. Потому и делает плавные толчки. И, чёрт возьми, никуда не торопится. Они сцепляют ладони в замок и оба безмолвно занимаются любовью. Разве что можно услышать тихие шлепки о кожу друг друга и стоны удовольствия.
— Ким Сокджин — самый красивый человек на свете, — говоря это, Юнги издаёт тихий сдавленный звук.
Альфа улыбается, слегка смущаясь.
— По-моему из нас двоих это ты самый красивый человек в этой Вселенной.
— Ты думаешь? — ухмыльнувшись, поддразнивает его Юнги и приступает гладить твёрдую, как камень грудь Сокджина, при этом насаживаясь глубже на член.
— Я в этом уверен, — и в его словах нет ни капли лжи.
Юнги облизывает губы. Глаза радостно блестят.
В следующую секунду Юнги сладко стонет и наклоняется, утыкаясь головой в щёку Сокджина. Тот в ответ кладёт руки на спину, притягивая к себе ближе, и не перестаёт делать толчки. Сокджин делает особо глубокий толчок, и Юнги задыхается, ощущая по телу мурашки. Поднимая голову, Юнги стонет в самый рот альфы, а тот в ответ выпивает этот сладостный звук, завладевая по-новому давно истерзанными и припухшими губами. Постепенно поцелуй становится глубже, требовательнее. Вскоре с губ Юнги срывается тихий всхлип, и он задыхается.
— Юнги, дыши, — просит альфа, разделяя одно дыхание на двоих.
— Дышу, — умудряется сказать он, делая глубокий вдох. — Только тобой и дышу, — тяжело сглатывает и легко находит губы Сокджина.
— Хорошо, — кивает он и видит, как Юнги часто-часто хватает воздух ртом.
Через секунду альфа меняет положение. Он, осторожно удерживая за поясницу Юнги, меняется с ним местами, и теперь Юнги лежит спиной на постели, выгибаясь от огненных прикосновений альфы, а тот, в свою очередь, наклоняется, мгновенно захватывая и исследуя чужой рот своим. В этот раз поцелуй становится удивительно глубоким и чувственным. От него всё внизу живота сжимается от приятной боли. Сокджин посасывает язык Юнги, оттягивает губу и целует его так глубоко, что вся грудь болит от приятного чувства. Они теряются в осторожных, исследующих прикосновениях друг друга и обжигающих поцелуях. Они оба вспотевшие и липкие от пота. На лбу у альфы давно вылезли синие вены, а у омеги после душа слиплись влажные волосы. Капелька пота стекает по спине Сокджина. Он глубже вставляет член по самые яйца, доставляя неимоверное наслаждение омеге. Юнги сжимается вокруг него, сильнее выгибая поясницу и откидывая голову, кончает на грудь себе и альфы. Он содрогается всем телом от головокружительного оргазма. Альфа обхватывает левую ногу Юнги за бедро, раскрывая её для более глубокого проникновения, делает пару толчков и глубоко кончает в Юнги, содрогаясь всем телом. Его сердце бешено колотится, и он пытается выровнять дыхание, но у него это плохо получается. Он так и не выходит из Юнги. Взамен этого наклоняется, инстинктивно находя его губы. Поцелуй выходит неторопливым. Они оба выпивают друг друга до дна. Сокджин осторожно выходит из него, опускается рядом на постель и притягивает его в свои горячие объятия. Дыхание постепенно выравнивается у обоих, но всё равно груди тяжело вздымаются вверх. Сокджин укрывает их обоих одеялом, а потом закрывает глаза и утыкается носом во влажные волосы омеги. Он даже не в силах дотянуться до телефона, на которое приходит уведомление, а за ним второе, третье. Юнги, поднимая взгляд, нежно улыбается Сокджину, оставляет на его губах чувственный поцелуй и, отстраняясь, говорит:
— Я люблю тебя, — его голос всё ещё слегка дрожит, но это последнее, что его волнует.
— А я ещё сильнее, котёнок, — Юнги и не спорит. Он прекрасно знает, что Сокджин, если любит, любит раз и навсегда.
У Юнги перехватывает дыхание от этих слов, и на глаза слёзы наворачиваются. Но это слёзы счастья.
— Дыши, — заботливо просит Сокджин, разрываясь на куски от огромной любви к Юнги.
— Дышу, — шепчет, касаясь шеи и вдыхая в лёгкие вместо кислорода запах умопомрачительной дыни. — Только тобой и дышу.
И Сокджин это знает. Знает и всё.
Ведь у него то же самое в душе происходит.
Там огонь, там жизнь.
Вот пока они делят одно дыхание на двоих, он будет жить. Иначе никак.