Новый год, а значит веселье, ёлка, искристый снег, мягкие сугробы и подарки. Пьяные гулянки и..... Салюты. Много. Очень много и очень громко. Для маленького спокойного омеги каждый такой праздник был испытанием нервной системы и проверка, не поумнел ли за год. Вот чего тут бояться? Это же просто салют. Смотри, какой яркой россыпью летят искры, как разнообразны формы их переплетения
Разве они не дают ощущение счастья?
Юнги не смотрел. Он вообще хотел стать ещё меньше, чем был. Мин никогда не любил ажиотаж вокруг этого праздника. Ради каких-то трех секунд смены года, которое и не факт, что точное, ибо установил это человек, такой размах правда ведь не нужен. Тихий вечер, любимое занятие, вкусняшка. Что ещё нужно? Можно позвать пару друзей.
Или не звать никого. Или некого.
Масштаб празднования Юнги сузил до просмотра фильма с лучшим другом детства, высоким и весёлым альфой. По мнению Юнги, Хосок хоть и шарахался порой даже от случайно упавшего листика на голову но, так как ему плевать было на праздничный грохот среди звёзд ночного неба, то он буквально был для него полубогом.
— Юнги~я-хён? У меня к тебе деловое предложение, — Хосок лежал вниз головой на диванчике, закинув ноги на стену, наблюдая за Юнги, развешивающим мишуру на маленькой живой ёлке.
— Какое?
— Давай тебе в тир экскурсию организуем.
Юнги округлил до сотых глаза и развернулся к Хосоку. — Ты ща не шутки свои шути, а делом займись. Мне двадцать восемь и я имею право бояться громких звуков. А из тира ты живым не выйдешь.
— Да ну ладно, хён. Может быть тебе… Нужно что-то вроде эмоционального потрясения?
— Я ща тебя потрясу, так потрясу, что эмоций хватит на годы вперёд, — Юнги, гневно размахивая мишурой, подскочил к Хосоку, который увернулся и змеёй обвил Юнги всеми конечностями, заваливая на диванчик.
— Хён, ну ты серьёзно? — Хосок вытащил из рук Юнги кончик мишуры и ткнул им в нос Мину.
— Чхи! — наморщеный носик Юнги притягивал Хосока своей милой миниатюрностью. Так хотелось его ущипнуть или куснуть. И вообще, обнимательная внешность хёна — его пожизненное испытание. Но тогда Хосок точно получит. — Хоби, ну хватит, ладно, всё. Пусти, я за пиццей.
Хосок сполз с Юнги, и смеясь закинул в рот кожуру от мандарина, по ходу дела садясь перед стопкой дисков.
— Фу, ёлки-палки, ты как можешь это есть? — Юнги возмущённо сдвинул брови.
— Можно, Юнги~я, и тебя можно. По-любому ты такой же, как эта мандаринка.
Юнги моментально покраснел и слился с радара. Хосок знал его с детства, росли в одном дворе, гоняли один мяч на двоих. Даже вместе учились, хоть и пришлось потом разойтись по разным университетам. Связь поддерживали всегда. При любом раскладе они могли звонить друг другу в любое время дня и ночи. Ночью Хосок часто мог выслушать стос ненормативной лексики, однако поддержку получал с лихвой. Они знали все страхи и радости друг друга. Эдакие парные жилетки. Юнги, на первый взгляд, казался холодной, нелюдимой глыбой. Для окружающих. Но для знакомых он кладезь гениальных выражений и нелепых случаев. А для Хосока самая милая мандаринка, и плевать, что старше его на два года.
Первой в комнату заплыла пицца на вытянутых руках. Потом Хосок напряг зрение, стараясь в этом ходячем сугробе из снега, шарфа и лохматой, как голова медведя, шапки разглядеть хёна.
— Ты что?! Я думал, ты заказал доставку! Хён, ну что ж такое, а?! — Хосок возмутился, отставляя пиццу на столик и отряхивая (избивая) снег с Юнги.
— Хосок~а, прибъешь!
Тот начал отряхивать с ещё большим усердием.
— Конечно, прибъю! А если заболеешь? А меня попросить слабо было? Я же в трёх метрах от пиццерии живу, мог бы попросить! — рука перешла с головы на спину. — Юнги, ты — вредная медвежатина.
Хосок притянул его за шарф к себе и злобно-вредно посмотрел в глаза: — заболеешь — три шкурки сниму.
Юнги возмутился в ответ.
— Та пиццерия, которая рядом с тобой, —обычная забегаловка, — пробормотал возмущённо. — А эта продавалась в кафе, и я за ней неделю гонялся, потому что она в солдаут уходит быстрее, чем носки президента.
Хосок фыркнул и расхохотался, отпуская Юнги, напоследок пнув его под зад.
— Да Хосок, ну твою дивизию!
— Это чтобы в памяти отпечаталось, — тот принес стаканы с яблочным соком и колу.
Юнги, нарезая пиццу, заворчал: — но ведь в память, а не задницу.
— По моим наблюдениям, у многих карта памяти именно там.
— С тобой спорить бесполезно.
— Тогда не спорь, — улыбнулся Хосок и перетащил ноутбук к дивану. — Иди сюда уже, хватит там шаманить.
Юнги взял плед и подкатился под бок Хосоку. Знакомая мелодия донеслась из динамика, а в кадрах фильма на заборе с важным видом восседала кошка Макгонагалл.
Хосок почувствовал невыносимую сонливость под конец фильма. До боя курантов оставалось два часа, а у него уже нет сил. Юнги, как ярый фанат фэнтези, даже не думал сомкнуть глаза до начала титров, хоть и зевал, как заправский пылесос.
— Юнги, отпусти пожалуйста поспать, — Хосок состроил брови домиком и добавил: — Мы всегда можем поздравить друг друга даже в новый день, не обязательно год.
— Иди, я тоже прилягу.
Они прибрали следы вечернего ужина, Хосок сильно старался отогнать мысли, что это было похоже на уютное свидание. После, он уполз в соседнюю комнату, Юнги облюбовал нагретое место диванчика, потому остался тут же.
Мягкий, разноцветный свет от гирлянды создавал ощущение уютной пещерки. Блики, отбрасываемые на стену, размывались, как расфокусированный зум фотоаппарата. Юнги неслышно посапывал под пледом, а в другой комнате Хосок растянулся звёздочкой на диван-кровати, стянув под пятки всё одеяло. За окном зима решила вывалить, наверное, годовой запас снега, чтобы через неделю растаять и оставить слякоть. Приход нового года для каждого чувствуется по-разному. Иногда просто быстро и внезапно, иногда излишне шумно. Создавая кипиш вокруг себя, мало кто может действительно почувствовать движение времени. Определиться с тем, как двигаться человеку. В ногу с временем никто не может. Можно лишь успевать не отрываться далеко. Рамки ставит человек. Жизнь. Она сама по себе безгранична.
Разбудил Юнги огромный грохот за окном, будто кто-то уронил фургон со стеклом, ещё и шкаф сверху. Омега резко подскочил, продираясь сквозь остатки сна. Снова грохот. И так близко, что Мину показалось, будто это над ним лично стоят. Юнги зарылся под подушку, сжимая руки в кулаки. «Просто салют, подумаешь, люди с ума сходят». Нервный оскал вообще храбрости не прибавил. К повторяющимся выстрелам добавился раздирающий людской крик радости, но и отдавало больше ужасом, казалось, будто там кого-то на салюте подорвало, и нервы Юнги сдали окончательно. Он ненавидел крики, поэтому даже ужастики никогда не смотрел. Паника, нарастающий кошмар, подступившие слёзы и скомканная подушка, с закушенным уголком в зубах. Яркие вспышки, крики и грохот, словно врата ада решили открыться в полночь.
Юнги, не в силах больше сдерживать себя, дождавшись полуминутного затишья, вытек из-под пледа и метнулся в комнату к спящему без задних ног Хосоку. Как он мог спать, когда тут, словно на фронте в 1945, оставалось загадкой. Юнги ткнул его в пятку и плюхнулся в ногах.
— Хосок, — тихо позвал он. — Хосок! — Уже громче.
— А, что? — Тот поднялся, всматриваясь в перепуганное лицо Юнги в полумраке комнаты. — Что случилось?
— Я… Не могу уснуть. Каждый год одно и то же, а я всё ещё не переборю себя.
За окном свист и взрыв, сопровождающийся ярким белым светом от огромного салюта, одуванчиком раскинувшегося в небе. Юнги тонко пискнув: «твою мать, заколебало», нырнул под бок Хосоку и буркнул: — Не вздумай ржать. — И затих.
Хосок с сочувствием посмотрел на него и прошептал:
— У тебя сейчас истерика будет.
— А что, так заметно? Я же вообще смелый до чёртиков. Ни грамма страха.
Хосок потянул носом усилившийся запах мандаринов.
— Ага, я вижу, какой ты спокойный, — из-за шума за окном он наклонился к уху и прошептал: — Я давно заметил, что от сильных эмоций у тебя запах усиливается. И, честно, я хотел бы его чувствовать чаще. Правда не таким кардинальным методом. Голос Юнги донёсся где-то из района ключиц Хосока.
— Ты поэтому в тир меня хотел отвести? Купи себе шкурок и нюхай.
Хосок хрипловато засмеялся и, вытянув из-под себя одеяло, накинул его на обоих, обнимая Юнги.
— Ты — моя лучшая мандаринка. И никакие шкурки и рядом не валялись.
— Спасибо, что повысил меня в ранге выше продуктовых отходов, — буркнул Юнги и хохотнул. Его наконец-то начало попускать. Ненавистный грохот за окном стих, и Юнги грелся в объятиях Хосока, вдыхая запах виниловых пластинок. За этот крайне странный и чарующий запах альфы, он даже дал ему кличку Ретро, записав так в своём телефоне. Хосок обнимал своего друга, понимая, что чувствует не совсем дружеские чувства. А что-то… Большее. Желание быть ближе и защищать, шутить и обнимать, делать маленькие, приятные сюрпризы. Он до чёртиков радовался, когда видел воодушевленный вид Юнги, который с увлечением рассказывал о новых фото для редакции журнала, о лирике новых песен. Его разносторонний друг — прекрасный омега с милым и одновременно дерзким характером. Идеальное сочетание. Мандарины он с детства любил.
Даже когда их семье финансово было трудно, на большие праздники мама всегда покупала два мандарина. Хосок, зная о том, как тяжело их было купить, съедал всё, чтобы не оставлять ни крошки. А теперь он просто мог лежать и наслаждаться запахом. Просто кайфовать. Истинность, скажете вы. А Хосок скажет — лучший человек в мире. Юнги снова засыпал, убаюканный теплом хосоковых объятий. И от этого аура запаха начала оседать, делая Мина незаметным на фоне событий.
В морозной тишине раздался далёкий звон огромных часов на площади. Куранты. Условное время снова менялось условно. Но одно остаётся неизменным сквозь года:
— Юнги~я-хён, я хочу кое-что тебе подарить.
— М~м~м? — Юнги развернулся, смотря прямо в глаза Хосоку, сильно стараясь не смущаться. — Давай по очереди.
— Знаешь, это не материальный подарок, и не совсем подарок, но..... Ты мне очень дорог и..... Я люблю тебя. Я хочу быть с тобой рядом и действительно дарить свое тепло тебе.
Хосок зажмурился, думая, что его сейчас замотают в одеяло и вынесут на мороз, потому что: «проветрись, ты даже не пил» .
— Я думаю, я тоже… — Юнги смущённо засопел. — Но ты всё ещё мой друг. И да, мы же… Не обычная пара, которая с ума сходит в гон или течку.
Хосок приподнялся на локте.
— Хён, ну ты умеешь момент испортить. Меня зафрендзонил лучший друг. Звучит однако. Я же про секс нигде не упомянул. И не могу сказать, что он мне нужен, — на этих словах Юнги спомидорился и пнул Хосока ногой под одеялом, попадая в коленку.
— Да что ж ты дерёшься постоянно?
— А нечего такие темы поднимать!
Хосок ухмыльнулся, а после тыкнул Юнги в нос и на двенадцатый удар курантов чмокнул в такие мягкие и маленькие губы. — С Новым годом, хён.
— И тебя.
А комната снова наполнялась запахом мандаринок и атмосферой самого надёжного чувства — искреннего, взаимного доверия.