про глаза

Знаете, бывают такие моменты, которые в памяти остаются долгими как шахматная партия, а в самом деле пронеслись за пару мгновений? Кейси Джонс вот подозревал, что сейчас как раз такой момент.

То ли это интуиция, то ли трещина в черепушке, пробитая каблуком самой жизни, принимала вспомогательные сигналы из космоса, но на третьем десятке лет Джонс таки научился различать, когда пахнет жареным, а когда еще только подпекает. Степень подпекания обычно определялась по взгляду оппонента, и чем жарче… э-э-э… пеклО, тем больше симптомов — ко взгляду добавлялись оскал, яростные брызги слюны, утробный рев и иногда покрасневшие уши.

Обычно. Но не в этот раз. Этим разом был Дон. Замерший, замолчавший, кинематографично-медленно выронивший вилку из пальцев и глядевший на Кейси. И всё молчком! Мужчина незаметно для себя нахмурился - когда не понять, что там в голове у собеседника происходит, невольно чувствуешь себя уязвимым.

Кейси определенно не был поэтичной натурой с медовым ртом, и, как правило, его описания ограничивались «красной хреновиной» или «мокрой штукой», посему эпитетов, достойных быть записанными, глаза Дона не удостоились.

В них просто было приятно смотреть.

Когда гений не прищуривался у экранов, то прорезавшие кожу морщинки у век, что обычно обрамляли сосредоточенный взгляд строгим контуром, разглаживались, как рябь затихает на водной глади. В сакральные моменты покоя Дон уходил в себя, и тот же взгляд становился удивительно мягким, как укрытый поволокой. Он мог часами смотреть в одну точку, не различая даже, пусть она хоть чье-то лицо, хоть тающее мороженое в чашке, хоть салют на день независимости. Наверное, там, за поволокой, он продолжал вычислять и анализировать, а может просто мечтать, как скинет пару собственноручно собранных бомб на тех, кто ему не нравится — например, на сомнительных личностей, мельтешащих ладонями перед его лицом. Кейси так, конечно же, не делал… ну всего пару раз, и не мог не отметить, как больно врезается шест по коленной чашечке.

Сейчас Кейси-то был ученый, да и чего руками махать, Дон смотрит точно ведь на него! Только что это такое-то? Что не так-то?

Левый доновский глаз. На краю радужки, сливавшейся своей космической темнотой со зрачком, круг рвал крошечный невус, словно растекшаяся капелька чернил потекла с Круга Малевича. Кто такой этот Малевич Кейси не то, чтобы хорошо знал, но однажды так сказала Эйприл, а Дон, смущенно благодаря её и не поспевая мыслями за рукой, коснулся пальцами нижнего века. Кейси тогда невольно фыркнул, но не от ревности, а просто что-то этот жест в нем всколыхнул, им самим отторгаемое.

А сейчас вот она, эта же рука, которая сначала вилку уронила, а теперь повторяет, как у робота, один и тот же жест. Касается века. Дон медленно выходил из анабиоза, силясь что-то сказать и разводя руками, но ему словно не хватало дыхания заговорить опять, поэтому губы смыкались, а плечи опускались.

- Ты чё?

- Я… Я что… Я что? - наконец, нашелся Дон и встряхнул головой, будто вынырнул из воды. - Что ты несёшь?! Я… о, пожалуйста, просто скажи, что я тебя неверно расслышал.

- Эй, а чё я такого сказал?

- А ты не догадываешься?

- Ты сам всегда говоришь — нужно всё анализировать, ага? - прищурился Кейси, поднимая и отдавая Дону его вилку.

- Да! Да, но!.. - воскликнул Дон, и Кейси успокоился.

- Ага! Вот а я говорю тебе — где доказательства воздуха, а? Типа ты говоришь — нет доказательств бога, а вот воздух — он же тоже вокруг нас, но его не видно!

Дон уронил лицо в ладони и то ли заплакал, то ли засмеялся.