Последний вечер

Примечание

Простите. Я тут впервые ещё не привыкла.

В это тёплое утро, наполненное прохладой и необыкновенной свежестью, что заполняли лёгкие будоражащим и пугающим холодом. В своей кровати лежало Солнце империи, один, на неприятно липкой кровати, которая была пропитана кровью дорогого человека. Этот человек уже успел стать призрачным воспоминанием, которое будет его преследование и идти следом, как незримое отражение его печали. Клод Дэ Эльджео Обелия был сыт. Сыт, но не счастлив. И будет несчастен до конца дней своих, до заката своей одинокой, наполненной сожалением, жизни….



         Что же случилось?



  Вечер. Их обычный вечер. Обычный, но такой приятный и ласковый, наполненный нежностью и выходящими за рамки дозволенного чувствами. И самое ужасное в этот вечер то, что должно было случиться ещё раньше, просто Клод это откладывал, всё же случится сегодня. 



  Герцог Альфиос подошёл и нежно обнял за плечи своё молчаливое и мрачное солнце, при этом щекотно поцеловав его ухо. Единственное, что оставалось златовласому — вздрогнуть от щекотки. С печалью и сторге он посмотрел в золотые глаза, те, что напоминали ему о тёплых деньках, когда ещё брат играл с ним; о его горячо любимой, но больной матери. О всём самом прекрасном и лучшем в его жизни, в то число входил и Роджер. 



   Они медленно перешли на кровать, почти не касаясь губ, будто боясь, что если они соприкоснутся, всё вокруг безвозвратно канет в лету, растворится, исчезнет. Аристократ аккуратно уложил на кровать покорителя его сердца. И может эти отношения могли никогда не случиться, но они начались как нечто неожиданное, по велению богини Судьбы. Как что-то, что само разумеющееся и в то же время созданное по ошибке. И это заставляло их обоих ценить то, что они ощущали. Пусть они, два уставших сердца, целуются как будто в первый раз. Неловко, резко и в то же время со всеми чувствами, которые были между ними. 



   Проведя рукой по халату и без особого труда развязав его, с мягким и воркующим взглядом оглядел своего возлюбленного, свою радость. Обладатель топазовых глаз не большими, но усилиями расстегнул его рубаху с невероятно жадным животным блеском в глубинах его глаз. И на самом деле Герцога не интересовало, что это могло значить, ему просто было радостно на душе от мысли, что они вместе и они любят. 



    Первый укус.



  Он был глубоким, но Роджер его не почувствовал, так как сейчас он был погружён в эмоции и удовольствие, а его голову заполняли мысли о любви к этому человеку и желании сделать ему приятно. 

    

     

   Клод, облизнув свои зубы, чувствовал приятный металлический вкус и ему определённо чудилось, что на вкус кровь такая сладкая, что можно было заменить все сладости, которые могла съесть его дочь. Это возбуждало и волновало. 



      Второй укус.



   Это было больно, очень, но Роджер, словно загипнотизированный, продолжал двигаться, мягко и в среднем темпе, а Клод уже откусил от него кусочек. Кровь стекала струйками вниз, но Аристократ этого не видел. Его будто это и не касалось. Будто бы и не его кусали, ему лишь хотелось быть ближе.



   Клод любил Альфиоса. И это была причина, причина его голода. 



    Третий укус.



   Кровь уже брызгала, стекала и пачкала, но Императору мало, ему нужно ещё. Словно задыхаясь без потребности в этом человеке в себе. Желание быть единым было похоже на навязчивую мысль — это безумие от любви. Но златоглазый лишь то ли болезненно, то ли с удовольствием выдохнул. Он чувствовал боль, но она не была чем-то действительно для него важным сейчас. Только раз проскользнула мысль, что нужно будет позже сходить к врачу. 

 


  Четвёртый укус.

       Пятый укус.

        Шестой укус. 

         Седьмой укус.

          Восьмой укус.

                     ….



     Он съел его без остатка. 



Но что же потом? 

Что ему делать?

Почему он его не остановил? 

Почему Роджер не сопротивлялся?



      Клод, с пустым и полным горя взглядом, смотрел на то, что осталось от Аристократа… единственное, что было не тронуто, — его голова. Но мёртвый взор уж не был больше златым, лишь грязный и не имеющий никакой ценности цвет охры. От злости на себя он поглотился и это. 



     Долго ещё лежало на кровати Солнце ясное, в белоснежном халате, на красных простынях и весь чумазый в крови, что и была расписана простынь. 



     Когда в его покои зашли слуги, они не нашли Клода в комнате, но нашли в гардеробной, где он наконец нашёл свободу и затянул на шею, чтобы не быть несчастным. Чтобы точно погрузиться в вечный сон, где он будет только с ним. Где он будет просить прощение и тот его простит с чарующей уставшей улыбкой, а потом они будут ходить по садам и вечно смотреть на цветение роз…