Ночь была жаркой. Ночь была сумасшедшей.

На языке разливается солёный вкус от коктейля, название которого Соуши даже не знает, как и не знает, кто заказал его. Он не обращает внимание на жжение во рту, на то, как опасно близко к краю бокала подкатывается жидкость, на то, как Мин Хёк рядом улыбается в дружелюбно-издевательской манере. Взгляд Соуши прикован к сцене в центре зала.

Он не помнит, чья идея была прийти в стриптиз клуб, но догадывается, что такой треш мог родиться только в голове одного идиота — Мин Хёка. Брат Майи — человек логики, распоряжающийся знаниями, как фигурками на шахматной доске, и играющий в шута с завидным мастерством, при этом не вызывая злобы или обиды у других. Но в то же время он — дикий, неустойчивый, с проклятым умом, рождающим ненормальные идеи. Дьявол. Что страшнее всего — Мин Хёк всегда был упрямым и способным затащить в свои проделки кого угодно. Соуши усмехался, думая, что справится с ним, но…

Сидя в полночь в душном клубе в компании друзей и пошлых разговоров, среди толпы пьяных людей, но как будто в приятном одиночестве, он понимает: не зарекайся, дружище, не зарекайся никогда — оно вернётся и вмажет тебе вдвойне.

И всё бы было хорошо… Но с момента, как Ён Ги отделался нервным смехом и широким оскалом и оставил их, Соуши догадывался, что ничего хорошо не будет. Предохраняющий рычаг — Ён Ги — исчез, и появилось множество вариантов того, как закончится ночь…

В мыслях остаются только нецензурные.

Приглушённое освещение клуба в синих, оранжевых и красных тонах, сменяющих один другого каждые несколько минут, медленно и незаметно, усыпляет бдительность и расслабляет, но Соуши ощущает каждый нерв в теле, движение груди при дыхании, покалывание жара на щеках, мурашки, пробегающиеся по коже от соприкосновения с тёплым воздухом. Тело холодное и покрыто потом, словно он чего-то боится. А он боится. И одновременно желает настолько, что в груди щемит и тянет.

Сцена невысока, в половину его роста, и шест прикреплён к потолку. На парне, кроме — слишком небольшого — белого нижнего белья, странное украшение, свисающее с шеи до пупка треугольником, обхватывающее плечи и выдающееся чуть в стороны от них, из-за чего каскад серебряных цепочек, соединённых и создающих подобие пустых чешуек, дрожит в воздухе, облегая его тело, как кольчуга. Абсолютно бесполезная кольчуга, которая не защитит даже от ветра. Одна серьга — золотая, длинная, с тонкими кольцами, связанными витиеватым серебром, как узорчатыми мостиками, качается из стороны в сторону — Соуши представляет, как она холодит кожу при соприкосновении с шеей, и невольно передёргивает плечами от резкой дрожи.

Движения парня плавные, грациозные и ленивые, как будто он совершает рутинное действие перед тем, как выйти в люди или лечь спать. Ещё немного — и он уснёт, послав всех к чертям. Он делает одолжение, продолжая танцевать, но каждый его поворот, взмах руки, наклон — всё попадает в такт музыки, создавая гипнотизирующую симфонию. Когда видение входит в резонанс со звуками — и видение, и звуки приобретают новые цвета. От этих мыслей Соуши чувствует себя пьяным больше, чем от алкоголя. И долбанувшимся.

Из отрывков разговора он понял, что прозвище парню — «дива», которое он явно выбрал сам, то ли всерьёз, то ли в шутку. Дива, ха? Соуши узнал Сан Чхоля в первую же секунду, когда увидел ядовитую улыбку и взгляд полуприкрытых глаз, которым он окидывал окружающих — это был взгляд ублюдка, ставившего всех ниже него. Но они и правда были ниже, что уж тут.

Поэтому Соуши безошибочно определяет: Сан Чхоль выбрал такое прозвище смеха ради, но не над ним, а над другими.

Не узнать его слишком сложно. Не узнать его, заметив на сцене сброшенную шубу и валяющиеся рядом солнцезащитные очки… Эти два предмета буквально кричали «Сан Чхоль! Ким!». И если зрители заорали бы в ответ «дива», Соуши заорал бы «мудак, падай!».

Наступи на меня.

Он едва делает глоток коктейля и давится, громко кашляя. Соуши отгоняет тупое наваждение, успокаивая дыхание.

Влияние Мин Хёк опасно.

На самом деле, когда он заметил шубу и солнцезащитные очки, ему одновременно захотелось воскликнуть «боже» и разочарованно вздохнуть, помотав головой. Первое Сан Чхоль принял бы как комплимент, а на второе через пару секунд не осталось сил — на каждую его выходку реагировать бесполезно. Горбатого могила исправит.

Соуши, возвращая внимание к сцене, закатывает глаза — Сан Чхоль смотрит на него, на секунду остановившись, и широко ухмыляется. Незнакомые девушки рядом смеются и одобрительно пищат. Он морщится, как будто звуки, издаваемые ими, громче, чем музыка, которая почти не оставляет места на переговоры — если вы сидите дальше десяти сантиметром друг от друга, то, будьте добры, кричите, чтобы вас услышали. Соуши переводит взгляд к Сан Чхолю и глубоко вдыхает, потому что тот до сих пор наблюдает за ним, продолжая танец. Ленивый, как лев — король здешних просторов; плавный, как покачивающийся на ветру колос; грациозный по-кошачьи — властно и расслаблено. Сан Чхоль не сводит с него глаз, хотя в темноте клуба заметить Соуши — нелёгкая задача; он не сводит глаз, хотя в зале полно людей, которых можно заворожить, привлечь, зацепить; он не сводит, хотя постоянно возвращаться к одной точке посреди мириады возможных — трудно.

Народа столько, что тяжело дышать, но Соуши кажется, что нет никого. Пусто.

Соуши запоминает каждый изгиб украшений, но не его тела. Разглядывать тело Сан Чхоля — странно, неправильно и грубо. Соуши плох в понимании границ, но не до такой степени.

Однако это место создано для представлений в полуголом виде, которые принято смаковать, как вино, и если они уже здесь, то лучше не пустить деньги на ветер и взять всё от момента, да? Соуши поджимает губы, изо всех сил стараясь сдержать улыбку.

Из колонок играет тяжёлый рок без слов. Образы перед глазами, смешанные с давящей музыкой, вызывают лёгкое головокружение и заставляют сжимать кулаки. Он нервно сглатывает, наконец позволяя себе облизать потрескавшиеся губы. Сан Чхоль ухмыляется шире, и от этой ухмылки по позвоночнику пробегается ток — Соуши, дёргаясь, выпрямляется на стуле.

Ублюдок находится от него в десятке шагов, но как будто прямо перед ним, обдавая горячим дыханием и водя руками по напряжённым плечам.

Кажется, ему сносит крышу.

Сносить временно перестаёт, когда Мин Хёк наклоняется к уху и выдерживает напрягающую паузу.

— Он тебе нравится.

Угол его губ дёргается, и Соуши смотрит на рот Мин Хёка с отвращением, а потом скалится, отпихиваясь локтём:

— Давно не получал?

Мин Хёк смеётся — искренне, жмурясь, но в приглушённом освещении клуба, теперь красном, он выглядит как Сатана. Только подходящего хвоста не хватает.

Он снова придвигается ближе.

— Я тебе помогу.

Соуши хочет спросить, но Мин Хёк подмигивает и уходит в неизвестном направлении. Толпа сжирает его фигуру, и место за барной стойкой рядом с ним занимает другой человек. Соуши не реагирует, но задумывается: пора ли бежать или буря пройдёт мимо? С чем Мин Хёк собирается помочь? С Сан Чхолем? Как? В каком плане?

Музыка не останавливается, но краем глаза он замечает, что движение на сцене прекратилось. Соуши поднимает голову. Сан Чхоль, с абсолютно ровными ногами, наклоняется так низко, что умудряется поднять очки. Прежде, чем надеть их, он накидывает шубу. Всё, что Соуши хотел рассмотреть, теперь скрыто за мехом, а обжигающий взгляд спрятан.

Он чувствует разочарование — и не удивляется.

Через несколько минут возвращается Мин Хёк, с той же дьявольской улыбкой, и шепчет то, что заставляет Соуши открыть рот. Но не говорит ни слова — его пихают в спину в нужном направлении. Людей становится меньше, пока они не пропадают из виду совсем. Мин Хёк прекращает давить на лопатки только тогда, когда вталкивает его мимо крупного охранника в пустующую комнату с фиолетовым интерьером и маленькими лампами на стенах, которые едва освещают помещение.

Хлопок двери заставляет Соуши вздрогнуть и оглянуться. Мин Хёк исчез.

«Я купил тебе привет с ним. Одобряю твой выбор и желаю удачи. Если ты не вернёшься через час, то я уеду домой, поэтому не волнуйся».

Шёпот разносится со всех сторон, и Соуши закрывает глаза, пытаясь отогнать насмехающийся голос. Ногти впиваются в ладони. Злость бурлит и не находит выхода.

Когда он открывает глаза, спина покрывается мурашками, а в горле пересыхает. Сан Чхоль напротив, в пяти шагах от него, смотрит пристально и серьёзно, как будто пытается заглянуть вовнутрь, разгадать, понять.

Глупости какие.

Солнцезащитные очки валяются на низком столе, шуба — на одном из кресел. Как Сан Чхолю не холодно? Соуши вскользь осматривает его и ёжится.

Но Сан Чхоль в ответ на его взгляд прикусывает губу, плавно поднимая руку. И манит пальцем.

Издевается, ублюдок.

Чёрт возьми.

Пиздец, думает Соуши, блять, шипит он вслух, не осознавая. Он закрывает глаза и выдыхает через рот.

Один.

Два.

Три.

Едва в голове звучит «четыре», как его тянут вперёд. Сан Чхоль держит Соуши за ворот футболки, оттаскивает в сторону и вдруг пихает в грудь.

Мягкое кресло прогибается под его весом и скрипит повторно, когда Сан Чхоль наваливается сверху, упираясь коленями под подлокотники и нависая над Соуши. Все мысли о том, что правильно, а что нет, исчезают, когда Соуши осознает, насколько они близко — всё тело Сан Чхоля перед ним, и он может прикоснуться к нему, всего лишь немного подвинув руку. Он хочет. Он не решается. Он облизывает губы, и улыбка Сан Чхоля становится шире.

Здесь воздух не тёплый — горячий, лёгкие спирает, и от дыхания Сан Чхоля колет щеки.

Столкнуть его с коленей… У Соуши кишка тонка.

Жизней не хватит, чтобы заплатить за такое унижение. А Сан Чхоль заставит заплатить. В своей сумасшедшей манере. Соуши будет до смерти жалеть о том, что сделал.

Сан Чхоль наклоняется, скользит взглядом по лицу Соуши, останавливаясь на его плотно сжатых губах. Он оставляет короткий поцелуй под ухом, недостаточный, невесомый, и кончиком языка медленно, как будто смакуя, ведёт вниз, к ключицам, заставляя Соуши запрокидывать голову и подставлять шею, чуть выгибаясь вперёд. Руки Сан Чхоль скользят по его торсу, он задирает футболку и надавливает на оголённую кожу холодными пальцами. Соуши резко вдыхает и сжимает кулаки.

Ему хочется бежать и прятаться, но он не может двинуться, не смеет встать, не решается остановить его. Соуши не замечает, как хватает Сан Чхоля за талию и притягивает ближе, облизывая губы и возвращая ему услугу — укусом в плечо. Это рефлексы. Что-то инородное, чужое для него, к чему он не привык, чему не позволял вырываться.

Шёпот на ухо срывает все барьеры:

— Переведи дыхание. Мы только начали.