Если бы у Кроули спросили, кто может причинить ему самую невыносимую боль, то он бы, даже не задумываясь, ответил: «Азирафаэль». Ад не пугал его, хотя стоило бы отметить, что в наведении шороху демонам не было равных; его вовсе не страшил Рай, который побрезговал бы собственноручно марать свои чистенькие костюмчики в расправе, обязательно обратившись за помощью к «знающей толк в таких вопросах стороне». Но Азирафаэль… Азирафаэль вызывал в нем страх настолько сильный, что он мог бы сравниться только с тем ужасом, который обволакивал тело во время Падения и жег спину после него. Ангел даже не мог представить, насколько велика была его власть над демоном, да и Кроули никогда бы не позволил хотя бы подумать об этом. Несомненно, он всегда шел на поводу у этого пернатого засранца, стоило тому только приподнять в мольбе брови или грустно потупить взгляд, сжимая покрепче ресторанное меню в руках. Щелчок – и любой ангельский каприз исполнен. Азирафаэль знал только то, что всегда мог положиться на демона, хотя его сущность отрицала это настолько явственно, что подобное поведение вызывало у Кроули приступ смеха или закатывание глаз, что, впрочем, за темными стеклами очков всегда оставалось в тайне. Азирафаэль ведь не догадывался, что любое его движение, любая улыбка вызывали у Кроули страх, что это будет последнее, что он увидит в своей жизни. Ангел был светом горящего огня, а Кроули – мотыльком, которого так и тянуло к этому свету, сулившему только неизбежную смерть.
Кроули никогда не забывал, кем они, по сути, являлись. Он – демон, Азирафаэль – ангел. О таком было трудно забыть и тешить себя какими-то надеждами на что-то общее было по меньшей мере глупо. Демон знал, что Азирафаэль, несмотря на свою расположенность и доброту, никогда не выберет его. А Кроули выбрал бы. Наверное, не только потому, что в Аду его ничто и никто не держал, были свои условности, как и в небесной канцелярии, но ему было на это плевать. Кроули выбрал бы его по одной простой причине: страх был ни чем иным как любовью. Поэтому это и вызывало внутри груди такие пугающие болезненные ощущения, стоило только ангелу смягчить тон в разговоре с ним, назвать этим идиотским «дорогой», или, хуже всего, улыбнуться. Кроули терялся, замолкал и старался смотреть в сторону, а иногда просто перебивал, переходил на другие темы или же просто подливал новую порцию вина в бокал, лишь бы заткнуть размякшего ангела. Лишь бы тот перестал улыбаться и смотреть на него так, будто Кроули – его самый лучший близкий друг. Демон никогда не пытался приписать этому бегающему теплому взгляду какое-то другое значение, потому что тешить себя напрасными надеждами было выше его сил.
Если бы у Кроули спросили, что может стать причиной его гибели, то он тут же бы выпалил: «Азирафаэль». Он бы не удивился, если бы однажды у его горла оказался ангельский клинок или еще что-то в этом духе, а до этого светившееся теплом лицо, вдруг исказила бы гримаса полного отвращения. Кроули было бы страшно, определенно. Страх сковал бы его тело, не позволяя вырваться или дать отпор. Кроули было бы страшно смешно умереть от руки того, кого он любит. А еще страшнее вообще признаться ангелу в своих чувствах. Слово «чувства» вызывало горечь на языке, Кроули морщился, когда думал об этом, что порой не ускользало от пронзительного взгляда Азирафаэля.
«Все в порядке, дорогой?» - взгляд из-под дурацких очков, которые совершенно не шли Азирафаэлю, был слишком внимательным и глубоким.
«Вспомнил тот отвратный вкус вина, что мы пробовали на прошлой неделе. Все в порядке, ангел», - равнодушно пожимал плечами, наблюдая за тем, как Азирафаэль тут же возвращался к чтению, ничего не заподозрив.
Отговорок находилась тысяча, но с каждым разом врать становилось все тяжелее и тяжелее. Последние несколько раз Кроули долго молчал, чем вызывал еще большее беспокойство со стороны ангела, но потом всегда находился с ответом. Самым дурацким в коллекции было «эта смертная оболочка немного барахлит». Тогда Азирафаэль недоверчиво вскинул бровь, но кусок бисквита был куда интереснее дальнейших расспросов, что спасало демона от неприятных разговоров.
Однажды это случилось. Наверное, не могло не случиться.
Кроули сидел на террасе небольшого домика, в котором он и Азирафаэль поселились после всех произошедших событий. Демон все еще удивлялся тому, что ангел вообще согласился на такое, но осознание того, что больше нет «черного» и «белого», сыграло свою роль. Он сидел в совершенно идиотском плетённом кресле, которое ангел усмотрел на местной распродаже, и срезал с яблока кожуру, завивавшуюся забавной спиралью. Азирафаэль расположился с очередной книгой совсем рядом, по правую от него сторону. Кроули слушал шелест переворачиваемых страниц и старательно орудовал ножом, когда задумчивый голос ангела буквально его оглушил.
– Когда я изучал труды Агнессы, наткнулся на забавное предсказание. В нем, если не ошибаюсь, было сказано следующее: «Взглянув в глаза, прозреть сумеешь ты и увидишь то, что сокрыто глубоко внутри другого». Слишком расплывчато, конечно. Никакой конкретики.
Кроули тихо угукнул, продолжая орудовать ножом, хотя чувствовал, как пальцы начали мелко подрагивать. Потом он услышал, как закрылась книга, как Азирафаэль положил ее на колени и снял очки. Демон не отрывал взгляда от яблока, пока не понял, что кожура уже давно упала на деревянные половицы и теперь он разрезал лезвием мякоть.
– Как думаешь, что бы это могло значить?
– Не имею ни малейшего представления, ангел. Да и к чему это? Все ведь уже позади, мы сделали дело, привели все в порядок. Думаю, больше нечего вспомнить о всяких там предсказаниях сумасшедшей, – яблоко отправилось в полет через ограждение террасы и затерялось в высокой траве. Кроули аккуратно сложил нож и заставил его исчезнуть, потом поднял голову и взглянул на Азирафаэля, который повернулся к нему, опираясь рукой о подлокотник кресла.
– Мой дорогой, ты точно ничего не хочешь мне сказать? – яркие голубые глаза искрились теплом и мягкостью, в чертах чужого лица не проглядывалось и намека на злость или отвращение, но демон все равно чувствовал себя неуютно.
– А должен? – Кроули усмехнулся, выгнул бровь, радуясь тому, что его глаза скрывают неизменные темные очки.
– Сними очки, пожалуйста. Ты ведь знаешь, что со мной тебе их незачем носить.
Кроули обомлел, он не двигался, выжидал чего-то, но ангел сохранял молчание, как бы намекая, чтобы демон не вынуждал его повторять дважды. Кроули знал, что сейчас приближается его гибель. Забавно, как он был близок к настоящей смерти, но она не пугала его настолько, насколько ему было страшно в данный конкретный момент. Он постарался вернуть себе непринужденный вид, старался унять дрожь в пальцах, когда снимал очки, но ему казалось, что ничего не сможет скрыться от внимательного взгляда Азирафаэля. Ни одна малейшая деталь.
И Азирафаэль просто смотрел в его глаза. Долго, не моргая. Кроули смотрел на него в ответ, потому что знал, что если отведет взгляд, то ангелу сразу же станет все кристально ясно. Потом ангел моргнул, закрыл глаза и отвернулся, снова откидываясь на спинку кресла. Он молчал и ничего не говорил, а Кроули чувствовал, как это молчание разрывает его грудную клетку и сжимает железными тисками его слабо бьющееся внутри сердце.
– Глупец, – наконец выдохнул Азирафаэль, что для демона стало как будто окончательным приговором. Он резко поднялся на ноги и хотел было уйти, но почувствовал на своем запястье сильную хватку чужих пальцев. В голове уже рисовались красочные картины того, как Азирафаэль сворачивает ему шею, в последний раз с презрением глядя в глаза. Но вместо этого он просто поднялся следом и обнял Кроули.
– Что ты… – если бы он мог моргнуть, то обязательно это сделал бы. Кроули опешил. Он четко ощущал крепкие объятия Азирафаэля каждым участком своего тела, но не понимал, что это значит.
– Я бы сказал тебе помолчать, но ты и так молчал слишком долго, Кроули. Но… Скажи мне, как долго?
– Что? О чем ты? – слабые попытки валять дурака все еще не покидали его, действуя как защитный механизм, потому что страх сковывал его не хуже чужих объятий.
– Как долго ты, демон, меня любишь?
Кроули напрягся еще больше, постарался оттолкнуть ангела, посмеяться над его глупыми словами, но крепкие руки сжимали его достаточно сильно, чтобы демон перестал упрямиться и все отрицать. Потом Азирафаэль уткнулся лбом в его плечо, из-за чего светлая макушка оказалось в опасной близости от лица Кроули, так и маня, чтобы в нее зарылись носом, вдыхая приятный ангельский запах.
– Кроули, скажи мне. Умоляю.
«Умоляю».
Азирафаэль никогда на его память никого не умолял. Это было не в его стиле, нет. Умолять демона было тем более не в его характере. И Кроули сдался. Он обмяк, слабо коснулся пальцами мягкого теплого бока ангела и все-таки вжался носом в его макушку.
– Точно не помню, Азирафаэль. Но кажется, что с самого Эдема.
– Чертовски долго, знаешь ли, – отозвался Азирафаэль, и это вызвало смех. Кроули хохотал так, как никогда прежде, а ангел, отстранившись немного, с улыбкой наблюдал за своим демоном.
– Скажи это наконец, – улыбка все еще не сходила с губ ангела, когда Кроули уже немного успокоился после приступа истерического смеха. Демон всматривался в чужие глаза, пытаясь найти там какой-то подвох или хоть каплю отвращения, но они были такими же чистыми и светлыми, в них было столько же тепла и мягкости, что и раньше. Или, все же, немного больше?..
– Я… Я… Эм… – Кроули смутился и откашлялся, прочищая горло. – Я люблю тебя?
– Это ты меня спрашиваешь? – ангел лукаво вскинул брови, улыбаясь еще шире.
– Азирафаэль! Прояви хоть немного сочувствия!
Теперь был черед ангела хохотать. Он смеялся громко и звонко, у уголков его глаз собрались заметные морщинки, и Кроули не мог насмотреться на него.
– Что же, я мучил тебя достаточно долго, так что больше не собираюсь продлевать это страдание. Я ведь как-никак ангел, – он немного склонился голову, коснулся ладонью щеки демона и тихо произнес: – Мой дорогой, я люблю тебя. Прости, что тебе пришлось ждать так долго.
– Не вечность и на том спасибо, – Кроули прижался щекой к ладони и закрыл глаза.
Если бы у него спросили, что в этом безумном мире способно вызывать в его давно угасшем сердце надежду, то он бы, не задумываясь, ответил: «Азирафаэль».