Розовый язык проскальзывает между пухлыми губами и игриво касается самой верхушки, затем медленно ведёт по заострённым зубам, будто пересчитывая, сколько их вообще во рту. Нижняя губа блестит от слюны, брови серьезно сведены к переносице, густые ресницы опущены, кидая острые тени на скулы, а клыки прикусывают язык, кончик которого движется вверх-вниз.

Бакуго прекращает смотреть на это шоу, когда Киришима вновь кладёт меж губ синий колпачок шариковой ручки, прокручивает ее в обе стороны большим и указательным пальцем, а потом передними зубами зажимает дешевый пластик, челюсть в правую сторону сместив.

Откуда-то из глубины горла Кацуки вырывается неясный по значению звук — не то блаженный стон, не то болезненный хрип, и Киришима поднимает на него глаза, до этого внимательно обращённые к открытому на теме с логарифмами учебнику по математике, за помощью с которой он и пришёл сегодня к Бакуго в комнату. Сухими пальцами он отнимает от губ канцелярский предмет и выглядит при этом так, будто это не какая-то еле-пишущая ручка у него в руке, а изящная кисэру.

— Что-то не так? — он смотрит на парня вполоборота, сидя на стуле так, что коленом касается бедра Бакуго и предоставляет ему отличный вид на свой профиль.

— Ничего, — по взгляду с изогнутой бровью, который Кацуки получает в ответ, он понимает, что ему не верят. — Просто подавился. — И когда Киришима, удовлетворенно кивнув и вернувшись к чтению выделенных для него в учебнике абзацев, возвращает к губам ручку, Бакуго действительно давится. Эйджиро прижимает колпачок к нижней губе, вновь брови задумчиво хмурит. И языком обводит пластик несколько раз, после чего щекотливо касается его зубами, будто пытаясь поцарапать.

Бакуго с шумом выдыхает, чувствует, как где-то внизу живота приятно разливается тепло, сжимает нервно кулаки и смотрит на все это исподлобья. Киришима же взглядом не отвечает, зато, не отрывая своего внимания от учебника, переворачивает ловко страницу и спрашивает вновь:

— Фто-то не тах? — ручку он изо рта не убрал, а закончив говорить, ещё раз ее облизал, от чего у Кацуки пальцы на ногах подогнулись. Он вжимается в высокую спинку стула и откидывает голову назад, тяжело сглотнув.

— Ненавижу эту твою привычку.

Эйджиро, с видом настоящего интеллектуала, дочитывает ещё один, обведённый жёлтым маркером, абзац и кидает взгляд на следующий.

— О щём ты? — несчастная (счастливая, по скромному мнению Бакуго) ручка погружается дальше в рот и оказывается зажатой между острыми семёрками.

Раздраженно загудев, Бакуго накрывает ладонью глаза и трёт устало веки, лишь бы не видеть этого.

— О том, как ты все подряд в рот пихаешь, лижешь и грызёшь.

Ручка вновь оказывается в относительной дали от рта Эйджиро и тот смотрит на неё так, будто впервые видит.

— Да? Я даже не замечаю, как делаю это, если честно, да и у кого нет подобных странностей? — Киришима хихикает, прикрыв глаза и улыбаясь, а вот Кацуки совсем не смешно.

У него почти стоит.

— Тебя это раздражает? Я могу постараться перестать…

— Нет! — отвечает Бакуго немного резко. — Это не совсем раздражает.

— Замечательно, — фыркает Эйджиро, в задумчивости прижав все ту же ручку к губам. — И что же тогда тебя не устраивает? — Он смотрит на Кацуки, улыбнувшись, а потом встречается своим взглядом с его. — Оу, — он смотрит на нахмуренные брови, на порозовевшие щёки, раздувающиеся ноздри и вновь — в темные глаза. — Тебе, наоборот, это нравится?

Вновь откинувшись назад и закрыв глаза, Бакуго странно мычит, надеясь, что его поймут.

— Да? — Киришима дожидается еле-заметного кивка. — И давно? — замечает ещё один. — А я и не обращал внимания, — он снова покусывает ручку за колпачок, на что слышит тяжелый вздох со стороны парня. Ухмылка трогает его лицо.

Эйджиро медленно облизывает свои губы, зубами прихватывает нижнюю и внимательно смотрит на не дышащего Кацуки. Ручка остаётся забытой на столе, как и учебник, в то время как язык быстро проходится по подушечке большого пальца, которым он после обводит губы, размазывая блестящую слюну, и погружает его на одну фалангу в рот. Бакуго, простонав, отворачивается.

— Нет уж, — Киришима легонько бьет его ногу своей под столом, за которым они сидят вдвоём, — Смотри. — И когда Бакуго снова приковывает к нему взгляд, то Эйджиро ведёт пальцем по десне и зубам, заводя его в конце за щеку.

Не моргающий Кацуки зрачками вцепился в каплю слюны, стекающую по подбородку от края губ, на стуле нервно заерзал и язык чуточку прикусил, чтоб не издать случайно ещё неловких звуков. Рукой он полз по своему бедру через шорты, сминая ткань в ладони, борясь с желанием стянуть ее и хотя бы прикоснуться к себе.

— Сделай это, Кацу, — прохрипел Киришима, словно змей-искуситель, читающий мысли или же просто заметивший очевидную эрекцию, внимательно следя за каждым чужим движением, и у Бакуго от этого тона холодок под кожей приятно пробегает. Язык мажет по указательному пальцу, а зубы схватили его за костяшку. — Сделай.

И он, мать вашу, сделает — подрочит прямо тут, смотря на такого Киришиму, раз уж он сам говорит.

Широкие шорты оказываются на полу, будучи просто спущенными вниз, а рука Бакуго — под свободным бельём, уже успевшем вымокнуть насквозь от смазки.

Ладонь ощущается неприятно сухой на члене, так что Кацуки хочет смочить ее своей слюной, но Киришима его опережает. Он перехватывает руку за запястье и тянет на себя, языком ведёт по линии жизни, пальцы в рот берет, облизывая поочередно каждый, сглатывая слюну и зубы сжимая у самого основания, а Бакуго, смотря на это, думает о том, как только что обрёл религиозный опыт.

Ноги у Бакуго сами разъезжаются и он невольно сползает вниз по стулу так, что теперь удобно упирается затылком в спинку стула. Он тянет руку на себя и пальцы, напоследок укушенные, покидают горячий рот, перемещаются на возбужденный член.

Глаза у Бакуго сами собой закрываются, а рот — открывается, когда он начинает рвано двигать ладонью под бельём, с силой сжимая ствол, с трудом глотая воздух через рот.

Бёдра мелко дрожат, движутся навстречу руке, скользящей быстро и ласкающе, заставляя деревянный стул тоскливо скрипеть. Щеки краснеют пятнами из-за недостатка воздуха, глаза закатываются под веками, а из горла вырываются тихие стоны удовольствия, усиленного тем, что Эйджиро сидит рядом, видит все это.

 И он и так уже близок, но Киришима, завороженно наблюдающий за всем, что творится перед ним, придвинувшись близко-близко, берет свободную руку Кацуки, бесполезно пытающуюся держаться за стул, и мокро целует его в центр раскрытой ладони, водит языком по ней, позволяет его большому пальцу пробраться сквозь губы и лечь на расслабленный язык, обвести ряд зубов и коснуться нёба, указательным и средним пальцем в это время гладя шею с подбородком, пока другой рукой Бакуго доводит себя до конца, взглядывая из-под опущенных ресниц на раскрасневшегося Эйджиро, лицо которого оказалось неожиданно близко к его.

— Давай, — Сказанного шёпотом почти в самое ухо Киришимой с пальцем на языке оказывается достаточно, чтобы Кацуки толкнулся бёдрами в последний раз, отпустил ладонь и увидел перед глазами космос, а в теле почувствовал приятную легкость, раскрыв в немом стоне рот и уткнувшись лбом в лоб Эйджиро.

— Ты же знаешь, что мастурбация это тоже вредная привычка? — Бакуго, все так же сидящий с рукой в трусах, слышит веселый голос сбоку, ленясь даже глаза открыть.

— Причиной моей вредной привычки является твоя.

Киришима хохочет ему в шею, целует теплую кожу куда попадёт, оттягивая ворот широкой футболки, обнимает за плечи и мягко улыбается.

— Не имею ничего против.