назови моё имя

подпускать людей к себе слишком близко – опасно. они могут привязать к себе крепко-накрепко, что после их кончины душу заполнит жуткая боль и темень, перекрывающая другие эмоции и чувства. сяо, как адепту, смерть которому не грозит ближайшие тысячелетия, это ощущение донельзя знакомо.

звонко смеются, затмевая своей улыбкой само солнце. неловко касаются руки, опасаясь реакции яксы. при встрече зовут его по имени, то беззаботно, то обеспокоенно. плачут навзрыд, зазывая по телу колкую судорогу и щемящее чувство под мышцами грудной клетки и незаурядным скелетом рëбер.

сяо было дано сердце, чтобы чувствовать боль. с самого появления его глаза бога и вплоть до настоящего времени, когда в руках адепта безжизненно лежит распластанное, бледное тело, запачканное в отвратно-тëмно-красной крови.

это далеко не первый и даже не тысячный труп, который он видел за всю свою треклятую жизнь, но видеть и, более того, чувствовать его тело – самое невыносимое, что сяо мог бы ощутить.

он уже давно перестал плакать, но глаза не переставали больно щипать, а горло зудеть в немом крике. с тех самых пор, как ему посчастливилось встретить путешественника, мир адепта будто переворачивается с ног на голову и приобретает бледные оттенки красок в его чëрно-белой картине окружения, со временем цвета становятся более чëткими и яркими, что возникает желание зажмурить глаза от непривычного покраса.

невозможно передать словами, насколько сильно сяо возненавидел себя и весь этот ебаный мир, когда тело его самого родного и солнечного человека — единственного человека, которого он к себе так близко подпускал — лежало в дрожащих руках адепта, не успевшего спасти.

после того как сяо снова увидел путешественника, живого и здорового, он тут же бросился к нему, прижимая к себе так сильно, будто пытаясь уберечь его, как собственного ребëнка, от всех опасностей внешнего мира.

адепты не нуждаются во сне, но изредка могут себе такое позволить. вероятно, это был всего-лишь кошмар.

..верно ведь?

итэр стоял в полном недоумении, пока его руки висели в воздухе, не зная, куда деться, а рядом с ним порхала уже знакомая адепту фея.

— эм... — паймон прикладывает указательный палец к нижней губе, — это и есть охотник на демонов, которого мы ищем?

сяо недоумевающе смотрит на фею и отлипает от итэра, оставив руки на его плечах.

— само собой. не делай вид, будто впервые видишь меня.

до этого не осмеливающийся произнести и слова итэр поднимает удивлëнный взгляд на адепта, а затем смотрит на не менее шокированную паймон.

— так вы знакомы? — спрашивает путешественник и тихо ойкает, почувствовав, как сжимаются чужие пальцы на его плечах.

— конечно, знакомы. у вас массовая амнезия или вы просто издеваетесь? — сяо убирает руки и с раздражëнным фырканьем складывает их на груди.

итэр немного краснеет и неловко почëсывает затылок, произнеся то, что вышибает из сяо воздух:

— мы... разве виделись раньше?

***

чтобы понять всю систему, сяо пришлось пережить такую же неожиданную как и в тот раз смерть «второго» итэра, проломившего череп при падении на лестнице постоялого двора.

он протягивает дрожащие руки к телу с раскрытыми глазами, пока где-то на втором плане слышны писклявые обрезки скулежа со всхлипами, явно принадлежащие паймон. часть гостей «ваншу» толпятся вокруг свежего трупа, что-то бурно обсуждая и крича, пока вторая половина прикрывает глаза детям, а женщины боязливо отводят взгляды.

сяо должен сдерживать плещущие эмоции перед столпившимися смертными, но глаза в это время больно щиплит соль и он, стискивая зубы, зажмуривается.

в полной темноте становятся слышны звуки топающих туфель, доносящиеся с лестницы. вероятно, хозяйка двора.

затем звуки внезапно стихают, и сяо не слышит, и руки его не ощущают уже ничего.

он открывает глаза.

ни тела. ни людей. он снова на крыше постоялого двора. сяо смотрит на свои руки в перчатках, ранее испачканные в крови чужого тела. сейчас они чистые. краем уха до него доносится восторженный вздох тонкого голоса вместе с мальчишеским.

неужели...

он смотрит на балкон, подмечая там человека, операющегося на перила и всë ту же белобрысую фею.

***

сяо каждый раз старается оберегать каждого итэра, с которым проходит повторная встреча. «второй» итэр уже послужил доказательством того, что смерть может подстерегать его где угодно.

сяо следит за ним в путешествиях. всегда ходит неподалёку и наблюдает. всегда напоминает о безопасности в тех или иных условиях, когда путешественник настаивает, чтобы сяо не шëл с ним.

завидев такую ярковыраженную бдительность и заботу по отношению к обычному человеку, самый «первый» итэр был бы крайне шокирован и сперва подумал бы, что у него начались галлюцинации. однако все остальные его «версии» уже привыкли к такому отношению и не думая, что могло быть по-другому.

сяо грустно усмехается.

кажется, он сходит с ума.

***

сяо продолжает из раза в раз говорить, что спасëт его, если он назовëт имя. сяо просит называть его имя всегда, когда может быть даже обычный недосып или паранойя. сяо придëт и убедится, что это просто паранойя.

итэр никогда не звал его в случае опасности. он не хочет беспокоить адепта, к тому же «я и сам могу за себя постоять – не маленький уже! не дëргать же тебя по каждому пустяку.»

он слишком добр для таких лицемерных и эгоистичных людей, которых сяо успел повидать за своë тысячелетие. как бы сильно сяо не хотел помочь и спасти – он не может чувствовать опасность, пока не находится рядом, и каждая смерть итэра была... необычной и неожиданной.

воистину, не так просто предугадать, что даже рядом с обычными протезами, чей крючок случайным образом зацепится за длинную юношескую косу, чего он, к сожалению, не заметит и, повернувшись к маленькой спутнице, отбросившей какой-то комментарий, его ожидает свëрнутая шея после резкого отдëргивания коробки с протезами, которую держала явно не опытная работница, вероятно, какого-то медицинского пункта. после глухого звука хруста и повалившегося на пол тела, девушка испуганно отбрасывает в сторону инвентарь и кричит.

сяо пусть и не слышит, зато паймон практически инстиктивно зовëт имя адепта. когда он появляется и видит тело итэра, мысли возвращаются к такой болезненно привившейся фразе.

снова не успел, снова не вовремя.

такое чувство, что они специально зовут его под конец, чтобы он лишь прибрал оставшуюся грязь, а не спасал жизнь любимого человека.

уже через несколько секунд сяо в который раз увидит своего итэра, живым и здоровым, а ещë через несколько часов скажет ему снова:

«если тебе понадобится помощь или ты будешь в опасности – просто назови моë имя. пожалуйста.»