Для стоящего на краю могилы с самого детства рационально думать о себе, как о потенциальном завтрашнем мертвеце. Когда каждый глоток воздуха дается через боль в гниющих заживо лëгких, навсегда отравленных ядовитыми испарениями Зауна, логично раз за разом возвращаться к мысли о конечности жизни. Здоровым людям никогда не понять, каково это – готовиться к смерти заранее, вносить умирание в список дел на завтра –
постирать носки (сделано)
сходить в магазин (сделано)
отбросить коньки наконец (в процессе)
– но вновь и вновь откладывать, привыкнуть к её сиплому и холодному дыханию где-то за левым плечом, воспринимая не как врага, но как старого друга, припозднившегося на последнюю встречу.
Memento mori, помни о смерти – разве не так?
Виктор лелеял в мыслях собственную смерть. Взращивал её в своём сознании, как младенца взращивает мать, кормил её с руки регулярными недосыпами, переработками и наплевательским отношением к собственному здоровью, меняя жалкие остатки ещё теплящегося где-то между рëбер жалкого подобия жизни на какое-то загадочное далекое "великое". На науку. На хекстек. На чьë-то чужое будущее, чужую мечту. Виктор разучился бояться смерти. Даже когда она в упор посмотрела на него с гладких граней хекстек-ядра. Даже когда он, захлебываясь собственной кровью, мотался на границе, не в силах ни зацепиться прочно за край, ни перевалиться наконец-то через черту. О, смерть для Виктора вовсе не стала бы грустным концом ужасной сказки – скорее запятой в чьей-то чужой, но счастливой.
Уж сколько раз в свободное от умерщвления своего тела время возвращался мыслями к собственным похоронам. О, зрелище наверняка будет жалкое, маленькая трагедия специально для Джейса – он наверняка придёт один. А кому ещё нужно будет это представление? Разве что Хеймердингеру, но он ведь член совета и ещё профессор в свободное, так сказать, от работы время. Вряд ли у него выдастся хотя бы одна свободная минутка даже чтобы вспомнить о существовании своего некогда ассистента, чего и говорить о посещении его одинокой могилы где-то на окраине Нижнего Города. Мэл Медарда о его существовании наверняка тоже не помнит. Зато Джейс отыграет свою роль скорбной плакальщицы на ура. И Виктор с почти полностью уверенностью может сказать, что Джейсу пойдёт траур, и даже жалеет, что не сможет этого увидеть.
Виктор настолько привык считать себя мертвецом, что, можно сказать, приватизировал смерть. Оттого наиболее странным для него становится видеть посеревшее лицо партнёра на фоне красного бархата, закрытые глаза и сложенные на груди руки. Будто не человек вовсе, восковая скульптура, вылепленная старательным мастером. Старательным, но все-таки не гением, – думается Виктору: это безжизненно тело совсем не похоже на того Джейса, Защитника Завтрашнего Дня, которого помнит калека из Нижнего Города, не похоже на этот лучик света, скачущий по лаборатории в приступе очередного научного озарения, или лежащий прямо на полу с огромным листом чертежей и цветными карандашами. О нет, это тело вовсе не было похоже на живого Джейса.
Тупое.
Серое.
Мëртвое.
И всё это похоже на дурацкую шутку – вот сейчас Джейс покажется из-за угла, высунет свою абсолютно дурацкую мордашку и скажет, что это всё был розыгрыш! А Виктор, дурак, поверил. И он, конечно, будет страшно на Джейса обижен. Секунд двадцать, не меньше! Но Джейса нет. И Виктор озирается по сторонам, ослеплённый вперемешку злостью и слезами, застилающими взгляд. Хочется крикнуть: "Где вы, суки, спрятали моего Джейса?!" – да кто услышит? Кто разберёт его слабый голос в этом гуле, в этой толпе людей, которые лишь делают вид, что когда-то по-настоящему знали Защитника. Обманщики. Изверги. Слепые идиоты, так нелепо пытающиеся паразитировать на памяти погиб ушедше Джейса Талиса. Если они его по-настоящему знали, то как могли такое допустить? Как он, Виктор, мог такое допустить?
Виктор долго просидит так, сгорбившись у открытого гроба, как ворона – падальщик, вестник смерти. Прочие гости успеют разойтись, а он останется и, когда стихнут последние голоса, встанет со своего места и уляжется поверх чужого холодного тела, коснётся губами чужих и горько заплачет, и голос его отразится от стен огромного пустого зала.
Он так и не осознает, что Джейса Талиса, Защитника Завтрашнего Дня, члена Совета Пилтовера и изобретателя хекстека больше нет.