— Так как насчет свидания, а, Тсукки?
На фоне слышатся выстрелы и взрывы. Тсукишима мысленно досчитывает до пяти, смирившись с тем, что по-тихому, как всегда, не получилось, и бросает в ответ:
— Вы сначала выберитесь оттуда живым и, желательно, целым. И не называйте меня так, мы на задании.
— О, неужели это переживание в твоём чудесном голосе? — Куроо тяжело дышит, видимо, убегая от преследователей, но даже в такой ситуации не упускает возможности пофлиртовать, — и значит мне можно тебя так называть, когда мы не на работе, агент Кью?
— В моём чудесном голосе нежелание снова зашивать ваши раны и отмывать пол от крови только потому что вы, видите ли, не доверяете врачам, — Тсукишима устало трёт глаза, спихивая очки на лоб, — а при сильном ранении придётся заново проводить многочисленные тесты и экзамен на допуск к разведывательной работе, и если вы действительно так сильно любите меня, как утверждаете, то пожалейте мои нервы, они и так уже за полгода работы с вами ни к чёрту. И хватит коверкать мою фамилию, ради всего святого.
На экране беспокойно мигает зелёная точка, с краткой подписью «007». А к ней со всех сторон тянулись красные, и только господь Бог знает чего стоило Тсукишиме сохранять невозмутимость (кружка с давно остывшим кофе, в которую он вцепился мёртвой хваткой, очевидно, так не считала).
— Машина должна стоять через двести метров по правой стороне улицы.
— Вижу.
Раздаётся взрыв.
— Упс...
— Если вы скажете, что это была она, в штаб можете не возвращаться, потому что я придушу вас собственными руками, — индифферентно сообщает Тсукишима, тут же подготавливая пути отхода, — если доберетесь до порта, то там вас будет ждать катер.
— Нечестно-о, — обиженно тянет Куроо, отстреливаясь от своих преследователей, — в этот раз совсем не моя вина.
— О, если бы это была ваша вина, то я бы отправил вас на свидание к вашей драгоценной «Астон Мартин», которой вы так любезно устроили свидание с дном Тибра в прошлом месяце.
Количество точек увеличивается, бедная ручка кружки рискует отколоться, а сам Тсукишима — поседеть в двадцать шесть. Куроо фыркает.
— Кстати, о свиданиях. Ты не сказал нет.
— Я сказал, что для начала вам следует выжить, вероятность чего стремительно падает к нулю, — Тсукишима звучит насмешливо, но его подчинённые смотрят на него с тревогой, и чёрт бы побрал этого ублюдка за то, что заставляет каждый раз переживать за себя до нервной трясучки.
— Я умею удивлять, — выстрел звучит совсем близко, и Тсукишима невольно вздрагивает, — заеду за тобой в восемь.
И прежде чем Тсукишима успевает вставить хоть слово, Куроо отключается и тут же пропадает со всех радаров. Тсукишима смотрит в экран долгим, нечитаемым взглядом, а потом решает пройтись до кабинета М, чтобы изложить боссу замечательную идею — затаскать Куроо по психологическим тестам по возвращении, потому что, Тсукишима готов дать голову на отсечение, — агент больной на голову ублюдок.
Все, кто встречался на пути, тут же отскакивали в сторону, потому что выглядел при этом начальник технического отдела очень угрожающе.
* * *
Когда, зайдя в квартиру, Тсукишима слышит чьё-то кряхтение на кухне, он понимает, что: а) только один человек умудряется каждый раз весьма виртуозно обходить систему защиты и б) этот человек наверняка снова заляпал своей кровью светлые ковры. Тсукишима вздыхает и снимает пистолет с предохранителя.
— А, это ты, — Куроо даже не оборачивается, и ничего не стоило бы всадить ему пулю в затылок. Очень уж хочется, но босс будет в гневе и лишит премии, — я же сказал, что буду в восемь, некрасиво опаздывать.
Куроо тушит сигарету о несчастный цветок, испещрённый проженными дырками, и наконец светит своей довольной мордой. Его рубашка была расстегнута, из-под ткани виднелся цветастый пластырь с Землей до начала времён, вероятно, закрывающий неровный шов.
— Пушки деткам не игрушки, — агент ухмыляется.
— Я также как и вы проходил экзамен и на стрелковом тесте выбил семьдесят очков, так что мне ничего не стоит прострелить вам колено за незаконное проникновение.
Выражение лица Куроо становится слишком уж довольным. Он неторопливо подходит — Тсукишима не сводит прицел.
— Впечатляющий результат. Не каждый полевой агент может таким похвастаться, — и в ту же секунду Куроо без особых усилий перехватывает пистолет, заодно выкрутив Тсукишиме руку и прижав к себе, — но опыта тебе явно не хватает. И с ближнем боем беда. Могу оказать услуги личного тренера.
Позёр.
Тсукишима точно помнит расплывшуюся гематому где-то под ребрами — целится локтем туда и злорадно усмехается, когда слышит чужую брань. По-детски, но он никак не мог избавиться от чувства мрачного удовлетворения, когда этот придурок страдал от его рук — взамен потраченным нервам.
— Какой ты жестокий, — страдальчески вздыхает Куроо, сразу же отпуская хозяина квартиры и потирая ушибленное место, — я, между прочим, еле выжил сегодня, мог бы и пожалеть.
— Это было ваше задание и вы сами довели его до такого состояния. Как обычно, — Тсукишима кривит самую разочарованную мину из его арсенала, и бочком обходит надувшегося Куроо, поскорее к чайнику и спасительной дозе кофеина. Он не спал почти шестьдесят четыре часа — сезон терактов и одна неугомонная задница и вы забудете, что такое сон!
— Это какая по счету кружка? Мне кажется, тебе уже хватит, — Куроо мягко отбирает банку с кофе, полностью игнорируя убийственный взгляд своего квартирмейстера, — я тебе чай сделаю, с мятой. Говорят, успокаивает нервы.
Тсукишима хочет сострить, сказать, что лучше всего нервы успокаивает агент без суицидальных наклонностей, но передумывает тратить на него ресурсы, опускается на стул и бездумным взглядом впивается в спину Куроо. Мог ли он себе представить полгода назад, переводясь на новую должность, что будет распивать чаи с лучшим агентом-два-ноля? Он даже не мог допустить мысли о возможности каких-либо отношений с коллегами кроме рабочих. Это непрофессионально. Он глава технического отдела, самый молодой в истории, между прочим, ему нужно держать марку, а не поддаваться на беззастенчивый флирт своего подопечного. И без того только ленивый не обсудил их отношения. Которых, между прочим, и не было.
Из мыслей Тсукишиму вырывает внезапный звонок в дверь. Он подскакивает и кладет руку на пистолет, но весёлых смех Куроо сбивает его с толку.
— Тише, ковбой, это вообще-то наше свидание приехало, — и оставляя Тсукишиму в недоумении, шлепает босыми ногами к входной двери, — я надеюсь, ты любишь китайскую кухню.
Тсукишима давит улыбку — фу, неужели этот придурок всё-таки заставил его улыбнуться? хорошо, что он не видел, — и устало прикрывает глаза. Бессонные ночи и постоянный стресс дают о себе знать. Только бы не отрубиться. Не хватало, чтобы Куроо снова пришлось нести его на кровать, второй такой позор он просто не выдержит.
Куроо возвращается на кухню как раз в тот момент, когда Тсукишима кривит недовольное лицо, вспоминая свою слабость. Он трактует это по-своему.
— Слушай, я знаю, запах довольно специфический, но клянусь тебе своей жизнью...ладно, не очень удачно, тогда жизнью королевы, что это вообще-то довольно вкусно.
Он не лукавит, так что жизнь королевы в безопасности. Тсукишима размышляет можно ли это трактовать как извинение Куроо за скотское поведение. Он склоняется к тому, что можно, но это не освободит агента от неприятного сюрприза, который будет ждать его завтра на работе. Тсукишима прячет злорадную ухмылку в чашку чая. С мятой.
— Поспим вместе? — непринуждённо спрашивает Куроо после трапезы. Одного страшного взгляда достаточно, чтобы его отвадить, — ладно, я понял, я на диване. А у меня, между прочим, спина болит после него!
Тсукишима закрывает дверь в свою комнату без крупицы жалости.
* * *
Утром незваного гостя в квартире не оказывается, зато он обнаруживается в штабе, в допросной комнате, один на один с психологом. Куроо недовольно отбивает ритм ногой, хотя в целом, по его виду не скажешь, что его что-то не устраивает. Всё такая же самоуверенная рожа. Правда, он слегка прищуривается, когда замечает Тсукишиму по другую сторону стекла, который преувеличенно радостно машет в приветствии. А потом расплывается самой ядовитой ухмылкой, которая только была в его арсенале.
— Давайте начнём с простых ассоциаций, — тем временем, начинает психолог, — я говорю вам слово, а вы — первое, что придёт в голову. Например...ночь?
— Бессонница.
— Дом?
— Дыра.
— М?
— Босс.
— Убийство?
— Работа.
— Сердце?
— Цель.
— Кью?
Он усмехается и вкрадчивым голосом повторяет:
— Цель.
Тсукишима, до этого с торжествующим весельем наблюдавший за пыткой агента, давится кофе. Куроо смотрит прямо на него, нагло, вызывающе, и Тсукишима сильнее стискивает в руках кружку, всем своим существом излучая раздражение. Он для него кто, очередная барышня, которую надо прельстить для того, чтобы поставить галочку в своём списке побед?
— Босс, — обращается Тсукишима к начальнику, не сводя глаз с наглой рожи Куроо, — мне на последней миссии показалось, что у 007 сбоит прицел, может нам следует провести ещё и тест на физические способности?
Чистое удовольствие наблюдать за вытягивающимся лицом Куроо, который, конечно, умел читать по губам.
— Раз ты считаешь это необходимым, — отвечает М, и Куроо за стеклом мученически возводит глаза к потолку.
У Тсукишимы несомненно был авторитет и его мнение всегда учитывалось, потому что в девяноста девяти процентов из ста он оказывался прав, чем Тсукишима иногда (почти всегда, если это касалось проблемного агента-два-нуля) беззастенчиво пользовался. К тому же, безумные выходки агента сидели в печёнках не только у него — он уверен, босс спал и видел как бы его прищучить. К великому сожалению, Куроо не просто так был лучшим агентом МИ-6 — он был безрассуден, взбалмошен, из всего стремился сделать шоу самого себя — но. Но он всегда выходил сухим из воды. Его планы всегда срабатывали. Он всегда возвращался, даже если официально его считали мёртвым и уже похоронили пустой гроб под его именем. И поэтому ему многое прощалось. Среди персонала даже ходят глупые слухи о том, что он, верно, продал душу Дьяволу. Или что он сам Дьявол во плоти.
Тсукишима фыркает. Всего лишь везучий идиот без чувства самосохранения и удивительно хорошо работающей башкой, уверенный в том, что ему все по плечу. Тсукишима не будет подпитывать эту уверенность.
Он ещё раз смотрит на смирившуюся физиономию своего подопечного и, наконец, возвращается на своё работаете место.
* * *
— Я говорил тебе, что ты жестокий? — наигранно дуется Куроо, мостя свою задницу на рабочий стол Тсукишимы, — это было очень жестоко. Я думал, мы друзья.
— Мы коллеги, — чеканит Тсукишима, не отрывая глаз от экрана, — и если вы сейчас же не слезете с моего стола, вам придется посетить медпункт по причине ожогов первой степени, потому что я собираюсь выплеснуть этот кофе вам в лицо.
Куроо поднимает руки в защитном жесте, ворует стул у отошедшего, кажется, в туалет сотрудника и плюхается рядом.
— Но согласись, наши отношения особенные. Ты мой квартирмейстер. Я твой агент. Ты курируешь только мои миссии, я слышу только твой сладкий голос в своём ухе.
— А я слышу неуместный флирт и ужасное чувство юмора.
— Злюка. Ты обиделся?
— Почему я должен?
Куроо наклоняется ближе.
— Я, кажется, задел твоё чувство собственного достоинства.
— Много чести, — Тсукишима фыркает и пихает ногой стул Куроо. Тот откатывается, врезаясь в мимо идущую сотрудницу. С чашкой горячего кофе. Которое проливается прямо на белую рубашку агента. Девушка тут же рассыпается в извинениях, пока Куроо нервно улыбается ей, видимо, всеми силами стараясь не заорать от боли. Вообще, Тсукишима не планировал такого исхода — он даже не отрывал взгляда от экрана и не видел девушку — но как удачно сошлись звёзды! Неужели боги услышали его хотя бы раз в жизни? Он не удерживается и гаденько хихикает, когда Куроо подрывается и бежит в уборную, оставляя растерянную девушку хлопать ресницами. День становится всё лучше.
* * *
Он определённо поспешил с выводами. Несколько часов назад Куроо вылетел в Каракас на, как он выразился, охоту за одной бандой, сбывающей наркотики через посредников в Лондон. Казалось бы, что могло пойти не так в опаснейшем городе мира? Сначала всё шло хорошо, даже очень — никто не стрелял, ни что не взрывалось (особенно многомилионные разработки), Куроо успешно внедрился в группировку, по возможности отпускал шуточки и ужасные подкаты, в общем, всё было очень даже неплохо. Но. Всегда было какое-то ужасное «но», в случае Куроо так тем более.
— Слушай, — внезапно зашептал Куроо. Тсукишима напрягается, — тебе привезти сувенир какой-нибудь?
Нет, Тсукишима его убьет.
— Замолчи. Тебе вообще нельзя разговаривать, о чём ты думаешь?!
— Магнитик. Я привезу тебе магнитик, ладно?
Тсукишима хочет назвать его кретином и посоветовать сосредоточиться на работе, но тут связь резко прерывается. Несколько секунд он просто тупо смотрит в экран, прежде чем судорожно забегать пальцами по клавиатуре, пытаясь её вернуть. Про себя он повторял: Куроо всегда так делает, всё нормально, это его очередной сумасшедший план, но что-то маленькое и противное шептало «ты слышал эту нервозность и преувеличенное спокойствие, он никогда так не звучал». Чем дальше он развивал эту мысль, тем больше склизкий страх охватывал его. Спустя несколько минут тщетных попыток вернуть связь или другие данные, Тсукишима отрывает взгляд и смотрит на босса. Он все понимает.
— Мы не сможем связаться с правительством Венесуэлы, потому что это незаконное вторжение на территорию страны. Ты знаешь нашу политику. В случае провала и поимки агента мы отрицаем любую причастность его к нашей организации. Куроо сам по себе.
Тсукишима кивает. Как обычно. Что бы Куроо ни говорил, а он всегда работает один, и квартирмейстер ему без надобности — только если для мерзких шуточек. Он вернётся. Как-нибудь...Всегда возвращался.
Месяц проходит без каких-либо вестей. Жизнь Тсукишимы не особо меняется — Куроо и раньше пропадал на долгий срок, и почему он вообще должен о нём переживать? Чокнутый придурок, который сам лезет в самое пекло для того, чтобы что? Вроде бы уже давно не подросток, а всё также гонится за вниманием. Жизнь Тсукишимы почти не меняется — он даже рад, что никто больше не вламывается в его квартиру посреди ночи (и не надо каждый раз менять систему безопасности, раз уж на то пошло), никто больше не капает на нервы своим безалаберным поведением и отвратными шутками. Тсукишима бы даже сказал — мини-отпуск — был бы, если бы он не работал почти без сна, выживая только на кофеиновой тяге. Никто не нравоучает о полезности здорового сна и питания. Так проходит месяц, а за ним — ещё один.
И ещё один.
— Это самый больший срок отсутствия 007, — говорит босс.
— Идёт на рекорд, — сухо бросает Тсукишима.
— Завтра похороны.
Тсукишима не приходит.
В техническом отделе тихо. Только шум, разве что, приборов нарушал тишину. Подчинённые не издают ни звука, только шепчутся иногда и поглядывают в сторону своего начальника. Тсукишима не понимает почему — в нём ничего не изменилось. Ну, может выглядит он чуть хуже, чем обычно, с залегшими под глазами мешками, болезненный и ещё более худой. Ему даже предлагали взять отпуск, но зачем? Он ведь и так прекрасно отдыхает без назойливого внимания кое-кого. Это так, издержки работы.
— Мы закрепим за тобой нового агента, — босс нервно стучит пальцами по столешнице и хмурится, — только, бога ради, отдохни наконец нормально, а то ты себя так в могилу све...
Он сконфуженно останавливается и закашливается. Тсукишима вопросительно приподнимает брови.
— В общем, ты меня понял.
Понял. Сдержал гаденькую ухмылочку, представляя реакцию Куроо на то, что его заменили. Так смешно с того, что все действительно верят, что этот утырок не вернется живым. Даже спустя четыре месяца. Уж Тсукишима знает его лучше, чем кто-либо и за всё это время понял, что хобби говнюка — постоянно воскресать и трепать нервы окружающих. Трепать нервы ему, Тсукишиме, он любит особенно.
— Сраный шоумен-суицидник, только вернись и я тебя собственноручно придушу, — шепчет Тсукишима в кружку, кидая злобный взгляд на проходящих мимо агентов, которые тут же испарялись с глаз долой.
Ближе к ночи, уже собираясь домой, Тсукишима роняет ручку, мгновенно закатившуюся под тумбочку, и пока пытается её достать, замечает несколько капель воды на полу.
«Неужели кто-то разлил?» — думает он, прежде чем понять, что это течёт с его лица.
— Слёзы? Какая...глупость.
Он вытирает лицо ладонью, но это оказывается бессмысленно, потому что течь они не перестают. Глухой истеричный смешок заполняет пустое помещение, а следом за ним какой-то уж нечеловеческий вой. Тсукишима так и остаётся сидеть на полу, забыв про треклятую ручку.
Спустя около получаса он стирает записи с камер видеонаблюдения и наконец уходит домой.
* * *
— Глаза красные. Оплакивал погибшего коллегу?
Тсукишима замирает на секунду, но продолжает как ни в чем не бывало стаскивать куртку.
— Рожа разбитая. Напрашивается ещё?
Он неспешно разувается и только после этого поднимает взгляд. Куроо живой, но достаточно «вредимый» стоял в прихожей, невозмутимо опираясь плечом о стену и усердно стараясь притвориться, что ему совсем не больно двигаться.
Тсукишима фыркает.
— Иди, приляг, а то сломаешься же.
Куроо дуется.
— Ну-у, я думал, ты бросишься мне на шею и мы сольёмся в страстном поцелуе, а ты даже не попытался сделать вид, что удивлён, — Куроо чешет затылок и пытается выглядеть непринуждённо, в своём стиле, но Тсукишиме кажется, что он выглядит виноватым. Или он принимает желаемое за действительное. В любом случае, они просто тупо смотрят друг на друга еще в течение нескольких долгих минут, прежде чем Тсукишима, неожиданно для себя, двигается вперёд и утыкается в плечо Куроо. Тот шипит, и Тсукишима злорадно прижимается лбом к простреленному плечу, по-детски думая, что так ему и надо. Спустя секунду губы Куроо расстягиваются в ухмылке. Но не в обычной, самодовольной, кошачьей ухмылке, а скорее...удивлённой и радостной.
— Так значит, чтобы добиться от тебя хоть какой-нибудь взаимности, мне надо было умереть на четыре месяца?
— Только попробуй сделать так ещё раз, и умрёшь по-настоящему, — глухо бурчит Тсукишима, и Куроо смеётся.
Они стоят так еще пару минут, пока Куроо не вспоминает о кое-чем и лезет в карман рубашки.
— Вот, — он протягивает какой-то потрёпанный сверток, — это тебе.
Тсукишима, подозрительно щурясь, разворачивает сверток и видит...магнитик. «Добро пожаловать в Каракас».
Несколько секунд уходит на обработку информации, прежде чем он посмотрит на агента как на умалишённого.
— Ну что? — Куроо пожимает плечами, — я же обещал.
Тсукишима не знает, смеяться ему или плакать.
— Где ты вообще умудрился найти там сувениры?
— Для тебя, сладкий, я готов на всё, что угодно.
Тсукишима едва сдерживает истеричный смешок, но идёт на кухню, чтобы повесить злосчастный магнитик на холодильник. Они не будут говорить о том, что Куроо провёл в плену несколько месяцев. О том, на что пришлось ему пойти, чтобы оттуда выбраться. Куроо любит славу, но терпеть не может говорить о своих проблемах, поэтому всё, чего от него можно добиться это гиперболизированных героических рассказов о невероятных приключениях лучшего агента-два-ноля. Все знают, что так не бывает. Многие догадываются, что было на самом деле. Но стране, в общем-то, плевать, главное, чтобы всё было сделано как надо. А смерть... Отдал долг Родине. Погиб героем. Никто не узнает об этом, потому что все действия засекречены, а МИ-6 в любом случае отрицает любую свою причастность к работе агента. Вот и получается...работа для сумасшедших. Полностью повёрнутых, отбитых на голову. Таких, как Куроо.
— О чём задумался? — Куроо опирается плечом о дверной косяк и смотрит внимательно, Тсукишима чувствует его взгляд лопатками.
— О том, что начальство тебя завтра убьёт, — он прикрепляет магнитик и соскабливает с него ногтем запекшуюся кровь, — снова тесты, снова перестановка кадров.
Он слышит шаги позади себя.
— Тебе уже назначили другого агента, да? — Куроо останавливается очень близко.
— Сегодня.
— Значит, я вовремя, — он укладывает подбородок Тсукишиме на плечо и относительно здоровой рукой почти невесомо обнимает за талию, — придётся подождать, я ни за что не уступлю своего дорогого квартирмейстера так просто.
Тсукишима только вздыхает и тянет уголок губ в усталую ухмылку.
— Давай-ка двигай в кровать.
— Ты разрешаешь мне лечь в твою кровать? Всё больше плюсов вот так пропадать, ты такой добрый становишься!
— Ещё одно слово и будешь ночевать на улице, — с милейшей улыбкой цедит Тсукишима.
Куроо поднимает руки в защитном жесте, но не может сдержать смеха. Тсукишима едва удерживается от пинка, но все-таки улыбается. И в этот раз позволяет Куроо увидеть свою улыбку.