bloody angel

Каждый Божий день он борется с собой, ощутимо сошедшим с ума и порядком очеловечившимся — слишком много перенял от людей и их маленьких копий, коих приводят в его детских сад сотнями и даже тысячами.

И всё более Сан не может справиться с неизбежно накатывающим волнением, что погружает в самый омут — глубокий и холодный — с головой. Вдруг в какой-то момент механизм щёлкнет, шестерёнки повернутся в другую сторону, и он окончательно свихнётся, и, не в силах контролировать себя, навредит кому-то из детей? Что тогда будут чувствовать их родители?

От подобных мыслей в голове становится уж совсем дурно, и Санрайза передёргивает. Вращается колесо с лучиками, и проигрываемая в зале музыка замедляется, громкость идёт на спад.

«Одно правило. Не выключай cвет», — мелькает в мыслях, и Санрайз пятится к стене, стараясь не издавать ни единого звука. Лавирует меж разбросанными игрушками и кубиками — имея заскок на порядке, он, конечно, сложил бы вещи на место, но сейчас этого делать совершенно не хотелось. Он поднимает голову к потолку — один из плоских светильников мигает. Сан чувствует себя таким же. Люди называют это выгоранием.

«Не выключай», — повторяет он, но уже вслух, и тяжело, без привычного пружинивания, опускается на пол. Мантра не срабатывает — в других зонах торгового центра гаснет свет. Но зона детского сада остаётся освещённой, и включать генераторы, пусть даже на экстренный случай, не требуется.

Сан до жути боится одиночества и темноты. Во тьме он не одинок, но, вот незадача — слишком опасен для других.

Сан тактильный, он обожает объятия и игру в ладушки. Он искренне радуется за успехи детей и не верит, что это прописано какой-то программой в его механической голове.

Он открытый и доверчивый, а ещё говорит всем, что немножко сошёл с ума, и в этом его прелесть.

Мун — ночной кошмар детишек. Плохих, хороших — всех.

Его смех, пугающий и холодный, лязгом проносится над ухом. Глаза горят огромными красными фонарями из густой темноты.

Мун приносит разруху и детские истерики.

У Санрайза сердце обливается кровью, когда в голове мелькают страшные картинки: чёрно-белые, смазанные, но вычленить суть до жути просто. Во тьме он — монстр, и дети боятся его.

Он, честно говоря, и сам себя боится. И порой, в приступе ненависти, слепо хватает что-то острое с панели управления — на этот раз, отвёртку, и царапает корпус своего туловища. Царапин не остаётся, да и легче не становится — лишь выплеск эмоций, но так гораздо безопаснее. Не для себя — для детишек. Может, когда-то он добьётся того, что Мундроп, худший ночной кошмар в его реальности, перестанет к нему приходить.

Но он, словно слыша мысли, предательски хохочет прямо над ухом — противозно низко и хрипло, чёртов мерзавец, и от его мимолётного прикосновения по коже — ха! — разносятся мурашки.

Санрайз жмурит глаза, стараясь не представлять, как перевёртыш ползёт с металлическим лязгом, скрючившись и переставляя худые конечности, как гигантский паук. Полумесяц покачивается, когда тот вертит головой. С лица не сходит звериный оскал. Он пугает. Действительно пугает.

— Перестань! — Сан забивается в угол, закрывая голову руками, и раскачивается из стороны в сторону, стараясь себя успокоить, но голос всё звучит — и в пустом игровом зале, и в его голове, и даже крик не может заглушить раскатистый смех.

Мун не отступает. Напротив, он садится прямо перед ним, заинтересованно склоняя голову и стараясь отследить, подсматривает ли тот сквозь шарнирные пальцы или нет, и как меняется его небогатая мимика.

— Не молчи, Солнышко, — шипит Мун, прожигая взглядом ладони Санрайза, — Глупо таить переживания в себе — можно запросто, — голова прокручивается с характерным щелчком и встаёт на место, — взорваться.

Сан не открывает глаз, но плечи его перестают беспорядочно дёргаться. Ещё не спокоен.

Мун, чуть смягчая тон — настолько, насколько позволяет программа, продолжает:

— Я знаю, ты боишься. Но это не страшно, как бы странно ни звучало, — в этот момент дико хочется прокрутиться на месте колесом, но перевёртыш находит в себе силы сдержаться, — У каждого есть страхи. Даже я чего-то боюсь.

Санрайз дёргает головой, едва заметно, но Мун это сразу улавливает и лишь схитрённо хмыкает.

— Не-е-ет, дорогой, — тянет он, — Мои страхи равны твоим. В какой-то их степени.

Отчего-то в мыслях Санрайза появляется танцующий Мун. Он двигается прерывисто, искусственно, будто кто-то дёргает за ниточки и управляет им. Корчится — неприятно.

Но голос возвращает его в реальность.

— Поверь мне, Солнышко, маскировка не решит проблему, и бороться со мной — совершенно бесполезно, я повсюду. Меня можно только принять.

— С чего мне тебя слушать? — Санрайз продолжает сидеть с закрытыми глазами, — Ты безумец. У тебя руки по локоть в крови.

Мун подбирается ещё ближе — механизм позвякивает у щеки.

— У нас, Солнышко. Не забывай об этом.

На лунной части лица едва ли ощутим поцелуй, и хриплый голос, отдаляясь, растворяется в огромном пространстве.

Вспышка света. Санрайз открывает глаза — гладит себя по щеке кончиками пальцев. Обнимает.

Его светлая одежда в брызгах крови. Снова.