Что Геральт знает о Лютике? Лишь самые очевидные вещи: бард, выглядит неприлично молодо, способен очаровать почти любого… и люто ненавидит магистров.
Разумеется, Геральт понимал, что ситуация сложилась не слишком удобная. Они путешествовали вместе уже несколько лет, и Лютик знал буквально каждую секунду жизни Геральта, которую он смог припомнить в череде расспросов, но сам ведьмак не знал о Лютике абсолютно ничего.
Геральт понимал это, но ничего не мог поделать.
Он на самом деле ничего не хотел знать о Лютике поначалу. В первый месяц Геральт был готов опуститься до молитвы Ралику, дабы тот спровадил неуёмного, болтливого барда куда-нибудь подальше. Но Ралик молчал, и Лютик по-прежнему был рядом — даже тогда, когда Геральт попадал в одну из тех переделок, на которых обычно кончается длинная ведьмачья жизнь. Звал на помощь людей, тащил его на спине до ближайшего поселения, выучил все его эликсиры, мастерски освоил сшивание ран.
И Геральт сдался.
Сначала он привык к нему: если пропускать мимо ушей обычную лютиковую болтовню, то вскоре выясняется, что без собеседника он тоже, в общем-то справляется. Потом он начал вслушиваться: иногда отвечать на вопросы, исправлять предположения, которые бард делал в отсутствие реакции.Геральт и сам не заметил, как вся эта отвлекающая болтовня начала ему по-настоящему <i>нравиться</i>. И он, суровый молчаливый ведьмак, выболтал Лютику всю свою биографию в нехронологическом порядке в мельчайших подробностях.
Так Геральт был вынужден признать постулат, который отрицал ранее — Лютик был очарователен. Для всех без исключения. Даже для ведьмаков, которые наивно считают, будто способны избегать любого рода влияние.
После того, как Геральт оставил молитвы Ралику, признал, что Лютик ему нравится, и смирился с этим, возникла та-самая-проблема. Геральт ничего не знал о своём барде, и он оказался неспособен это исправить.
Он правда пытался — начинал неуклюже задавать вопросы, поддерживал разговоры, но, как оказалось, сам Лютик не очень-то хотел распространяться о своём прошлом. Он легко уходил с темы, осыпая Геральта десятком вопросов о нём самом, отшучивался, немедленно влипал в проблему — ещё ни разу не удалось узнать о нём хоть что-нибудь стоящее.
Геральт испытывал крайне противоречивые чувства по этому поводу. С одной стороны, он испытывал некоторое смущение, потому что это был первый раз, когда он правда хотел знать человека так близко, как это было возможно. С другой — он был зол, потому что чёрт тебя побери, Лютик, почему тебе вдруг пришло в голову что-то так тщательно скрывать?
Но ещё Геральт был ведьмаком — а это значит, что также он был ещё и следопытом, сыщиком, дознавателем и ищейкой.
И эта ищейка дрожала от нетерпения, так ей хотелось пойти по этому следу, чтобы вскрыть эту тайну.
В некоторой степени, Геральту <i>нравилась </i> эта тайна — так же, как и весь Лютик. Он хотел бы раскрыть её неспеша.
И им и вправду некуда было торопиться, поэтому он начал с малого — собрал все те крупицы информации, которые были доступны каждому. Он видел, что Лютик — бард, что у него весьма неплохие манеры, как в общении, так и в одежде — что указывало на то, что Лютик, вероятно, воспитывался не среди простолюдинов. Позже, среди болтовни барда, он выловил информацию о том, что он был ещё и хорошо образован.
Что ещё лежало на поверхности? Конечно же, то немногое, что так не нравилось Геральту — Лютик прекрасно знал о своей способности очаровывать и активно ею пользовался. Дамы, от юных до увядающих, стабильно посещали его постель, особо не сопротивляясь, и Геральт мог лишь досадливо скрипеть зубами им вслед. Несколько раз он видел, как Лютик уводил туда же особо понравившихся ему юношей, но он явно пытался скрыть этот факт от ведьмака. Геральт не собирался осуждать его за это, но Лютик никогда не спрашивал его мнения, а он не знал, как бы так, между прочим, его обозначить.
И был ещё один факт, которому не было объяснения. Геральт пытался спрашивать, выталкивать на эту тему — но Лютик едва ли не очевидно уходил в отказ. Но ведьмак прекрасно это видел — его бард ненавидел магистров.
Безусловно, магистров нельзя назвать самым приятным орденом, — в сравнении с ними даже ведьмаки кажутся не такими уж и дикарями, — но об этом знал Геральт, который не раз случайно впутывался с ними в совместные переделки, когда натыкался на исчадий пустоты. Лютик должен был знать не больше того, что пела общественная пропаганда — а она и слова плохого про орден не скажет.
Однако Лютик, кажется, что-то знал, и Геральт всё никак не мог понять, что именно. Но наличие барда рядом довольно ощутимо подпортило репутацию самого ведьмака среди магистров — Лютик будто не мог удержаться от колкостей или оскорблений, когда они были рядом, и Геральту приходилось неизменно вставать между ними. Один раз Лютик спел в таверне неимоверно похабную, полную оскорблений песню про магистров. Публика была в экстазе — а вот трое магистров, которые наслаждались выпивкой в углу таверны, нет.
Геральт с Лютиком чудом ушли, и это был… разрушительный опыт.
Конечно же, ведьмак не мог проигнорировать такую возможность, и в этот вечер он особо настойчиво допрашивал Лютика на предмет причин его идиотского поведения в отношении магистров. Но тот был просто кремень — он растерянно улыбался, говорил, что это случайность, и обещал больше так не делать. Больше Геральт ничего от него не добился.
По крайней мере, он узнал, что, если однажды Лютика захватят в плен, то лишней информации от него не добьются даже пытками. Он-то его не пытал, но взбешенный ведьмак, орущий и требующий правды, был тоже своего рода пыткой.
Геральт понимал, что копать нужно куда-то в этом направлении, но копать было нечего. Он не хотел принуждать Лютика, который очевидно не хотел ничего рассказывать ему об этом эпизоде своей жизни, но иначе информацию было не достать.
Он был чертовски близок к тому, что попробовать напоить Лютика и разговорить его.
***
Лютик был очень хорош в том, что касалось сокрытия его тайн, поэтому прокопаться дальше смог бы только ведьмак. И Геральт, естественно, не упустил эту возможность.
Чтобы заметить следующую странность, ему понадобилось огромная внимательность и, на самом деле, некоторое количество непрофессионализма. У него было задание — деревню терроризировала стая осквернённых волков, отличавшихся от обычных тем, что они не упускали возможности поживиться человеческим мясом даже тогда, когда были сытыми. Пара местных охотников отправилась в лес, чтобы пристрелить их, и не вернулась. Геральт не был удивлён — осквернённые твари не ведают страха, охотники вряд ли понимали, с чем именно им придётся столкнуться.
Он как обычно попытался оставить Лютика в деревне, и тот, как обычно, отказался — и на этот раз Геральт даже особо с ним и не спорил. За годы совместных странствий Лютик смог доказать, что он был весьма полезным спутником, и, как бы он ни пытался убедить всех, что был трусом, перед лицом реальной опасности он каждый раз показывал себя вполне достойно. Но ведьмак всё равно каждый раз ворчал, когда он собирался на задание с ним — это был его способ позаботиться, показать, что Лютик важен, что о нём беспокоятся.
В этот раз задание по опыту ведьмака предстояло несложное — поэтому Геральт ворчал чисто для того, чтобы не нарушать традицию. Лютик отмахивался и сверкал улыбкой так, будто слышит не ведьмачье ворчание, а что-то в разы приятнее.
Геральту приходилось сдерживаться, чтобы не улыбаться, как придурок, в ответ. Чёртово бардово очарование.
Он должен думать о чёртовых осквернённых волках, когда они идут в лес — но думает о Лютике, который идёт рядом и негромко насвистывает мелодию, на которую хочет наложить следующую балладу. Геральт смотрит на него краем глаза и внезапно осознает довольно неожиданную вещь.
Лютик совсем не боится.
Конечно, Геральт смог бы защитить его от волков — и не только от них, но сейчас он понимает, что бард вообще никогда не боится идти с ним, неважно, какая тварь ждёт их впереди. За все переделки, в которые они попадались, Геральт беспокоился чаще, чем Лютик. Что это, глупость? Возможно, но ведьмак после стольких лет прекрасно осознавал, что Лютик не глуп, а после путешествий с ведьмаком он ещё и не хуже него может оценивать уровень грядущей опасности.
Тогда почему же ты не боишься, странный бард?
Геральт обещал себе подумать об этом позднее. Но теперь он не мог не следить за Лютиком ещё пристальнее, даже в бою — и он тайком посматривал на него прямо в пылу боя. И впрямь, ни капли страха, бард был напряжен, но не испуган.
Он смотрел на Геральта и волков так, не моргая. Он был напряжен так, будто был готов вмешаться в любую секунду и помочь.
Геральт понимал, что это бред — у Лютика был с собой только кинжал, так, на всякий случай, и даже с ним он не особо-то умел обращаться. Может быть, конечно, это было чисто инстинктивное напряжение, показатель того, что Лютик волновался за Геральта, но ведьмака правда тревожило, что при этом страха он всё ещё не чувствовал.
Будто у Лютика всё под контролем — даже когда сам Геральт не был в этом уверен.
В результате этих дум у Геральта были для себя хорошая и плохая новость. Хорошая — у него был новый факт в свою мысленную копилку о Лютике, а также новый повод, чтобы попробовать его разговорить. Плохая — он так засмотрелся на него, что проклятый волк порвал ему штанину своими зубами, и бард, кажется, тоже заметил, что думал Геральт далеко не о технике боя. Он старательно не смотрел на Геральта, но его улыбка была ещё шире, чем раньше.
Геральт думал, что это хороший знак.
***
Конечно же, всё обязано было покатиться к чёрту в один день.
Геральт вспоминал этот день долгие годы спустя, и, по правде, даже и не знал, был ли этот день несчастным или счастливым.
Это должен был быть абсолютно безопасный путь — они решили срезать через маленький лесок близ крупного города, который был протоптан вдоль и поперёк всеми слоями населения, в том числе и детьми, и абсолютно никто не ожидал от него подвоха. Они с Лютиком только недавно вышли из того самого города, и уже с утра были порядком захмелевшие — всё из-за барда, который с утра решил ещё немного порадовать сонную публику своими балладами. А дальше всё пошло по стандартному вечернему сценарию — монеты, крики, выпивка, еда, и Лютик даже начал ухаживать за какой-то особо впечатлённой слушательницей, но тут Геральт понял, что это уже не дело, и увел барда от греха подальше. Невнятная ревность прояснила ему разум, и он немедленно переключился на мысленное самобичевание. Хорош ведьмак, напиться с утра…
В общем, из таверны они вывалились в помутненном сознании, недовольные и отяжелевшие после утреннего загула. И единственное, что радовало Геральта — уж ближайший лесок точно им никакой гадости не подкинет, разве что сдохшего ежа под ноги.
Геральт ошибался редко, но фатально.
Именно этим утром в этом лесочке приблудился городской волколак. Его охота началась ещё прошлой ночью, и он испытывал такой голод, что не имел возможности выбирать, где именно искать ему свою добычу. В ближайшем лесу он не нашёл даже самого исхудалого кролика — вся живность либо была отстрелена, либо сбежала, либо была захвачена детьми в качестве домашних любимцев. Поэтому волколак, потерявший последние капли разума от голода, скитался в нём даже после рассвета, готовый покуситься абсолютно на любую жертву.
И он бы кинулся даже на абсолютно трезвого и голодного ведьмака. О нынешней ситуации и заикаться не стоило, особенно если учесть, что значительно сильнее волколака привлекла одетая в цветастые штаны задница барда.
— Лютик, берегись! — заорал Геральт, почуяв опасность непростительно поздно для ведьмака, но всё ещё раньше надувшегося Лютика, который всё ещё ворчал по поводу того, что по вине Геральта в таверне ему не перепало женского внимания. Поэтому в ответ на крик ведьмака он заторможено дернулся и лишь попытался закрыться руками, не успевая среагировать.
Геральт кинулся навстречу волколаку, доставая на ходу меч, но момент был упущен — разъяренный монстр совершил отчаянный прыжок и мощными лапами сбил Геральта, который тяжело завалился назад, прямо на Лютика. Он почувствовал, как падает бард позади него и успел подумать лишь о том, что если бы удача один раз, всего один раз за всю эту чёртову жизнь соизволила бы помочь ему — он бы потратил этот шанс на то, чтобы Лютик сейчас смог убежать.
Пасть волколака сомкнулась на его животе, и он едва сдержал сдавленный крик. Бард за его спиной судорожно вцепился в его плечи.
— Лютик, беги, блять! — выдавил Геральт, сжимая зубы, чтобы криком боли не вызвать в барде случайного приступа героизма. В глазах стремительно темнело.
Что случилось дальше — он не мог точно описать. Но, кажется, Лютик не ушёл. Медальон на груди ведьмака истерически дрожал, будто рядом с ним колдовала армия волшебников; Геральт почувствовал лютую смесь запахов, которая не предвещала абсолютно ничего хорошего.
Отвратительный запах крови — его и волколака, запах грязной псины, запах гнили и <i>запах Истока</i><i>, </i>сладкий, одуряющий. Для Геральта он был не отделим от исчадий Пустоты, которые слетаются на него, словно пчёлы на мёд.
Он уже ничего не видел, с трудом оставался в сознании, с каждой секундой все сильнее теряя связь с реальностью. Будто сквозь толстое одеяло он слышал истошный вой волколака. По его лицу текла кровь — его, волколака, Лютика? Он не смог бы сказать.
Он хотел бы поднять руку, коснуться Лютика в последний раз, убедиться, что он жив. Он хотел бы попрощаться с ним, пока силы его не покинули…
Но он не смог. Сознание покинуло его.
***
Геральт очнулся, на удивления ясно помня момент, на котором его осознание происходящего прервалось. Вот он лежит под волколаком, который раздирает ему живот, потом происходит <i>нечто</i>… И вот, кажется, он в безопасности.
На самом деле, после таких ранений не просыпаются даже ведьмаки. И из таких ситуаций не выкручиваются даже Лютики.
Но тем не менее, Геральт чувствовал своего барда — он пока не набрался сил, чтобы открыть глаза, но он чувствовал какое-то копошение подле себя, чувствовал его запах… и, хоть и более слабый, но всё тот же запах Истока. Геральт не мог дать ему объяснения. В его голове роем кружились мысли, догадки выстраивались в гладкую теорию, но ведьмак отказывался выносить вердикт.
И ещё ему было чертовски холодно — будто его окунули в ледяное озеро. Организм, освобождающийся от оков сна, мелко задрожал. Геральт не помнил, когда он в последний раз дрожал от холода — он настолько привык к самым отвратительным условиям, что уже долгие годы его организм не удивлялся вообще ничему.
Внезапно ведьмак почувствовал руки, прикасающиеся к его животу. Лютик не раз зашивал его после самых неудачных стычек, и Геральт знал эти ощущения — дикая боль от самого лёгкого касания. Он привык к ней, даже воспринимал её как благой знак — раз он чувствует боль, значит, всё не безнадёжно. Однако на этот раз боли не было — он лишь интуитивно угадывал прикосновения.
Геральт осторожно приоткрыл глаза, стараясь не выдать своего присутствия.
Первое, что он увидел — это Лютик, сидящий на кровати рядом с ним. Второе — это свою рану на животе. Она выглядела так, будто на неё вылили не менее литра сильнейших ведьмачьих зелий — кровь давно не шла, кожа даже будто успела порозоветь по краям, регенерируя.
Лютик сосредоточенно сшивал края, и Геральт не чувствовал ни-че-го, что было чертовски неправильно. Таких сильных обезболивающих попросту не существовало.
Однако сейчас размышлять об этом было бесполезно, и Геральт продолжил осмотр окружающей обстановки. Кажется, они находились в каком-то подвале — в комнате не было ни единого окна. Все стены были заставлены стеллажами с книгами и зельями, а в углу Геральт заметил огромный сосуд с Истоком. Из крана сосуда капало, будто его использовали совсем недавно и неплотно закрутили в спешке.
Геральт вновь перевёл взгляд на Лютика и осознал, что Истоком несёт от него.
На самом деле, сейчас Истоком пахло абсолютно всё — он сам, вся комната, тот сосуд, наверняка, источал его запах, но Лютик пах сильнее всех — не потому, что он источник. Потому, что он тот, кто Исток приручает.
И паззл Геральта наконец сложился — <i>он проглядел под самым боком мага Истока!</i> Потому он так ненавидел магистров и потому ничего не боялся — его возможности гораздо больше, чем у Геральта, и хоть использовать их и чертовски опасно, но он бы вытащил их, если бы это было необходимо.
Как сейчас, в лесу с волколаком.
Он не знал, что ему чувствовать — он был поражён так, как никогда не был в своей жизни, и его жгли злость и обида за то, что Лютик так и не признался ему в этом сам. Он путешествовал годы с магом Истока и не знал об этом! Подходил к магистрам, позволял барду распевать провокационные песни, влезал в проблемы.
Если бы кто-то узнал о Лютике — они вряд ли смогли бы выстоять одни против всех.
Он вновь уставился на барда, который всё ещё не заметил, что ведьмак проснулся. Лютик отвлёкся от его раны и смотрел куда-то назад, в пустоту. Он что-то шептал, будто разговаривал с кем-то, но Геральт не видел больше никого в этом подвале.
Вдруг Лютик вздрогнул и стремительно обернулся к Геральту — будто его невидимый собеседник заметил, что он проснулся. Бард виновато улыбнулся.
— Доброе утро, Геральт, — сказал он немного охрипшим голосом. — А я тут… Вот.
Ведьмак хрипло хмыкнул в ответ, с отвращением глядя на не до конца зашитую рану. Лютик охнул и вновь принялся за дело.
— Тебя неплохо так потрепал этот волколак, — непринуждённо продолжил он, орудуя иглой. — Но вы, ведьмаки, конечно, тоже звери! Нормальный человек после такого бы не выжил, а с вашей регенерацией…
— Ведьмак тоже бы не выжил, — перебил Геральт. — Особенно, если учесть, что даже ведьмак бы тогда не выбрался из-под голодного волколака.
Лютик избегал смотреть ему в глаза, пока не закончил с раной.
— Повезло, — наконец ответил он, откладывая иглу.
— Не повезло, Лютик, — прорычал Геральт. — Это ты сделал. Ты вытащил нас. И ты расскажешь мне всё, если хочешь сохранить хоть какое-то доверие между нами! Я годами позволял тебе переводить темы, недоговаривать и играть в молчанку, но ты перешёл грань дозволенного!
Бард покраснел, его глаза подозрительно заблестели, и пыл Геральта заметно поубавился. Безусловно, Лютик был виноват, но он не собирался доводить его до истерики, требуя ту информацию, до которой он и так уже додумался самостоятельно. Лютик оглянулся и нервно уставился в ту же точку, в которую он пялился раньше — его взгляд бегал то туда, то возвращался к ведьмаку. Его губы задрожали, он сжал руки в кулаки, и Геральт понял — несмотря на его желание донести до Лютика всю глубину его ошибки, ситуацию нужно спасать. Он сел на кровати, невольно морщась — его тело отходило от той странной магии, которую навёл на него Лютик, чтобы спасти, и он чувствовал тянущую боль в шраме. Но Геральт не думал об этом, он хотел подсесть к Лютику ближе, может, положить руку на плечо — в общем, решить этот вопрос мирно, пока они не наговорили друг другу гадостей, но бард вдруг выпалил:
— Я — Пробужденный!
Геральт замер, стоя на коленях на кровати — прямо посреди движения.
Он не особо много знал о Пробуждённых, но его знаний было достаточно для того, чтобы осознать, что его самостоятельные догадки о секретах Лютика — просто детский лепет в сравнении с правдой.
Пробуждённые были не просто магами Истока. Они имели связь с самими богами, их жизнь тщательно охранялась божественным провидением — но, видимо, недостаточно для того, чтобы каждый из них смог справиться с уготованной им судьбой, потому что Геральт слышал то тут, то там слухи о погибших Пробуждённых. За более удачливыми из них, сбившимися в группу, тянулся длинный кровавый след из самого форта Радость, где они критически сократили поголовье магистров, включая самого Александра.
Геральту было достаточно этой информации для того, чтобы сделать вполне определённые выводы — лучше бы ему в своей жизни никогда не пересекаться с ними. Ни в качестве врагов, ни в качестве союзников. Такие знакомства пагубно сказываются на продолжительности жизни.
И вот, после этого всего — Лютик, который сидит перед ним и говорит, что он Пробуждённый. Спустя годы их совместного пути. После того, как ведьмак успел привыкнуть к нему и, чёрт побери, полюбить.
Геральт внезапно вспомнил свои молитвы Ралику в начале их пути и горько усмехнулся. Если Ралик его слышал, то, должно быть, он хорошо повеселился над глупым ведьмаком.
Лютик услышал его усмешку и немного приободрился.
— Ты не злишься на меня?
Геральт промолчал. Что он мог сказать? Он разочарован, что Лютик молчал. Он растерян, потому что по собственным убеждениям он должен немедленно встать и уйти из этого подвала, навсегда забыв о Лютике. Но он не может, потому что прикипел к барду настолько, что его дальнейшая долгая жизнь будет слишком пустой без него. Злился ли Геральт? Наверное, нет, потому что его переполняло столько эмоций, что для злости просто не оставалось места.
И, как Геральт обычно и поступал, когда ему хотелось сказать слишком многое, он промолчал.
— Геральт? — Лютик тревожно вскочил, затем залез на кровать с ногами и придвинулся к ведьмаку ближе, обхватывая его руку, лежащую на кровати, своими ладонями. — Не молчи. Я понимаю, что я чертовски виноват. Выскажи мне всё, ударь меня, если хочешь, но только не молчи.
Ведьмак думал, что Лютику необходим хороший урок. Что на него нужно наорать, чтобы он осознал, что повёл себя как последний идиот. Но он смотрел на ладони, которые сжимали его руку, чувствовал их жар — и его сердце так неуместно трепетало. Он был готов простить Лютику даже кинжал под рёбра в этот момент.
— И когда ты мне планировал рассказать… обо всём этом? — спросил он, глядя барду в глаза.
— Я не знаю. Никогда, наверное? Сначала я тебя так раздражал, что ты обязательно бы прогнал меня, если бы я рассказал хотя бы об Истоке, — Геральт кивнул, с неохотой соглашаясь с этим наблюдением, — а потом я не хотел ничего портить. У тебя сложная судьба, моя… возможно, ещё сложнее. И мне казалось, что если я тебе не расскажу о ней, то её тяжесть никогда тебя не коснётся.
И самое странное, что у Лютика, кажется, получалось. Да, Геральт подмечал странности — но он так ничего и не понял, пока разгадка не оказалась у него перед глазами. И даже когда оказалась, то он не узнал всей правды, пока её не рассказал сам бард. Всё это время ничто не указывало на то, что с ним путешествует Пробуждённый — а это значит, что, несмотря на внешнюю слабость, Лютик был опытным магом, достаточно сильным, чтобы, по мнению своего бога, выдержать ношу божественности.
Лютик вёл себя как отбившийся от дома аристократ, который не встречал в своей жизни ничего опаснее недовольной его песней публики. Он никогда не вступал в бой — по крайней мере, если Геральт был неподалёку. Ему перепадало пару раз, и Геральт залечивал его синяки и сломанные кости, даже не подозревая, что это хрупкое тело могло уничтожить любого своего противника.
— Расскажи мне, — сказал Геральт. — У тебя ещё есть возможность исправиться. Расскажи мне всё о своём прошлом.
***
Когда-то, уже с десяток лет назад, не было никакого бродячего барда Лютика. Был Юлиан Альфред Панкрац де Леттенхоф, юный аристократ и тайный маг Истока. О его даре знала только его семья. Но сам по себе Исток — практически ничто, если не сочетать его ни с чем другим. И у Юлиана было, с чем сочетать — с самого детства он знал, что лучше всего он умеет управлять водой… и смертью. Некромантия осуждалась обществом, возможно, даже сильнее, чем магия Истока — и Юлиан скрывал её. Занимался музыкой, поэзией, заводил знакомства с красивыми девушками, не давая себе ни секунды покоя, в которую он неизменно начинал думать о том, ради чего судьба дала ему его дар.
Он занимался тайком, по ночам, практиковался на мёртвых животных, а затем и на монстрах. Научился соединять навыки некромантии и воды, объединив их во власть над кровью. А затем — осмелился добавить немного Истока в свою магию.
В одну из таких ночей его нашли магистры. Так Юлиан отправился в печально известный форт Радость. Ему не дали попрощаться ни с семьёй, ни с друзьями — Юлиан отныне считался мёртвым в родных местах.
Ещё на корабле ему повезло познакомиться с Лоусе, которая так же, как и он, жила музыкой, только профессиональнее — она была бардом. Слушая её рассказы, Юлиан и сам влюбился в жизнь барда, даже взял псевдоним — Лютик. Они быстро подружились и, смеясь, мечтали о том, как выберутся отсюда и будут выступать дуэтом. Возможно, Лютик был даже немного влюблен в неё, но ровно до того момента, как понял, что в её теле она не одна. Делить девушку с демоном было слишком даже для Лютика.
В форте к ним прибились ещё трое — странный парень по имени Фейн, который утверждал, будто он принадлежит к исчезнувшей расе, наёмник Ифан и гном по прозвищу Зверь. Форт оказался абсолютно небезопасным местом, магистры даже не пытались следить за порядком среди магов — поэтому им пришлось защищаться самостоятельно. Лютик там впервые убил человека, не сумев даже полноценно ощутить шок от этого — настолько каждый день был наполнен постоянным напряжением. Он быстро перестал считать трупы, потому что, как оказалось, там почти каждый был друг другу врагом.
Вместе они выбрались из-под надзора магистров и вместе ощутили зов их богов — Лютик познакомился с Раликом, богом людей. Впрочем, не он один был избранным Ралика — как оказалось, Ифан тоже был его Пробуждённым. Но ни он, ни Лютик не стремились к божественности; они даже шутливо спорили о том, кто из них больше хочет отдать эту честь другому. Ралику не нравился их настрой, но других Пробуждённых у него не было. Но Лютик понимал, что Ифан гораздо больше подходит для этой роли: он сильнее, рассудительнее, мудрее. А у него наверняка должна быть какая-то своя судьба, а не просто быть запасным планом для Ралика.
Далее вместе они уплыли из форта Радость, переступив через трупы Александра и его магистров. Путь привёл их к побережью Жнеца, где они вплотную занялись улучшением своих способностей по воле богов. Каждый день они тратили на поиски подходящих учителей и выполнение их заданий. Чтобы хоть немного отвлечься и отдохнуть душой, Лютик вечерами выступал в таверне в Дрифтвуде, и одним вечером он встретил там одного мрачного ведьмака.
***
— Дальше ты и сам знаешь, — сказал Лютик, широко улыбаясь воспоминаниям. С души словно упал камень, когда он наконец смог поделиться своими воспоминаниями с Геральтом. И ему было приятно вспомнить о своих товарищах, которых он не видел так давно.
— Но почему ты пошёл за мной? — поражённо спросил Геральт, с трудом пытаясь уложить в голове рассказ барда. Некромантия… Форт Радость… Убийство Александра… Он осознал, что, возможно, Лютик видел в жизни больше жестокости и опасности, чем он, несмотря на свой юный возраст.
— Я искал свою судьбу, — тихо сказал бард. Его лицо медленно краснело. — И мне показалось, что с тобой у меня больше шансов её найти. Я особо ни на что не рассчитывал, когда увязался за тобой в первый раз. Но после того, как ты спас нас от эльфов, я чувствовал себя так, будто глотнул воздуха после долгого плавания в грязном озере. Я понял, что должен идти за тобой. Отпросился у Ралика, попрощался с ребятами, пожелал удачи Ифану — и бегом.
— И твой бог тебя отпустил?
— Я всё равно был менее перспективным вариантом. Да и, будем честными, Ифан тоже не больно-то жаждет божественности. Интересно, рассчитывает ли ещё Ралик на что-то? В любом случае, он сказал, что из-под земли меня достанет, если я ему понадоблюсь.
— Не сомневаюсь, — нервно хмыкнул Геральт и опустил взгляд. Он смотрел на их руки, всё ещё сцепленные вместе, думал о словах Лютика о судьбе и не знал, что и добавить, чтобы как-то узнать, имел ли в виду бард то, на что он так надеялся. Прежде чем он успел что-либо придумать, он увидел, что Лютик опять оглядывается назад и что-то смущенно шипит. — С кем ты разговариваешь?
— С хозяйкой этого дома, — смущенно ответил пойманный с поличным Лютик. — Она была нашей учительницей. Погибла при нападении исчадий пустоты, но её душа всё ещё здесь. И… кхм… её состояние издеваться надо мной ей не мешает.
Геральт фыркнул, напряжённо всматриваясь в пустоту, но, видимо, даже ведьмакам не дано видеть то, что могут видеть Пробуждённые.
— Мы можем уйти отсюда, — предложил он. — Думаю, я уже могу ходить. Что ты сделал? Когда я проснулся, я чувствовал себя так, будто меня из айсберга достали.
— Криогенный стазис, — Лютику явно понравилось предложение переместиться подальше от язвительного призрака, и он продолжал разговор на ходу, собираясь. — Я заморозил тебя, чтобы выиграть время. Да и само пребывание в нём немного исцеляет. Только после разморозки очень холодно, но я подумал, что лучше уж ты замёрзнешь, чем умрёшь.
Геральт проворчал что-то одобрительное и неспешно поднялся, чтобы помочь барду собрать вещи. Пусть он и не видел призрака, но его не меньше, чем Лютика, напрягал тот факт, что если он начнёт обсуждать с ним их непростые отношения, рядом будет стоять дух и насмехаться.
Они выбрались из подвала, и Геральт полной грудью вдохнул затхлый воздух Дрифтвуда — но сейчас он ему казался сладким, волнующим, полным переменами. Они больше не были ведьмаком и его бардом — теперь они, скорее, Пробужденный и его подручный ведьмак. Но ни одна живая или мёртвая душа не знала об этом, и Лютик, кажется, не хотел ничего менять. Вопреки ужасу, пережитому ими в последние сутки, и его личной обиде, Геральт был неприлично счастлив — теперь он точно знает, почему Лютик так ненавидит магистров, почему не боится тварей и каково его прошлое.
А ещё Геральт знает, почему Лютик никогда не боится его самого. Что он, какой-то ведьмак, против Пробуждённого? И это тоже почему-то радовало. Вселяло гармонию в их странные, непонятые никем, даже ими самими, отношения.
«Впрочем, это вопрос времени», — подумал Геральт, захлопывая дверь в комнате на втором этаже таверны и прижимая к ней Лютика, — «я просто обязан расследовать это чёртово притяжение между нами».
В конце концов, покрасневшее лицо Лютика, его частое дыхание и тихий стон — отличные зацепки для первого шага.