Андрей провел рукой по гладкой линии бедра, опускаясь ниже. Господи Боже, какой же это кайф. Голова кружилась от совершенства. Наслаждение чистой воды.
Он однозначно был в ударе.
Раздалось неуверенное покашливание.
- Андрей…
- Молчать, патанатомия! – проворчал он, чуть отклонившись назад. – Тут история творится, а ты на меня кашляешь.
- Андрей, твою за ногу, мне неудобно! – прохныкал Даниил.
- Стоять бояться! Или все узнают, что у тебя ничего нет в штанах!
- Мне холодно! – Данковского слухами о размерах напугать было сложно. И он прав, черт. Стаматин ловил себя на мысли, что тоненькое полотенце, которое было выдано Данковскому, было… ну слишком маленьким.
- Мне тоже.
- Почему я должен быть св. Себастьяном?! – студента мед.факультета тоже волновало это полотенце, которое едва держалось на бедрах. Значит, заметил его взгляд. Черт.
- Я из тебя не святого сделаю, - довольно проговорил Андрей, - а бога. Галатею!
- Галатея была баба из мрамора, которую Пигмалион руками своими из этого мрамора и выдолбил!
- Вот и я выдолблю, если не замолчишь! У меня показ послезавтра, а нихрена не готово.
- А вовремя все делать религия не велит?
- Я бы ответил, но религия не велит. – съехидничал Андрей. Галатея обиженно насупилась, продолжая стоять в очень неудобной (и сексуальной позе).
Андрей был не гений рисунка, но бог маркетинга. Он понимал, что его лепка мягко говоря оставляет желать ему трезвого образа жизни. Его расчет был выехать на фактурности модели и проработке рельефа, чем с упоением он и занимался.
Данковский был изумительной моделью. Точнее, спасибо его природному телосложению и его упражнениям с мертвецами, что теперь выглядел он вполне. Стаматин старательно прорабатывал рельеф, а в комнате становилось конкретно жарко.
- У всех, как у лохов, будет Ксана Тольнна…
- Вахтерша? – уточнил Данковский.
- Она, стерва. Вот такая у нас, Даня, на факультете проститутошная: утром натурщица для студентов, вечером вахтер для них же. Как вспомню с ней занятия, аж всего выворачивает… Кстати, как она?
- На холоде. Точнее, сейчас гликонутрометанол по 3 мг, увеличиваем скорость. Если все выйдет хорошо… - Даниил оживился. Помимо стыдливого румянца теперь засияли и глаза.
Андрей попытался запомнить эту эмоцию на его лице – потом нарисует, уж больно хорош, чертяка.
- Смотри, не спали ее, горячий ты мой. – Андрей работал с мышцами бедра, ловя себя на мысли, что уж больно как-то он воодушевлен работой. Точнее не так. Ему захотелось долепить это все уже без полотенца. Потому что его Галатея (Галатей?) был красив и желанен в своей трогательной невинности.
Он мотнул головой, отгоняя эти мысли прочь. Эх, красиво ему жить надо, в шелка одеваться, а не мечтать о воскрешении мертвых. Никогда ему не понять стремление Данковского все пробивать своим лбом. С такой-то внешностью…
Он снова посмотрел на него… весь напряженный, как струна, на лбу пролегла морщинка, яркий румянец на щеках, круги под глазами и прикушенная нижняя губа…
- Ладно, пять минут перерыв. – Стаматин нервно сглотнул, вытирая руки тряпкой. – И заканчиваем с этим.
Данковский облегченно вздохнул, выпрямился и поправил ненавистное полотенце. На что ни пойдешь ради науки, хоть и чувствовал он себя сейчас не многим лучше вахтерши Толянны. Их дружба со Стаматиным год от года становилось все страннее. Сначала сидение за одной партой, постоянные драки и подлости с обеих сторон, которые доводили преподавательский состав до белого каления и угроз отчисления. А потом однажды, когда на Андрея попытался наброситься пьяный одногруппник, он помог ему, обездвижив противника. С тех пор что-то изменилось, нет, они все равно сидели вместе и подшучивали друг над другом. Только теперь это было что-то другое…
«Интересно, - подумал Данковский, выбирая пот с лица полотенцем, - как это все привело к тому, что сейчас я его натурщик?»
Привел к этому конечно не их конгломерат, а – снова! – талант Андрея как бога маркетинга. Воплотить свою идею выехать на натурщике во время показа была первой частью плана. Второй – уговорить натуру. И тут Данковский был неподкупен. Его не интересовали ни девушки, ни выпивка, ни деньги, только мертвые. Поэтому пришлось пойти на крайние меры и помочь достать ему новый экземпляр для воскрешений.
Андрей смотрел на него сейчас как завороженный. В полутьме его комнаты, среди всего этого бардака он казался сказочным принцем, древним богом, отрешенным и неземным. Господипростибоже, только не сейчас... Стаматин закашлился, скрывая от друга дрожь в пальцах.
- Пора? – уточнил Данковский, поправляя полотенце и вставая в нужную позу. – Давай, только быстрее.
Стаматин подошел ближе, поправляя ему позу. Кожа его и правду была холодноватой, как мрамор. И гладкой, как мрамор. Он провел по шее – под пальцами пульсировали вены. Глаза Данковского – коричневые с белесыми прожилками, как светом луны на ржаном поле - смотрели куда-то в сторону. Идеальное сочетание соблазна и невинности.
Даниил повернул голову, глядя пристально ему в глаза:
- Что?
В горле пересохло. Ему показалось, что еще миг и…
В коридоре раздались крики ужаса, Булычев, студент-монументал, истошно завопил: «Толянна!»
В одно мгновение лицо Данковского преобразилось.
- Вахтерша воскресла! – радостно закричал он и вылетел из его комнаты, попутно роняя полотенце.