Короткая узкая, в две ладони, полоска ткани спускалась с пояса и закрывала пах, оставляя на всеобщее обозрение гладкие окаты бедер с проступающими тазовыми мысками. Вероятно, еще одна такая же полоска была и сзади, но она точно не могла скрыть ни крепких, аккуратных ягодиц, ни ямочек на крестце, и Шерлок изо всех сил запрещал себе об этом думать, чтобы первые искры подступающего желания не превратились в огненный шторм и не сожгли Чертоги до углей, до седого невесомого пепла. Взгляд без спросу, как спятившая компасная стрелка, заметался от босых ног к обнаженному торсу с темными пуговками сосков, спокойным разбегом ключиц и укромной влажной впадинкой.

Джон смотрел на всех и ни на кого, будто насквозь, будто все присутствовавшие были для него лишь туманными тенями. Или тенью для них был он сам.

Одинаково осторожно ступая по натертому до блеска паркету и мягкому, пушистому ковру, он словно нес и боялся разбить сосуд из тончайшего генуэзского стекла с заточенными в нем собственными чувствами, страхами и желаниями - всем тем, что наполняло его существо прежде и чего теперь не было и в помине.

В шаге от господина он остановился, спокойно принял бесцветный, оценивающий взгляд и склонил голову в коротком поклоне. Шерлок почему-то подумал, что он опустится на колени, и от того, что послушный Джон остался стоять, в груди растекся жаркий пьянящий огонь.

Его Джон. Чем бы ни была теперь наполнена его упрямая кровь.

- Прекрасный экземпляр, согласитесь, - Магнуссен не прикоснулся и пальцем, всего лишь обошел вокруг, как редкую диковинную статую, выставленную для аукционных торгов. – Я должен поблагодарить Вас, Шерлок.

Выдвинув ящик секретера, милорд выложил на его крышку знакомую серебряную фляжку, потерянную еще в Хамфри-корте, и очевидно так же послужившую мелкой разменной монетой в торгах головами.

- Дополненный Вашим составом омежий сон дал удивительные результаты. Никакого отторжения, никаких предпочтений в запахе… чистый лист. И это при полном отсутствии физических последствий и эмоциональной нестабильности. Вы можете делать с вашим омегой все, что пожелаете, и это не причинит ему никаких психических травм, никакого внутреннего протеста. Взгляните - спокоен, расслаблен, абсолютно послушен. И безусловно отзывчив к ласкам хозяина. Мало кому понравится иметь в своей постели пусть приятное и податливое, но совершенно бесчувственное тело. Прекрасный состав, Шерлок, мои поздравления… я даже готов разделить с Вами стоимость патента на его продажу. Уверен, этот состав будет пользоваться большим спросом после того, как Ваш брат отнесется к моим предложениям более… благосклонно. Полагаю, при достаточной мотивации, ему по силам убедить короля, что законы этой страны давно устарели, а малые дома несправедливо ущемлены в правах на владение омегами. И если в ближайшее время это изменится, я хотел бы иметь исключительные права. Я готов удовлетворить любой спрос, но дикое поголовье имеет слишком строптивые наклонности. А новое средство позволит устранить этот досадный дефект.

Приложив титанические усилия, чтобы не стереть собственные зубы в мелкую крошку, и не вогнать в ладони ногти до костей, Шерлок медленно втянул носом воздух и растянул губы в холодной майкрофтовой улыбке.

- Не думаю, что мой брат поддержит такие сомнительные новшества. Дымящаяся долина и леса Хамфри-корт находятся под опекой короны и любая охота на их территории запрещена законом.

Магнуссен тихо рассмеялся, словно услышал нечто забавное.

- Ненадолго, мой самоуверенный друг. Законы написаны людьми, и во власти людей их изменить. У всего есть своя цена.

Шерлок гордо вскинул подбородок, опасно сощуренные глаза блеснули холодной муаровой сталью.

- Родственные чувства Холмсов крайне преувеличены светскими сплетнями. Забота о государстве и короне для моего брата всегда стояли на первом месте.

- Как и Вам, ему не придется выбирать. У каждого человека… даже если он сам Майкрофт Холмс, есть уязвимые места. Главное подобрать к ним ключ и правильно воспользоваться… Мистер Стамфорд, как дела у Вашего сына? Не беспокойтесь, его юный избранник ждет, чтобы разделить брачное ложе… а два джентльмена всегда договорятся об ответной услуге, не так ли?

Все это время безуспешно пытавшийся казаться как можно менее заметным, доктор Стамфорд, вымученно улыбнулся и кивнул, оттирая со лба холодный пот и не смея поднять на Шерлока полный сожаления взгляд. Что тут скажешь? Всего состояния семейства Страмфордов не хватит и на половину стоимости омеги, а Каспер никогда не войдет в Гильдию и не сможет унаследовать дело отца, если не обзаведется собственной семьей.

- Чего Вы хотите? – если бы ненавистью можно было убить, вся округа в пятьдесят миль уже лежала бы бездыханной. Шерлок старался не смотреть, даже на расстоянии он чувствовал всей кожей, как бьется у Джона на виске голубая венка, как дрожит и вибрирует самообладание в каждой его мышце, грозя расколоть стеклянный шар, сдерживающий беснующиеся в немых тисках «драгоценной» отравы. Кажется, протяни он руку, прикоснись и…

- Ничего, - шелестящий, словно немощный, голос оборвал уже почти начавшееся движение, - ничего, кроме приятной и необременительной услуги.

Он развернул Джона за плечи и по-хозяйски щедро толкнул к Шерлоку.

- Здесь и сейчас. Полноценный акт по требованию владельца в присутствии двух свидетелей.

Он успел подставить руки, и Джон влетел в объятия, выбив обоим из легких воздух и вжавшись всей обнаженной, теплой золотой кожей.

Что-то разорвалось, лопнуло между ними, как тонкая, натянутая струна, беззвучно и пронзительно, хлестнуло Шерлока наотмашь хлынувшими на него оглушительными запахами – от соков скошенных трав и горьковато-сладкой жасминовой свежести до едкой окалины и терпкого полынного безумия. Одним движением Джон сбросил с себя его руки и отскочил на несколько шагов, не сводя глаз, полных обморочной синевы.

Что бы ни сделал с ним новый «омежий сон», как бы ни подавлял своевольную, строптивую натуру, оставляя телу лишь заложенное при рождении послушное, податливое естество, до конца убить их он не мог… и возможно потому, что было в нем что-то еще… возможно, Эскор Тревор был прав, когда говорил, что проклятие триалов вовсе не проклятие.

- Зачем это Вам, Чарльз? – не поворачивая головы, не пытаясь приблизиться, он следил, как меняется у Джона лицо - от первой вспышки испуга, до обреченной настороженной безысходности. И только губы застыли в упрямой, твердой линии, будто окаменели. – Я могу предложить достойную цену. Любую. Вам достаточно лишь назвать.

- Милорд Холмс… Шерлок… Вы позволите? Мне хотелось бы Вас называть так, - Магнуссен сложил на груди руки и стал похож на доброго дядюшку, - меня интересуют не деньги, не в этот раз. Я наслышан о Ваших талантах, Ваших интересах и занятиях. Считайте, это – исключительно научный вопрос. Эксперимент, если хотите. Думаю, Вы осведомлены о неком дефекте в породе этого экземпляра? Нет, я не имею в виду его упрямство и склонность к насилию. О, вижу, Вы понимаете, о чем я, – холодная, змеиная усмешка пробежала по тонким губам, как судорога. - Так вот, Вам придется выбрать – покрыть омегу вашего рода, чтобы подтвердить на него права, или взять моего Джона. Что Вас смущает? Многие альфы хотели бы оказаться на Вашем месте. Омега брата… неужели Вы никогда его не хотели? Прекрасный, созревший плод. Или наш маленький беглец - взгляните, сколько в нем желания!

Шерлок против воли перевел взгляд на Грегори, вжавшегося в стену своей клетки, затем на Джона, замершего в нескольких шагах – как можно дальше от всех альф, но еще дальше от стола с креплениями для ремней… двое омег, в равной степени напуганных предложенным ему выбором. И какое решение он ни примет, он потеряет обоих.

Грегори… мягкий, спокойный, надежный. От его улыбки внутри тепло и уютно, как от глотка шерри в ненастный день. Шерлок никогда не видел в нем возможного любовника, или, боже сохрани, мужа. Нет, его не пугало соперничество с братом, напротив, соперничество лишь подстегивало интерес и принуждало доказывать, что из них двоих именно он – лучший. Во всем. Выбери он сейчас Грега, Майк поймет… возможно, однажды Шерлок даже осмелится посмотреть ему в глаза. Но ни один из них уже никогда не будет прежним.

Джон… пружина из закаленного металла, одетая в зной и медовую горечь, злой, нежный, опасный, бесконечно желанный. Но то, что для двоих наедине было любовью, здесь, на глазах у всех, станет насилием, они вернутся в Косуолд на помост под старым раскидистым дубом, и не останется ничего, кроме стыда и страха.

Кровь вспенилась, застучала в висках – глухо, яростно, сознание накрыла мутная пелена, как ядовитые испарения от неосторожно разбитой реторты… законы, низводящие омег до положения имущества, законы, превратившие лучшие творения создателя в предмет торга, законы, заставлявшие альф забыть, что они не животные.

Законы?

Переполненный полынью и морской солью сквозняк пронесся по Чертогам, как зимний шторм, в один миг прочищая свежим ветром его бесконечный, строго вычерченный лабиринт, разворачивая древние, пожелтевшие от времени и огня манускрипты, листая хрустящие страницы исполинских фолиантов, написанных еще до первой войны и разделения родов на забытом языке предтеч. Спасибо Майкрофту за то самое первое проигранное пари…

…Шерлоку восемь, он прочитал в отцовской библиотеке весь имевшийся свод законов по вопросам государственного устройства, гендерного права и наследных привилегий, когда он с высоты своего взрослого самомнения поспорил с братом, только что принятым на службу в королевскую судебную коллегию, что может назвать каждый хоть в алфавитном порядке, хоть в хронологическом. И, разумеется, проиграл, поскольку выяснилось, что самые старые, не востребованные в цивилизованном обществе, почти забытые, но так и не отмененные, указы хранились в библиотеке Его Королевского Величества, попасть в которое позволял лишь специальный рескрипт с подписью Главного хранителя. Краснея и давясь досадой, Шерлок вынужден был признать поражение, но, как и Майкрофт, он ничего не забывал, а потому спустя три года благополучно «позаимствовал» у брата этот «магический» документ и с лихвой восполнил недостающие знания, впрочем, удивившись, что это вообще могло быть кому-то интересно. Все содержимое закрытого отделения касалось исключительно омег - их родословной, продажи и наследования, а так же прав и претензий владельцев при нарушении границ признанной собственности. Тогда это казалось бесполезным и скучным, но Шерлок потратил целых две недели, чтобы запомнить весь этот «хлам» до последней запятой исключительно назло Майкрофту.

Теперь слова и даты неслись сквозь его сознание, складываясь в новый, безупречный план, который не просто подсказал - навязал сам того не понимая «добрый самаритянин» лорд Чарльз Огастес Магнуссен.

Развернув раскрытые ладони наружу, чтобы не напугать еще больше, Шерлок сделал шаг к застывшему, напряженному в каждой мышце Джону. Тот отступил, потом еще и еще. Дыхание стало неровным, тяжелым, стало заметно, как тяжело ему дается сопротивление не только приказу, но в большей мере себе и разливавшейся внутри темной, сводящей с ума похоти. И как заставить его довериться, как пробить эту броню из страха и возбуждения и не испортить все окончательно, Шерлок не знал.

- Шерлок, - тихо и волнующе позвучало за спиной. – Шерлок.

Он не узнал голоса и повернулся.

Такого он точно не ждал.

Неправильно, невозможно, нереально…

Прислонившись к решетке, его звал Грегори, омега до кончиков пальцев, до сладких спазмов в чреслах, до кома в горле и невыносимого желания обладать. Четыре расстегнутые пуговицы позволили рубашке приспуститься с плеча и оно мерцало, как матовая бронза между сплетенных прутьев еще одним диковинным украшением.

…склоненная к плечу голова с короткими вихрами …

…мягкость приоткрытых, обещающих губ…

…кроткие оленьи глаза цвета ночи и желания…

…тело, безупречно сложенное из преступных изгибов…

- Иди ко мне, - позвал омега… не Грег, кого Шерлок знал много лет, кого в последнюю очередь мог представить не то, чтобы в своей постели – в своих мыслях. И противиться этому НеГрегу было невыносимо трудно – волна жара докатилась от него вместе с хмельным лавандовым флером, подбила под колени и толкнула навстречу… про омежий зов Шерлок слышал, но испытал на себе впервые.

Молодое, податливое тело прогнулось под его рукой, стоило приобнять талию, пальцы ласково скользнули по лицу от острой скулы к подбородку и шее. Шерлок услышал, как бешено стучит сердце, спрятанное под смятой их близостью тканью, и благословил разделявшую их решетку за ее безжалостную прочность.

- Нет, Грегори, - прошептал он в потянувшиеся в поцелуе губы, - не надо.

Пальцы судорожно впились ему в плечи, будто Грег внезапно провалился в глубокую яму и только Шерлок удерживал его от падения, в распахнутых глазах заплескалось отчаяние, еще миг назад спрятанное под влажной, жаркой истомой.

- Майкрофт поймет, я все объясню, - горячечно зачастил он, прижавшись всем телом, вздрагивавшим то ли от интимности прикосновений, то ли от мучительного осознания собственных намерений, - не трогай его. Только не так, он никогда тебе не простит…

- Тшшш… - Шерлок поднял его лицо за подбородок и мягко коснулся губ, - все так, как должно быть. Ты же всегда мне доверял… передай Майкрофту, что я его люблю.

- Шерлок! – руки Грега опустели, когда Шерлок мягко отцепил их от себя и шагнул прочь.

… Джон загнанно смотрел, как альфа надвигается мягкими, осторожными шагами, как все любуются тем, как тело его предает, как все инстинкты заставляют его корчиться от отчаяния и желания. Он не может противиться, не может сдаться, не может выбирать, как позволили выбирать Шерлоку, не может помешать его выбору… Он может только наблюдать, как тот скользит по широкой дуге, как шевелятся его губы, но не может разобрать ни единого слова – в голове стоит сплошной белый шум… а еще низ живота, вся промежность наливается горячей, сладкой тяжестью и по внутренней стороне бедер проходит восхитительно-нестерпимый спазм. Бессильное, жалобное хныканье стиснуло горло, просясь наружу, когда он на что-то натолкнулся. Он ахнул, как от ожога, скосил глаза, успевая заметить проклятый стол, когда крепкие руки перехватили поперек тела, развернули, прижали к груди спиной.

- Джо-о-он, - жаркое дыхание коснулось уха, рассыпало стаю жгучих мурашек от затылка вдоль позвоночника к крестцу, поднимая на теле каждый волосок. – Пожалуйста.

Одна рука перечеркнула ребра, вздрагивающий живот и гладкое бедро, намеренно причиняя боль. Вторая обвила плечи и грудь, лишая малейшей свободы. Пытаясь вырваться, Джон вцепился в нее негнущимися пальцами, забился, как пойманная в силок ласка, но охотник прижал его к себе лишь крепче, подался вперед, наклоняя, заставляя потерять равновесие. В поисках опоры Джон хватался за одежду, за навалившегося сверху мужчину, но ничего не помогло, и ему пришлось упереться ладонями в выщербленную и отполированную сотнями тел поверхность.

- Нет, нет, нет… - бессильно застонал он, чувствуя, как вжимается между ягодиц твердая пульсирующая плоть, намерения которой не могли скрыть даже несколько слоев плотной ткани. В последней отчаянной попытке Джон ударил затылком, но не попал, острый подбородок вжался ему в шею, пресекая сопротивление, а вскоре ему на смену пришли теплые губы и твердая кромка зубов, чуть прихватывая кожу, предупреждая, как деликатный укус может запросто превратиться в полноценную жесткую хватку.

- Джон, - собственно имя просочилось под кожу благословенной слабостью, вспыхивая электрическими искрами, принуждая льнуть, прогибаться и постыдно дрожать от предвкушения. – Здесь только мы. Доверься…

- Нет! – вложив последние силы, все свое упрямство Джон толкнулся руками, распрямляя спину, запрокидывая голову, чувствуя лопатками каждую пуговицу, каждый выстеганный позументом шов, оставляющие на них длинные ссадины.

- Тише, мой хороший… - хватка на плечах пропала, но Шерлоку хватило полминуты, чтобы справиться с застежкой на штанах.

Джон снова заметался, едва твердое, горячее, гладкое легло между ягодиц. Вырвавшиеся на волю руки замолотили над головой, неприцельно попадая по макушке, по лицу, оставляя на высоком мраморном лбу и острых скулах багровые отметины коротко остриженных ногтей. Шерлок не противился, будто не замечал, потянув одну из аккуратных половинок и кончиком пальца обводя раскрытый пульсирующий вход.

Когда упругая головка вошла полностью, Джон прокусил губу и тихо завыл, сцепив пальцы у Шерлока на шее, пытаясь то ли удержаться, то ли придушить.

Шерлок вошел аккуратно, осторожно и бережно, будто забирал девственность. Превосходное, анатомически-идеальное достоинство прокладывало себе путь в шелковое тугое нутро, как нежный захватчик, как ласковый враг, вслушиваясь, как отзывается на вторжение податливое, принявшее его тело.

…раз… Джон закрывает глаза… ресницы дрожат, красиво и больно, прячут предательскую влагу…

…два, три… Шерлок не думает о том, как хорошо внутри обжигающей тесноты, как член скользит по ребристым стенкам, по сокровенному лону… удовольствие сейчас для него равнозначно преступлению…

…четыре… Джон стонет сквозь зубы, кричит и снова рвется из плена… Шерлок не видит его лица, но знает, с каким ужасом и стыдом взгляд мечется по лицам «зрителей»…

…пять, шесть… Шерлок поднимает руку, и Джон испуганно вертит головой, полагая, что ему хотят зажать рот, но ладонь с прохладными длинными пальцами закрывает ему глаза, стирая весь мир за пределами соития…

- Не смотри, - поцелуи жалят, как обезумевший рой… трогательный излом шеи, плечо в терпких мускусных каплях, мокрый висок, соленое веко, - никого нет, забудь…

…семь, восемь, девять… дыхание рвется, раздирает горло и легкие. Джон хватается за его бедра, тянет, вжимаемся сам, хрипит раскрытым, воспаленным ртом. Его возбужденное естество – небольшое, уютное выгибается в недостижимой попытке потереться о собственный жаждущий внимания пах… Джон плачет и пытается поймать искусанными губами ласкающие его лицо пальцы…

…десять.

ЭТО накатывает так быстро и ошеломительно, что он не успевает почувствовать набухание у самого корня. Джона колотит в непрекращающемся оргазме, выкручивает с того момента, как узел замыкает их намертво, густое семя выстреливает в несколько полновесных толчков, щедро наполняя раздразненное, растянутое лоно.

Черт, черт, черт… у него нет времени закончить это правильно… полчаса, час… Джон все еще возбужден и его член источает не только мускус – от густой полынной сладости Шерлока ведет, как от опиумного молока, и он не может ему помочь.

Маленькая смуглая рука вынырнула вдруг из-за его спины, ухоженные пальцы сомкнулись на мучительно покачивающемся члене. Ему достаточно пары движений…

- Кончи для нас, Джон, - у голоса привкус олив, винограда и предательства. Но Шерлок не может сейчас его винить – Джон тихо охает и теряет сознание, пачкая ладонь белым. – Поздравляю, Шерлок, это было… - горячий шепот обжег шею, - заканчивай.

Удерживая сдавшееся, обессиленное тело обеими руками Шерлок смотрит через его плечо на забывшего про столетний бренди Чарльза, в чьих глазах нет ничего, кроме жгучей ненависти, припорошенной вожделением и завистью. Не отрывая взгляда Шерлок холодно вздергивает уголки губ, силясь улыбнуться, накрывает открытую горячую влажную шею ртом и вонзает зубы - глубоко, сильно, слизывая языком проступившие сладко-соленые капли.

Стекло звонко лопается под побелевшими пальцами, янтарные капли расплескиваются вокруг, стекают пополам с кровью на белоснежную манжету.

Поднимая на руки безвольное, пахнущее травами, медом, им самим тело, Шерлок делает шаг к двери.

- До конца течки Джон - моя собственность. – Небрежно бросил он, не замечая ощетинившейся клинками стражи в распахнутых дверях. - Вы же не станете оспаривать Право зачатия, сэр?

В полной тишине за спиной звонко рассыпался смех Джеймса Мориарти.