Постукивая пальцами по подлокотнику, Уолтер смотрит, как за окном машины проплывают замусоренные улицы, по которым ветер гоняет рванье и пакеты. Редкие работающие фонари не дают району полностью погрузиться во тьму тем, что выхватывают обшарпанные дома со следами огнестрельных разборок на стенах. Уолтеру давно не приходилось лично бывать в местах вроде того, по которому водитель ведет его седан сейчас. Grazie Dio. [1]
Предсказуемо, виды все менее гостеприимных кварталов Сан-Франциско, об которые Уолтер предпочел бы не марать свой «Империал», наводят на Уолтера воспоминания. С подобных этим мест когда-то начиналась его карьера.
Уолтер перестает смотреть на неблагополучный район за окном — теперь Уолтер смотрит на свое отражение в окне стоящей целое состояние машины. Незнакомец в отражении имеет грубое лицо, очевидно когда-то заново вылепленное боксом; острые скулы, тяжелую челюсть, туго натянутую на лице кожу; и глубоко посаженные, пронзительные глаза под тяжелыми надбровными дугами. Его суровая внешность как нельзя подходила для запугивания должников, прятавшихся в таких же кварталах. Делая то, что от него требовалось, Уолтер тогда горячо надеялся, что ни он, ни его брат никогда не будут вынуждены переехать в трущобы.
И, месяц за месяцем, Уолтер действительно все дальше удалялся от будущего без каких-либо перспектив, пока не оказался в собственном охраняемом особняке в элитном районе с видом на залив, глядя на который все еще каждый день вспоминает об исторической родине. Но оказался Уолтер там совсем один.
В какой-то момент «Империал», следующий за другой машиной, как преследующий добычу ночной хищник с горящими глазами, останавливается вслед за «Фордом». Уолтер заново фокусируется на настоящем — он здесь по делу. A causa di una faccenda personale. [2]
И, по всей видимости, одетое в дубленку, это вышедшее из другой машины «дело» стоит на тротуаре.
— Как живой, — хмыкает себе под нос сидящий на соседнем от Уолтера сидении Саргатанас.
Далее, Шонштайн смещается с водительского на пассажирское сидение и высовывается в окно.
— Эй, Эдди! — приветливо окликивает он сквозь сигарету в зубах. — Он хочет поговорить с тобой!
Само обращение по имени заставляет Уолтера на заднем сидении немного подобраться внутри. Фигура в дубленке, помедлив, подходит к машине, — но пока еще Уолтер не может увидеть ее лицо.
Саргатанас выходит первым, чтобы выпустить его наружу. Уолтер слышит, как, верный себе, этот странный ублюдок-альбинос считает хорошей шуткой приветственно мяукнуть. Эдди никак не отвечает на провокацию и это похоже на него.
В конце концов, собравшись с мыслями, Уолтер опирается на кожаные сидения и покидает темноту просторного седана. Ступив на побитый и оплеванный тротуар, он даже не успевает распрямиться во весь свой внушительный рост, как встречается глазами с тем, о ком не переставал думать годами.
Свет фонаря позади ложится Эдди на спину и на макушку. Перед Уолтером стоит уже больше не юноша, чутко правивший рыбацкой лодкой у берегов Триеста. И все-таки, напряженный молодой мужчина напротив него — это его брат и никто другой.
Они молча стоят и смотрят друг на друга. Уолтер отчеливо ощущает, как его собственный вид говорит о нем все: большой босс, il capo [3] с кучей людей под ним. Бизнесмен на дорогущей машине, в дорогущем костюме, с укладкой на манер брокера. Аmericano vero [4].
Эдди глядит на него с непроницаемым выражением, равнодушно и устало. И, самую малость, — словно бы сквозь него.
Уолтер на секунду было впадает в легкую растерянность, о которой забыл за много лет бодрых деловых речей, когда слова давались ему легко, будь те обещаниями или угрозами. Он чувствует, как ему сентиментально сжимает горло, и негромко пропевает приветствие на родном языке.
— Ti saluto, Eduardo. [5] — Дальше Уолтер шепчет с придыханием и шум оживленных вечерних улиц вдалеке скрадывает его слова: — …da tanto. [6]
Эдди не предпринимает попыток ответить или подойти к нему, но это ничего. Уолтер звучно захлапывает за собой дверцу машины и сам одним шагом преодолевает расстояние между ними. Он хватает Эдди за плечи с бесцеремонностью костолома и вжимает в себя, как самое дорогое, что у него когда-либо было и будет.
Эдди в его объятии живой и настоящий. И больше он никуда не денется.
От этого единомоментно нахлынувшего осознания Уолтер сжимает и разжимает руки под лопатками у младшего брата, крепко зажмуриваясь от счастья и прижавшись щекой к чужой щеке. Он посмеивается от радости и, видимо, Уолтер стареет, потому что почти готов прослезиться в этот момент, пока обнимает Эдди на холодном ветру, не скрадывающем, что где-то неподалеку в квартале прорвало канализацию.
Шонштайн тоже выходит из машины. А столпившаяся на лестнице у крыльца неприкаянная молодежь в кожаных куртках предпочитает исчезнуть еще перед тем, как Эдди проводит своих посетителей к себе домой.
*
Уолтер рассматривает фотографии, занимающие стенку на стыке коридора и кухни. Он с удовольствием отмечает, что среди памятно изображенных людей в разнородных рамах есть мама и папа. Среди прочих присутствует и одна большая фотография, на которой он и Эдди в детстве и на которой особенно хорошо видно, что Уолтер старше на девять лет. И еще — что Уолтер был героем Эдди всю жизнь.
На фотографии малыш-Эдди в своих уморительных штанах с подтяжками принял ту жу позу, что и Уолтер, который еще и отдал ему свою куртку для солидности. Их усталый вид, книги подмышкой у Уолтера и то, как тени ложатся на дорогу, дает опознать, что фотография была сделана папой, когда они возвращались из школы домой.
Уолтер не помнит тот день, но улыбается, глядя в их далекое прошлое. Но его выражение меняется при взгляде на незнакомые лица, висящие тут же рядом. Многочисленные моменты из жизней совершенных estranei [7] охвачены громоздкими безвкусными рамками, очевидно подбиравшимися хозяйкой. При взгляде на гордо висящую в центре свадебную фотографию и стоящую тут же неподалеку фотографию ребенка, Уолтер усмехается. Все, что он видит на снимках, — это заранее обреченный побег от реальности.
Эдди не включил верхний свет и оттого помещение освещено только двумя высокими настольными лампами с большими абажурами по углам комнаты. Уолтер сразу же предположил, что либо проводка сверху не работает, либо у Педаков жестко экономят потребление электричества. Уолтеру не нравится, что из-за этого фотографии их части семьи находятся в тени.
Кроме одной, что стоит на комоде у вялого цветка. Ярко освещенный снимок — это большая фотография с ними двумя, сделанная Уолтером и Эдди в первый месяц после их переезда в Америку, когда казалось, что для них все только начинается. Эта убежденность считывается в их взглядах. Уолтер на фотографии — выше на полголовы — стоит за спиной Эдди.
Уолтер отходит от стены с изображениями. Сквозь занавес из деревянных бусин он видит, как Эдди на кухне по правилам гостеприимства ищет им в шкафах лучшую выпивку в доме.
В гостиной Эдди ждут только сам Уолтер и Саргатанас, неподвижно сидящий в кресле в своих никогда не снимаемых темных очках с круглыми стеклами. Шонштайн ушел сторожить машину — в этом районе ее нельзя оставлять без присмотра.
Все в обстановке маленькой невыразительной гостиной говорит о том, что молодая семья очень старается, но ничего не выходит. Что мистер и миссис Педак висят на волоске от того, чтобы лишиться даже этого своего скромного быта с трещинами в краске на стенах и мебелью, которая смотрелась бы комфортабельной разве что десятилетие назад.
Эдди и его тень входят в гостиную. Уолтер проявляет дружелюбие, чтобы как-то разбавить напряженное молчание. Он со смешком выражает сожаление, что его племянница не познакомится с дядюшкой Уолтером сегодня вечером, и справляется, где остальные. Эдди коротко отвечает, что его жена и ребенок у подруги, своим тоном ясно давая понять, что не собирается впускать Уолтера в свою семейную жизнь.
С высоты многолетнего опыта работы с людьми в затруднительных ситуациях Уолтер заключает: сегодня была очередная разборка. На счет денег. Возможно, Эдди собирался напиться, прежде чем появились они. Тем более своевременно Уолтер пришел к нему со своим предложением. Пусть, судя по всему, игра в семью бы и не продлилась долго — с участием Уолтера или без него.
Уолтер доподлинно знает, что Эдди не хочет этой жизни, потому что он заслуживает лучшего. И Эдди уже успел вкусить той лучшей жизни, на самом деле, не так уж и давно.
Эдди подает Уолтеру бокал и неоткупоренную бутылку розового вина. Уолтер оценивает выпивку и едва сдерживается от неблагодарного комментария. Но не от того, чтобы хмыкнуть и состроить отработанное снисходительное выражение.
— Раньше ты мог позволить себе лучшее питье, чем это, Эдди, — констатирует Уолтер, как бы, между прочим. — Когда мы были вместе, все было самое лучшее. — Уолтер показывает Эдди бутылку, чтобы заострить внимание на том, насколько она не соответствует его, Эдди, уровню, и возвращает ее ему. — Лучшее.
Эдди никак не комментирует.
— Зачем ты приехал? — ровно спрашивает он.
Эдди ставит остающуюся неоткупоренной бутылку на журнальный столик перед усаживающимся на жесткий диван Уолтером. Бутылка занимает свое место на столике со стуком, в котором угадывается раздражение.
Уолтеру совсем не нравится спешка, будто от него хотят избавиться. К тому же, он не любит раскрывать все карты сразу. Он решает потянуть резину разговором, пока расправляет костюм и закидывают ногу на ногу. Уолтер делает паузу, а затем невзначай интересуется, как на собеседовании:
— Где ты сейчас работаешь, а?
Эдди присаживается на край кресла напротив его места.
— У меня все хорошо, — отшивает он с вежливой улыбкой, но холодным выражением в глазах.
Несносно со стороны Эдди — держать его на такой дистанции, да еще и врать ему в лицо, потому Уолтер позволяет себе ироническое вскидывание брови, когда оглядывает комнату.
— Да, я вижу, насколько.
Что правда — то правда, да еще и болезненная, так что Эдди не находится с возражением, а сразу переводит тему. Он говорит:
— Хорошо, Уолтер. Ты меня убедил. — Эдди вскидывает руку и, имитируя впечатленность, озвучивает очевидное: — Ты большая шишка.
Он говорит это с этим своим сухим юмором, который, стоило на него ответить, понять его, как Эдди раньше всегда преображался в улыбке. Уолтер жестом показывает Эдди не горячиться и ухмыляется ему в ответ.
— Ну, не выговаривай мне, Эдди. Думаешь, водить грузовик лучше?
Вопрос мгновенно сводит с лица Эдди издевающуюся полуулыбку. Возможно, сам того не замечая, он пугливо округляет глаза.
— Как ты узнал об этом?
— Так же, как узнал, где ты живешь.
Уолтера удивляет, что Эдди еще не понял, как будто бы, отказывается поверить, что с ним сталось, как высоко Уолтер поднялся, как много он может ему дать, если Эдди только ему позволит. Они же не чужие друг другу! Уолтер решает заканчивать эту плохую комедию.
— Эдди…
Уолтер встает с дивана, чтобы оказаться рядом с Эдди и садится на корточки перед ним, заглядывая ему в глаза, взяв его лицо в ладони, наплевав на Саргатанаса здесь же в комнате.
— Братья должны помогать друг другу! — восклицает Уолтер, не проговаривая, но подразумевая, что Эдди должен был пойти к нему при первых же трудностях. Именно за этим Уолтер и работал все эти годы, не чураясь полных мер и тяжелых решений, — все ради их с Эдди благополучия.
Эдди неумолим и твердо смотрит ему в глаза, никак не реагируя на сближение. И понимает он его неправильно, говорит совершенно о другом:
— Мы в расчете, Уолтер. Я расплатился с тобой. И с государством. Почти двумя годами жизни. — Эдди показывает ему два пальца.
Ошарашенный, Уолтер выпускает его.
— Ты, что, думаешь, я пришел сюда как мистер Преступность? Думаешь, я пришел создавать тебе неприятности, требовать долг?!
Уолтер встает и начинает ходить по комнате — которая, впрочем, заканчивается почти сразу же.
— Мне не нравится видеть тебя живущим так, — бросает он через плечо и обводит рукой обстановку. Уолтер успевает увидеть, как Эдди после его слов возводит глаза к потолку. — Эдди. — Эдди отворачивается от него, пусть и с видимым внутренним сопротивлением собственному жесту. — В этом мире так много денег! И есть много разных способов достать их!
Уолтер возвращается на корточки перед Эдди, чтобы заглянуть ему в лицо. За столько лет в Америке он научился прикусывать свою южную гордость, а сейчас он согласен съесть ее ради Эдди и того, что он предлагает ему, ради их общего Большого Шанса. Anche usare ogni argomento possibile. [8]
Эдди снова поворачивает голову к нему, но вместо того, чтобы вернуть Уолтеру его полную надежды улыбку, он роняет одно слово.
— Украсть.
И встает, чтобы отойти от Уолтера.
— Да, украсть! — отзывается Уолтер с негодованием, снова распрямляясь во весь рост и повышая голос. — Но в этом вонючем мире крадут все. Президент, священник, любой человек!
Уолтер драматично всплескивает руками и следует за Эдди, чтобы, мгновенно переменившись, мягко развернуть того к себе за предплечье. Он тут же берет другой, обволакивающий тон советчика. Эдди неприступно смотрит на него, слушая дальше.
— Эдди… Ты знаешь, что у нас есть единственное общее с королями и львами всего мира? — спрашивает Уолтер, прежде чем поделиться своей наработанной с годами мудростью, перевидав судей, политиков и весь так называемый высший свет общества. — Мы все те еще ворюги.
— Я завязал, Уолтер, — заявляет Эдди, настолько болезненно праведный и красивый под светом лампы, что Уолтер почти готов поверить ему. — Я чист. Таким я и собираюсь остаться.
Сказав это, упиваясь своей собственной стойкостью, Эдди снова отходит от него. Уолтер уже и позабыл, какой Эдди любитель поспорить и побороться. И, пока он смотрит в спину Эдди, в голове у Уолтера не укладывается, как тот может отказываться из какого-то принципа. Будто Уолтер не знает о прошлом Эдди, не знает, как он любил то, чем он занимался. С его-то золотыми руками и ясным, профессиональным мышлением, которые только и должны искать применения!
Уолтер быстро перебирает разные варианты действия своим умом переговорщика.
Он мог бы рассказать Эдди, как долгое время не вмешивался в его жизнь, раз Эдди решил отвязать его от себя, но, на самом деле, приглядывал за ним чужими глазами. Мог бы припереть его к стенке сейчас и вывести на чистую воду, сказав, что знает его историю. И про комиссара Видо, который дышит ему в затылок. И о работах, о переездах, о постоянных ссорах с той, кому он необдуманно решил дать их фамилию. Обо всех его проблемах, которые Эдди смеет отрицать ему в лицо.
Или Уолтер мог бы объяснить ему про Сан-Квентин, в котором Эдди пришлось провести восемнадцать месяцев срока за вооруженный грабеж. Поделиться с ним причинами, по которым Уолтер не смог тогда организовать ему очный срок, хотя бился, как рыба об лед. Уолтер мог бы даже позволить себе униженно извиниться перед братом, будто в том, что Эдди попался, была его вина. Но он не станет делать ничего такого в присутствии подчиненного, каким бы отмороженным не был сидящий в кресле Саргатанас.
Когда Эдди с вызовом во взгляде оборачивается к нему, Уолтер знает, что делать. Перейти к делу.
— У меня есть предложение, — говорит Уолтер.
Эдди отворачивается к стене с фотографиями, будто чтобы черпать силу сопротивляться из них.
— Делай его.
Уолтер улыбается.
— Cinquantamila dollari per te. [9]
Пораженный, Эдди резко оборачивается к нему с приоткрытым ртом.
— Ты шутишь, — говорит он уже совсем иным тоном, чем до сих пор.
Если Уолтер и сомневался, что Эдди не хочет вернуться к старому, что он знает, где его место, то эти сомнения сдувает в ту же секунду.
— Нет! È vero! [10] — Уолтер вскидывает руку, будто готовясь поклясться на Библии перед судом присяжных. — Самая настоящая правда. Пятьдесят штук вперед!
Эдди не сразу находится со словами.
— За что? Хочешь, чтобы я спрыгнул с края земли?
Он так и не избавился от акцента за столько лет и от волнения его происхождение — то, кто он есть, — проступает даже еще сильнее. Ощутив чутьем бизнесмена проглядывающую заинтересованность, Уолтер налетает на него и прижимает к себе, снова чувствуя себя в полном праве на это.
— О, нет, нет, нет, Эдди! Одна ночь работы! И все! Всего одна!
На этом месте Саргатанас неожиданно подает голос со своего кресла. Посмеиваясь, он комментирует:
— За такие бабки ты бы мог купить десять супер-пушек.
Уолтер только качает головой, с улыбкой неотрывно глядя на Эдди. Сжимая плечи брата, за которые он продолжает его держать, Уолтер тепло говорит:
— О, нет, мне нужен Эдди.
Если его гордость не терпит подарков и помощи до такой степени, что Эдди не хотел идти к нему даже в самой сложной ситуации… Что же, все любят быть оплаченными за хорошую работу и у Эдди талант, он самый лучший. Уолтеру самому доставляет удовольствие сказать ему, что ночь участия Эдди стоит пятидесяти тысяч долларов. Он ждет, когда же Эдди перед ним изменится в лице, когда его глаза заблестят предвкушением возвращения в дело. Они провернут самую крупную операцию на побережье!
Эдди делает несколько маленьких кивков. А затем безжалостно отказывается.
— Окей. Ты сделал предложение. Мой ответ «нет».
После этого Эдди не говорит внутренне совершенно растерянному Уолтеру выметаться, как можно было бы ожидать. И больше не пытается отойти от него. Эдди только стоит и ждет, что он сделает дальше. В Уолтере в эти секунды поднимается злость, которой он почти готов дать выход через обвинения, когда он замечает блеск в глазах напряженно ждущего Эдди напротив себя.
Буквальный, влажный блеск обиды. Уолтер готов хлопнуть себя по лбу.
Ну, конечно. Что еще может встрять между рациональным человеком и таким баснословным вознаграждением?.. Не просто гордость, не просто принцип. Amore insultato [11]. Эдди решил, что он нужен ему только ради денег. Иначе говоря — не нужен вовсе.
— Саргатанас, — говорит Уолтер. — Выйди погуляй по району.
— Он не очень-то подходит для прогулок. Ну, ладно.
Уолтер краем глаза видит, как Саргатанс неспешно поднимается и вразвалочку бредет к выходу с тем самым видом, какой обычно представляют у гангстеров. Спина Саргатанаса скрывается в тенях освещеного одной лишь лампой коридора. Затем, через некоторое время Уолтер и Эдди слышат, как закрывается входная дверь внизу. Они остаются одни.
Уолтер не говорит ничего, только смотрит на Эдди с нежностью. Он протягивает руку, чтобы погладить того по щеке. Эдди смотрит на него в ответ своим неподкупным взглядом, но не пытается отвести руку от своего лица. Уолтер улыбается про себя. Если Эдуардо что-то не нравится, то он дает знать об этом сразу же. Вежливо, но твердо.
— Я скучал по тебе, Эдди, — говорит Уолтер со всей возможной искренностью, при этом похлопывая Эдди по щеке. — Мое сердце поет от того, что ты снова рядом.
— Я изменился. Как и ты, Уолтер. Восемь лет — это целая жизнь.
— Эй! Что такое восемь лет для братьев, а? Шутка.
Теперь, по прошествии времени, Уолтер в полной мере осознает, как молод Эдди был, когда они виделись в последний раз. Сейчас он серьезный молодой мужчина, никак не юноша, — отмеченный следами тягостного опыта, но каким-то образом еще более похожий на себя в глазах Уолтера, несмотря на все изменения за то время, что они были порознь. Отголоском мысли Уолтер думает о том, как горда и рада была бы мама, увидь она Эдди таким. Даже больше, чем он сам сейчас.
— Глупая шутка и все, — со смехом надавливает Уолтер.
Уолтер так и оставляет руку у Эдди на щеке и бережно гладит тонкую и нежную кожу у него под глазом своим большим пальцем. Эдди напряженно смотрит в сторону, глядя из-под своих трагично сведенных к переносице бровей.
…И теперь он красив более зрелой красотой.
Уолтер плавно смещает руку вниз по его лицу, чтобы попробовать гладить уже уголок рта над губой Эдди. Он видит, как Эдди сжимает зубы. Уолтер ожидает, что Эдди захочет отступить, отойти от него и сказать ему, что он остепенился и ничего не будет как раньше. Но Эдди все не делает и не делает ни того, ни другого.
Уолтер опускает голос до полушепота.
— Эдди. — Уолтер вкладывает глубокое чувство в то, как произносит имя брата. И он отслеживает во вздрагивании ресниц, что подцепляет Эдди именно там, где и хотел снова коснуться его сегодня в первую очередь. — Fratellino mio. Tesoro. [12]
Эдди уступает под нежностями: он сглатывает и опускает глаза. Тем самым, он возвращает Уолтера к воспоминаниям, в которых они были вместе. И, не таясь больше, Уолтер проводит пальцем по губам Эдди. Они мягкие и податливые, как он помнит.
Не встречая сопротивления, Уолтер продолжает поглаживать и потирать их подушечкой пальца, зная, какие они чувствительные. Вспоминая все случаи, когда он убеждался в этом прежде.
Спустя какое-то время Эдди приоткрывает губы. Совсем чуть-чуть, и все-таки. Эдди не забыл. После этого, Уолтер обнимает его. Проникаясь тем, что никто, никогда не будет ему ближе, чем Эдди, он говорит:
— Я искал тебя. Я хотел, чтобы мы были вместе.
Эдди в ответ цепляется за него и прижимается теснее, опустив голову. В этот момент Уолтер почти физически ощущает, как Эдди возвращается к нему, как к ним возвращается то, что было между ними. Уолтер целует Эдди в макушку и, прикрыв глаза, втягивает носом запах его волос.
— А ты? — шепчет он Эдди в лицо. — Вспоминал своего старшего брата хотя бы по праздникам?
Эдди вздрагивает, стараясь задавить всхлип. Но через какое-то время он отвечает прекрасно контролируемым ровным голосом, будто прежде Уолтеру только лишь показалось. Уолтера всегда впечатляло и восхищало это умение его брата быстро находить самообладание.
— Ты знаешь ответ.
Эдди гладит Уолтера по руке. Трепетно и осторожно, будто это самое важное, что он когда-либо делал. Уолтер ощущает в этом, чего Эдди стоило справляться с чувствами до сих пор. Он знает, что нужно Эдди и им обоим дальше.
Уолтер сводит кончики их носов вместе. Эдди выдыхает с удивленным звуком. Это было их секретом. Особой близостью.
Уолтер задерживает их так, а потом принимается ластиться носом: обводить кончик носа Эдди своим кончиком, гладить и тереться им. И извиняясь за все возможное, и выражая привязанность. Эдди повторяет за ним и это продолжается какое-то время.
Эдди не выдерживает первым. Он берет лицо Уолтера в руки и, застонав, порывисто целует его в губы. Прижавшись ртом ко рту, он замирает. Как много лет назад, в другой жизни, когда впервые поцеловал Уолтера и напугался. Уолтер гладит его по спине, помня, как сильно Эдди любил это раньше.
Поощренный, Эдди смелеет и принимается легко целовать его, отстраняясь после каждого прикосновения, чтобы снова прижаться в уверении. Уолтер знает, как много значит каждый этот короткий, словно бы украденный, поцелуй, и тяжело вздыхает, позволяя Эдди делать то, что он хочет.
Позже, нацеловавшись, Эдди доверчиво жмется к нему, будто хочет защитить его собой, — хотя Уолтер выше его на полголовы и гораздо более мощно сложен. Уолтер крепко обнимает брата в ответ, испытывая благодарность за его преданные и трогательные чувства.
Они отстраняются: смотрят друг на друга, держась друг за друга.
— Уолтер.
Эдди гладит его челюсть, а Уолтер напряженно кивает, будто ему задали вопрос. Он мог бы сказать Эдди сейчас, что он устал и предлагаемое им дело будет последним; что он не хочет ничего больше, чем чтобы они вернулись домой, обратно в Триест. Вместе.
Но Уолтер знает, что для объяснений нет времени. Он задает вопрос:
— Где спальня?
Эдди немного напрягается, наверняка вспомнив о миссис Педак. Но Уолтер смотрит на него со спокойной уверенностью и, в итоге, Эдди кивает сам себе.
*
Дым сигарет тает в фонарном свете из окна, пропускаемом через полупрозрачные шторы. Такие же неуютные, как и уродливые обои в цветочек и вся обстановка в спальне, допотопность которой не скрадывается даже полумраком. Уолтер и Эдди курят в неудобной, слишком узкой для двух мужчин и коротковатой для Уолтера кровати. Уолтер подносит то себе, то Эдди одну на двоих сигарету.
Эдди прижимается к нему щекой, гладит Уолтера по голове и груди и от этого у Уолтера в душе словно бы играет чуткая, нежная, светлая мелодия. Ему хочется строить планы на будущее, хочется надеяться. Но пока Уолтеру нужно сказать еще одну вещь, прежде чем ему придется уйти. А он понимает, что сегодня ему придется, как ему не хотелось бы сделать обратное. Зато потом… Потом все будет так, как надо.
— Эдди. — Эдди отстраняется от него и поворачивается, чтобы внимательно заглянуть в глаза. Уолтер недолго любуется им, раздетым, растрепанным и расслабленным, прежде чем говорит слова, которые, однажды сказанные искренними, невозможно забрать обратно: — Ты нужен мне.
Уолтер говорит не только о деле с ограблением «О‘Харриса» и не хочет, чтобы Эдди понимал его только так. Эдди шумно выдыхает и, закрыв глаза, крепче обнимает Уолтера.
— Да. Я сделаю это, — говорит Эдди.
Уолтер чувствует, что в этот момент Эдди, пусть осторожно, но обещает ему не только свою работу. Уолтер пальцами подбирает цепочку, сбегающую с шеи на голую грудь Эдди, и целует его в крестик.
— Ti voglio bene. [13]
No hidden catch
No strings attached
Just free love
Fin.