⋨ ⌑ ⋩
найти выход - Любит она совсем другого
— Не скучаешь?
— Безумно.
— Почему тогда сидишь здесь, а не бежишь к нему, чтобы... воссоединиться... вы же, ну, ты знаешь, любите друг друга, тогда... почему? Почему вы продолжаете молчать и закрывать глаза, как будто этого не происходит. Почему не признаетесь, ведь, я уверен, это взаимно. Признайтесь и будьте счастливы!
— Что ты, — Минхо наигранно усмехается, опуская стеклянный, потерянный, взгляд в пол на ковёр. Кстати, ковёр здесь классный, красивый, давно такой хотел к себе... домой. — Джисон не любит меня... может когда-то было дело, но... сейчас он любит совсем другого. Не меня, не в этой жизни. В этой жизни мы никогда...
— А ты... любишь его? — робко спрашивает парень, он ёжится и обнимает себя за плечи.
Минхо прерывисто выдыхает, смаргивает застывшее в глазах слёзы и устало поднимает голову, откидывая на диван.
— Люблю.
— Так почему ты не борешься за своё счастье!? Почему ты сидишь? Почему!? Ты же можешь быть рядом, завоёвывать его доверие, его симпатию, его внимание... любовь, постепенно, не спеша. Так почему ты здесь!? Раскисаешь, говоришь, что любишь, и продолжаешь бездействовать, лишь печально вздыхая на фотографии из интернета.
— Он... наверное, не хочет видеть меня... я сам виноват в этом...
— Я уверен, что столько времени с этого прошло, почему не пытаешься, почему упускаешь его, добровольно отдаёшь другим? Почему все люди такие непонятные существа? Что сложного, признайся, даже если из-за этого станет хуже, уйди, даже если кому-то будет больно, отдавай всего себя в любимое дело! Не делай так! Так, как делаешь сейчас! Ты сидишь, бесишь меня и упускаешь его! Своего человека!
— Потому что он не любит меня, он зависим от другого, он не тот человек, который изменит своим принципам и неожиданно переключиться на меня! Кто я ему? Всего лишь старший, всего лишь брат, хён, всего лишь Минхо-хён. Я не его парень, я не его собственность, и он не мой.
Минхо бессильно сжимает простыни, закусывает губу. До крови, до боли, чтобы почувствовать что-то, что заглушит дыру в груди. Это забавно, ведь на биологии учили, что все органы плотно прилегают друг к другу. А сейчас, Минхо может сказать с точностью на всё – зияющая дыра в груди, в сердце, существует, наплевав на все правила и законы какой-либо науки.
— Дурачок. Он же тебя любит...
— Не-ет. Он меня не любит. Он... любит другого.
Минхо закрывает глаза, позволяя кристальным каплям скатиться по своей коже и шумно вздыхает, закашливаясь от кома в горле, не позволяющего нормально вдохнуть пыльный воздух, который новым комом застревает в глотке, вынуждая биться в конвульсиях и собственной истерике.
— Кого же интересно.
— Другого... у меня была с ним история, совсем короткая, интересная, я запомнил её на всю жизнь, но... это ничего не меняет, любит он совсем другого.
Минхо поджимает ноги к груди. Закрывает руками уши, желая оглохнуть и больше не слышать этих слов, вшитых под кожу, навечно запечатлённых чёрными чернилами на его запястье. Как воспоминание, как напоминание, что в этой жизни, они не смогут стать кем-то снова.
Это имя, его, чёртово, имя тоже запечатленно на его шее, как знак односторонней вечной верности.
— И любит он, сука... совсем другого... — всхлипывая, шепчет Минхо, даже не пытаясь открыть мокрые глаза, полных отчаянных болезненных слёз.
— Нет! Нет-нет-нет-нет... Ты не сдашься... ты не можешь! Хён, нет, ты не можешь! Позвони ему, когда там какой-нибудь праздник, пробудь с ним в важный для него день, но ни за что, слышишь, ни за что не сдавайся, нет! Ты не можешь сдаться! Ты не... не можешь...
Парень оборачивается к нему всем корпусом, тянет вперёд руку, стирая жёстким воротом чужие слёзы, продолжая отрицать.
— Не можешь...
— Он больше не придёт, он больше не обнимет, он больше...
— Нет! — Феликс подскакивает рядом, слабо бьёт по щекам и трясёт его за плечи. — Нет, ты не можешь упустить Джисона. Не можешь!
— Уже.
Подняв красные глаза, с которых безостановочно стекают кристальные нити слёз, голос дрожит, когда Минхо отрицательно качает головой и шепчет:
— Уже. Я уже потерял его, Ликси.
Он опускает голову, желая задохнуться в своей жалости и боли. Феликс больше ничего не говорит, только подсаживается ближе и успокаивающе гладит по спине, находясь рядом во время всей его истерики.
⋨ ⌑ ⋩
Kavabanga Depo Kolibri - Убей
На самом деле Минхо не планировал поддаваться на слова и уговоры Феликса. Так же как и не планировал того, что происходит сейчас после двухчасовой истерики. Мысли о Джисоне разъедали его подсознание.
Проснувшись в объятьях друга, Феликса, Минхо минут десять пытался сообразить: где он, и что он. Вначале получалось не очень, но когда постепенно с глаз сошла сонная пелена, мозг заработал тоже. Какая связь у глаз и мозга Минхо в своём вымышленном диалоге не понял, но против природы аргументы придумывать не стал – не до этого было: голова расскалывалась, как если бы по ней со всей силы ударили топором, и во рту пересохло, образуя пустыню. Что странно вкус песка, после того как Минхо осушил бутылку живительной воды, он не почувствовал.
Феликс продолжал мило посапывать, даже после того как Минхо точно не тихо сделал все свои утренние дела.
Сидя возле спящего, не желая прерывать чужой сон, Минхо плавно переключился ко вчерашним воспоминаниям. И, ох, блять, лучше бы он этого не делал – поселившийся когда-то давно на подкорке сознания Джисон вернулся. Увы, праздником возвращение Хана назвать нельзя. Совсем. Вот вообще.
Когда Минхо допивал третью по счёту кружку, на пороге появился заспанный Феликс. Он по-детски тёр глаза кулаком, а в сочетании с распушившимися в одуванчик волосами Феликс казался самим очарованием – обнять и плакать.
Джисон, судя по опыту Минхо, был парнем – любить и реветь (читать как "захлебнуться в слезах и убиваться в конвульсиях").
— Доброе утречко, — потягиваясь, говорит Феликс. Он проходит к нему и, поставив локти на стол, придерживает голову, наблюдая за ним. Через уже пару десятков секунд младший присаживается на стол, и его руки вместе с макушкой опускаются на стол. — Я так хорошо поспал, но я хочу ещё. Кстати, как спалось?
Феликс приподнимает голову. Взгляд у него, Минхо не знал, сканирующий проницательный. Можно сказать достаточно опасный, если не знать, насколько Феликс в реальности солнышко. Про таких, как он, обычно говорят "и мухи не обидит". А точнее – Минхо виднее – "в тихом омуте, черти водятся". Частично это не ложь, но нужно добавить ещё один нюансик. "Если не выбешивать, то солнышко. А если выбесить, то безобидное солнышко, конечно же, в гневе спалит всё к херам".
— Вроде жив.
Феликс хихикает.
Но они оба понимают, что смешного в этом мало чего, если вообще не ничего.
Младший, шаркая по полу, наводит себе что-то существеннее на завтрак чем он. Он садится за стол и перед тем как откусить кусочек, говорит:
— Побудь с ним, хотя бы десять минут его дня рождения.
— Нет.
— Да.
— Феликс, нет...
Парень поднимает голову, непоколебимо, будто отец, дающий наставления, обрубает дальнейшие слова Минхо:
— У тебя выбора уже нет.
Надув губы, Минхо обнимает еле тёплую кружку пальцами, отрицательно мотая головой. После слов Феликса это правда ничего не изменит, ведь Ликс теперь не отстанет от него, пока он с Джисоном, хотя бы раз, не встретится.
А начаналось всё так хорошо вчера. Минхо получил зарплату, у Минхо выходной, у Минхо хорошее настроение. От всего положительного не осталось и следа, когда он увидел на улице Джисона. Мягкого милого Джисона. Его тёмные волосы, колышась на ветру, лезли в глаза, заставляя парня постоянно доставать руки с карманов. А рядом с Джисоном был он. Человек, из-за которого Джисон был не с ним. Чан, потягивая что-то из стакана, внимательно слушал Джисона, кивая. Они перешли через дорогу, и Минхо, к своему счастью, потерял их из виду.
Дальше пустота, туман, застилающая пелена слёз, и его успокаивает Феликс.
— Хорошо, — хрипит Минхо. Сглотнув и прокашлившись, он повторяет, поднимая глаза на Феликса. — Хорошо.
— Рад, что мы нашли так быстро одно решение, — Феликс улыбается глазами, слезая за стула, чтобы сделать чай.
⋨ ⌑ ⋩
Натянуто улыбаясь уже бывшим одногруппникам, Минхо садится в такси и, закрыв за собой дверь, раздражённо выдыхает, откидывая голову на сиденье. Телефон почти что безостановочно вибрирующий последние минут пять раздражает намного больше. И Минхо готов поспорить с кем угодно, что ему пишет Феликс. И пишет не просто об каком-то красавчике из качалки, или милой парикмахерше, где он недавно был (Феликс проел ему все мозги о салоне, где стены не просто какого-то нужного постельного цвета, а они с изобранием лягушек). Минхо открывает глаза, пересекаясь с водителем взглядом.
— Куда?
Минхо на секунду прикрывает глаза, ненавидя сегодняшнюю дату – день рождение Джисона, о котором ему продолжает писать Феликс.
— В торговый центр. Который напротив кофейни "Рассвет".
Водитель кивает и отводит свой тяжёлый, как показалось Минхо, взгляд. Он выкручивает руль, выезжая за территорию бывшего университета (к своему сожалению у него были незаконченные дела в нём до этого времени). Почувствовав своеобразную свободу от чужого внимания, Минхо достаёт вибрирующий телефон и, игнорируя абсолютно все сообщения Феликса – он знает приблизительное их содержимое, и этого достаточно – печает ответ.
Минхо милашка
Хватит
Мне
Спамить
Я позвоню Джисону
Феликс
Сейчас
Позвони ему, блять, сейчас
А то я тебя знаю
Ты потом зассышь и не позвонишь
Минхо милашка
Да не зассу я
Минхо поджимает губы, поворачивая голову к окну. Как бы Минхо не хотел этого, но Феликс прав. Он зассыт, сбежит – сделает абсолютно всё, чтобы не видеть Джисона.
Феликс
Ага-ага, конечно
Прямо сейчас набрал его
Сейчас!!!!!!!
Втянув в лёгкие как можно больше воздуха, Минхо достаёт с кармана джинс наушники и на одном дыхании набирает позабывшийся номер.
Звонить по FaceTime была плохая идея, понимает Минхо, когда вызов принимают с четвёртого гудка, и перед ним открывается прекраснейшая картина домашнего Джисона, по видимому, до этого смотревшего что-то на телефоне. Прямо как когда-то при нём.
Почему Джисон ответил ему, говоря начистоту, он не понимает. Потому что он сам сбросил бы. Наверное.
Парень на том конце молчит, тупо хлопая глазами, а Минхо повторяет за ним. Их гляделки, старший уверен, длились бы долго, если бы не всплывшее сообщение от друга.
Феликс
Сейчас.
Сердце учащает свой ритм, и Минхо, набравшись смелости и поверив в судьбу, выпаливает, то над чем думал последние пару месяцев:
— Я хочу посмотреть, как ты задуваешь свечи.
— Что?
Голос у Джисона хриплый, наверное, он весь день молчал. И даже через телефон он видит в чужих глазах недоумение и недоверие. Парень резко поворачивается на шум, который Минхо тоже слышит. В мысли закрадываются неприятные мысли, а что если у Джисона кто-то есть. А тут он со своими чувствами.
— Ну, — сипит Минхо, повторяясь, — ну, твой день рождения, для загадывания желания надо свечи задуть. Вот.
Джисон хмурится, садясь.
— Ты хочешь посмотреть, как я задуваю свечи? — недоверчиво переспрашивает Джисон.
Минхо чувствует, как нервно начинает дёргаться глаз, но прикладывая все усилия, игнорирует это.
— Да.
Минхо чувствует себя идиотом.
— Хочу.
Джисон с минуту смотрит на него через экран. Пожимает плечами и встаёт.
— Ладно.
Положив телефон на какую-то поверхность, Джисон громко шуршит, а после ставит гаджет, и потерянно садится в кресло, молча ещё несколько минут.
— Ты действительно будешь смотреть, как я задуваю свечи? — будто не веря, спрашивает парень, недоверчиво поднимая недоумевающий взгляд в телефон, который он, судя по всему, поставил на очередную собранную кучку книг и тетрадей. Как он делал при нём.
Минхо на самом деле тоже сам себе ещё не верит, поэтому на секунду отвернувшись к окну, где яркие вывески неприятно слепят глаза, возвращает глаза на экран.
— Ну да... — неловко поправляя причёску, хрипит парень. — Я хочу быть с тобой в этот важный для тебя день.
— Вот оно как, — Джисон мягко улыбается уголками губ и, нахмурившись, отодвигается вместе со стулом на несколько метров подальше от стола. Он буравит взглядом, если Минхо правильно помнит, коридор, а после наклоняется вперёд, исчезая из кадра.
— Д-джисон...
— Я тебя не познакомил со своим новым членом семьи, — тихо хихикнув, говорит младший и поднимает вровень с объективом... белого щеночка. — Это Ппама.
Парень зарывается в бок собаки лицом, щекоча и бодая счастливо лающего животное, и отстраняется, укладывая малыша к себе на колени.
— О, и да, это мило с твоей стороны... ну, посмотреть, как я задуваю свечи... вот, — Джисон неловко смеётся, тщательнее расчёсывая кудрявую шерсть щенка. — Я... если честно думал их зажигать и задувать ближе к ночи, потому что есть некоторые люди, которые говорили мне, что так желание может сбыться быстрее.
Джисон поднимает Ппама на уровень своего лица и вытягивает губы, с улыбкой принимая вылизывания почти своего ребёнка.
— Мило, — шепчет он, привлекая внимание Джисона.
Минхо закашливается. Отворачивается от камеры, продолжая наигранный кашель ещё с пару секунд, и возвращается.
— Сколько... щенку?
— Почти три месяца, он ещё такой малыш, — Джисон с улыбкой опускает кудрявый комочек на пол, который сразу убегает в другие комнаты.
На минуты две Джисон зависает, безотрывно смотрит в коридор, улыбаясь не только губами, но и глазами и, затупив взгляд в сторону, поворачивается к телефону полубоком.
— Ты правда... хочешь посмотреть, как я просто задую свечи?
— Да, — Минхо, тормоша отросшие русые пряди, прячет покрасневшие уши, — хочу.
Джисон смеётся. Этот смех отдаёт слабой болью в месте, где раньше было сердце – уменьшая чёрную дыру внутри. Джисон, даже не догадываясь, лечит израненную душу, так отчаянно желающую и нуждающуюся во взаимности.
— Буквально пять минут, я принесу торт и свечки, — говорит парень. Он подкатывает тёмно-синий стул ближе вместе с собой и, наклонив голову, словно любопытный бельчонок, улыбается, глядя в объектив. — Не уходи!
Он машет своей ладошкой и срывается с места, резво уносясь к предположительно холодильнику на кухню. Минхо следит за Джисоном, за которым вслед резво скачет Ппама, через зеркало, прикреплённое к шкафу. Разглядеть что-то детально практически не возможно, но вот то, что на Джисоне чёрные обтягивающие шорты и тёмно-синяя свободная худи – это да, в этом он мастер.
Джисон появляется в отражающей поверхности через минуту, с улыбкой ведя за собой щенка. Поставив торт, он снова наклоняется к объективу, ярко улыбаясь и держа морду животного рядом со своей.
— Хён, а мы здесь! — парень хихикает и осторожно кладёт щенка к себе на ноги, вытягивает, будто из ниоткуда, зажигалку и одну за другой зажигает свечки.
Минхо наблюдает за Джисоном, словно завороженный, очарованный, зависимый самой редкой и сильной наркотой – Хан Джисон – с неё не слезть, не убежать.
"Какой же ты... невероятный", — думает Минхо, наблюдая, как счастливо подскакивает Джисон, хлопая в ладоши, когда зажигает последнюю свечу. — "Как же я тебя люблю", — хочется сказать.
"Я без тебя не могу."
"Ты – лучик света в моей тёмной полосе жизни."
"Ты – луна, без которой я не смог бы увидеть, когда всё было плохо."
"Ты", — думает Минхо, — "моё всё: моё солнце, моя луна и все мои звёзды".
— Задувай уже, — вместо всего бурчит Минхо, преодолевая неловкость и скованность в своих действиях.
Подняв любопытный взгляд в объектив, Джисон на пару миллиметров опускает камеру, чтобы был виден торт, но почему-то не сам парень, который отсаживается в сторону.
— С днём рождения меня, — напевает младший, хлопая, а после скрепляет свои пальцы в замок и прижимает их к груди. Он что-то неразборчиво бурчит и наклоняется, задувая все девятнадцать свечек. Он нежно гладит притихшего Ппама и одной рукой придвигает телефон ближе. — Это было слишком быстро, — хмыкая, сообщает он, опуская задумчивый взгляд на щенка.
Минхо отворачивается от объектива, теперь ему сполна хватит до конца жизни ненавидеть себя за то, что не смог стать частью жизни Джисона и Ппама.
— Долго в молчанку будешь играть?
— Я не знаю, что сказать, ведь я пробыл с тобой тот кусочек, который ты, кажется, не хотел разделять в одиночестве, и, наверно, на этом нам стоит попрощаться? — не веря собственным словам, говорит Минхо.
— Хён, — зовёт Джисон, он с минуту смотрит в камеру, а после опускает глаза.
— Что?
Минхо недоумённо смотрит на экран. На Джисона, что неуверенно теребит ткань своей худи, и словно ведёт войну у себя в голове.
— Что-то случилось, Джисон-и?
С языка случайно срывается милое прозвище, которым Минхо всегда звал Джисона, когда они встречались... до того как Минхо узнал, что Джисон не любит его.
Захотелось отрезать себе язык, желательно в добавок, скажем, и чисто в теории допустим, по акции "один плюс один" – отрубить голову. Отвернувшись к окну, Минхо кусает щёку и, стараясь отвлечься, осмысленно смотрит на сооружение напротив. Он почти приехал.
Затянувшаяся тишина, не на шутку напрягает: Джисон молчит, а Минхо не знает зачем что-то делает; Джисон ведь его всё – мост в жизнь без проблем, то есть без бессонницы, которая донимает его уже на протяжении такого количества времени. Без страхов "что делать дальше?". Джисон его успокоительное. А он бессмысленно, в каком-то даже плане бесполезно пытается спасти горящий мост. Который он сжёг сам, стараясь спасти прошлого себя – того, кто уже всё равно потонул в чувствах к Хану.
Негромко поблагодарив водителя, Минхо открывает и, выйдя, закрывает дверь автомобиля. Проследив, как чёрная киа скрывается за ближайшим поворотом, снова смотрит на экран: Джисон всё так же теребит худи, что-то бубня себе под нос.
— Мне... — Минхо прокашливается, когда Джисон резко поднимает голову, — мне стоит отключиться.
— Хён, — почти сразу зовёт Джисон. Минхо, отойдя чуть поодаль от проезжей части, несвязно мычит, как бы оповещая младшего, что он его слышит. — Хён, — повторяет Джисон, вынуждая посмотреть на себя, и Минхо поднимает глаза на экран, — приезжай... ко мне, пожалуйста.
Минхо ступорится.
Он никогда не слышал в чужом, в джисоновом, голосе столько отчаяния. Словно Джисон тонет и просит спасти. Не себя – будто он, Джисон, уже изживший механизм, а свой внутренний мир. Он без любви умирает, как люди без воды.
Джисон не шутит.
— Ты же шутишь? — вырывается, и Минхо ничего уже не может сделать – слово не птица, которую можно поймать, увы. Даже если он знает, что нет – Джисон не шутит.
— Пожалуйста, хён, приедь ко мне. Сейчас.
Не могут так утопленики шутить – Джисон живой, и он просит помощи, его. Он просит о помощи Минхо. Не Чана, а у него.
— Я... — Минхо на секунду оглушает, и он, схватившись за столб, который случайным образом оказался рядом, поднимает глаза на экран, где на него как на единственного своего спасителя смотрит Джисон; глаза его полны надежды и отчаяния, голос, пусть и не выдаёт дрожи, не значит, что не опускает своего страха – страха отказа. — Сейчас буду.
Он не помнит, как добирается до дома Джисона; как привычно заходит через сломанную, уже почти как год, металлическую дверь; как Минхо, забивая на лифт, мчится по лестнице на шестой этаж. Но резко тормозит перед знакомой чёрной дверью. Воздух с хрипом выходит из лёгких.
Может, Джисон уже передумал, что хочет его видеть?
А он тут, запыхаясь, примчался к чужой квартире, и неловко мнётся, переступая с ноги на ногу, и то поднимает, то опускает руку.
Сделав глубокий вдох и выдох, Минхо заносит кулак, но так и не стучит, потому что с другой стороны щёлкает замок, и Джисон приоткрывает дверь, прижимаясь к металлу виском, и слабо улыбается.
— Привет, — чуть не мурлыча, говорит младший. Он, потянув на себя, распахивает тяжёлую дверь, и Минхо почему-то видит в этом куске жестянки целый портал в другой мир, где есть милый домашний, как будто родной, Джисон. На нём всё та же тёмно-синяя худи и облегающие шорты, которые он видел во время звонка, а на ногах тапочки с мордашкой лягушки. — Проходи.
Парень делает шаг назад, когда Минхо, набравшись храбрости, заходит, и с улыбкой поворачивается к тявкающему животному, беря белый комочек на руки.
— Ппама очень любит играть, но иногда может кусаться или царапаться, поэтому после того, как почувствуешь, что он немного тебя задел, не обращай на него внимание.
— Х-хорошо? — Минхо приподнимает бровь и, не оборачиваясь назад, закрывает дверь.
— Раздевайся и проходи.
Когда Джисон уходит на кухню, оставляя Минхо переодеться, Ппама радостно тявкая подходит к нему, обнюхивая обувь, которую Минхо, сняв, оставляет у коврика. Он присаживается перед животным на корточки. Щенок, пару раз покрутившись вокруг себя, подходит вплотную, поднимая передние лапы на его ногу, а мордочкой тычется в лицо.
Игривое животное ненадолго отвлекает Минхо от тревожных мыслей. И Минхо вполне может сказать, что отвлёкся, даже забыл, где он находится, если бы его глаза не замечали фигуру у кухни, следящего за Ппама. Джисонов взгляд не был Минхо неприятным, но долгое отсутствие этих глаз в его жизни, сейчас знатно подшатывали и так неуровновешенное состояние Минхо.
— Малыш, иди ко мне, — животное сразу же отворачивается от него к Джисону, виляя хвостиком. — Давай, Ппама, покажем хёну твои тренировки.
На последнем слове щенок радостно тявкает, опуская лапы с колен Минхо на пол, и задевая его когтями, уходит к ногам улыбающегося Джисона. Младший опускается на корточки перед питомцем, выставляя левую руку параллельно с полом почти на уровне головы щенка.
— Ппама, — зовёт Джисон. Он дожидается, когда питомец посмотрит на него, и опускает праву руку с кормом, вознаграждая. — Сурикат, — командует он, и Ппама поднимает передние лапы, положив их на левую руку Джисона, которую тот, видимо, специально для этого выставил вперёд.
Джисон мягко улыбается вытянувшемуся вперёд животному. Щенок показывает длинную шею, когда мордочкой льнёт к лицу младшего, а задние лапы напряжены как натянутые верёвки.
— Умничка, — хвалит Хан, поднося к пасти несколько кусочков сладости.
Джисон опускает руки, хихикает и заваливается на спину, дурачаясь с Ппама в руках. Комнату наполняет негромкий смех Джисона и счастливое тявканье щенка, который, удрав от цепких пальцев хозяина, вплотную подходит к его ногам, резво виляя хвостом. Он тычется белой мордочкой в носочки, а после, обнаглев, поднимается на него с лапами, плюхаясь на бёдра и утыкаясь носом в руки, что были до этого сложены в замочек на коленях.
Джисон, приподнявшись, с любовью смотрит на Ппама и поднимает на него свой нежный взгляд. Он улыбается как какой-то ума лишённый дебил, но это выражение лица делает Джисона таким красивым, что Минхо не хочет отворачиваться.
И уходить ему тоже не хочется.
Джисон, отвернувшись на несколько секунд к окну, встаёт, чтобы через мгновенье оказаться рядом с ним, протягивая руку к нему.
— Он тебе доверяет, — усмехнувшись, сообщает Джисон, когда пересыпает лакомства в его пальцы. Это мгновенье, когда тёплая рука Джисона коснулась его – холодной, запомнится ему надолго (если не навсегда). — Пошли в комнату, я так думаю, Ппама будет счастлив, если с ним потренируется кто-то другой.
Минхо мысленно стопорится на моменте, когда Джисон докоснулся до него, и в упор не замечает косых взглядов одного человека. Пройдя коридор и зайдя в комнату, в который сегодня по Facetime видел Джисона, Минхо сразу садится на корточки у порога, сжимая в кулаке корм. Боковым взглядом он замечает как младший садится в кресло и раскачивает его, кружась вокруг своей оси. Ппама стоит в коридоре, преданно наблюдая за Джисоном. Минхо не может сдержать улыбки.
Ппама и Джисон реально как семья. У них тихо и мирно, и жизнь протекает в размеренном темпе – Минхо нравится.
Сгибая руку в локте так, чтобы кулак с кормом был почти около лица, Минхо отодвигается немного в сторону.
— Ппама, ко мне, — голос у Минхо уверенный – а-ля горы по колено, в противовес своему виду: кончики пальцев дрожат из-за человека ненамеренно докоснувшегося до него, а если он встанет, то с очень большой вероятностью упадёт в следующую же минуту, потому что его всего трясёт, ему реально страшно.
Щенок переводит на него взгляд и уже через полминуты подходит к нему. Минхо улыбается, протягивая Ппама кулак с зажатым между пальцами кормом.
— Молодец, — больше не говорит, а пищит Минхо, гладя щенка по голове. Тот в ответ начинает активнее махать хвостом и радостно тявкать, кружась вокруг его ног. — Умничка.
Минхо думает, что может умиляться с щенка очень долго, успевая скормить животному весь корм, но Джисон прерывает эту идею.
— Малыш, — похлопывая по своим коленям и не смотря на Минхо, зовёт младший, — иди ко мне, мой хороший.
Не ведомо как, но мозг Минхо срабатывает быстрее, чем у щенка, когда он мягко берёт Ппама на руки и, поднявшись, встаёт напротив Джисона. Нахмурившись и поджав губы, Минхо смотрит на удивлённо поднятые брови младшего и, не медля больше и секунды, забирается на чужие колени с щенком в руках.
— Ппама прибыл, — шепчет Минхо, поднимая мордашку животного перед собой, чтобы скрыть предательский жар, появившийся на лице.
Джисон хмыкает.
Подняв руки, парень забирает у него щенка, целуя и принимая вылизывания питомца. Он хихикает, когда Ппама трётся об его шею и, ткнувшись в нос, перепрыгивает через ручки стула. И оставляет Минхо неловко краснеть лицом к лицу со своим бывшим.
Он смотрит не отрывно, бегая неровным взглядом по лицу: с мягких щёк на широкий , не скрытый за чёлкой, лоб, ниже на губы, на верхнюю, которая поменьше, и на другую, побольше, а после в глаза проницательно следящих за ним.
Красивый...
Слишком красивый...
Минхо опускает голову, случайно цепляясь взглядом за фигуру младшего. Его глаза направлены в идеальное тело, но всё что может видеть Минхо – это лицо Джисона, словно не прошло так много времени с их расставания, как будто они не расставались, всего лишь как будто...
Ведь они расстались, ведь они не вместе, ведь Джисон никогда не любил Минхо, он любил Чана, в то время, как Минхо не мог представить жизни без Джисона.
А потом они больше не были вместе, и Минхо учился по новой жить. Учился вставать по утрам и не писать Джисону слащавое Доброе утро~ с миллионами сердечек, учился ходить в любимые кафе и парки, не вспоминая Джисона. Он по новому учился дышать, не захлёбываясь в слезах, воспоминаниях и истерике.
Жить без Джисона.
Не получилось. Потому что Минхо здесь, как верный щенок прибежал обратно к хозяину, прямым текстом, прямо в морду, сказавшего, что он его не любит, что он ему не нужен.
— Мне не стоило приезжать, — вместо всего говорит Минхо, тут же пытаясь слезть с колен, но ничего не выходит. Силы уходят из тела и у него не то, чтобы встать не получается, у него не получается поднять руки или на крайний случай улыбнуться. Тело, словно парализует, потому что Минхо не может ничего сделать, только смотреть в глаза Джисону и тонуть. Тонуть в его глазах, самая большая мечта и самый большой страх Минхо. Потому что, если он потонет, не вылезет, спасать его некому.
И он снова будет откачивать себя от ненужных чувств. Сам будет вспоминать самые отвратительные повадки, по новой находя в этом что-то потрясающее. Потому что как бы Минхо не пытался, а Джисон всегда будет идеальным. В своей манере разговаривать: путаясь в словах, когда торопится или слишком сильно веселиться. В обычной ходьбе, Джисон особенный, потому что тот всегда на каждом сорок третьем шагу запинается об что-то.
Глаза Джисона что-то, чего Минхо никогда не поймёт, потому что он в них тонет давно. Потому что Минхо не может разглядеть что-то ещё кроме его глаз. Их формы, цвета: янтарь у зрачков и что-то смешивающееся болотного с серым у белков, с слабым каким-то фиолетовым по краям. Минхо тонет, тонет, тонет и не пытается всплыть, спастись. А нужно ли ему это спасение...
"Да..." — думает Минхо, чувствуя, как по щеке катится слеза, а он всё так же не может оторвать взгляд от чужих глаз. — "Определённо да..."
Минхо кусает губу. Прокусывает насквозь, до крови, но даже так ничего не чувствует что-то во внешнем мире. Только боль во внутреннем, где нет прохода физическим данным.
Минхо тонет в боли, ведь Джисон любит другого.
Минхо в глазах Джисона тонет. Увы, утонуть в них ему так и не суждено. Не в этой жизни, а с его удачей, вряд ли и в следующей получится.
— Мне не стоило приезжать, — повторяет Минхо, безотрывно смотря на Джисона сквозь пелену слёз. Он бы стёр неприятные капли, но тело так и не шевелиться – не получается.
Джисон с какой-то не присущей ему робостью касается его мокрой щеки, большим пальцем гладит кожу и словно летний ветер щекочет своим дыханием лицо.
— И звонить не стоило, — задушенно шепчет Минхо. Его всего трясёт, но пошевелиться и уйти не хватает сил. — Мне стоило тебя забыть.
Минхо шмыгает носом и опускает голову, наконец чувствуя, что может шевелиться.
— Ты же всё ещё любишь его, да? — отчаянно спрашивает он, льня к протянутой руке. Хочется дать себе пощёчины, пинка под зад, возможно, даже чуть-чуть желает, чтобы его избили до полусмерти где-нибудь в подворотне. Потому что он, как щенок, прибежал к хозяину, желает ласки и льнёт к ней. С глаз стекают ручьи слёз, когда Минхо не слышит от Джисона, хотя бы намёк на отрицательной ответ. — Любишь же...
Минхо, подрагивая, опускает голову ещё ниже, чувствуя чужую руку, которую Джисон не убирает. Неожиданно вторая рука младшего ложится на талию и гладит. Безостановочно, нежно, будто оттягивая момент.
Минхо хочет умереть. Не важно как. Чтобы его сбила машина и он умер или впасть в кому. А может у него от сильного удара память отшибнет. Амнезия в его случае тоже не плохой вариант.
Горло горит, когда Минхо всхлипывает перед тем, кто должен был видеть и знать об этом в самую последнюю очередь. Ведь Джисон – причина его состояния. Причина бессонных слёзных ночей, сорванного голоса, красных глаз и опухшего лица.
— Т-ты... ты же... любишь...
Джисон, мягче чем в предыдущие разы, оглаживает мокрую щёку и приподнимает его голову, сразу прижимаясь своими губами к его. Минхо слышит слишком много: одиночное тявканье Ппамы, как его отросшие когти цокают по полу, как Джисон, сжимая талию, шумит его одеждой.
Младший становится настойчивее, приоткрывает рот, кусая губы, и приникает ближе, пока Минхо пытается что-то с собой сделать (как минимум не отключиться). Привкус поцелуя солёный, горьковатый, в нём нет и малейшего шанса на что-то счастливое. Джисон действует под влиянием вечера, атмосферы, у него день рождение, и он, как и всегда, получает всё, что хочет. А Минхо позволяет. Как и всегда позволяет воспользоваться собой. Поиграться, мнимо сыграть в близких, и расстаться.
Минхо, сжимая пальцы до хруста во всех фалангах, комкает худи, чувствуя через слой одежды пресс Джисона, и делает себе же хуже, когда у него появляется отчаянное желание увидеть накаченные мышцы, может, вылизать их.
— Давай побудем хоть немного рядом близкими, — хрипло шепчет Минхо в губы, не удивляясь, когда чувствует, как с ресниц срывается очередная слезинка. — Как тогда... пожалуйста...
Минхо сдаётся.
И вместе с подаренными им Джисону игрушкам, которые тот выкинул на следующий день их расставания, Минхо тоже чувствует – его снова выкинут. Он знает, что это произойдёт. Но всё равно поддаётся.
Всем. И собой, и сердцем, и что важнее – душой.
Губы у Джисона потрясающие. Слюна приятная на вкус, и в целом Джисон прекрасен. До безумия прекрасен, когда убивает его всего лишь своим существованием. Когда ничего не делает, а Минхо уже задыхается. В чёртвой любви, которая не сдалась Джисону. Его чувства ему не нужны.
Пальцы, зацепившие слёзы, такие же мокрые и ни с чем не сравнимо приятно гладят по влажной коже, стараясь стереть и убрать беспорядок.
Джисон цепляет его подбородок кончиками ногтей. Приподнимает и тянет к себе, оставляя неощутимый поцелуй.
А затем наклоняется и шепчет, ломая Минхо:
— Я никогда не любил...
Старший сгибается, утыкаясь лбом в плечо, с губ срываются тихие всхлипы, а Джисон то ли издеваясь, то ли не понимая, насколько сильно убивает одним своим существованием рядом, медленно и слишком мягко гладит по голове. Длинные пальцы младшего зарываются в пряди на затылке, путая и оттягивая.
Минхо шмыгает носом, не стараясь себя заглушить: он знает – это бесполезно.
Billie Eilish – No time to die
Его любовь к младшему; брошенное прямо в ноги сердце растоптали. Вернули обратно, заставляя давиться, пересиливать себя, чтобы снова по-новой учиться жить. Без Джисона. Учиться дышать. Без Джисона.
Существовать в этом мире.
Без Джисона.
Сердце в груди, кажется, пока что ещё существующее в нём больно колет, и Минхо задыхается, именно тогда чувствуя, появляющуюся чёрную дыру.
Странно – ведь давным давно на уроках астрономии говорили, что невозможно предвидеть где, когда и насколько появится чёрная дыра. А Минхо знал и предчувствовал.
Пальцы, подрагивая, со всей силы, которая у него осталась, хватаются за худи. С глаз безостановочно стекают слёзы, образуя мокрые дорожки. Джисон, словно очнувшись, нежно, но быстро поднимает его голову, почти на один уровень со своим лицом и стирает ручейки, извиняясь и прося остановиться.
Минхо не особо разбирает, что говорит ему Джисон. Пока тот не целует его, встряхивает и не ударяет по щеке. Не сильно будто сделал это только для того, чтобы привлечь внимание.
— Хён, хэй, маленький, хён, ты не так понял, я идиот, я очень глупый, и вообще я полный кретин и дебил, называй, как хочешь, просто послушай меня... Маленький, посмотри на меня...
Джисон нежно гладит его по голове и плечам, встревоженно заглядывает в глаза и, не прерываясь, шепчет извинения.
— П-почему я-я, — Минхо заикается, старается что-то сказать, но в глазах по новой скапливаются слёзы, которые стекают вниз, прерываясь тёплыми пальцами Джисона. — П-почему я должен т-тебя называть иначе?
— Прости меня, baby, — Джисон прижимается своим лбом к его, пальцы стирают дорожки слёз, а губы продолжают произносить извинения. Странность ситуации, в которой он застрял, прерывает его болезненную истерику. И он, кажется, пугается больше, чем Джисон, когда он начал реветь.
— Эй, Джисон-и, — голос дрожит, но теперь Минхо хотя бы не заикается. С глаз больше не текут слёзы; а количество вопросов в голове возрастает со скорость света. Джисону, по видимому, передалась его истерика, потому что теперь Минхо неловко пытался растормошить парня. — Ханни. О чём ты? Почему ты извиняешься?
— Потому что ранил тебя. Я ранил, но не хотел. Я никогда не любил никого сильнее, чем тебя. И в тот вечер... когда мы разошлись. То, из-за кого ты разозлился перестал быть мне важен в таком плане. Я же не говорил тебе до этого, что... я хотел тебе признаться, что... — Джисон запинается о свои слова, глаза его безостановочно наблюдают за ним, всё время возвращаясь к глазам, с которых он стирает мокрые следы. — Я... я хотел тебе тогда сказать, что... я люблю тебя. Но не успел, ты был зол, потом вспылил я. И сейчас... мы здесь. И... я правда любил Чана. Когда-то. Но после того как встретил тебя... я правда стал меньше о нём думать. А потом... влюбился в тебя и разлюбил его.
Минхо не может сдержать громкий всхлип, утыкаясь в Джисона переместившего руки с его лица на лопатки.
— Ты... если бы я не отвёл тебя в коридор... что бы ты сделал?
— Я не могу сказать, наверняка, но... думаю в течение следующей недели я бы признался тебе.
Минхо шмыгает носом и отстраняется от шеи. Джисон нежнейше улыбается, прижимаясь к его лбу своим.
— Я... люблю тебя, Минхо-хён. Прости, что опоздал и не успел признаться раньше.
Минхо чувствует, как с глаз срывается одинокая слеза. Джисон любовно стирает мокроту с его щеки.
— Прости...
Минхо обвивает руки вокруг шеи Джисона и утыкается в её сгиб. Тявканье Ппама разбавляет тишину в квартире. Младший ласково гладит его по лопаткам.
В голове на репите крутится "люблю тебя, Минхо-хён" из губ Джисона, его голосом, его... бывшим, и Минхо ничего не может с собой сделать, чтобы справится со своими эмоциями. Они захлёстывают его полностью, накрывают с головой как волны в Австралии и не отпускают, утягивая за собой на дно.
— Ты видишь меня впервые за больше чем год, почему ты так уверено заявляешь об этом? — шепчет Минхо, отстраняясь.
— Я... — щёки Джисона покрывает лёгкий румянец, — я иногда следил за тобой.
Минхо как выброшенная на берег рыба открывает и закрывает рот, так и не издавая ни единого звука. С одной стороны он не понимает, почему Джисон всё ещё любит, чёрт возьми, он реально любит его. А с другой... он, Минхо, сам же до сих пор любит Джисона. Для него, грубо говоря, это время без Джисона длилось бесконечность. Он чувствовал себя наркоманом в ломке. И нахождение его наркотика здесь, на расстоянии вытянутой ладони, сводит с ума, пьянит.
— Я люблю тебя. Я тоже люблю тебя, Джисон-и...
Джисон легко приподнимает уголки губ в искренней серцевидной улыбке. Минхо ведёт, и он, решаясь лишь несколько секунд, тянется вперёд. Джисон перехватывает его инициативу, подаваясь вперёд. Отвернув в последнюю секунду голову, Минхо тихо хихикает, получив поцелуй в щёку и одарив Джисона шкодливым невинным взглядом из-под лба тянется вперёд, врезаясь в губы нежным поцелуем.
Джисон быстро отстраняется и доверчиво заглядывает в глаза:
— Пойдёшь на свидание с перспективой на дальнейшие долгосрочные отношения?
— Только если с тобой.
⋨ ⌑ ⋩
Год назад
Предпалогалось, что это будет очередная домашняя посиделка с Джисона и его друзьями у кого-то дома.
Домашней она перестала быть ровно в тот момент, когда пьяный практически в стельку Джисон, домогаясь до всех, буквально вынудил сыграть в бутылочку. "Пьяные посиделки без пьяных игр и глупостей – отстой", — утверждал он, усаживаясь в центр сотворённого же собой безумия и ставя бутылочку ровно по центру – трезвый Минхо был в большом недоумении с Джисона – неугомонного зато своего парня. Минхо за последние пару месяцев приглашали все три раза на домашние тусовки, если отсчитывать с момента, как они начали встречаться.
Крутить первым Джисону, конечно же, не дали. Проснувшийся азарт у других, кто был потрезвее, спасал несоображающего Джисона от ревнивого Минхо.
Когда прошло полкруга и ни у кого горлошко не показало на ёрзающего Джисона, Минхо, выдохнув, решил сходить за водой: душно в комнате до невозможности. Краем глаза заметив, что бутылочка перешла к Чану, Минхо, всё же непроизвольно напрягаясь, скрывается на кухне. Он роется в шкафчике в поисках стакана и под шумное завывание со стороны зала находит его. С полным стаканом Минхо выходит с кухни, у порога которой часть воды оказывается уже через считанные миллисекунды.
Несоображающие ребята улюлюкают и присвистывают, впрочем как и в предыдущие пять-семь поцелуев. Но именно эти кажутся ему слишком громкими и отвратительными.
Джисон, обвив руки вокруг шеи Чана и фактически сидя на его коленях, забвено целует хёна. Глаза закрыты, но немного подрагивают при каждом движении губ.
Минхо трясёт.
Да, Джисон, когда они только вышли из квартиры младшего сказал, что собирается оторваться по полной, и даже взял с него обещание: "Всё происходящее у друзей связанное с пьяными играми остаётся у друзей". В принципе и в предыдущие разы Джисон предупреждал его об этом правиле. А потом на первой своей посиделке Минхо случайно столкнулся с Чаном, который тоже предупредил его об этом устое на их тусовке.
Но даже так собственник Минхо не готов делить Джисона. Особенно с Чаном. В которого ещё недавно был влюблён Джисон (по словам самого Хана).
Как стакан не разбивается, когда Минхо швыряет его в неизвестном направление, он не знает. Джисон, только отстранившийся, мгновенно оказывается около Минхо, пошатываясь из-за огромного количества влитого в себя алкоголя. И то с какой силой старший сжимает запястье пьяного Джисона трезвеющего на глазах, не нравится никому из них двоих. Справится со своими эмоциями Минхо кажется непосильной задачей.
— Мы отойдём, — кидает он друзьям Джисона, уводя парня за собой в коридор. Благо никто не догадывается идти за ними. Ну или просто не соображает.
— Мне больно, — Джисон еле как вырывает руку и, продолжая болезненно морщиться, жмёт её к себе и разминает, хмуро наблюдая за ним изподлобья.
— Мне, блять, тоже.
Джисон поджимает губы и закатывает глаза.
— Всё что здесь происходит – остаётся здесь. Я говорил тебе. И Чанни-хён говорил.
Минхо не устраивает это грёбанное правило. Его не устраивает, что Джисона может целовать не он. И "Чанни-хён" с джисоновых губ не устраивает его. Потому что губы Джисона его. Джисон принадлежит ему, как и он – Джисону.
— Я не хочу, чтобы ты целовался с другими, — выпаливает Минхо. Потому что ему реально не всё равно на это. Ему не всё равно на Джисона. И ему не всё равно на его действия.
Джисон тормозит. Застывает как каменное изваяние и, по видимому, не может сойтись на одном ответе даже в голове, накладывая на каждый плюс свой минус. Парень заметно теряется в мыслях, возможно, будь он потрезвее, то соображал побыстрее. Но Джисон не трезвый – он в хлам пьян и всё что просит его тело и он сам – тусить! Я хочу тусить. Отпусти меня, блять, в пьяный отрыв.
— Я хочу.
Минхо теряется и злится. Пьяный Джисон не тот человек, с которым трезвый Минхо хотел обсуждать дальнейшее решение их отношений. Но забрать в плен губы любимого Минхо хочет. Каждый раз когда он видит Джисона, ему хочется нестерпимо поцеловать его, в идеале срывая тихо всхлипы и стоны. Пусть он трижды поссорится с Джисоном, но единственное, что он хочет, чтобы успокоить себя – губы Джисона. Этакий гарант, обещание, что это не измена и всё хорошо. Минхо парень Джисона, а Джисон парень Минхо. И пусть Джисон будет следовать установленному здесь правилу, но даст что-то, что будет тормозить Минхо от буйств.
Сделав шаг вперёд, Минхо наблюдает, как Джисон впадает в огромное замешательство и делает шаг назад, прижимаясь к стене в коридоре. Минхо, шагнув, прижимается к Джисону.
— Я хочу поцеловать тебя.
Джисон жмурится и отворачивает голову в сторону.
— Я не хочу.
Минхо чувствует пронизывающее тело копьё. Оно проходит прямо через сердце, цепляя за живое, чтобы больнее, чтобы надолго...
— Это из-за Чана, да? Он же... вы же поцеловались... а он тебе... нравится.
Минхо замолкает. До сознания доходит долго. Джисон перед ним уменьшается в размерах, пряча глаза за отросшими тёмными прядями.
— Ясно, — Минхо отступает и делает шаг назад. А потом и ещё, повторяя. — Ясно.
Ответом ему служит тишина.
Минхо грустно усмехается. Если бы он принял правило Джисона и компанию друзей парн бывшего парня, то сейчас такой же пьяный лип к Джисону.
Минхо обувается быстро, а пальто просто снимает с вешалки, не желая больше оставаться рядом с невзаимной любовью. Особенно когда через несколько секунд – он знает – с них потекут слёзы.
— Будь счастлив, Джисон. Завтра, пожалуйста, не будь дома. Я заберу свои вещи.
Минхо закрывает дверь. Она не хлопает и не гремит, но разрывает то хрупкое, что существовало между ним и Джисоном. И Минхо никогда не узнает о том, как Джисон ревел в коридоре, проклиная себя. Потому что тогда, целуя Чана, он понял – никто не заменит Минхо в его жизни, и никакие чужие губы не заменят губы Минхо. Он возненавидит себя за то, что из вредности не уволок Минхо примириться в гостевую комнату. А потом ещё позже возненавидит Минхо, которого застанет за собиранием вещей, что солжёт ему о том, что переспал с кем-то сразу же, как только ушёл. На глазах Минхо выкинет все игрушки, которые были подарены старшим. Чтобы через десять минут как Минхо уйдёт. Действительно уйдёт. Вернуть их обратно в квартиру.
Но это уже не важно, что они пережили порознь, важнее то, что теперь они переживут, находясь рядом друг с другом, держась за руки и не отпуская, как сделали раньше.
⋨ ⌑ ⋩