По кафетерию разносится уже пятый чих подряд. Бокуто устал извиняться, окружающие устали обращать на него внимание.
— Бро, — хмурится Куроо рядом, подавая салфетки. — Ну как ты умудрился? Что вообще цветет осенью?
— Да черт знает, — Котаро утирает слезы и сопли разом. — Аллерголог сказал, что цветы какие-то.
Он чихает ещё несколько раз.
Вот уже несколько лет с августа по октябрь Бокуто вынужден травиться антигистаминными, которые не очень-то помогают, распихивать по карманам пачки салфеток и ходить с вечно красным носом и глазами. Причину аллергии нашли в цветении, но непонятно чего, и Котаро теперь страдать с этим вечно.
— Я так в жизни ни одного парня не привлеку, — уныло шмыгает носом Котаро, отпивая сок.
Куроо как настоящий друг пытается его переубедить. Мол, и спортсмен, и учится неплохо, и вон какой красавчик. Его монолог прерывает очередной чих, и Тецуро сочувственно похлопывает друга по плечу.
Они оба поворачивают голову на чей-то восхищенный вздох. Акааши, конечно. Кто ещё мог сюда зайти под такой аккомпанемент. Брюнет с факультета литературы плотнее заворачивается в светлый вязаный кардиган и идёт за кофе. На плече вечный чёрный шоппер с кошачьими глазами, в руке вечный толстый томик учебника, на лице вечная черная маска. Он снимает ее на время, пока пьёт неизменный двойной эспрессо, а потом натягивает снова. Судя по судорожному движению плеч, покашливает. Простыл, возможно.
Бокуто мечтательно вздыхает, а потом разрезает людской гул громким чиханием. Куроо косится на него ещё более устало, чем раньше.
— Может, таблетку? — он кивает на блистер рядом с Бокуто, но тот качает головой, выпил уже максимальную дозу, не о чем и говорить.
— Он безумно красивый, — шепчет Котаро, подпирает рукой подбородок и шмыгает красным носом. — Я читал все книги, которые он брал в библиотеке, знаешь.
— Знаю, — закатывает глаза друг, он эту историю с первого курса слышит, а сейчас уже четвёртый. — Ты к нему до выпуска так и не подойдёшь?
— Неа, какой смысл? — Котаро прикрывает глаза и готовится чихнуть, но сдерживается. — Это ж не любовь. Так, увлечение.
Увлечение будто слышит или чувствует, поднимает взгляд глубоких синих глаз, сдвигает брови к переносице и снова дёргает плечами в подавленном кашле. После чего быстро встаёт и выходит из кафетерия, прихватив томик и шоппер.
***
Осень пахнет дождями, сыростью и промозглым ветром, но Бокуто ждёт ноябрь. Лёгкий мороз и может даже снег, если повезёт. В это время аллергия отступает и беспокоит его изредка забитым носом да слезящимися глазами. С этим он легко может справиться, как и с предстоящими соревнованиями.
Время летит быстро. С весной приходит цветение сакуры, на которое Котаро реагирует спокойно. Как и на защиту диплома, кстати. Он выпускается и продолжает спортивную карьеру, потому что может и хочет. Изредка перечитывает что-то из давнего, институтского, библиотечного, пока с командой летит на очередные соревнования или сидит дома в перерывах между сезонами. Все также чихает с августа по октябрь, глотает таблетки и фыркает на пожимающих плечами врачей. Ничего нового ему с института так и не говорят.
Проходит три долгих года. За окном тёплый и очень комфортный сентябрь.
— Акааши Кейджи, — знакомит его агент, будто Бокуто не знает, кто стоит перед ним. — Пишет книги о спорте, хочет задать вам несколько вопросов о волейболе, если вы не против.
Ас сборной Японии шмыгает носом и ненавидит в этот момент собственную аллергию. На время игр он пьёт сильные лекарства, а потом страдает вдвойне, когда их действие заканчивается. Прошли ровно сутки с игры, и Бокуто меньше всего ожидал увидеть перед собой институтское увлечение, по которому вздыхал так много лет. Он должен был хотя бы переодеть спортивки с толстовкой перед этой встречей. Впрочем, молодой писатель и сам не выглядит официально. В черных джинсах и застегнутой наглухо рубашке он больше похож на того же студента, каким был несколько лет назад, чем на человека, работающего с большим издательством.
— Я не против, — выходит немного обреченно, но Котаро ничего не может сделать с внезапными приступом грусти.
Не таким он хотел бы предстать перед этим красивым молодым мужчиной.
— В кафе? — Акааши подает голос совсем тихо, лицо его как и раньше прикрыто чёрной маской. — Или где будет удобно?
Бокуто звонит знакомому владельцу уютного кафе с отдельными кабинками и послушно садится сзади рядом с Кейджи в машину. Агент везёт их в полной тишине.
— Расскажите, почему вы так сильно любите волейбол, — начинает Акааши, как только официант прикрывает за собой дверь.
Никаких предисловий, никаких лишних вопросов. Очень похоже на то, каким Бокуто представлял этого парня ещё тогда.
— Прошу прощения, у меня аллергия, могу случайно прерывать наш разговор, — он достает пачку салфеток из кармана, кладёт на стол рядом с собой и начинает рассказ.
С самого начала, а как иначе. С первых шагов в волейболе, когда им и загорелся. С первых тренировочных лагерей. С ещё неумелых пасов и подач.
Акааши слушает внимательно, делает пометки в строгом блокноте с темной обложкой и снимает маску, чтобы отпить принесенный кофе.
— Какая самая интересная игра была вне лиги? — задаёт вопрос, пока Бокуто засматривается на тонкий аккуратный нос и розовые сухие губы в небольших ранках.
Котаро чихает подряд несчетное количество раз и думает, что таблетки окончательно перестали работать.
— Прошу прощения, — шмыгает носом, трет слезящийся глаз. — Это было на третьем курсе зимой. Мы играли в Токио с…
Он на секунду задумывается, где там играл куровский Цукишима.
— Сендай, — Акааши кивает, поднимает взгляд с блокнота на удивленного Бокуто, и старается сразу оправдаться. — Я был там с другом.
Врет. Он был один. Как и на десятках других соревнований Котаро.
— Ты любишь волейбол? — Бокуто весь подбирается, взгляд его загорается, а Кейджи под напором откидывается на спинку диванчика и отводит взгляд, не в состоянии выдержать этот чистый восторг.
— Да, — кивает так, будто не врет снова. — Да, потому и пишу книгу.
Казалось, Котаро не мог стать ещё более воодушевленным, но вот сейчас он сидит перед Акааши, сияет улыбкой, забавный, с красным носом и глазами, увлечённо начинает рассказывать про ту игру.
Удаётся записать многое. Миллион заметок, несколько десятков страниц для книги. Кейджи даже немного теряется, когда листает блокнот, Бокуто это видит.
— Может, ещё кофе? — ему сегодня спешить больше некуда, а компания Акааши так хороша, что уходить не хочется совсем.
— Пожалуй, — кивает брюнет и смотрит в глаза. — Расскажете что-то ещё? Можно не для книги, просто.
Бокуто такое внимание даже льстит. Не то, чтобы у него нет фанатов. Но от Акааши любой знак внимания кажется совсем иным, более ценным.
— Просто про себя? — Кейджи кивает в ответ и содрогается плечами в попытке сдержать кашель, а после и вовсе сгибается пополам, лающе кашляет в ладонь.
Салфетки в его руку вкладывает Бокуто. И он же тянется к уголку губ, где красуется крошечный цветок ромашки.
— Ох, Акааши, — хмурит брови Котаро и поднимает грустный взгляд. — Так ты влюблен.
Вместо ответа молодой писатель отпивает кофе и нервно кусает ранее изодранную им же нижнюю губу.
— Я могу чем-то помочь? — в голосе слишком много надежды на то, что Акааши не решил угробить себя в расцвете жизни.
— Вы уже помогаете, Бокуто-сан, — улыбается лишь уголками губ Кейджи и кивает на блокнот. — Он любит волейбол.
— О! Так может я его знаю? Он играет? — снова этот сияющий взгляд, готовность помочь.
— Давно не играет, но ходит на все ваши матчи, я точно знаю, — потому что сам тоже ходит.
Лишь бы смотреть, с каким горящим взглядом и с какой радостью в голосе этот парень наблюдает за игроками. Видеть, как он сбегает быстро с трибун, показывает пропуск и бежит видимо к раздевалкам. Акааши не знает точно, но догадывается.
— Акааши, — просяще тянет Котаро, укладываясь локтями на стол, чтобы быть поближе. — Я не в силах гадать, ты можешь просто назвать имя?
— Мия Осаму, — произносит одними губами Кейджи и снова закашливается.
— Саму? Саму! — Бокуто уверен, проще задачи в его жизни ещё не было. — Так поехали за онигири скорее!
Акааши упираться всеми частями тела, когда его хватают под локоть, чтобы утащить из кафе.
— Я и так там часто бываю, Бокуто-сан, — оправдывается, когда на него обиженно сопят. — Постоянный клиент и все такое.
— И? — тогда же все вообще проще простого, что тут медлить, что тут думать, когда на кону жизнь. — Вы общались?
— Переговариваемся иногда, — Акааши пожимает плечами и цепляется покрепче за новую чашку кофе. — О погоде и новостях. Ничего важного.
Неудобно и неловко вот так выливать свои чувства на человека, которого и видишь-то первый раз за столько лет, к тому же и раньше с ним не общались.
— О волейболе? — все пытается добиться ответов Котаро. — О матчах?
Акааши молча кивает. Ну говорили. Ну обсуждали. Ну подумаешь.
— Ты же безумно красивый, так чего боишься? — ах, Бокуто, наивный до чёртиков.
Если бы все чувства заключались только в чьей-то красоте, Акааши бы не кашлял ромашками уже несколько лет.
— Я не боюсь, — боится тоже, на самом деле. — Не хочу причинять неудобства своей любовью. Он ведь будет считать себя виноватым, если ответит мне отказом и я в итоге.умру.
Бокуто закатывает глаза и обреченно стонет. Осаму, конечно, не такой простой в плане эмоций и чувств, как Атсуму, но не мог же он пропустить мимо такого парня, как Акааши.
— Хочешь билеты на следующий матч? — тема меняется так быстро, что Кейджи не успевает возразить. — Я попрошу менеджера передать их твоему агенту, хорошо?
Он не слушает слабое возражение, уже пишет что-то в одном из множества чатов.
А через неделю щурится в сторону трибун и довольно ухмыляется. Там Акааши явно застало врасплох место, которое выдал ему Бокуто, и Осаму, который совершенно точно его узнал.
— Чего лыбишься так довольно? — Яку пихает Бокуто в бок, отвлекая от мыслей.
— Да так, ничего серьёзного, — Бокуто бодро шагает на разминку.
После успешного матча Осаму не приходит привычно встретить их у раздевалок, а Котаро смотрит на смс с немногословным «Спасибо.»
Зато вместо Мии, в конце широкого коридора показывается Куроо. Рядом с ним бредет невысокая фигура и Бокуто начинает улыбаться заранее. Кенма. В серьёзном костюме с собранными на затылке отросшими волосами и телефоном в руке. Смотрит своими кошачьими, жёлтыми, как много лет назад в тренировочном лагере. Он многим здесь друг и является спонсором их команды. А ещё он не был в Японии год или около.
Бокуто идёт к ним быстрым шагом, но вместо приветствия громко чихает.
— Приболел? — Кенма поднимает взгляд на Куроо обеспокоенно, но тот только ухмыляется и качает головой.
Нет, мол, все также проклят своей аллергией.
— Таблетки не пил? — смеется Атсуму, похлопывает по плечу Бокуто и идёт обнимать Козуме.
Пил. В том и дело, что пил. Котаро чертыхается под нос. Опять по врачам шастать, чтобы новые подобрать. Гадство.
— Надолго тут? — кто-то из команды интересуется жизнью Кенмы.
— Думаю, да. Пока точно, — он поглядывает на Бокуто, но тот больше не подает признаков аллергии или болезни. — Поехали, устрою вам праздник в честь победы.
Хината повисает у него на плечах, расспрашивает всю дорогу в автобусе о жизни, а потом не прекращает болтать в ресторане, куда их привозят и всей компанией рассаживают за большой стол в отдельном зале.
— Без алкоголя! — кричит готовым к обслуживанию официантам Иваизуми. — Даже если на коленях умолять будут!
Атсуму обреченно стонет и просит Иваизуми уйти и дать им спокойно отдохнуть, но огребает от Яку. Хината смеётся, почти вешается на Кенму и болтает больше обычного.
Бокуто со своего места наблюдает. За тем, как расплываются в улыбке тонкие губы, как пальцы заправляют за ухо прядь волос, как Кенма устало припадает к плечу Куроо в конце вечера. Это слишком для него. Слишком много внимания и людей вокруг, Котаро знает. И Тецуро знает тоже, поэтому довольно быстро выпроваживает их маленького спонсора домой.
Весь оставшийся вечер Бокуто не может выкинуть из головы образ Кенмы. Он следил за каждым стримом, за которым мог уследить, был подписан на все известные ему соцсети, изредка попадал на их с Куроо видеочаты, когда Кенма уехал. И не скучал. Совсем. Почти.
Взгляд дома сам падает на шкаф, где бережно уложены все пройденные Козуме на стримах и купленные после них игры и приставки. Бокуто ни разу в них не играл. Как ни разу не говорил с ним лично дольше двух минут, никогда не трогал окрашенные волосы и почти не смотрел в кошачьи жёлтые глаза.
Бокуто отмахивается сам от себя. Очередное пустое увлечение. Всего лишь увлечение.
Перед глазами стоит лёгкая улыбка, которую Кенма сегодня дарил не ему, Хинате. И взгляд обеспокоенный, направленный как раз на него.
Бокуто чихает. Снова. Ищет салфетки. Лезет в рюкзак, неудачно вдыхает воздух. Давится и закашливается. Садится на пол в приступе, держится за саднящее горло.
Бокуто первый раз в жизни откашливает что-то мелкое, розовое, странное.
Он не бежит в больницу. Гуглит, конечно.
Странное и розовое оказывается вереском. Тем самым, что цветет с августа по октябрь. Тем самым, на что организм отзывается аллергией вот уже много лет.
Этим вечером Бокуто впервые видит свои цветы.
И понимает, что одно из его увлечений давно переросло во что-то большее.
В любовь.
Истеричный смех обрывается очередным приступом кашля. Пустая квартира кажется холодной. Голова кружится, а глаза слезятся не от аллергии.
Бокуто засыпает прямо на полу с телефоном в руке и неотправленным «Привет» в чате.
***
— Спасибо, — улыбается ему Акааши на очередной встрече для книги. — Вы меня спасли.
Он выглядит лучше, намного, хоть прошёл всего месяц в того матча. За окном октябрь, а Кейджи будто совсем перестал мёрзнуть. Приехал в лёгкой кожаной куртке румяный и удивительно живой.
— Я рад, — на контрасте с ним Бокуто выглядит бледно и хмуро, улыбка вроде та же, открытая, но все равно другая. — Продолжим?
Кейджи кивает и задаёт вопросы. Он видит в Котаро изменения, но не решается спросить. А потом наблюдает, как спортсмен глотает несколько таблеток подряд и спрашивает о них.
— От аллергии, — отмахивается Бокуто и продолжает рассказ.
Он теперь не часто чихает, но руки идут пятнами, а в горле постоянно сухо, и этому ничего не помогает. Врачи разводят руками, от рентгена волейболист отказывается. Он примерно понимает, что увидит, и увиливает от дополнительных исследований.
— Бокуто-сан, вы нездоровы, — вздыхает Акааши наконец. — И о чем-то молчите. А я ведь вам тогда признался.
Бьёт по совести, зараза. Бокуто кривится, как от боли, фыркает, прикрывает глаза на пару секунд.
— Знаешь, как цветет вереск? — Кейджи непонимающе качает головой. — А я теперь знаю.
Синие глаза распахиваются удивленно.
— У вас не может быть неразделенной любви, — заявляет так уверенно, будто точно знает, но слышит только горький смешок. — Если даже у меня получилось. А вы так вообще волейбольная звезда и спортивная модель. Что там за человек такой, что не влюбился? Спортом не увлекается?
— Увлекается, — цокает Бокуто и шипит от першения в горле. — Он спонсор.
Акааши затихает, теребит нервно пальцами уголок блокнота, кусает губы, пока следит за тем, как собеседник жадно пьёт воду.
— Не волнуйся, — Котаро улыбается и смотрит на часы. — Все будет хорошо. Давай продолжим, у меня сегодня ещё дела.
У него нет дел, но молодой писатель вспоминает о книге и отвлекается.
***
— Бро, — Бокуто стоит на балконе многожтажки рядом с другом и впервые в жизни пробует закурить.
Куроо пытается отобрать сигареты, он понятия не имеет, насколько волейболисту сейчас плевать на собственные лёгкие. На этот раз Котаро к счастью выкашливает только горький дым.
— Ты сдурел совсем? Я Иваизуми скажу! — Тецуро возмущенно кричит, но своим негодованием вызывает только желание поморщиться от громкости.
— Говори, — кивает Бокуто равнодушно. — Он меня от тренировок отстранит.
В первый раз в жизни Куроо слышит эти слова, сказанные с таким равнодушием.
— Бро, расскажи, — не просит, требует друг, забирает пачку сигарет и на всякий случай щёлкает зажигалкой сам. — Я все пойму, ты знаешь это.
— У меня ханахаки, — теперь очередь Куроо кашлять.
— Как? Давно? И в кого? — Бокуто становится все более недовольным от каждого вопроса.
— Не важно, в кого, — неудачная затяжка царапает глотку.
— Вы с Кенмой убить меня решили! — внезапно кричит Тецуро. — Оба помереть от любви хотите, романтики хреновы? Хуй вам обоим! Либо ты говоришь имя сам, либо я у тебя его выпытаю. А потом поеду к Кенме и с ним тоже самое сделаю.
— Кенма? У него тоже? — Бокуто не в шоке, он в ужасе. — Давно?
— Цветы по телу пошли уже, — Куроо скулит как от боли, он это видел лично. — Ему осталось не так много. Меньше, чем мне бы хотелось.
— Так в кого ты там вляпался, Бокуто? — на пороге балкона стоит Цукишима.
Он берет свои сигареты у Куроо, заглядывает в полупустую пачку и тяжело вздыхает.
— В Кенму, — признание даётся совершенно просто.
Наверно, потому что Цукишима выглядит не сильно приветливо, когда отбирает у Тецуро ещё и сигарету прямо изо рта, и грозно сверкает медовыми глазами из-под очков.
— Придурки, — фыркает. — Они у тебя оба придурки, Тецу. Так бы и померли.
Куроо смотрит на своего парня долгую минуту, а потом открывает рот, чтобы спросить, но Кей перебивает.
— У котёнка твоего на заставке спина Бокуто в спортзале, фотка из твиттера, — начинает перечислять Цукишима, загибая пальцы. — Футболка с ЕГО номером вместо пижамы, он же к нам приезжал в гости. Плюшевая сова в спальне. Волосы он начал отращивать ещё до поездки, когда услышал, что Бокуто нравится натуральный цвет. Ну и уехал он там не дела делать, а отвлекаться от чувств этих ваших «невзаимных». Нет бы словами через рот поговорить, как мы когда-то.
Кей тушит сигарету и кидает окурок в пепельницу.
— Езжай уже к нему, пока оба не померли.
Куроо смотрит на Цукишиму так, будто прямо сейчас готов сделать предложение. Бокуто бы поддержал, но уже выбегает в коридор и в панике натягивает кроссовки.
Уже на лестнице слышит пожелание удачи.
Такси едет убийственно долго.
И двери открывают тоже долго. Бокуто готов сорвать этот чёртов звонок и эту чёртову дверь.
На пороге стоит Кенма. Сонный, лохматый, трёт глаза и не понимает, что происходит. На пижамной футболке правда игровой номер Котаро. И кажется это последняя капля для загнавшего себя в клетку Бокуто.
— Люблю тебя, — признается вот так просто, вваливается в прихожую и сразу тянется к оседающему на пол парню.
Кенма хрипит. Чешет плечи нервно, будто ему больно, но жизненно необходимо что-то с них содрать. Заходится кашлем, и на пол летит тот же вереск, что из Бокуто.
— Я люблю тебя, Кенма, — шепчет непрерывно Котаро, держит дрожащего в его объятиях парня крепко, целует в висок мягко. — Очень люблю.
Слова срываются с языка так легко, что у Бокуто не остаётся сомнений в этом чувстве.
Кенма тянет свою футболку наверх. Тот самый Кенма, что ненавидит переодеваться при людях, сейчас стягивает пижаму через голову и неровно встаёт, чтобы дойти до зеркала в спальне.
В отражении на него смотрит человек с уставшим взглядом и израненным телом. Он касается растения на плече и хмурится. На месте болезненных объемных веточкек только плоский рисунок на коже. Почти тату, если не знать, как они ему достались. Кенма осматривает спину и бока, где расползались следы невзаимных чувств, но видит и ощущает только их изображение.
Лечение, которое он год искал заграницей, и которого так и не смог найти, смотрит на него сейчас с порога, не решается зайти в спальню.
— Ты, — Кенма щурится по-кошачьи. — Меня. Давно?
— Понял недавно, но кажется очень давно, — Бокуто криво ухмыляется и покашливает нервно.
Во рту он чувствует горьковатый привкус зелени.
— Я тебя тоже давно, — тонким пальцем указывает на кровать, где лежит большая плюшевая сова в футболке с его номером, ее явно обнимали во сне. — Тоже люблю.
Вот теперь Бокуто понимает, что чувствовал Кенма пару минут назад. Лёгкие прожигает, рука до боли впивается в дверной косяк, а ноги подкашиваются.
Когда голова перестаёт кружиться, Котаро осознает себя на коленях. И, проморгавшись, видит обеспокоенного Кенму, который касается теплыми ладонями его щёк и вглядывается в его лицо.
— У меня аллергия на цветы вереска, — посмеивается хрипло Бокуто, когда понимает, что может говорить. — И если ты не хочешь слышать вечное сопение и чихание, то никогда не будешь выращивать их в нашей квартире.
Кенма прикрывает глаза и прячет улыбку в изгибе шеи Котаро, вдыхая его запах.
В их общей квартире. Звучит так хорошо, что даже не верится.
***
Спустя полгода на полки магазинов выставляют книгу о волейболе. Ее лично рекламируют игроки сборной Японии, тираж прекрасно продаётся.
Спустя год Кей соглашается сыграть свадьбу с Куроо.
Спустя два года Бокуто забывает о своей аллергии, если только не встречается с вереском носом к носу. Он все также играет в сборной, а с той самой ночи больше не выкурил ни одной сигареты.
На его плече теперь красуется тату. Как у Кенмы, переплетение веточек с цветами на кончиках. В их общей спальне на кресле сидит большая плюшевая сова, которая заменяет Кенме Бокуто, когда тот уезжает на сборы, а юный бизнесмен не может поехать вместе с ним.
Вместо пижам у Козуме огромные футболки Котаро. Вместо боли от прорастающих веточек вереска, боль от укусов после совместных жарких ночей.
В их сердцах теперь растёт что-то намного более тёплое, чем живой цветок, и Бокуто этому безмерно рад.