— Чиано, сядь немедленно! Иначе протрёшь паркет своими сапогами по заданной тобой пятнадцать минут назад траектории, — Иоахим понимает, что Галеаццо волнуется, но надо же держать себя как-то в руках. Он сам по крайней мере не даёт волю чувствам, иначе от ближайшего окна остались бы одни крупные осколки стекла и воспоминания.
Министр иностранных дел Италии сел напротив немецкого коллеги и, откинувшись на мягкую спинку дивана, закинул голову назад. Чиано всё делал для того, чтобы войны не случилось. Почему всё идёт как всегда наперекосяк? Было же всё просчитано и перепроверено несколько раз. Где он ошибся? Где недосмотрел? Где, чёрт бы его побрал?! Галеаццо прерывисто вздохнул и потёр правый висок. Голова гудела так, будто мужчина не спал несколько ночей подряд. Хотя, так и было. После того, как он услышал, что Дуче, возможно, примет предложение фюрера вступить в войну с Советским союзом, у министра пробежался холодок по спине. Если это случится, тысячи итальянских солдат падут самой ужасной смертью. От этого становилось невыносимо жутко и больно в груди.
Риббентроп смотрел на итальянца и хотел было его как-то приободрить, но никакие мысли не лезли в голову. Даже самые банальные. Он переместил взгляд на бокал и стоящую рядом бутылку хорошего французского вина. Недолго думая, немец встал с места и направился к столу со спиртным. Министр налил пол бокала и, подойдя к еле державшемуся Галеаццо, протянул его коллеге. Тот задумчиво посмотрел на него и отрицательно покачал головой.
— Если не выпьешь, вылью всё содержимое тебе на голову. Я долго ждать не стану. Ты это знаешь.
Чиано принял нормальное сидячее положение и, взяв бокал из рук немца, отпил несколько глотков. Сейчас ему даже это вряд ли поможет. Слишком много всего навалилось на него. А он не титан. Он обычный простой человек со своими переживаниями и страхами. У него есть обязательства не только перед правительством, но и перед людьми, которые ему очень дороги. Иоахим один из тех немногих счастливчиков.
— Ты можешь как-нибудь повлиять на Гитлера? — этот вопрос застал Риббентропа врасплох. Он не ожидал такого отчаянного поступка со стороны министра.
— Нет, потому что это не в моей власти. Этому человеку чуждо чувство страха за свою семью, — Иоахим присел рядом с Чиано, не сводя с него печального взгляда.
— Неужели ему действительно нужен весь мир у его ног? — итальянец каждый раз поражался речам фюрера. Сколько в них было ненависти и злобы к «не арийцам». В последнее время его уже начало подташнивать от такого рода заявлений.
Он держится до последнего, но всё чаще после данных речей уходит в уборную, дабы прийти в себя. Смотрит на себя и понимает, что смерть за ним ходит чуть-ли не по пятам. Она пощадит Эдду и детей, но уж точно не его. Да и этого в принципе ему достаточно. Главное, чтобы никто не пострадал из его близких. А остальное пускай катится к чёрту. Плевать на себя.
— А ты разве не понял? — Иоахим грустно усмехнулся и коснулся кончиками пальцев руки Галеаццо.
— Я понял ещё с самого начала, что все наши действия обречены на провал. Но я думал, выправлю как-то положение, а оно вон как обернулось, — переплетя свои пальцы и Риббентропа, мужчина свободной рукой допил остатки вина и посмотрел на немца.
Иоахим медленно взял пустой бокал из еле тёплой руки итальянца и поставил куда-то на пол. Ему уже было не важно, что хрупкое стекло может ненароком разбиться на маленькие осколки. Риббентроп прикоснулся ладонью к такому же полуживому лицу коллеги. Чиано глубоко вздохнул и, немного повернув голову вправо, коснулся губами руки любимого.
— Если начнётся война, я не дам тебе погибнуть. Обещаю, — немец притянул к себе за подбородок лицо Галеаццо и нежно поцеловал того в губы.
Граф ответил на поцелуй, тихо-тихо простонав от удовольствия. На данный момент это его единственное утешение — Иоахим фон Риббентроп, министр иностранных дел Третьего Рейха. Да, у них у обоих есть семьи, но никто из их членов не понимает, насколько опасны их роли в политике. Завтрашнего для у них попросту может и не быть, если слишком медлить. Нужно постоянно суетиться и делать всё возможное на благо Родины. Даже если нужно идти на отчаянные поступки.
Эти двое знают цену времени проведённого наедине. Завтра они снова будут играть на публике роли приятелей деловых коллег, но до конца будут помнить те немногие спокойные и почти счастливые часы.