Куроо потягивается с тихим скулежом и щурится довольно. Голову поворачивает, чтобы поцеловать обнажённое бедро и смотрит вверх.

На него с улыбкой отвлекается Кей. В линзах он выглядит непривычно, но очень хорошо. В этой постели блондин в принципе выглядит как лучшее, что видел в жизни Тецуро, он даже готов в этом поклясться.

— М? — Цукишима кивает, мол, чего ты хотел, но Куроо отвечает тем же, а потом снова целует.

Они повторяют так несколько раз.

— Чего? — чувствовать себя настолько довольным просто незаконно, Куроо уверен.

— Ничего, — Кей откладывает телефон окончательно. — А ты чего?

— Любуюсь, ты красивый, — тихо признается Тецуро и смотрит-смотрит-смотрит.

Пытается запомнить его, такого лохматого, улыбающегося, в свете от телевизора, под типичную музыку для секса из одноименного плейлиста Тецуро. Как пытался запомнить и до этого каждый стон, вздох, поцелуй. Каждое движение бедрами навстречу, цепкую хватку на спине. И после, прогиб в пояснице очаровательный, прикрытые веки, длинные ресницы, приоткрытый рот, который так хорошо принимал его пальцы, собственную хватку на бедрах, когда доводил его уже руками до оргазма.

Куроо вздыхает судорожно и прикрывает глаза. Ему хорошо здесь и сейчас. Спокойно и тихо. И Кей рядом тоже очень хороший.

Жаль, лишь до утра.

Это все единоразово. Редко и по непонятным причинам. Потому что у Кея там кто-то есть. Возлюбленный или даже любовник, Тецуро не хочет знать.

Потому что он если и не по уши, то в самое сердце точно.

Цукишима отвлекает до того, как из горла вырывается никому не нужное признание. Бупает в нос, просится спать, уставший после работы и долгой дороги. Куроо соглашается, конечно. Выключает телевизор, музыку, убирает с постели все ненужное и очень долго не может уснуть.

Хочется прижаться к теплому телу, а разделяющие их одеяла сейчас больше похожи на огромный обрыв. Куроо себе этого лишнего не позволяет, хоть и мёрзнет под кондиционером один в несчастном одеяле безбожно.

У Тецуро контактный голод, но только по Кею.

Поэтому утром он снова бесконечно целует, трогает и не может оторваться до самого выхода. И даже там чмокает в губы, поднимая голову до уровня высокого, красивого до невозможности блондина. Только потом позволяет дверь открыть и выйти.

Их снова разносит по разным сторонам, как только заходят в метро. Они прощаются как простые друзья, а то и знакомые. Тецуро от этого никак.

Вечером пишет Бокуто. Зовёт к себе, Акааши уехал. У Куроо в голове привычное:

— Ты же знаешь, иногда мне нужна твоя крепкая рука и не менее крепкий член, бро, — улыбка Котаро всплывает перед глазами автоматически. — Тем более, Акааши знает!

Кейджи и правда не против. Когда Бокуто уезжает на сборы, тоже не против компании Куроо:

— Душите, вяжите, что угодно, но без видимых следов, Куроо-сан, — Акааши вежлив и требователен как всегда.

Призыв друга отклоняется виноватым «Мы давно не отдыхали вместе, прости, бро».

Тецуро падает в пустую кровать. В мыслях только мягкие пряди светлых волос, что выбились и мешаются Кею. Под пальцами ощущение удивительно мягкой тёплой кожи. В носу щекочет личным запахом Цукишимы.

— Чёртова очередная влюблённость, — бормочет Куроо, трёт глаза с силой и поворачивает голову.

Там совсем рядом сидит Кенма за компьютером. Руку протяни и дотронешься. Кажется, что-то спрашивает про очередного любовника Тецуро. Он знает. Он не против. Никогда не был. В конце концов, Козуме всегда все понимал еще со школы и понимает до сих пор. Он ломает брови на поникший вид Куроо, лохматит и без того ужасное безобразие на голове своего парня и тяжело вздыхает.

— Пойдём, расскажешь, горе-любовник, — Кенма кивает в сторону кухни, ему невозможно сопротивляться. — Может придумаем чего.

Вот здесь начинается самобичевание. Потому что нельзя быть таким хорошим, как Козуме. Потому что невозможно любить его так сильно и эгоистично ходить налево. Потому что так не принято, так не учили, такое порицают.

Куроо шепчет извинения слёзно, клянется, что любит безумно. Сидит на коленях перед Кенмой на кухне, пока тот гладит по голове и говорит, что все можно, все в порядке, все хорошо, он разрешает, он не злится, не ревнует, не устал от Тецуро и хватит нести уже эту ерунду. Успокаивает, конечно же. Выслушивает ещё массу всего, отпаивает чаем и грустно шмыгает в сторону компьютера. Там новый релиз, не пройдена и половина, а Куроо взбрело устроить извинительный секс.

Кенма уползает за монитор сразу после. Тецуро перестаёт чувствовать себя полным дерьмом аж до следующего приступа вины.

Такое в обществе не принято, но между ними все в порядке. Потому что у них эти порядки свои. Потому что Кенма не ревнует. Потому что Куроо только и живёт, что этими влюбленностями. Потому что никто из них иначе не может. Не умеет. Не привык.