Касание к его костям вызывало у него смутное чувство нескончаемого беспокойства и волнения с лёгким оттенком эйфории. Будто бы бархат, коснувшись которого он терял перед глазами картинку, размыв всё в карусели кружения, наливающей оловом каждое нижнее ребро. О дыхании и вовсе можно было забыть, оставив жалкие короткие вдохи через раз, необходимостью повторять их, чтобы так сильно не немели фаланги. Но если он касался его в ответ, то сознание пьянело окончательно, сделав бессвязной даже речь.
И сегодняшний день исключением для Оутера не стал, стоило Киллеру внезапно появиться из темноты его мира, пугая тишиной шагов и прицелом души, словно его постоянно брали на мушку. Шаг влево, шаг вправо — и тебя пристрелят. Нервная дрожь всегда бежала по его позвоночнику, стоило мрачному монстру внезапно склониться к нему непозволительно близко, чтобы протянуть тихое "Привет" таким голосом, от которого спирало всё дыхание, предательски препятствуя выдать приемлемый ответ, вместо которого все лицо начинало полыхать синевой ночного неба. А Киллер был лишь рад такому раскладу, не имея точного представления, отчего приходил к нему каждый день, в попытках подобраться ещё ближе.
Дотронуться. Посмотреть во взволнованный морозный взгляд. Заставить смутиться. Всё это вынуждало его странную душу дрожать и светиться ярче и так хотелось его больше... И Оутер это прекрасно видел, неверяще округляя глаза, в которых зрачки гасли вовсе, стоило ему коснуться мысли, о которой не смел и мечтать.
— Давно один сидишь? — хрипло спросил Киллер, садясь рядом, специально толкая его своим плечом, вторгаясь в личное пространство второго скелета, который старательно делал вид, что действительно заинтересован узорами созвездий над ними.
— Давно... — тихо ответил монстр пониже, стискивая зубы от чувства горящей внутри магии, настойчиво исходившей на мелодичный звон от каждого неосторожного движения приятеля.
— Я тут принёс кое-что. Не возражаешь разделить со мной? — Киллер вынул из-за пазухи темную бутылку с незнакомой этикеткой, демонстрируя добычу Оутеру, — вишневый ром. В одном мире достал сегодня, подумал, что тебе тоже понравится.
— Ам... Ну... Можно, я полагаю? — смутился монстр, осознавая, что скелет рядом подумал о нем, когда нашел вкусный напиток, и это разливало в душе вибрирующее тепло. Киллер ощутил, как из глазниц в порыве чувств потекла эмоциональная чернота, пачкая мрамор белых скул собственным волнением, заменяющим ему смущение. Оутер и сам, полазурнев едва ли не целиком, мягко стер темную каплю черного воска с его щеки, тут же одергивая себя за несдержанный порыв и выхватывая ром из рук друга; шустро открыл и глотнул жгучего алкоголя из горла, чтобы заглушить им максимально большое количество бабочек, метавшихся под его ребрами. Киллер коротко усмехнулся, беря из его рук напиток, присоединяясь к их спонтанной попойке, оценивая вкус напитка, как вполне хороший. Вишневый привкус приятно обволакивал язык до самого горла, согревая влитым в ром солнцем каждую кость и каждую мысль, но перебарщивать тот не хотел. Не за тем он пришел в этот раз.
— Неплохо, — довольно протянул Кил, опираясь на руку позади себя и вскидывая к небу голову, передавая бутылку обратно, нечаянно коснувшись костяшками тепла груди Оутера, скрытого под надёжным замком его любимой цветной куртки. Оутер перехватит сосуд, касаясь бархата его фаланг, пустившего острые разряды импульсов по всему костяному хребту, разорвав ход предыдущих мыслей без возможности их восстановить. Он даже не сразу вспомнил, что собирался отпить, скользнув взглядом по профилю высокого друга в черной водолазке, со спокойным умиротворением приоткрывшего изгиб челюстей, за которым едва виднелся багровый язык. Парень нервно сглотнул от этого зрелища, не имея ни малейшего понятия ни о том, когда успел совершенно потерять голову, ни о том, что Киллер искоса смотрел за мучениями того, кого тот на самом деле давно хотел бы видеть не только лишь другом или собутыльником. И неспроста Кил зачастил к белоглазому в гости, постепенно стирая черту, подбираясь всё ближе, касаясь всё чаще, давая привыкнуть к тому, каким на самом деле был контактным. Киллеру отчаянно этого не хватало. Он всегда был слишком тактильным. Чувственным... Желающим касаться. И видя Оутера так близко, напаивая его ромом, пока сам едва ли делал глотки, имитируя их как мог, было сложнее удержаться... И он даже не сразу понял, как и его более стеснительный друг, что пальцами перехватил его фаланги, слегка сжимая их в прохладном изумруде ночной травы этого звёздного мира. От касания чужих теплых костей, хитро вползающих на кисть выше, по позвонкам робкого монстра пробежала дрожь, путаясь в мягком головокружении от ударившего в голову алкоголя.
— К... Кил...лер, что за... Какой-то ст... странный ром, — заплетающимся языком пролепетал скелет, с сомнением рассматривая плывущую перед глазами этикетку, пока высокий друг хитро оценивал обстановку, справедливо полагая, что Оутеру больше нельзя.
— Дай сюда, хватит с тебя, а то потом вообще ничего не вспомнишь, и придется все начинать с начала, — Киллер недовольно выхватил из ослабевшей руки друга ром, отбрасывая недопитую бутылку как можно дальше, со слабым отзвуком упавшего вдалеке стекла.
— С начала? — непонятливо спросил монстр, фокусируя белые огоньки на прицеле слишком близкой души, освещавшей багряным заревом ткань чужой кофты, против воли притягивающей к себе. И он, одурманенный алкоголем, мягко ткнул в середину мелованно-белым пальцем, едва ли не обжигаясь от магматического жара чужой жизни. Слабый выдох Киллера послужил отправной точкой, окончательно сносящей крышу обоим.
— Оутер, — выдохнул монстр, заваливая его неспособное сопротивляться тело в качающееся марево темной травы, заглядываясь сверху вниз на мерцающие звёзды его глубоких зрачков, таких же, что сияли мириадами над их головами, освещая землю мглистым туманом ночи. Рука Киллера забралась за ворот чужой куртки, касаясь тепла шейных позвонков, от теней отливающих нейзильберовой сизостью. И поднимаясь выше, находя жар кобальтового смущения, выкрасивших в него алебастровую белизну черепа с плотно сомкнутыми в напряжении челюстями. Смятенный всем происходящим, Оутер всматривался в обсидиан чужого внимания, текущего чернеными полосами из глазниц, капая на его лицо нежным топленым воском, даря странное, но несомненно приятное чувство оказавшемуся в плену скелету. Он бы, безусловно, смог сбежать. Начать игнорировать или исчезнуть, но... Не хотел. Пришла пора признаться хотя бы самому себе, что Киллер стал ему до странного небезразличен. Притягивал всем, из чего состоял.
Молчанием, которым делился, сидя рядом, даря этим уютный комфорт и чувство защиты. Разговорами, перемеженными на самом деле потрясающим юмором, иногда немного черным, но от того не менее смешным. Голосом, от которого душа звенела жалобным стеклом мелодичной музыки ветра. Взглядом, в котором колыхалась темнота космических черных дыр. Касаниями, в которых заключалась его бережная, но настойчивая нежность.
Оутер смутно понимал, что его тяга к монстру была обоюдной, но... До этого момента на большее, нежели их частые встречи, рассчитывать не смел. Не веря в то, что тяга к прикосновением значит нечто иное, нежели просто прихоть или черта странного характера. И теперь Киллер разбивал все мифы своей нераскрытости перед ним, взметывая сотни тысяч осколков, на которые разбилась его неуверенность. Киллер накрыл его поцелуем, смешивая на языке вкус собственного "я" с примесью пьянящего бархата распитого рома, нагло пользуясь чужим замешательством в качестве живого щита.
В изумлении раскрыл рот? Что ж, туда тут же ворвалось тепло языка, сминая им чужой в борьбе, где нет ни победителей, ни побеждённых. Попытался поднять к лицу Киллера ладонь? В нее моментально вплелись длинные фаланги, разьединяя веер пальцев, чтобы сплести его со своим, а после — вмять в податливую зелень под спиной. Порывисто вдохнул? Вторая рука тут же расстегнула куртку, забираясь за подол футболки в азартной охоте за нежностью чужой сапфировой души, коснувшись которой через клетку ребер вразлёт, Киллер поймал ртом мягкий ответный стон.
Всё было понятно и без ненужных слов. Киллер не хотел ничего говорить. Почти не хотел... Но было не то время, и не тот момент. Важно было лишь то, как податливо под ним вожделенное тело, как горячи чужие кости, как приятно и робко Оутер вновь тронул обнаженную душу не такого как все монстра, принимая его таким, какой он есть. Без эпиграфов и сносок, готовый принимать и понимать как данность. Как судьбу. Не требуя объяснений никого толка, кроме его присутствия рядом с собой. Даря ответную ласку с неожиданной смелостью, неприсущей обычно робкому созданию вроде Оутера, что уже вовсю искал самое слабое место души, под чьим прицелом лежал и плавился в мягкости разнотравья. И после непродолжительной возни он и не заметил, как остался без шорт, хотя и в куртке, сетуя на то, как ужасно подчинялись воле мысли, сносимые потоком чувств, ворвавшихся в это русло, словно вмиг рухнувшая дамба прорвала финальный барьер, за которым он их старательно прятал. И ещё больше мешало соображать ловкое давление Киллера на самые уязвимые точки монстра, когда тот разорвал поцелуй и принялся нагло исследовать языком каждую выемку его шейных позвонков, заставляя дышать чаще от пошедшего по костям обжигающего жара. Особенно, когда душа Киллера мягко скользнула по футболке, оставшейся между ними единственной преградой, не позволяющей чужой жизни касаться костей напрямую. И он не знал точно, действительно ли это защищает от подобного или Киллер просто держал контроль, не позволяя торопить события. И то и другое волновало каждый сантиметр его тела, стучась изнутри вспугнутым ритмом собственной души, отзывающейся на каждый мелкий укус за позвонки и ключицы, видимые в прорези одежды. И любое это действие само по себе или же в сочетании с непрекращающейся лаской рук, одна из которых спустилась непростительно низко, очерчивая грани подвздошных костей и лобковых перегибов, вызывало уже вполне явственное желание, сделав своё дело, сформировав красноречивый экто-член, что искристо переливался полупрозрачными жилами всех оттенков берлинской лазури, в которых текла его страждущая применения магия. И стоило длинным бархатистым фалангам обхватить его, как из груди вырвался нетерпеливый рык, а руки вцепились в острые плечи ласкающего его Киллера, чье довольное фырканье опалило его слуховое отверстие, спровоцировав скользящее движение по органу вверх и вниз, делая его ещё твёрже и горячее. Мучительно медленно очертив мягкую головку большим пальцем, он прижал им уздечку, чуть потерев из стороны в сторону, ловя рваный выдох Оутера в новый поцелуй, призванный отвлечь от того, что собрался сделать черноглазый монстр, одним скользящим движением насадив Оутера на себя, ощутив, как его руки до хруста сцепились за его спиной, а тело прогнулось красивой дугой, вжимая рёбра в его грудную клетку. Смягчая боль движением руки, Киллер давал ему привыкнуть к чувству наполненности, плавя его лаской настолько умело, что стянутое кольцом нутро Оутера почти сразу расслабилось, позволяя багряному члену любовника мягко толкнуться до упора, ощущая горячесть его магии повсюду, и это не позволило монстру сдержать своего сладострастного стона, знаменующего начало сладкого и скользкого ритма.
Возможно, свою роль сыграл алкоголь, но Оутер не мог отрицать, как ему было хорошо и насколько стало наплевать, как всё это выглядело сейчас. Важен был лишь текущий процесс, что с каждым толчком взрывал в голове салют цветных искр, а с каждым ритмичным кадансом движения руки Киллера по оси его члена вынуждало того тихо постанывать, царапая руками землю и траву под собой, иногда вгоняя фаланги в приятную прохладу почвы, когда кости уже не могли не дрожать под напором сладких судорог.
Звёзды над головой качались в сопричастности и слиянии двух тел, не давая сфокусироваться ни на одной, словно те превратились в мечущихся светлячков, постоянно меняющих расположение на полотне темного купола.
Киллер хрипло дышал, ускоряя ритм толчков в тугом лоне Оутера, не понимая, где начиналось и где заканчивалось наслаждение, накрыв жаром все кости и душу, превратившуюся в какое-то размытое пятно неясного очертания, внезапно перехваченное в плен фаланг Оутера, который нашел в себе силы совершить нечто невероятное: поднести душу к себе и лизнуть стекающий с нее сок терпкого вожделения. Скелет на миг даже остановился, застонав сквозь сжатые зубы и вздрагивая, когда любовник продолжил начатое, дразня колечко прицела самым кончиком языка, превращая его в мишень, куда попал не целясь.
— Черт, Оут, — прохныкал Киллер, ощущая, что ещё немного и кончит в монстра даже без движения, замерев в тугом кольце ребристой магии рдеющим до самого основания напряжением, вздрагивающим всякий раз, как по душе скользила влажная лазурь языка, пачкающаяся в магии так сильно, что цвет становился аметистовым. А Оутеру было чертовски приятно... Сладко... Горячо... Пульсирующий внутри член был на пределе, готовый излиться внутрь горячим гейзером, что и происходит, стоило скелету натянуть оболочку души в самой сердцевине, погружая язык практически внутрь. Киллер совершенно не по-мужски вскрикнул, сломленный судорогами оргазма, хватаясь за запястья скелета под ним, стиснув почти до боли и гулко рыча в такт пульсу изливающегося семени, окрапившего белизну костей таза и даже бедер, стоило ему мягко выскользнуть из лона. Но он и вздохнуть не успел, как Оутер, чей разум окончательно отказался что-либо объяснять своему обладателю, завалил Киллера, занимая ту же позицию, какую до недавнего времени держал сам, тут же входя требующим недостигнутой разрядки крепким членом во влажное лоно Киллера, сверкающее багряным атласом неушедшего возбуждения, выпачканного в смазке и семени двух цветов, превращаясь в сверкающий пурпур.
— Кил, расслабься, — прошептал неожиданно напористый скелет, вопреки словам покрытый кобальтом румянца, ощущая, как монстр под ним подчиняется, кратко простонав его имя, путаясь фалангами в уже замятой ими обоими траве. Оутер опустился на локти, накрыв собой тепло грудной клетки и души под собой, начиная быстро толкаться до самой глубины, где кончиком мягкой головки ощущалась особая, бархатистая точка, от которой так сладко под ним вздрагивал Киллер. Словно в этом месте сконцентрировался весь его космос, готовый разорваться новым большим взрывом, натягивая магию алмазно-красного члена с новым напором страсти.
В движении их ритма сбилось оба дыхания, превращая их в блаженные стоны, становившиеся тем громче и протяжнее, чем ближе был экстаз точки завершения, в которую они рисковали попасть одновременно. Киллер не мог поверить, что готов кончить снова, до последнего хватаясь за мысли о том, что позорно сменил положение контроля на подчинение, потеряв власть над происходящим до странного быстро, но сопротивляться уже никак не получалось, и даже собственный голос вероломно предал его, вырывая слова:
— Быстрее, Оутер... Ещё быстрее... Давай... Давай, — и собственный тембр уже неузнаваем, ведь он дрожит и ломается от трения о душу чужих, чертовски горячих даже через одежду ребер. А от столкновения друг с другом подвздошных и бедренных костей приятно ведёт перед глазами картинку, опьяняя покруче любого самого редкого рома, который, похоже, сегодня был и вовсе ни к чему. Уже было не разобрать, опьянены ли они алкоголем или друг другом, сорвавшись в пучину безумия вместе без всякого сожаления...
Возвратно-поступательные движения стали ещё быстрее и размашистее, доводя до пика Оутера, в конце концов толкнувшегося максимально глубоко в последний раз, обильно орошая нутро багряного лона лазурными брызгами своего оргазма. Его пальцы тут же обхватили стоявший в ожидании экто Киллера, мягко оглаживая его кольцом фаланг и ладони вверх и вниз, заставляя парня прогнуться в пояснице и кончить следом, пачкая его руку и свою одежду окончанием акта соития. Такого сладкого.... Такого прекрасного... Что хочется немедленно заграбастать партнёра себе, унести его, спрятать и никому никогда не показывать, храня его чувства лишь для себя одного. С драконьей жадностью присвоить и обладать до самой смерти. Настолько безумными и, вместе с тем, прекрасными были эти ощущения.
Отзвук их оргазма ещё долго бегал по костям приятной щекоткой слабости, когда два скелета лежали в траве утомлением переплетённых в объятиях тел. Они смотрели на звёзды, изредка гладя по плечам и рёбрам друг друга, размышляя, но ничуть не жалея о содеянном.
— И что мы будем с этим делать, Кил? — тихо спросил у него Оутер, неотрывно глядя на мерный отсвет выставленного напоказ прицела души.
— Периодически повторять, — темноглазый почти проурчал ответ, повернувшись к посиневшему от смущения монстру рядом, одаривая того хищной улыбкой, — что за смущение? Только что ты меня взял, как зверь, прямо в траве. В тихом омуте...
— Да иди ты, — обиженно буркнул Оутер, стыдливо уткнувшись в ворот его водолазки.
— Ха, туда я ещё не один раз войду, мой дорогой друг, — елейным голосом протянул в ответ Киллер с довольным фырканьем ловя его смущённый писк где-то на сгибе шеи.
Им определенно очень хорошо вдвоем... Было, есть и будет. Ведь этот пьяный бархат касаний друг к другу они теперь никогда не забудут, возжелав повторить неоднократно, выстраивая новые грани наслаждения и жизни, где ничего не нужно объяснять друг другу. Можно просто лежать рядом молча, ощущая единение, разлитое в душах. А можно отдаться страсти, где ощущения всегда сами подскажут направление.
В этом суть связи между теми, кто действительно друг друга достоин.