The Acid — Ghost
Кажется, это была суббота. А мог быть и четверг. Да, пожалуй, четверг имел больше смысла. Ваня Евстигнеев перевел взгляд на мигающие резким красным цифры электронных часов. Глаза лениво соскользнули с огоньков, забывая передать информацию о времени мозгу. Информация не интересует пользователя. Желаете игнорировать?
Приближался конец третьего месяца Ваниного существования в маленьком мирке на диване Храмова.
Каждый день начинался с пробуждения в темном мареве захода солнца. Ночами у него не смыкались глаза, поэтому сон, как будто измываясь над ним, приходил только с первыми лучами. Тогда его глаза все-таки наливались свинцом и закрывались сами собой. Обычно перед этим моментом начинал в коридоре шевелиться хозяин квартиры. Звуки утреннего умывания и готовки завтрака убаюкивали лучше любой колыбельной. Таблетки от бессонницы делали Ваню ещё большим овощем, поэтому он перестал их принимать.
Вокруг лежбища Евстигнеева были расставлены тарелки с едой и чашки с чаем. Из комнаты он почти не выбирался дальше туалета, предпочитая горизонтально-апатичное положение. Его мобильный телефон был разряжен неопределенное количество времени: лента интернета его заебала информационным шумом настолько, что он решил не прикасаться к ней. Хотите отписаться от всех источников беспокойства и тревог? Выключитесь.
Хотелось сдохнуть. Еще сильнее хотелось сдохнуть, когда обессиленное подсознание подкидывало ему полуфантасмагоричные сны, в которых Сега все еще был жив и светился своей издевательской ухмылочкой, а потом исчезал, растворяясь в черноте.
К сожалению, это было во снах. В реальности же единственным контактировавшим человеком был Храмов, периодически старавшийся разговорить друга. Когда-то давно они жили вместе несколько лет подряд и соседство их не тяготило, пока Ваня не смазал лыжи сначала в Польшу, потом в Чехословакию, а потом… туда. В свою маленькую конспиративную квартирку, напоминавшую склепик. Сука, самый чудесный склепик на свете.
На вопросы Лёхи Ваня всегда отвечал, как мудак, а после, лежа на диване в тишине, корил себя за это. Друг носился с ним, как с ребенком: соображал что поесть, приносил тарелки, иногда проветривал комнату, доставал сигареты и, что самое главное, невыносимые вопросы он никогда не задавал. Это всегда было что-то максимально корректное: «Ты сегодня смог уснуть?» или «Как думаешь, может я поменяю постельное белье?» Только однажды он спросил: «Как тебе паста? Я постарался найти и заказать похожую на ту, что мы заказывали в Гатчине». От этого Ваню чуть не стошнило. Они заказывали эту чертову пасту на троих. Тогда в их с Лёхой доме и появился третий человек. Он лишь изредка заглядывал, но…
Это всё-таки пробудило нежелательные воспоминания. Кажется, это был достаточно холодный май. Ваня всеми силами старался удержаться в компании своего еще-не-бывшего парня, поэтому смог за короткое время повысить свои навыки до впечатляющего уровня. Ему было интересно: махинации, офшоры, мелкие взломы приложений, слив данных, просмотры переписок. Всюду нужно было всунуть свой любопытный нос и раздобыть горяченькую информацию, с последующей возможностью ей козырнуть перед излишне несговорчивыми партнерами на переговорах. Парламентером в сделках выступал, конечно же, Бывший. Ему изящно удавалось жонглировать фактами и манипулировать людьми. И не только на переговорах.
Тогда же Ванина социальная активность сократилась, левые чуваки куда-то сами отвалились, а вокруг остались только те, кому он мог доверять. Или думал, что мог. Фильтр самообман включен. Скрыть нежелательные данные от пользователя?
Первая встреча с Сегой для него не стала чем-то супер-запоминающимся. Ваня тогда был занят параллельно заказом одного старого друга, которому не повезло с арендодателем, из-за которого пришлось влезть в неприятную судебную тяжбу. Мысли были заняты поиском источников информации, а не желанием произвести на кого-то правильное впечатление. Наверное, Сега отнёсся к нему скептично — а ведь Ваня поводов не давал, да и работу выполнил очень качественно.
Раньше Ваня к криминалу старался не относиться. Или хотя бы в меньшей степени. Переводить чужие бабки с одного счета на другой и искать документы, нужные для суда — это одно, но знать, что сейчас ты этими данными кого-то убьешь — совсем другое. Однако со временем и это чувство притупилось.
В сущности, люди умирают толпами по самым разным причинам — кто-то разбивается на самолёте, а кому-то на голову падает сосулька. И какая разница, убьет кого-то пуля или менингит? У жизни вообще странное отношение к подобным вещам.
Ваня ломался долго. Храмов очень просил помочь. Моральные терзания разрешил разговор с киллером: отрадно было знать, что катишься в ад к такому спокойному и уверенному человеку. Как на картинке с фильмом Тарковского: «Приятно упасть с интересным мужчиной?» Нет, там вроде была женщина. Не суть.
История с Сегой получила продолжение позже, когда у Вани окончательно всё разладилось с предыдущим любовником, и он временно вернулся к Храмову. Леха с давних пор был для него кем-то вроде брата, почти настоящей семьёй, человеком, к которому можно завалиться по любому поводу. Несколько недель заново приобретенной холостяцкой жизни у них потонули в сплошном алкогольном трипе: Ваня помнил только фрагменты их загула, включающие каких-то совсем не ебабельных девчонок (Храмов настаивал на девчонках и, похоже, на его вкус они были нормальными), много шотов (слишком много) и прокуренные бары (полсотни питерских баров, рюмочных и просто наливаек). Это правда было весело (если бы он смог вспомнить ещё что-то кроме общего настроения, то подкрепил бы это утверждение фактами).
И вдруг в самом конце алкомарафона на пороге квартиры Храмова возник Сега. Ваня не помнил, во что тот был одет, не помнил сколько было времени и какой виток пьяного угара происходил на тот момент, но зато невероятно отчетливо запомнил долгий охуевающий взгляд киллера. Сам Евстигнеев, хер пойми каким образом, проснулся от звонка в дверь, приполз ко входу в квартиру, чуть не наебнулся о чье-то пьяное тело в проходной, но открыл пришельцу. Видок у него был на редкость хуевый: несколько дней беспробудного запоя дали ему лицо утонувшего мертвеца и голос бомжа с соседней помойки. А озадаченный взгляд Сеги опустился с плачевно выглядящей бухущей рожи на расписное тело: он явно не ожидал увидеть столько странных татуировок.
— А Храмов дома? — с притаившейся в уголках губ усмешкой поинтересовался киллер — ситуация его забавляла.
— Угм, — промычал Ваня в ответ. Его голова не до конца прояснилась от паров алкоголя и прочих смесей, поэтому даже спокойный голос Сеги для него звучал неестественно громко и неприятно.
— Он в состоянии со мной поговорить?
— Н зню, — вяло ответил Евстигнеев. Язык предпочитал не слушаться хозяина-раздолбая, создавая ему определённые неудобства. Все-таки Сега внушал ему некоторое уважение, поэтому перед ним выглядеть совсем конченым долбоебом не хотелось. На тот момент мысленно Ваня называл его «тот-самый-киллер-Атль», просто Сегой он стал несколько позже.
— Передай ему, что я заеду каким-нибудь другим вечером.
Когда дверь закрылась, Ваня почувствовал небывалое облегчение. Так хорошо его не отпускало даже с запрещенных препаратов. С одной стороны, он был вовсе не обязан соблюдать рамки каких-либо приличий: они с Сегой друг другу никто, поэтому испытывать стыд перед ним за бухое состояние было не обязательно. Но с другой Ваня чувствовал его, почти не отдавая себе отчёт о причинах.
Сега действительно вернулся, и снова с какой-то дерьмовой ухмылочкой на лице. Он приехал к Лехе обсудить заказ, который пришёл несколько дней назад. Ваня даже растерялся, когда его затопила ничем не подкреплённая обида. Они же работали вместе, почему с чем-то новым он принёсся именно к Храмову?
Ваня курил в окно третью сигарету, стараясь не вслушиваться в диалог. Весь его вид говорил о нанесённой обиде и нежелании контактировать даже взглядом. Проблема заключалась в том, что его все равно игнорировали и толка от акции протеста не предвиделось.
Леха и Сега долгое время обсуждали дело какого-то ссыкливого мужичка, который нашел время и силы, чтобы долгое время изменять жене с брачным контрактом и богатым отцом, но сил принять последствия найти так и не смог.
Храмов кивал скупому рассказу киллера, а во время логической паузы вдруг сделал неожиданное предложение:
— Слушай, тебе бы Ваня больше пригодился, я в юридические доки влезу, но нихера в них не пойму. А у него есть какой-никакой опыт.
Ваня в который раз за жизнь сказал вселенной спасибо за такого понимающего друга. Лёха и вправду был лучшим другом на планете.
Ваня это понимал и сейчас, лёжа на его диване в абсолютной темноте. С момента смерти Сеги прошло что-то около трёх месяцев, а он не мог даже встать с кровати без желания собственной быстрой смерти. Стоило признаться — он скучал до скулёжа в подушку по ночам. До четырёх пачек сигарет в особенно хуевый день. До мыслей о том, что рано или поздно пространство дивана схлопнется вокруг него и поглотит остатки костей с уже разлагающимся нутром. Ему бы очень хотелось на это надеяться.
Реальность же оказалась той ещё сукой, когда в первую среду четвёртого месяца к Ване пришёл посетитель. Совсем не тот посетитель, которого он мог ожидать. Честно говоря, шанс того, что к нему придет именно этот человек, был меньше, чем тот, где Сега становится зомби после смерти и возвращается из Европы в Россию. Пешком.
***
Мирон Фёдоров вошёл в комнату несколько неуверенно, словно его присутствие могло снова всколыхнуть огромную лавину взаимных обид, оставшихся со времен былых отношений. Ваня открыл спросонья глаза, и, заметив фигуру, напрягся, искренне не понимая какого хуя его кукуха транслирует образ Яновича в реальном времени и прямо перед его глазами.
— Мне нужна помощь, — тихо, почти без интонации произнёс Мирон, опасаясь испортить хрупкую атмосферу в комнате. Сейчас это было сродни протягиванию руки в клетку к голодному тигру. Пусть тигру плохо, он слаб, но все ещё является хищником, способным эту руку откусить.
— Я очень надеюсь, что вчера нахуярился до чертей в глазах и ты мне снишься. Если нет, я тебя убью на месте.
— Я надеялся, что мое появление отвлечёт тебя от сожалений.
— Что блять? — впервые за долгое время Ваня вскочил с дивана, искренне злясь на охуевшего в край пришельца. Его организм, не оценив подобного хода, напомнил хозяину о себе резким головокружением, от которого тут же подкосились колени. Мирон сделал шаг, чтобы помочь, но выражение лица напротив ясно донесло до него: двинешься и тебе двинут.
— Я не хотел приходить, но другие люди мне не помогут. Прости.
— Хуево, когда меняешь программиста на отморозка, да?
— Это было уже давно, сейчас я снова один.
— Какая жалость, он снова тебе подходить перестал? Новый гороскоп прочитал и передумал? Водолеи теперь со стрельцами не водятся?
— Прекрати.
— Я прекрати? Ты приперся ко мне в самый хуевый период, чтобы протянуть свою «руку помощи». Якобы чтобы я тут не скис совсем, но на самом деле ты просто снова приполз ко мне плакаться. Пошёл ты нахуй, Мирон.
— Это дело не имеет ничего общего с моими отношениями. Я прошу помощи исключительно как у специалиста.
— Я тебе верил до последнего, слушал твои сладкие речи о будущем, а в итоге ты меня просто кинул. Ты правда думаешь, что я захочу связаться с тобой снова?
— Шесть мужчин мертвы, один предатель. Просто выяснить кто. Сто тысяч баксов, пополам сейчас и после завершения…
— Ты думаешь купить меня?
— … и имя того, кто убил Атля.
Приготовленная фраза вдруг утонула в судорожном кашле, Ваня подавился одной только мыслью, что это может оказаться правдой. Он был совершенно сбит с толку. В груди снова начала нарастать паника, которая сопровождала его всегда, когда мысли заходили об убийстве Сеги. В горле появился ком, не дававший ему начать говорить внятно. Наконец, когда он изо всех сил собрался, звук изо рта все-таки вырвался по-настоящему зловещим сухим криком: «Я согласен!»